Тень

Глава 6

Глава шестая.

Мелкие порезы.

Май 1994 года.

Районное энергетическое управление. Кабинет управляющего.

— Докладывайте по ситуации на ТЭЦ- дубль. — голос управляющего энергосистемы звенел от еле сдерживаемой ярости.

— Докладываю. — дежурный по диспетчерской энергосистемы старался не сбиться с отрешенного, чуть равнодушного, тона: — Утром первого мая на территорию ТЭЦ-дублю был допущен грузовой автомобиль с пятнадцатью ящиками водки, адресованными согласно накладным, для профсоюзных комитетов ТЭЦ-дубль и Ремонтного предприятия.

Сотрудник охраны организовал разгрузку ящиков из грузовика, которые были силами работников ТЭЦ перенесены, что занимают профсоюзные комитеты, но, на тот момент, там никого не было. Ящики складировали в коридоре, но сотрудник охраны не стал ждать, когда появится кто-то из работников профсоюзного комитета и ушел…

В селекторе повисла гнетущая тишина.

Томский, кипя от ярости, гаркнул в микрофон:

— Дежурный, не слышу доклада!

— В общем, сотрудники ТЭЦ и ремонтного предприятия самовольно растащили водку из оставленных без присмотра ящиков. Когда в результате внезапно возникшей вибрации на турбине номер один автоматика не сработала, линейный персонал не смог своевременно отреагировать на возникшую ситуацию и отключить агрегат, в результате чего возникло возгорание. В результате скачка напряжения и короткого замыкания возникло возгорание повышающего трансформатора 110 на 10, 5 кВ., в следствии чего были отключен Левобережный район Города.

Электроснабжение жилого сектора и промышленных предприятий было восстановлено через четыре часа. При подготовке к ремонтно-восстановительным работам дежурным инженером станции было установлено, что большая часть дежурного персонала станции и ремонтного предприятия находятся на рабочих местах в состоянии алкогольного опьянения. В связи с этим большая часть работников была отстранена от работы, а для производства неотложного ремонта были привлечены дежурные бригады Завода. С причиной возникновения аварийной ситуации на турбоагрегате сейчас работает комиссия. Первично установлено, что вибрация там возникала периодически после планового ремонта, проведенного в прошлом году, но так как вибрация, судя по проводимым замерам, держалась в пределах нормы, было решено агрегат из эксплуатации не выводить…

— Кто проводил ремонт агрегата?

— Ремонтное предприятие.

— Семушкин появился?

— Семушкин отгулы взял на праздники. На связи главный инженер ремонтного предприятия Довженко. — донеслось из динамика.

— Понятно. Как появится Семушкин — жду его у себя. Белкин на связи?

— Директор ТЭЦ-дубль Белкин на связи. — прохрипел динамик.

— Михаил Анатольевич, я тебе сколько раз предупреждал, что еще один залёт с пьянкой, и мы с тобой расстанемся.

— Виктор Игоревич! — взвыл проштрафившийся директор: — Я ни в чем не виноват! И вообще, это какая-то провокация. Я разговаривал с профсоюзниками, что с нашим, что с Ремонтного предприятия, никто из них водку не покупал…

— Михаил Анатольевич, ты меня то за дурака не считай! — управляющий энергосистемы грохнул ладонью по столу: — Кто из посторонних в здравом уме будет покупать такое количество водки, да еще и товарные накладные оформлять? Или ты думаешь, что я забыл, как ты два года назад станцию «на ноль посадил»? Как раз на Новый Год, перед праздничным дежурством, персоналу водку и шампанское в качестве новогодних подарков раздал? Годы идут, а ты ни хрена не меняешься. Тебе же шестьдесят уже исполнилось? Ну, значит, завтра подъезжай ко мне с утра… — не слушая дальше оправдания Белкина, с завтрашнего дня –пенсионера, всесильный руководитель областной энергетики переключился на другой объект, одновременно думая, что директора ремонтного предприятия он завтра тоже снимет с должности. У него работники пережрались, а он даже не посчитал нужным с рыбалки, или чем он там занимается, в Город вернуться.

Май 1994 года. Заводоуправление.

Кабинет юридического бюро.

