Терра Инкогнита

Глава 14 В которой речь идет о демократии и прогрессорстве

Целая толпа нантакетцев ломилась в сторону атриума станции. Они были оживлены и взбудоражены, и громко разговаривали и выкрикивали что-то бодрое. Увлеченный людским потоком, Сью тоже оказался вынужден проследовать к управе.

— Мэра! Мэра! — скандировала толпа.

— А что здесь происходит? — спросил Виньярд у какого-то мужичка в штопаном жилете поверх клетчатой байковой рубахи.

— Демократия, понимаешь! Идем менять мэра станции-то!

Это было серьезно. Народ волнуется! Мужичка в жилетке унесло прочь, рядом с Виньярдом оказались два упитанных типа в одинаковых вязаных шапочках. На кой черт им шапочки на станции?

— … освещение-то по восьмой магистрали, ну, помнишь, еще рассказывали про то, что на это дело деньги-то выделялись. Там раньше-то только аварийное работало, а народ-то туда заселяли.

— Ну! Было дело!

— Так там Химеш у самого борта жил, в последней секции. Химеша-то знаешь?

— А кто ж его не знает-то? Громила каких поискать! И семья-то у него большая, а он-то их на планету не отправляет — как наседка со своими-то детьми носится, будто мамки у них нет… И что, и что?

— А то, что освещение-то недотянули до конца магистрали-то двадцать метров! И у Химеша-то, соответственно, осталось аварийное! Так он-то пошел и дал в рожу мэру-то! Сейчас посмотришь на фингал у Чарльстона под глазом-то — великолепный фингал получился!

Виньярд продолжал наблюдать за рекой людского недовольства, но попытался протиснуться подальше от эпицентра событий. И компания ему попалась приятная — те самые девчонки с фудкорта.

— О! Инопланетянин пришел посмотреть на демократию-то! — захихикали они. — Иди к нам, у нас-то тепло, светло и есть семечки кациуса. Будешь кациус-то?

— Ну давайте попробую… А что тут вообще происходит? — кациус был один в один по вкусу похож на подсолнечник, только семена — оранжевого цвета.

— Мэра меняют. Ему рожу-то набили, теперь он несолидный мэр получается. А Мадсен-то давно хочет чтобы его, мадсеновский племянник-то стал мэром. Тогда-то он выкупит акции грузового терминала, и везде поставит своих родственников! — жизнерадостно ответила та, которая была с конопушками.

— И что — это нормально? — удивился Виньярд. — Вы так об этом говорите, как будто это что-то само собой разумеющееся! Сначала какой-то громила Химеш дал в морду мэру, потом какой-то богач Мадсен хочет поставить мэром своего племянника, чтобы купить грузовые терминалы… И вам всё нравится?

— Конечно, нравится! — они звонко рассмеялись. — Мы же — тоже племянницы Мадсена-то! Пусть и внучатые…

Он еще пообщался с девушками некоторое время об особенностях местной демократии и вкусовых качествах семечек кациуса, поглядел на поборников истиной демократии и на фингал у мэра под глазом, и на растерянного Химеша. Этот здоровяк растерянно крутил башкой, не разумея, каким-таким образом стал иконой народной свободы и лицом всех алчущих и жаждущих перемен.

Виньярд готов был поклясться, что этот многодетный отец вовсе не был уверен, что освещение в его тупичок таки проведут. Сомнение явственно читалось в его глазах.

«Урбеч» теперь было не узнать. Вместо лаконичных форм стандартного контейнеровоза — такая же груда разнообразного живописного металлолома, как и все космические корабли Нантакета. Но стоило признать — чермет этот был весьма функционален. Три бригады пустотников трудились над внешним обликом и начинкой контейнеровоза, превращая его из скучного грузовика в нечто более пригодное для дальних экспедиций. Резервуары с топливом и дополнительные маневровые двигатели занимали теперь львиную долю бывшего контейнерного отсека. Смонтировали и дополнительное вооружение — автоматические гаусс-пушки, плюющиеся болванками: страшное оружие против врага, не имеющего энергетических щитов.

— Если у вас найдется еще килограммов сто шоколада, я установлю вам кассеты с самонаводящимися ракетами. Не Бог весть что — барадиевая или шрапнельная начинка, но их будет очень много — корабль позволяет! Система выстрелил-забыл — пометил цель, нажал на кнопочку, пиу — и всё! — уверял производитель работ, с такой же как у доблестного стража системы фамилией — Уоргрейв.

