Терра Инкогнита

Глава 21 В которой Сью плывет по течению

С шипением капсула разгерметирзировалась, крышка отлетела прочь, отщелкнулись крепления и Виньярд сел.

Зеленоватые воды реки плавно несли его меж живописных гор, свежий ветер навевал прохладу — судя по свежей зелени и температуре воздуха стояла поздняя весна — конец апреля или начало мая.

— Ну, с прибытием! — сказал сам себе Сью и потянулся за мачете.

Если это и вправду — Дрина, то ему было по пути с рекой. Потом — Сава, потом — Дунай, потом — Черной море. С географией Земли у парня с самого детства была тесная дружба, так что он понимал, что первостепенной задачей было обзавестись водным транспортом посерьезнее. Например — соорудить плот, или оборудовать утлую космическую скорлупку балансирами на манер полинезийских тримаранов…

Но для этого требовалось добраться до берега. С печалью провожая взглядом уносящуюся по течению крышку капсулы, парень энергичными гребками двух мачете принялся направлять движение своего суденышка в нужную сторону. Получалось дерьмово: клинки — фиговая замена веслам.

Благо, Дрина здесь была не слишком широкой — метров 20–30, и кое-где виднелись места, вполне подходящие для причаливания. Насвистывая нечто легкомысленное, Сью завел своё суденышко в заводь, дождался пока капсула ткнется в каменистый берег, и выпрыгнул наружу, тут же оказавшись по колено в воде. Вытащив на сушу кораблик, он первым делом отцепил антигравы от капсулы, и выбросил их на глубину: оборудование для дела больше негодно, а вот беды в неумелых руках натворить может.

Берега тут поросли лесом, так что для его задумки материала хватало, а атомарная заточка мачете позволяла справиться с любой древесиной. Спрятав один из клинков в ножны, парень перехватил второй поудобнее и принялся за дело.

Он заприметил этих двоих еще минут десять назад, когда они ломились сквозь лес как буйволы. Теперь, остановившись у него за спиной, шагах в пятнадцати, горе-следопыты громко перешептывались на своем наречии.

— Милоше, види каква занимљива шелта!

— Шта је заборавио? Да ли су прешли Дунавски мост?

— Можда га упуцају у ногу?

Это был язык, очень отдаленно родственный тому, на котором изъяснялись рашены в своем секторе, и еще одному — на котором дед пел песни тысячи лет назад на Горе Вечерней в Антарктиде. Но попытаться найти взаимопонимание определенно стоило.

— Здравствуйте, парни! Не надо мне в ногу стрелять, я ведь и обидеться могу! — сказал Виньярд po-russki и обернулся, держа руки на рукоятях револьверах.

— Э-э-э-э! — добры молодцы в интересной формы шапочках, напоминающей перевернутую лодку, вздернули винтовки. — Шелта! Ко си ти? Руси?

— My name is Sew! — кривовато улыбнулся Сью. — How do you do?

Начинать знакомство с Землей с убийства этих в общем-то симпатичных чернявых парней ему не хотелось. Они переглянулись и быстро-быстро заговорили меж собой, поминутно упоминая каких-то шелта, которые чуть ли не на паровозе уехали через мост за Дунай. А потом тот, который постарше, с вислыми усами и недельной щетиной, погрозил молодому румяному Милошу пальцем, и своей рукой опустил ствол его винтовки вниз.

— Идемо до пуковника! Нико неће украсти твоје ствари, шелта!

— Ну, раз «нече украсти» — тогда идём, нет проблем. А револьверы я вам не отдам!

— Знамо! — отмахнулся усатый и махнул рукой, показывая дорогу.

Но рюкзак с собой Виньярд всё-таки взял. Он бы и основание капсулы утащил — да куда ее переть по бурелому? Тем более обещали вроде, что не украдут…

Удивительно беспечно они миновали линию сторожевых постов. С интересом Сью отмечал среди вооруженных людей и девушек, и молодых женщин — кстати, довольно симпатичных, даже учитывая нарочитый милитари-стиль, винтовки и вот эти вот оригинальные шапочки-лодочки. Насколько Виньярд мог судить- это было что-то вроде регулярного ополчения. Военного лоска и выправки тут явно не хватало, но определенное единообразие в одежде и уверенные ухватки с винтовками навевали подобные мысли.