О том, что с должностей снимают Белкина и Семушкина я узнал через пару дней после описанных событий. Честное слово, ничего такого, типа горящих трансформаторов и вибрирующих турбин я не планировал даже в самых смелых своих мечтах. Не планировал, но сознательно допускал, так кажется, дана формулировка в учебнике по уголовному право. И был у меня косвенный умысел на произошедшие аварии. В оправдание свое хочу заявить, что насильно никого из дежурного персонала я спиртными напитками не поил, просто купил за свой счет и попросил выписать товарно-передаточные накладные на профсоюзные комитеты конкурентов. Я просто хотел подарить людям радость, а оно вона как вышло. С учетом того, что старые угольные ТЭЦ Города слишком сложные механизмы, где постоянно что-то горит, чадит или взрывается, это был ожидаемый результат. До Белкина мне было абсолютно все равно, он просто попал под раздачу, не сумев организовать нормальную работу с персоналом, а вот Семушкин был резкий, жесткий и грамотный инженер, и рассчитывать, что наш Завод сможет подвинуть ремонтное предприятие под эго руководством — это надо быть шибко наивным нанайским мальчиком.

Дополнительную радость мне принесло то, что еще через три дня мне на рабочий стол в юридическом бюро Завода лег проект договора о ремонте нашими силами той самой злосчастной турбины, что мучилась периодическими вибрациями. И это было нашим шансом, просто великолепным шансом, так как последние пару лет сложилась такая система, что Заводу от энергосистемы доставались только самые грязные, тяжелые и невыгодные работы, типа обмуровки и футеровки парового котла, а тут большое, технически сложное, а значит дорогое задание. Честно говоря, молчать я не захотел, и роль неизвестного героя мне была чужда. Хотя я помнил детскую сказку про дудочку из тростника, которой какой-то там носитель государственной тайны категории «совершенно секретно», не в силах эту тайну не разглашать, нашёл на болоте стебель тростника и прошептал ему тайну по секрету, и что впоследствии из этого вышло. Я же не то, чтобы страдал словесным недержанием, просто от благодарного директора Завода можно было получить впоследствии много разных вкусностей. Оставалось только заставить генерального чувствовать себя благодарным.

В половине седьмого утра я стоял на пороге директорского кабинета, обмахиваясь, как веером, завизированными, двумя экземплярами договора на ремонт турбины.

— Ну, я свою часть работы сделал. — несколько развязно провозгласил я, осторожно ложа на край стола бумаги: — Теперь, надеюсь, вы свой шанс не про…про… не прокакаете?

— Ты свою работу считаешь сделанной, потому, что свою закорючку внизу поставил? — директор сегодня с утра был мрачен и к веселой шутке не склонен, поэтому я слегка убавил веселости.

— Да причем тут моя виза. — я положил на стол чек из алкомаркета на покупку злосчастной водки.

— И что? — генеральный внимательно посмотрел на бумажку, после чего брезгливо отодвинул ее обратно: — Хвастаешься, что водкой закупился? Куда столько? Свадьба намечается?

— Хвастаюсь. Водку купил. — с нажимом отрывисто бросал я фразы: — После чего отправил ее нашим конкурентам, а потом трансформатор загорелся. И теперь вам надо, раз Савушкина «ушли», аккуратненько Ремонтное предприятие на повороте обойти и оказаться в любимцах у Томского, чтобы после приватизации к нему под крыло попроситься…

— Ты что? Хочешь сказать? — я давно не видел генерального таким растерянным. Он попеременно тыкал пальцем то в чек, то в окно, где в километре от заводоуправления дымила одна из огромных, красно-белых труб ТЭЦ-дубль.

— Да ладно! Врешь ты все! — решил не поверить мне Григорий Андреевич, отмахиваясь от чека: — Белкин уже не первый раз на этом попадается, а ты мне начинаешь заливать…

— Я доказывать ничего не собираюсь, мне это не надо. Просто говорю — не упустите свой шанс, который второй раз не выпадет, сделайте ремонт турбины на самом высоком уровне. У нас единственная возможность заткнуть ремонтное предприятие энергосистемы за пояс и влезть к ним под крылышко…

— И зачем нам все это надо? Они же все заберут, ты сам говорил.

