Торг с мертвецами, часть 2

5.2 Миссолен

— Это мор. — Выйдя из покоев, Виттория сняла пропитанную уксусом маску, стянула защитный плащ, бросила одежду в корзину и тут же тщательно вымыла руки. — У обеих.

Лисетта охнула. Ихраз с невозмутимым видом вытащил пузырёк нюхательной соли из её поясной сумочки и поднёс под нос баронессе.

Витторию повело от слабости, и Демос едва успел подхватить супругу, прежде чем она сползла вниз по стене.

— Ты сама ещё не пришла в себя после болезни.

— За одну могу попробовать взяться, — упрямо гнула своё Виттория. — Но на большее меня не хватит.

— Ты сказала матери, что с ней?

— Она не дура и сама всё понимает. Я лишь подтвердила опасения.

— И как она отреагировала?

— На удивление спокойна. Даже апатична. Это странно. Впрочем, перепады настроения от апатии к истерике свойственны некоторым заболевшим. Возможно, у неё период безразличия, — пожала плечами Виттория.

Демос отвёл супругу дальше по коридору и усадил на скамью в нише под тускло горевшей масляной лампой в канделябре. Крыло, которое почти полностью занимали покои Эльтинии, закрыли на карантин. Впускали единиц: избранных родичей да самых смелых слуг. В имении царила тихая паника, ибо люди снова боялись возвращения смерти в дом. Кто-то бежал, даже не забрав жалованья.

— Девочке хуже, времени терять нельзя, — поделилась Виттория. — Проживёт пару дней, не больше, если не начать действовать. — Она подняла полные отчаяния глаза на Демоса. — Хранитель милостивый, я оказалась в центре кошмара любого лекаря. Когда сил и средств хватит на лечение только одного, как выбрать, кого спасать? На одной чаше весов совсем молодая жизнь, но это бастардка и пятно на репутации твоего Дома. Да и смертность детей такая, что, спаси я её сейчас, может умереть через пару лун от какой-нибудь другой заразы. На другой чаше одна из самых могущественных женщин города. Влияние, помощь, власть — всё при ней. Но она стара, и её организм слаб. Как выбрать, Демос? Как сделать всё правильно?

«Что я могу ей сказать? Как утешить?»

— Не будет здесь верного выбора, — тихо отозвался Деватон и взял руки Виттории в свои. — Но я не хочу, чтобы выбирала ты. Пусть этот грех лежит на моей душе.

«Так будет лучше. Иначе она не простит себя до конца жизни. Кого бы ни выбрала, не простит».

— И кого ты хочешь спасти? — спросила Виттория, не сводя полных слёз глаз с мужа.

— Мать. Она полезнее. Она — наша связь с Эннией, а это сейчас очень важно.

Гацонка кивнула.

— Я бы выбрала девочку. Просто потому, что во мне говорит мать. Будущая мать, смею надеяться. Но я понимаю тебя и никогда не осужу. — Она спешно поднялась, пошатнулась и ухватилась за стену, вызвав у Демоса серьёзную тревогу. — Тогда мне нужно подготовиться. Начинать следует как можно быстрее.

— Хорошо. Я дам тебе помощников, ибо за тобой тоже нужно присматривать. И навещу мать.

Виттория попрощалась и ушла в свои покои собирать необходимые снадобья для лечения.

Демос подошёл ко входу в материнские комнаты, облачился в защитный плащ, надел маску, спрятал руки в длинных рукавах мантии и кивнул Ихразу, чтобы тот открыл дверь.

Войдя, он отчасти порадовался, что обоняние было заглушено пропитанной уксусом тряпицей. Эльтиния лежала на широкой кровати, шторы балдахина были опущены. Ни сквозняка, ни ветерка. Воздух застыл.

— Демос? — тихо позвала Эльтиния.

— Да, матушка.

— Мои хвалёные эннийские лекари не умеют лечить эту заразу. Бездари! Не подходи ближе. Это опасно.

— Знаю. Но Виттория попробует тебе помочь.

— Едва ли у неё это получится. Моё тело измучено долгим постом, а сердце — скорбью. Впрочем, не могу сказать, что скорый конец меня пугает.

Демос шагнул ближе.

— Но ты нам нужна. Всем нам. Особенно сейчас, когда город нужно восстанавливать. Скоро вернётся Двор, и ты вновь сможешь заниматься тем, в чём так хороша.

Эльтиния лениво отмахнулась.

— Я уже пару лет этим не занимаюсь, и никто не умер, как видишь. А если и умерли, то моей вины в том нет. К счастью, ты научился отлично справляться без меня.

— Оставь упаднические настроения, матушка. Мы попробуем тебя вытащить. Скоро придёт Виттория. Делай всё, что она скажет.

— Ну пусть приходит. А ты уходи. Немедленно. Не стоит тебе здесь находиться слишком долго, — приказала Эльтиния. — Ну же, давай. Мне тоже нужно подготовиться. Увидимся позже.

Демос покорно кивнул и вышел.

Убедившись, что сын покинул комнаты, Эльтиния поднялась с кровати, сунула сухие, испещрённые сеточкой сосудов ноги в мягкие тапки и подошла к туалетному столику. Стоять было тяжело, но сидя она ещё могла многое сделать, благо разум оставался чист.