Большой воинский лагерь выдавали одуряюще аппетитные ароматы жареного мяса, кукурузных лепешек, горячей похлебки и еще чего-то незнакомого, терпкого, щекочущего ноздри и легкие. Сью присмотрелся к караульным, которые мерно вышагивали по опушке лиственного леса, и его брови поползли вверх. Они курили! Парень видал такое только в фильмах: деревянные трубки, клубы дыма изо рта и носа… Табакокурение было под строгим запретом в Антарктиде, и, наверное, поэтому не прижилось и в освоенном космосе — табака там вовсе не имелось, никому и в голову не пришло везти на экзопланеты его семена или ростки… Кальяны, парогенераторы, какие-то хитрые приспособления типа ингаляторов для употребления наркотических веществ — этого всего Сью навидался в больших и малых клоаках по всем Сектору Атлантик. А вот табак отсутствовал.

Местные же смолили как тысяча чертей. Чуть ли не у каждого мужчины были приспособления для реализации сей пагубной привычки, а женщины и девушки и не думали морщить носики — привыкли, наверное, хотя сами и не курили.

— Милоше, ко је ово? Прави је згодан! — одна из караульных, с крепкой иссиня-черной косой до самых лопаток озорно блеснула глазищами.

— Можда — шелта, можда — рус, или можда — пао са Месеца! Пуковник ће разумети, — молодой ополченец явно был недоволен вниманием прекрасной половины отряда к пришлому парню, и потому делал серьезный вид.

Виньярд чуть не расхохотался — этот Милош хоть и туземец, а суть ухватил сразу. Кто такой есть этот самый Сью? И вправду — отчасти рашен, отчасти — непойми кто, и совершенно точно свалился с Луны!

Лагерь представлял собой огороженную тыном структуру из брезентовых палаток, костров, складских и хозяйственных помещений вдоль ограды и, по всей видимости, загонов для тягловой силы. По крайней мере, навозом из тех длинных бревенчатых сооружений так и несло. Но что там за животинки- понять было невозможно.

Громогласное полковничье «кур-р-рва!» и «ебем те у мозак!» Виньярд услышал гораздо раньше, чем увидал этого колоритнейшего персонажа.

Он был весь увешан патронташами, его пышная борода и кудрявая, неимоверная шевелюра торчали во все стороны, глаза метали громы и молнии и смотрели вровень с Виньярдом — то есть ростом этого офицера Боженька точно не обидел. Полы серой шинели развевал ветер, сапоги были заляпаны в грязи, на груди болталась пара медалей — герой! Оставался один-единственный вопрос: на кой черт этому «пуковнику» целых две, мать их, абсолютно одинаковые винтовки?

На каждое плечо — по одной.

Ожегши Виньярда взглядом, сей великолепный воин выслушал сбивчивый рассказ своих подчиненных о найденном на берегу Дрины странном шелта (что бы это ни значило), который разумеет по-русски. А еще о его манере грести клинками и странных манипуляциях с древесиной. И еще о чем-то, что Виньярда не касалось: про каких-то сарацинов, всё тот же мост через Дунай, и про гаубицы. Потом резким жестом руки командир отправил подчиненных прочь и повернулся к Сью:

— Я — полковник Лука Стоянович, тебя взяли мои четники… — вполне понятно сказал он po-russki. — Ты откуда такой взялся? Чьих будешь? И вправду — шелта?

Парень развел руками:

— My name is Sew! How do you do?

— Сью? Это ведь женское имя, а? Но на бабу ты не похож… Похож на шелта, но шелта уже отправились за Дунай и дальше — на Беловодье. Отстал от своих, что ли? Как догонять будешь — ума не приложу, нынче Панчевский мост заняли сарацины. Пронюхали черти, что шелта уехали — теперь опять к нам сунутся…

Шустрый вестовой топоча подошвами кожаных башмаков подбежал к полковнику и что-то затараторил.

— Курва! — сказал полковник. — Уж прости, Сью, но если ты хочешь догнать своих шелта — тебе придется повоевать с сарацинами на нашей стороне. Знаю — нейтралитет, но сарацин вы не жалуете и ситуация необычная…

Виньярд пытался понять, куда на сей раз несет его завихрение судьбы, но пока только хлопал глазами. А полковник Стоянович продолжал:

— В общем — выступаем к Дунаю. Пройти придется через развалины старого города, а там сейчас орудуют сарацины… Вряд ли тебе удастся постоять в сторонке, когда засвистят пули. Чтоб ты знал — мы будем взрывать Панчевский мост, и пересечь реку до того, как это произойдет — твой единственный шанс. Переплывать Дунай на лодочке — не лучшая идея. Это не Дрина… Держись поближе ко мне, и не теряйся. Не хочется потерять тебя по глупости, мне проблемы с шелта не нужны!

И начался дурдом.

