Тень

Глава 11

Глава одиннадцатая.

Цена свободы.

Июнь 1994 года.

Сижу на нарах, как король на именинах…

Дурацкая песенка из детства прилипла так, что даже с мясом не отдерешь. А отодрать так хочется, что ни о чем больше думать не могу. Для меня в сидении в камере самым страшным оказалось ничегонеделание. Мой сосед — милиционер, к примеру, бесхитростно спал круглые сутки, наивно ожидая, когда истекут семьдесят два часа, которые отвесил для него следователь, считая, что это и есть наказание, по истечению которого перед ним распахнутся двери узилища, и он вновь отправится на трассу заниматься любимым делом. Если вы подумали, что милиционер занимался там делами, как представитель древнейшей профессии, то будете полностью правы, ведь обирать путников к ним и относится. Откуда я это узнал? Так инспектор ГАИ в звании сержанта, представившийся как Серёжа, мне об этом сам рассказал. На вечерней дороге Серёжа с напарником, как я понимаю, таким же простым и бесхитростным остановили мужчину на чёрной «Волге» за какое-то незначительное правонарушение. Мужчина оказался прекрасным человеком — видя, что инспектора отличные парни, он тут же предложил выплатить штраф на месте, причем в размере, ровно в десять раз превышающем пределы, установленные государством. Так как ребята в форме цвета маренго находились в тяжёлой жизненной ситуации (они родились в этой ситуации), то обрадованные, что на темных и опасных ночных дорогах еще встречаются прекрасные люди, инспектора ГАИ приняли деньги, обещая, как у них родятся дети, назвать именем благодетеля своих первенцев, и на прощание долго махали своими полосатыми палочками вслед красным огонькам уезжающей автомашины. А через пятнадцать минут радостных парней, которые вновь поверили, что в мире есть хорошие люди, внезапно вызвал командир батальона. Продолжая думать только о хорошем, ребята поехали в расположение, считая, что-либо подошла их очередь получать путевки на санаторно-курортный отдых в Сочи, либо им забыли выдать премию, и сейчас, в два часа ночи батяня комбат эту несправедливость устранит. Обнаружив в расположении батальона ГАИ не только отца командира, но и давешнего знакомого благодетеля, бравые инспектора пришли в некоторое недоумение, которое, впрочем, быстро разрешилось. На вопрос, давал ли присутствующий гражданин деньги, инспектора без вопросов вытащили уже поделенные купюры из карманов форменных рубах, после чего, так как вопрос разрешился, попросили разрешения вернуться на пост, так как летние ночи короткие, а тяжелая жизненная ситуация продолжала иметь место. Но дальше началась форменная свистопляска и беспредел. Мало того, что их сняли с дежурства, тем самым лишив возможности служить и защищать, ну и немножко заработать так еще и потребовали написать рапорта об увольнении вчерашним числом, да еще и увезли в прокуратуру, где парни снова рассказали о случившемся с ними недоразумении. Следователь прокуратуры оказался человеком весьма душевным, сочувствовал инспекторам, осуждал мужика, который то добровольно дает деньги, то забирает их в зал, тем более с таким скандалом. Ну стало жалко тебе денег, или ты тоже попал в тяжелую жизненную ситуацию, ну так вернись на пост, поговори с парнями. Что они не люди что ли? Такие же люди и даже человеки. Отдадут твои деньги. Оставишь свое водительское удостоверение в залог и езжай по своим делам решай свою ситуацию. Инспектор ГАИ тоже человек, подождет пару дней и даже «счётчик» включать не будет.

Честное слово, первые несколько часов слушать этот незамутнённый бред было забавно, а потом — утомительно. Человек искренне считал, что через несколько часов, ну, в крайнем случае, завтра- послезавтра, весь этот кошмар закончится, его чуть -чуть поругают, возможно, на пару месяцев поставят на «тумбочку», постовым на, входе в батальон ГАИ, где, как сами понимаете, финансовые возможности очень ограничены, но потом все вернётся на круги своя и Серёжа снова выйдет на ночную дорогу…

Опер ИВС, который выдернул меня из камеры «на поболтать», сообщил, что напарник Сережи к ним не поступал, а статья, по которой поступил к ним незадачливый инспектор ГАИ, не предусматривает наличие предварительного сговора. Когда я сообщил бывшему инспектору (заявление на увольнение, как оказалось, он все же написал), что по моему, сугубо личному мнению, его напарника «отмазали», а под суд он пойдет в единственном экземпляре, и отвечать за получение взятки будет индивидуально, Серёжа обиделся и несколько часов со мной не разговаривал, улегшись на нары и накрывшись с головой форменной курткой.