Шоколад, конечно, нашелся. «Ай да Виньярд, ай да сукин сын!» — приговаривал Спасский, когда очередная порция какао-порошка отправлялась в качестве взятки очередному местному воротиле. Мадсен-Джуниор таки стал мэром, и брал охотно, и его многочисленные родственники — тоже. Как усмехались местные — «не наворовались».

Вот это философское отношение поначалу здорово напрягало Сью, но перспективы, которые открывались благодаря почти легальным коррупции и непотизме для ловкого дельца перекрывали для парня какие-то моральные абстракции. У них было то, что нужно для путешествия к Земле, в трюмах «Урбеча» имелось достаточно редких по местным меркам товаров для взаимовыгодного обмена.

В конце концов, через каких-то десять оборотов Такернака вокруг Нантакета корабль был готов.

— Нужно его как-то переименовать, что ли? Можно сделать перепрошивку и обозначить планетой приписки Нантакет — тогда ни одна таможня не сможет обвинить нас в пиратстве… Пока не посмотрит на наши рожи, — задумчиво проговорил Спасский. — Это теперь совсем другой корабль — по любым законам. Как назовем сего гибрида? Лошадке нужно имя!

— Лошадке, говоришь? — Виньярд ни разу в жизни не видал лошадок, а вот с гибридами дело иметь приходилось.

Лицо парня просветлело и он дуровато хохотнул:

— Спартак! Фиксируй! Поисковый рейдер «Полуконь-полукрокодил»!

Спасский был не в курсе яррского фольклора, но юмор оценил и хохотнул тоже — из солидарности.

Координаты солнечной системы Виньярд вбивал вручную, на обычной кнопочной клавиатуре. Вектор прыжка рассчитывал также — пользуясь калькулятором на планшетном ПК. Спартак был отключен от системы и рубился со Спасским в камень-ножницы-бумагу, пытаясь вникнуть в суть великого обмана, но раз за разом проигрывая, так что великой тайне Терры ничто не угрожало. С замиранием сердца Сью взялся за тумблер гиперпривода:

— Держитесь. Прыжок на счет айн, цвай… Драй!

«Полуконь-полукрокодил» дернулся, проваливаясь из реальности в серую изнанку мира. Виньярда била нервная дрожь, и ему пришлось приложить усилия, чтобы взять эмоции под контроль. Это, черт подери, был исторический момент — он возвращался домой!

— Слушай, а вот этот твой айн-цвай, это ты откуда набрался? — спросил Виктор Спасский. — У нас в секторе к альтрайтам отношение не очень…

Виньярд хмыкнул:

— В секторе Атлантик тоже — не очень… Но это не отменяет того, что летная школа Нойшванштайна — одна из лучших, и с асами из «Звездных Волков» мало кто может потягаться в освоенном космосе.

— Наши психи из Академии имени Гастелло с тобой бы поспорили… Ну да дело твое… Сколько мы в гипере болтаться-то будем, а, господин-товарищ капитан?

— Сто пятьдесят часов с небольшим… Задолбаться успеем! Надо бы развеять скуку. Ты как насчет руками-ногами помахать?

— В смысле гимнастики?

— В смысле мордобоя…

Лицо Спасского расплылось в гримасе полного довольства:

— Я думал — не дождусь предложения, уже сам хотел намекнуть! Пока ты там изучал быт и нравы нантакетцев, я изучал твою подноготную — настолько, насколько это возможно… Ты тот еще ухарь! Если не будешь включать боевой режим — я смогу тебя удивить… Но даже и с этой твоей сверхскоростью я кое-чем могу удивить…

Виньярд удовлетворенно кивнул: человека, который владеет своим телом видно сразу — если знать как смотреть. Размеренные, отточенные движения, умение принять комфортную позу, определенная грация… Эта грация у бойцов становится хищной, вызывающей опаску — именно так двигался Спасский с самого первого момента, когда выпрыгнул из криокапсулы. А ещё — он как-то смог вычислить виньярдовский «щелчок», и это уже заслуживало уважения.

— Спартак! Организуй нам в каком-нибудь отсеке спортзал!

— Кожаные ублюдки будут травмировать друг друга, и физиологические жидкости будут вытекать наружу? О да, я позову дроидов и мы будем смотреть на вас и глумиться! — довольный робот даже оттопырил большой палец на огромном металлическом кулаке для большей наглядности. — С превеликим удовольствием.

Залязгав стальными ступнями по полу, Спартак вышел из отсека. Окто остался в кресле второго пилота, но по нему было видно, что многофункциональный манипулятор тоже был не прочь поглазеть на то, как жалкие людишки мордуют друг друга.

— Это ведь не обычный бойцовский болванчик, да? — прищурился рашен.