Чета полковника Стояновича — больше тысячи бойцов — снималась с места. Палатки оседали одна за другой, костры гасли, козлы с винтовками разбирались. Военный скарб вьючили на косматых коренастых пони — именно они до поры скрывались в бревенчатых загонах. Люди передвигались пешком: ни автомобилей, ни верховых животных Виньярд не заметил.

Каждый из четников нес солидный рюкзак — килограмм на пятьдесят, не меньше. Единственной поблажкой для женщин было то, что дополнительные боеприпасы и тяжелое вооружение тянули все-таки мужчины. Сью разглядел несколько ручных пулеметов и компактных минометов — и на этом всё. Что всё-таки представляла собой эта чета? Партизанский отряд? Кто такие эти сарацины, которые орудуют в старом городе? И на каком-таком паровозе какие-то шелта укатили на Беловодье?

И вообще — Виньярд был готов многое увидеть на старушке-Земле спустя тысячу лет после заката цивилизации, но никак не вполне довольных жизнью неунывающих четников, которые выстроившись в походную колонну под бодрый матерок «пуковника» зашагали по лесной дороге вдоль течения Дрины. Где хмурый народ в противогазах, тушенка из банок и счетчики Гейгера?

Звонкий, полный жизни женский голос еще и песню запел — по всей видимости, хорошо известную четникам, потому что они подхватывали слова, один за другим, и подстраивали под ее ритм шаги:

В этом раздольном, легком лиричном напеве слышался грохот боевых барабанов, лязг стали и отголоски многотысячелетней истории войн. Эти четники, весь их народ был очень не прост — и Виньярд потихоньку вспоминал, крупинка за крупинкой, и спустя час ходьбы уже был уверен, с чьими наследниками имеет дело. Эти — могли выжить и в горниле ядерной войны, с них станется!

Колонна взяла бодрый темп — чета делала не меньше пяти-шести километров в час.

— Ну что, Сью Шелта, ножки не болят? Вы-то всё по железнице да по железнице… — полковник Стоянович подкрался незаметно.

— Я — Сью Виньярд, мистер Стоянович. И мне не впервой преодолевать на своих двоих многие километры… Расскажите-ка лучше: куда мы идем и что нам предстоит. Так-то мне с вами по пути, но всё-таки хотелось бы знать заранее!

Полковник оглянулся и рыкнул бодро одному из молодых четников:

— Ебем ти лепо, Лазар! Брже, брже! — а потом ткнул локтем Виньярд в бок. — А то ты не знаешь? Сарацины опять сожрали все зерно за зиму, и — ништа за сејање, вот и прут к нам, хотят добраться до наших клетей и амбаров… Курац им, а не наша кукуруза! Дурной народ, и эмиры их — тоже дурные. Всякий раз как через Дунай перебраться пытаются — мы их убиваем. А потом переходим Дунай сами — и убиваем снова. Мы крови не боимся, а? Теперь, правда, они раздобыли хаубиц батерија, и рабы прут их от Суботицы к Панчевскому мосту. Если допрут и переправят на наш берег — тяжко придется… Старый город их авангард взял врло брзо, чете Йовановича пришлось отступить — но мы всяко успеем раньше, мы — и другие четы. Они могут исхлестать спины рабов до костей, но мы успеем раньше — и встретим их. Прошлую зиму ваши хорошо их причесали — и сарацины не лезли, мы немного били су опуштени, вот и просрали старый город. Но зато — подрастили молодую смену! Добри ратници, ох добри! Ох, будет битва!

Лука Стоянович даже поёжился от предвкушения. Сью еще раз удивился их воинственности, но виду не подал, и спросил:

— Наши? Какие наши?

— А я почем знаю — которые из ваших там были? Большая, шумная локомотива, воз, вагоны, лампочки, музыка, митральезы, шум, гам, стрельба, куча детей, девойки и женки в ярких юбках… Откуда мне знать какая там семья была? Точно не Виньярды — я такой фамилии у шелта вообще не слыхал. Ты откуда будешь-то? Можде, шпанская железница?

— Да вот Милош сказал — с Луны свалился…

— Дурень, — сказал Лука Стоянович. — Не бывает людей на Луне. Люди — они по Земле ходят. Мы не пташки Божьи чтобы летать. А до Луны пешком не дойти, туда лететь нужно. А ты летать умеешь?

— Не умею, — развел руками Виньярд.

— Вот! Хочешь, я тебе скажу — а ты можешь покивать, если угадаю? Знамо, знамо у вас, шелта, обеты да обряды, все очень сложно и таинственно.