— Я говорил про шлакоблочный участок. Когда он начнет приносить прибыль, и то, только потому, что золоотвалы принадлежат энергосистеме. Если мы лишимся основного источника почти бесплатного сырья, то наши проекты можно будет смело забросить, смысла в них не будет. Поэтому, надо быстрее отсыпать площадку, дорогу, возводить коробки домов, пока кто-то из энергосистемы не понял, что это выгодно и нас не отогнал от кормушки. А с Заводом другая история. Вы его приватизируете, получите большую часть акций… И не надо так морщиться, Григорий Андреевич, я вас не осуждаю, каждый вертится, как может. Если нам потом удастся уговорить или убедить Томского, что ему выгодно присоединить Завод к энергосистеме, акции Завода, что вы к тому времени сконцентрируете у себя, просто так отобрать они не смогут. Скорее всего официально акции Завода вам обменяют на аналогичные акции энергосистемы, а там уже будет от вас зависеть, как их использовать наиболее выгодно.

— А что тут думать. Если я получу такой пакет акций, то у меня дивиденды будут каждый год… — генеральный директор откинулся на спинку кресла, мечтательно задрал лицо к потолку, очевидно прикидывая дивиденды…

— Да забудьте вы про дивиденды. — мне хотелось сплюнуть от досады: — Никаких дивидендов не будет. Может пару раз они их выплатят, когда надо будет показать, что иметь акции выгодно, перед выпуском дополнительных акций, к примеру. А так дивидендов не будет, даже не надейтесь.

— Это еще почему? — насторожился генеральный.

— Ну сами посудите, Григорий Андреевич — дивиденды платятся из прибыли. Правильно?

Дождавшись утвердительного кивка шефа, я продолжил:

— Налог на прибыль, если не ошибаюсь, тридцать процентов и даже больше. И кто, в здравом уме, будет просто так, добровольно, отдавать треть прибыли постороннему дяде, в данном случае, государству? Все будут показывать нулевую прибыль или убытки, выводя деньги через свои же фирмочки-прокладки, накручивая затраты. А если энергосистема не имеет прибыль, то, извините, товарищ акционер, какие вам дивиденды. Просто надо дождаться, когда энергосистему будут выкупать большие дяди из столицы, с настоящими деньгами, начнется скупка акций, а цены на них подскочат, тогда будет лучше все акции продать и купить себе что-то более стабильное, что будет всегда приносить прибыль.

— И что это? — осторожно спросил генеральный.

— А это я вам потом скажу, когда будет, о чем разговаривать, а пока все наши планы висят на тоненькой ниточке и могут в любой момент оборваться.

Май 1994 года.

В интересное время мы живем. Вроде бы вся страна лежит в руинах, денег ни у кого нет, предприятия не работают, в основном распродавая советское наследие. Все разговоры ведутся, в основном, о том, как все плохо и нет денег, даже на элементарные продукты. Но, в тоже время, из магазинов люди несут пакеты с заморскими деликатесами и бутылками всех цветов радуги, с самыми экзотичными напитками, кто-то что-то строит, в многочисленных коттеджных поселках появляются все новые и новые дворцы, да и на нашу стройку постоянно вливается тоненький ручеек живых денег. Правда, ручеек пока очень тонкий, поэтому мне, как участнику ТОО «Закатная слобода» пришлось распотрошить все свои заначки, чтобы моя доля в коммерческом обществе не была размыта. Так что, живем мы вчетвером, два человека и две собаки, на заработную плату Ирины, разговоров о покупке медицинского кабинета или машины «скорой помощи» я больше не веду. Хорошо, что Ирина сумела пристроить за неплохие деньги шесть мохнатых комочков, что выносила Грета, и хорошо, что собачьих детей раздают в возрасте одного месяца, а не двух или трех, как у других зверушек, так как, этот мохнатый цирк с конями был очень шумным и шебутным. Короче, от мясных нарезок и датской ветчины мы с моей подругой перешли к макаронам с куриными окорочками, из которых первоначально варился суп, а потом они обжаривались на сковороде, как второе блюдо. Собакам я варил кулеш на суповых наборах, которые практически бесплатно получал в колбасном цеху у Димы Ломова.

