Дни, минувшие с начала бесчинств Фатира, тянулись для Фастреда одновременно медленно и быстро. Встретившись у слияния рек, выжившие двинулись на юг к наименее постращавшим деревням. А затем, немного переведя дух, северяне и хайлигландцы направились обратно в Эксенгор.
Давен был жив, но так и не пришёл в себя. Сына вождя передали в руки брата Аристида, и монах неусыпно бдел у повозки с ранеными. Да и помимо юноши работы у него было достаточно: после извержения осталось мало уцелевших. Женщины-знахарки, ведуны и церковники — все объединились ради помощи пострадавшим, и такое единение Фастред наблюдал впервые. В этот момент не существовало ни религиозных споров, ни войн, ни взаимных обвинений, ни разделения на племена — наоборот, каждый делал всё возможное, чтобы помочь другим. И, глядя на это, Фастред невольно задавался вопросом: почему для того, чтобы люди забыли о распрях и объединились, непременно нужна трагедия? Почему любовь к ближнему проявлялась лишь после того, как погибло столько своих и чужих? Почему лишь общее горе смогло растопить лёд в конфликте мецев и рундов?
Ироничнее всего было то, что два народа объединились благодаря усилиям третьего — ещё недавнего врага. Фастред видел, как жрецы рундских культов, знахари мецев и лекари хайлигландцев собирались над каждым раненым: обсуждали, как поступить лучше, делились снадобьями и сменяли друг друга на дежурствах у лежаков с больными.
Часть людей пришлось оставить на юге под присмотром местных жителей, но когда первые раны были обработаны, а слова прощаний сказаны, Магнус и Грегор направили силы в Эксенгор.
Дорога давалась трудно: многие пути засыпало камнями, после дождя толстый слой пепла превратился в грязь, в которой увязали ноги. Но люди шли, ибо Эксенгор оставался священным для всех.
Фастред подозревал, что северян так тянуло туда, ибо они сами хотели увидеть последствия разрушений. Среди уцелевших то и дело ходили толки, что боги покинули свой народ и эти земли. Но рунды и мецы были практичным народом и словам не верили. Именно поэтому, как думал Фастред, они так хотели вернуться. Увидеть всё своими глазами, убедиться. Попрощаться, наконец. Что-то подсказывало брату-протектору, что обратно Эксенгор не отстроят. Да и сам он, окажись на месте эксенгорцев, вряд ли захотел бы селиться на пепелище.
На третий день первые отряды наконец-то добрались до священного города, и Фастред ахнул: не было больше ни Эксенгора, ни торговых шатров, ни дорог. Развалины построек засыпало пеплом, завалило камнями, спрессовало в тягучую массу дождём. Но от земли ещё валил пар — до того горячей оставалась почва.
— Не думал, что большой город можно так быстро превратить в руины, — покачал головой Райнер Эккехард, с печалью глядя на останки домов.
— Надеюсь, до Вевельстада не дошло, — прокряхтел Магнус. — Там наш единственный порт, и видят боги, он ещё понадобится.
Король Грегор отдал краткий приказ солдатам искать выживших, и несколько десятков человек быстро спустились с холма вниз, на погребённые под породой улицы.
Жрецы мецев и ведуны рундов отправились следом. Им было поручено выяснить, остался ли город пригодным для жизни. Хотя Фастред даже невооружённым глазом видел, что надежды слабы.
Истерд подошла к опиравшемуся на посох отцу.
— Мы зря стараемся, — проговорила она, не пряча слёз. — Всё погибло и не восстановится. Люди мертвы, травы погибли, рыба вымерла, овец побило, а озёра воняют смертью. Здесь не выжить человеку. Никому не выжить… Я видела в рунах эту смерть, но не думала, что боги настолько ожесточатся. Знать бы, на что они так обозлились?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что на наш союз с Хайлигландом? — проворчал вождь и кивнул на повозку, где лежал Давен. — Твой брат, вон, был против этой унии или как её там называют хайлигландцы. Был преданным последователем богов, чтил обычаи и ритуалы. А какие жертвы приносил! Казалось бы, зачем им на него гневаться? Но вышло так, что пострадал именно он! Не я, заключивший мир с королём, не ты — собравшаяся за него выйти, а Давен! Не понять мне, чего они хотят и зачем пытаются отнять его у нас!