Сью пожал плечами. Полковник воспринял это как согласие:

— Алексиначки-Рудник и Балканска железница! Я знамо, сколько у вас детей. Вам тесно на Транссибе, и в Европе — тоже. Вы наступаете друг другу на пятки — и теперь ищете новые кочевья, новые железницы. Ты — разведчик, потому плыл по Дрине… Хотя — должен был по Мораве, если с Алексиначки-Рудника… Черт тебя знает… Ладно, ладно! Я скажу королю — вы сможете прислать послов, договоримся. Слыхал, руси с Беловодья имеют пассажирские и грузовые перевозки, и почту на ваших возах. Ты скажи вашим баронам — если так будет и в Королевстве — почему не отдать вам железницу? У нас она все равно зарастает травой и ржавеет… Ну прав я? Прав?

— Нормальная версия, — кивнул Виньярд. — Интересная.

— Во-от! — тут Стоянович заметил что-то возмутившее его до глубины души и заорал: — От кур-р-рва! Руке од дупета, момак, ебем ти…

И далее по списку. И помчался наводить порядок где-то в центре маршевой колонны. Виньярд зашагал дальше, разглядывая окружающие красоты и прислушиваясь к разговорам четников.

Обладая остаточной памятью Гая Кормака, который бывал на десятках планет и слышал сотни наречий, мозг Виньярда все дни форсированного марша четы Стояновича работал на пределе, используя личные и инкорпорированные данные для анализа местного языка. К концу третьей ночи он наконец смог увязать раздельные смыслы и значения в связный речевой поток. И теперь, сидя у костров четников, разделяя с ними еду и пищу, Сью слушал разговоры и потихонечку охреневал.

Крах цивилизации? Постапокалипсис? Ощущения потери великого наследия? Не, не слышали. В Четвертом тысячелетии от Рождества Христова люди жили, работали, плодились и размножались и творили свою людскую дичь точно также, как и раньше. Сильно ли плакал Колумб о падении Римской империи? Нет, он просто отправился покорять Индию — и плевать ему было, что пересекать Атлантику пришлось на каравелле, а не на квинквиреме… Переживал ли Иван Грозный об отсутствии в Москве акведуков, Колизея и терм? У него были выгребные ямы, медвежьи потехи и бани, и ему было вполне этого достаточно.

Если кто-то из четников и упоминал события тысячелетней давности, то исключительно в контексте идеологического обоснования войн с сарацинами и прав собственного народа на земли Балканского полуострова от Эгейского моря по самый Дунай.

Вымерло две трети населения Земли? А кого в двадцать первом веке беспокоила смертность от чумы в средневековой Европе века эдак четырнадцатого? Из оставшейся трети половина оказалась мутантами неспособными к репродукции? Ну так выбили их лет за тридцать, и селекция младенцев потом в течение двухсот лет была жесточайшая… Кого волнует, как поступали со слабым приплодом викинги или спартанцы, или кого там жгли на кострах во времена инквизиции? А что — Европейский Союз и Пелопоннеский Союз существовали не в одно время? А орден доминиканцев и Каннский фестиваль никак не связаны? Ну ладно… Там черт ногу сломит! Это ж было многие тыщи лет назад!

За осторожный вопрос про космос и колонизацию Виньярда подняли насмех:

— Ты еще скажи что люди на Луну летали! Пф-ф-ф, мы что — пташки?

Пташек, кстати, было маловато. Не в плане количества, а в смысле разнообразия. Голуби, воробьи, вороны, какие-то небольшого размера остроклювые хищники, парящие в небе… Копченых голубей, кстати, четники жевали за милую душу. Вместо курятины. Вообще — по сравнению с тем же Ярром растительный и животный мир Земли выглядел бедно: видимо, не все смогли выжить во время экологической катастрофы.

Что касается полетов, то самолеты, вертолеты, дирижабли, даже воздушные шары — все это было только в рамках сказок и легенд, на одном уровне с драконами и птицами Рух. Зато — винтовки, паровые механизмы, механические карманные часы, патефоны и даже кое-где телеграф — это вот у местных имелось и активно использовалось. Не опустилось человечество в каменный век, остановив падение на эпохе пара. И, если честно, Виньярд был этому рад. Здорово бы он смотрелся со своими револьверами среди неандертальцев с топорами, или дружинников с мечами и палицами!

Едва занялась заря, неугомонный полковник Лука Стоянович уже бежал меж костров, матерясь и приговаривая:

— Брже, брже ратници! Чека нас слава! Да ли желите да живите заувек? Брже! У стари град! Смрт сараценима!

— Смрт!!! — откликались четники, а Сью никак понять не мог, как можно так громко кричать одни согласные буквы?