— Совершенно верно. Это не обычный бойцовский болванчик, — согласился Сью.

— У вас потрясающая манера поддерживать диалог, Виньярд! — только и смог сказать Спасский в ответ на такой развернутый комментарий.

— Это нормально, — кивнул парень.

— Вот именно об этом я и говорю! Совершенно потрясающая манера.

Спасский не дрался в прямом смысле этого слова. Он не наносил ударов — ни одного! Его движения были плавными, текучими, будто бы и не опасными вовсе. Но — каждый выпад Виньярда пропадал втуне, его энергия гасилась мягкими блоками по касательной, выплескивалась в воздух, пытаясь настигнуть место, где только что находился рашен. Сью как будто бился сам с собой — и притом очень неловко!

— Фак, — сказал Виньярд, пытаясь отдышаться. — Это неприемлемо. Что ты такое делаешь? Дерись давай!

— Хо-хо! — Спасский был явно доволен. — «Вот он ударил — раз-два-три — и сам лишился сил, и руку поднял рефери, которой я не бил!»

— Это что — цитата?

— Да еще какая! Атакуй, Виньярд! Давай теперь попробуем с твоей суперскоростью, хочется проверить кое-что…

— Ну, держись теперь!

Щелк! Мир замедлился, и, пользуясь случаем, Сью решил врезать самодовольному рашену свою любимую оплеуху — с оттяжечкой.

— Фа-а-а-ак! — он успел сгруппироваться в полете, который начался внезапно и по вине Спасского, конечно.

Рашен как-то использовал энергию удара Виньярда, и просто перенаправил ее, применив в качестве точки опоры собственную руку. Крутанув любимое сальто, Сью топнул ногами по полу:

— Второй раз у тебя этой херни не получится, знаешь? — спросил он.

— Знаю! — улыбнулся Спасский. — Ты чертовски быстрый, Сью. Быстрее всех, кого я знаю. Есть у меня на примете парочка бойцов, которые могли бы тебя уделать врукопашную — но они никогда бы не стали доводить схватку до мордобития. Скорее всего, влупили бы ядерной бомбой или чем-то таким же, посерьезнее… Ты чертовски крут, Виньярд, но это будет тебе уроком — чтобы не зазнавался. Обстоятельства могут сложиться по-всякому…

— Слушай, но как… Как ты меня подловил?

— Это Система — теория и практика самообороны без оружия, разработанная под руководством Кесарева. Что-то он взял из древних методик Терры, где-то додумал сам, другое — удалось понять эмпирическим путем, после многих сотен спаррингов… В общем — как вывести противника из строя, не совершая напрямую агрессивных действий. Ее теперь практикуют повсеместно в в Империи Полудня, вместо утренней гимнастики и вечерней пробежки. Хотя бегают тоже, не без этого…

— А…

— А есть еще Боевая Система. Жуткая хрень, смертоубийственная! Пойдем лучше, перекусим, капитан. И я расскажу тебе, почему я — Царь.

Это было тоже интересно. Не так интересно, как Система, но всё-таки, всё-таки…

Дроиды, наблюдавшие за поединком, рассредоточившись вдоль стен, клацали клешнями манипуляторов, топали ногами и требовали крови.

Консервированные бобы со свининой, разогретые в микроволновой печи, сдобренные гидропонической зеленью, вприкуску с свежеиспеченными пшеничными лепешками и сидром из пластиковых бутылок — вроде и неплохо, но пищеварительная система спасибо точно говорить не собиралась.

Прошкребая ложкой по дну миски, Виньярд поглядывал, как ест Спасский — жадно, откусывая большие куски и зачерпывая внушительные порции. Цари так не едят. По крайней мере — те цари, которых представлял себе Сью. С другой стороны — единственный настоящий монарх, с которым парень имел дело вживую, питался именно таким образом, так что варианты имелись.

— Что ты слыхал о прогрессорах, Виньярд? — облизав ложку, спросил рашен.

— Я могу тут начать умничать, пытаясь вывести идею из самого термина, но лучше сразу признаюсь — нихрена я про прогрессоров не слыхал, — признался парень.

— Та-а-ак… А как у вас в секторе Атлантик поживают доиндустриальные миры? — Спасский потянулся к посудомойке, открыл дверцу и сунул туда грязную посуду.

Кофе-машина зашипела, подавая знак о том, что напитки готовы, Сью вынул из гнезд чашки и поставил их на стол.