Честно говоря, мне уже было стыдно поднимать взгляд от тарелки. Я то ладно, мне, после двух лет в рядах Советской Армии, было все равно, что есть, лишь бы было горячо и сытно, а не одинокий капустный лист в прозрачном бульоне, на поверхности которого не было ни одной жиринки, а вот доктор Кросовская… было очень стыдно перед молодой женщиной и унизительно, что в кошельке у меня вдруг исчезли деньги, остался лишь месячный проездной на общественный транспорт. Правда, за это время количество виброустановок по производству шлакоблоков увеличилось в три раза, у забора Завода десяток рабочих выкладывали уже первый этаж гостиницы — общежития, на болоте также споро появлялся контур первого блока на десять жилых секций, а в Городе, правда на не на основных магистралях, уже трепыхались на ветру несколько растяжек с красивой картинкой таун-хауса и лозунгом «Купи себе дом твоей мечты. Всего семь минут от метро». Насчет времени я сам измерял, правда ночью, и, при мигающих желтым светом, светофорах, но за семь минут машина долетела от метро до начала строительной площадки.

В общем, первые несколько инвестиционных договоров мы заключили. Не все готовы были рассчитываться живыми деньгами, но денег хватало, чтобы рассчитываться с каменщиками и прочими строителями на наших стройках. Не скажу, что платили вообще без задержек, не прокрутить чужие деньги в коммерческом банке сейчас было просто неприличным и подозрительным, но, с задержкой в месяц люди получали свою заработную плату, поэтому работали не за страх, а за совесть. Кто-то из инвесторов рассчитывался строительными материалами, особенно бетонными плитами перекрытий, блоками для фундаментов и прочими нужными вещами, но это мы принимали уже с накруткой, которая доходила до тридцати процентов. В общем, колесики крутились, стены поднимались…

Май 1994 года.

Кабинет директора Завода.

— Разрешите, Григорий Андреевич? — я засунул голову в кабинет генерального и успел услышать тяжкий вздох хозяина помещения.

— Ну заходи, коли пришёл. — директор досадливо отвернулся к окну: — Что опять не слава Богу?

— Вот. — я положил на стол служебную записку и сделал шаг назад.

— Садись. — буркнул шеф, подтягивая к себе бумагу, чтобы через пару секунд оттолкнуть ее от себя: — Что ты опять придумал?

— Надо у ремонтного предприятия квалифицированных сварщиков на летний период переманить.

— Зачем? У нас свои есть.

— Есть. — согласился я: — Только свои все заняты, а нам на стройку надо. Пора сантехнику и отопление тянуть, трубы варить.

— Паша, ну не горит же сейчас этим заниматься…- директор посмотрел на меня умоляюще: — Ну, до осени же терпит, правда. А мы осенью ремонтную компанию закончим и своих сварщиков на стройку перебросим.

— Так ремонтная компания же не только у нас до осени. — упрямо мотнул головой я: — У Ремонтного предприятия тоже ремонтная компания до сентября. А если я завтра все заборы у их проходных оклею объявлениями, что требуются сварщики, заработную плату два раза в месяц, без задержек, гарантируем, как думаете, сколько человек от них к нам попросится?

— Ну, наверное, все. У них задержка заработной платы, практически, как у нас. Но я все равно, не понимаю…

— Если с Ремонтного предприятия все сварщики сбегут к нам, то насколько им будет сложно все свои договорные работы выполнить в срок? — я улыбнулся.

— Да, Господи!- отмахнулся директор: — Город большой, они новых наберут.

— Знаете, Григорий Андреевич. — я поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее: — так он мне рассказал, сколько на станциях труб и сосудов высокого давления, какие там допуски для сварщиков нужны, и я думаю, если мы у Ремонтного предприятия до конца лета хотя бы половину сварщиков сманим, особенно высококвалифицированных, то им сложно будет быстро равнозначную замену найти, и Томский будет очень недоволен. Только людям реально надо без задержек платить, чтобы они обратно не сбежали. А осенью, когда все закончиться, мы сможем своих сварщиков на стройку перебросить…

— И что это, по-твоему даст? — директор задумчиво забарабанил пальцами по столешнице: — От того, что мы на пару месяцев сманим сварщиков, Ремонтное предприятие же не рухнет и не развалится.

— Тактика тысячи порезов, Григорий Андреевич, древняя китайская тактика, ее великий древний военачальник Лао Дзы описал, и она вполне себе работает. — придумал я имя древнего китайца, не моргнув глазом, тем более, кто докажет, что за пять тысяч лет их истории не было так командира с таким именем.

— Ладно, оставляй свою бумагу, я подумаю. — выкинул белый флаг хозяин кабинета.