Времени было в обрез, следовало торопиться. Первым дедом она потянулась к писчим принадлежностям, черкнула несколько строк и запечатала сургучом, вдавив фамильным перстнем Флавиесов. Это письмо предназначалось для Эсмия. Брат всё поймёт и пойдёт навстречу. В конце концов, они годами действовали сообща, наращивая влияние родного Дома на материке. Но теперь ее время подходило к концу, и, как бы ни сложились обстоятельства дальше, преемника следовало назначить. И назначить официально. В Эннии этому придавали большое значение.

Следующее письмо она адресовала Демосу. Начав писать, Эльтиния поразилось тому, как дрожала её собственная рука. Не то от слабости, не то и напряжения и страха. Сыну следовало многое знать, но она понимала, что уже не успеет рассказать всего. Времени было мало, именно проклятого времени ей всегда и не хватало. Остановившись, Эльтиния отложила перо и взглянула на себя в зеркало.

— Отвратительно. Как я позволила так себя запустить? Какой позор.

С усилием поднявшись, она сбросила ночную рубаху, мельком покосившись на себя в отражении: уже давно не девушка, даже не женщина — старуха. Сухие руки, тонкие ноги, выпирающий над худобой живот и обвисшая некогда красивая грудь. Окрашенные в тёмный цвет волосы отрасли, и седые корни были похожи на проплешины.

— Уже красавица. Но нужно выглядеть достойно.

Она подошла к платяному шкафу, неторопливо перебрала развешенные одежды, махнула рукой и отбросила крышку старого сундука. Там лежала одежда её молодости — давно вышедшая из моды и устаревшая, зато эти платья можно было надеть без помощи слуг. Натянув нижнюю сорочку через голову, она остановила выбор на струящемся тёмно-зелёном платье из эннийского шёлка с высокой талией и золотой вышивкой по лифу, рукавам и подолу. В этом платье она выходила на празднества после свадьбы с отцом Демоса, потому оно и было выполнено в цветах Дома Деватон.

— Хороший выбор для такого дня, — сказала она самой себе в зеркале и надела находку. Платье пахло старостью и упущенными возможностями. Несбыточными надеждами и мечтами, которым не было суждено осуществиться. Она не желала этого брака, но в итоге признала, что жизнь сложилась неплохо. Хотя. Конечно, всё могло получиться иначе, не подпиши тогда Империя и Энния мирный договор.

Оглядев себя в зеркале, она достала из шкатулки колье с изумрудами, надела серьги, любимые браслеты и пару фамильных перстней. Всё золотое, драгоценное, самое любимое. Всё, с чем она провела эту бурную жизнь.

И лишь после этого потянулась к запертому на три затейливых замка ларца с эннийскими снадобьями. Но передумала и решила сперва дописать письмо.

«Любимый сын!

Я ценю твою любовь и желание меня спасти, но, поразмыслив, я пришла к выводу, что эти усилия напрасны. Когда-то ты сказал мне, что времена изменились, и нельзя играть по новым правилам старой колодой карт. Ты был прав. Я больше не могу бежать так быстро, как бежит этот мир, и я хочу уступить дорогу более молодым — тем, у кого хватит сил и запала на по-настоящему серьёзные свершения. Но моё время прошло.

Ты найдёшь рядом ещё одно письмо. Отправь его дяде Эсмию в Эннию. Он поможет тебе, как все эти годы помогал и мне, ибо семейные узы для Флавиесов важнее всего.

Стоя на пороге неизвестности, я хочу попросить у тебя прощения за боль, что причинила намеренно или случайно. И я, в свою очередь, прощаю тебя за всё, ибо каждый твой поступок был продиктован долгом. Увы, долг и любовь далеко не всегда идут рука об руку, и как принадлежащий власти человек, я вынуждена признать, что твои действия были оправданы. А потому пусть между нами не будет недомолвок.

Я желаю тебе силы духа выдержать предстоявшие испытания. Верю, что ты войдёшь в историю как человек, сделавший для империи очень многое.

И будь осторожен: дар, которым ты обладаешь, редок и опасен. Никогда не забывай об этом.

Прощай и будь счастлив,

Твоя любящая мать».

Запечатав письмо, Эльтиния отперла все три замка на ларце и пробежалась худыми пальцами по его содержимому. Склянки, флаконы из простого и цветного стекла — снадобья, лекарства и яды на все случаи жизни, привезённые с родины. Выбрав одну из склянок, вдовствующая герцогиня потянулась за кувшином с вином, налила в богато украшенную чашу густую красную жидкость и опустошила туда целый флакон прозрачного снадобья без запаха. И, выдохнув, выпила залпом.

— Ну вот и всё, — она подмигнула самой себе в зеркале и напоследок нанесла немного румян на щёки. — Умирать тоже нужно как герцогине. Хотя перед смертью равны все.

Расправив складки платья, она расслабилась в кресле, глядя на саму себя в зеркало, силясь запечатлеть каждое изменение на лице в то время как яд начал действовать.

— В конце концов, я часто думала лишь о себе и собственных интересах. Почему бы не умереть так, как хочется? — шепнула она отражению и заметила, что лицо исказила судорога. Конечности задрожали, навалилась слабость.

Эльтиния Флавиес-Деватон закрыла глаза и отдалась смерти, улыбаясь тому, что выбрала её сама.