— У них, в секторе Атлантик, раньше была Конфедерация, которая блокировала вские неконтролируемые сношения между мирами. Только лихие контрабандисты и пираты, или легальные исследователи и немногочисленные торговцы попадали на планеты типа Анубиса или Шварцвальда. А теперь — всё изменилось. Теперь отсталые миры резво превращаются в аграрно-сырьевые придатки, а то и вовсе — колонии развитых планет типа Ред Сокс или Рованиона, или объявляются заповедниками — как Горго. Но это так, то что я могу сказать особенно не анализируя. Анализировать — это к его величеству. А я че? Я ниче, я сальтуху могу крутануть, — размышлял вслух парень.

— А чего это — «у них» а не «у нас»?

— А я с Терры. Я не очень разбираюсь во всей это теме с секторами. Мне нравится на Ярре — это я точно знаю. А политика, межмировое взаимодействие — пф-ф-ф, это не ко мне.

Сью кривил душой — остаточная память Кормака прорастила в мозг Виньярда много всякого-разного, что простому боевику-акробату было вовсе и не нужно — но об этом Спасскому знать было незачем. Рашен понимал, что парень прибедняется, но лезть в душу не стал. Вместо этого он взял чашку с кофе и пояснил:

— Ну а Империя Полудня идет по другому пути. У нас есть целый институт Прогрессивной Истории, который готовит, соответственно, историков-прогрессоров, агентов влияния, которых засылают в конкретное общество чтобы в сжатые сроки поднять его на уровень приемлемый для адекватного восприятия контакта с официальными представителями господина Кесарева…

— Это же прорва работы! — удивился Сью. — Нужно быть сверхчеловеком, чтобы проворачивать подобное… Да и одной жизни там точно не хватит — нужна работа поколений!

— Так там и работают — сверхчеловеки. А что касается одной жизни — так это смотря какая жизнь. Если вы хоть немного помните историю Терры, то подтвердите: начало девятнадцатого века человечество встретило пешком и в хижинах с земляным полом, а конец провожало на поездах, в домах с центральным отоплением, электрическим освещением, телефоном и музыкой из патефона. За сто лет можно сделать куда как много, если действовать планомерно и при поддержке с орбиты…

Виньярд посмотрел на Спасского по-новому. Он говорил так, будто лично участвовал в чем-то подобном! Да и в хронологию он не вдавался, когда рассказывал о юности Кесарева на Таматархе…

— Это я к чему? — рашен отпил кофе. — После того, как я предал Кесарева, мне пришлось бежать из сектора Рашен, и я попал там в переплет… Нехорошие дяди до меня добрались и вывезли на Нантакет, чтобы аккуратно там высосать мне мозг со всем содержимым. Много там всего полезного для них, в мозгу-то моем! И отдавать его на растерзание я не собирался. И покончить с собой — это явно не мой метод, я жить люблю. Потому пришлось делать вид что собираюсь с ними сотрудничать, а потом прикончить всех до единого… И сбежать из этой чертовой лаборатории в кузове мусоровоза!

— И причем здесь царь?

— Так мусоровоз выгрузил меня на Свалку! У них там целый остров, величиной со страну средних размеров, на который вывозят отходы и сбрасывают отработанные космические аппараты. Металлолом, бытовой мусор и прочий шлак! Ну и отщепенцев тоже всяких туда же вывозили- в качестве пожизненного заключения. Целые общины проживали — эдакие туземцы в хижинах из обломком из поликарбоната, вылавливающие двухголовых рыб в токсичных озерах на вольфрамовые крючки… Мне пришлось поработать над ними — как работают прогрессоры. Правда — в одиночку, без ресурсов и надежд на эвакуацию… Но — через каких-то десять лет весь Нантакет охренел от наших деяний! Мы засели у них в печенках, были настоящей занозой в заднице — пока не добились своего!

— Ты стал царем Свалки?

— О, да! — Спасский был явно доволен собой. — Я сколотил состояние, а подданных своих сделал полноправными гражданами Нантакета с правами широкой автономии и монопольным правом на переработку отходов! Это было замечательно, Кесарев бы одобрил! Я сделал всё правильно… Ладно, ладно — сорок тонн благородных металлов в личную собственность — это чистейшей воды эгоизм, но ведь я не он, а?

Наверняка за этими общими фразами была целая эпопея, полная приключений, крови и интриг, но раз Виктор Спасский решил уложиться в несколько предложений — значит, у него были на это самые веские основания.

— У меня осталось только два вопроса… — вздохнул Виньярд. Вопросов-то у него было куда больше! — Сколько тебе на самом деле лет, и как, нахрен ты оказался в криокапсуле?

— А это — уже совсем другая история! — поднял большой палец вверх Спасский.