— Можно попробовать спросить богов. Бросить руны…
Истерд потянулась к поясному кошелю и отцепила расшитый мешочек.
— Убери их с глаз моих, эти проклятые руны! — проревел Огнебородый так, что дочь выронила ношу. Фастред отметил, что вождь лишь сейчас позволил себе показать отцовское горе. — Знаешь, что, Истерд? Если этот монах, что ходит за королём хвостом, сможет вылечить нашего парня, я первый приму их южную веру! Слышишь? Первым! Построю их Хранителю Святилище в самом центре Вевельстада и Тронка! Пусть только явит триждыклятое чудо и заставит Давена открыть глаза!
Вождь развернулся спиной к городу и пошёл вниз по холму, припадая на покалеченную ногу и с усилием опираясь на посох. Старший сын бросился было помочь ему, но Огнебородый с громкой руганью отослал его прочь, а затем опустился на камень и устремил глаза к горам Руфала. Фастред аккуратно последовал за ним.
— Видишь, боевой монах, — Магнус указал рукой на горы, отделявшие Рундкар от Ваг Рана. — Пепел даже до них добрался. Все верхушки чёрные, а ведь всегда были белыми от снега. Истерд права в одном — нет больше жизни на этой земле. Нужно уводить отсюда людей.
— Пепел смоет дождями, он станет почвой и поможет ей родить новые травы.
— А бабам родить он тоже поможет? — огрызнулся вождь. — Сколько людей потеряли — целые деревни выкосило, не пощадило даже большой город! Во что ж теперь верить, а, святоша? Во что бы ты верил, нашли твой Хранитель подобное на твои земли?
— На то, что мы чем-то его прогневали, — смутился Фастред. — На то, что в чём-то ошиблись. Хотя мне думается, что дело тут вовсе не в богах. Мы встретили старца, который рассказал, что раньше Фатир уже так безумствовал.
— Да уж много лет такого не было.
— Но ведь когда-то было, вождь рундов, — мягко настаивал брат-протектор. — Земля — творение божье, и бог сделал её разной. Просто какие-то части более пригодны для жизни, а какие-то — менее.
— Да весь Рундкар слабо для неё пригоден.
— Монаху будет позволено дать вам совет, вождь?
Магнус с интересом уставился на Фастреда.
— Ну давай.
— Хайлигланд сильно пострадал от голода в последние зимы. Быть может, вам удастся договориться и отправить часть лишившихся домов семей туда? У нас многие деревни стоят пустыми — зимы выкосили всех. Да, это не самая лучшая земля, но там хотя бы нет извергающих пламя гор…
Вождь слаб улыбнулся и тяжело поднялся, кряхтя и цепляясь за палку. Фастред предложил было помощь, но Огнебородый ожидаемо отказался.
— Обсужу с вашим королём. Спасибо, монах. — он снял с руки один из браслетов — бронзовый, грубой ковки, и подал Фастреду. — Ты мне нравишься. Возьми на память.
Брат-проектор принял подарок и поклонился:
— Спасибо, вождь.
— Хотел бы я, чтобы наш союз окреп.
— Хотел бы я, чтобы воины наконец-то закончились.
— А вот этого обещать не могу, — ответил Магнус и почесал подбородок под роскошной рыжей бородой. — Твой король не отступит.
— Знаю.
Фастред обернулся, услышав топот ног. Путаясь в юбках, к ним бежала Истерд.
— Отец! Отец!
— Что? Ведуны вернулись?
Истерд остановилась, выравнивая дыхание.
— Давен очнулся, — запыхавшись, проговорила она.