Разбудил сосед меня среди ночи.

— Паша, я тут подумал…- говорил инспектор через силу, видимо борясь с собой: — Наверное, ты прав. Илья, конечно, парень хороший и мы с ним были… Сергей сцепил указательные пальцы рук, показывая, какими братскими были его отношения с напарником: — Но, я думаю, что его заставили. Дядя заставил, он у Ильи в областной ГАИ работает, в регистрации автотранспорта. Поэтому, извини меня.

— Да ладно, брось. — я отмахнулся: — Понятно, что трудно поверить, что на тебя все решили свалить. И что теперь делать собираешься?

— А что надо? — Сергей искательно заглядывал мне в глаза: — Ты скажи, я все сделаю.

— У тебя когда трое суток заканчиваются?

— Завтра, то есть, уже сегодня.

— Я думаю, что тебя утром отвезут на допрос, где твой друг, как свидетель, даст на тебя показания, что деньги взял ты, п он, к примеру, сообщил об этом командиру батальона. После этого тебя арестуют до суда…

— Это меня что — в тюрьму отправят? — у Сергея задрожали губы: — И не отпустят?

— Нет. — Я не собирался его щадить: — Не отпустят. Зачем садить, если потом отпускать? Если посадили, а потом отпустили — значит что-то сделали неправильно. Тем более, что у них все уже сделано. Потерпевший есть, деньги изъяты у тебя, есть даже надёжный свидетель, который дал на тебя подробные показания. Ты тоже во всём признался. Сейчас соберут на тебя характеристики и отправят дело в суд. А тебя в тюрьму, чтобы ты никуда не убежал, к примеру, в Казахстан не уехал… И все. Сильно тебе повезёт, если тебе условно дадут, а не реальный срок. Ну и ты должен отдавать отчет, что пометка о судимости остаётся с тобой на всю оставшуюся жизнь…

— Мне нельзя в тюрьму, у меня жена беременная… — даже в полумраке камеры, было видно, как побледнел мой сосед: — За что меня сажать?

— Серега, ты меня просто изумляешь своей непосредственностью. Ты сотрудник правоохранительных органов, должностное лицо. Взял деньги у гражданина, после чего не стал составлять на него административный протокол. Завтра, на допросе, попроси следователя Уголовный кодекс, хоть почитай на досуге, раз до этого учился так плохо. Ты, кстати, что заканчивал?

— Техникум автотранспортный… — буркнул бывший инспектор.

— Ну ты же на первоначальном обучении должен был это уяснить? Вам, будущим гаишникам должны были объяснить, что взятки брать незаконно?

Серёжа молча вернулся на свою кровать, плакать о своей горькой судьбе, а я попытался уснуть, но чёртов сосед перебил сон. Все тело болело, после «спаррингов» с СОБРовцами, которые я, каждый раз, безнадёжно проигрывал, да еще и металлическое основание ложа не давало, ноющим до боли, мышцам прийти в норму… Так и провертелся почти час, пытаясь найти положение тела, чтобы не было так больно, когда меня снова принялись трясти за плечо.

— Что ты еще от меня хочешь? — вроде стал засыпать, во всяком случае, не слышал, как этот поц ко мне подобрался, а тут опять.

— Паша, скажи, что мне дальше делать? Я вижу, что ты можешь что-то придумать!

— Что придумать⁈

— Не знаю, ну хоть что-то. Я тебе денег дам…

— Ладно, я подумаю, а теперь не мешай мне думать. — я повернулся на другой бок, а Сережа на цыпочках, чтобы не прервать мыслительный процесс, двинулся на свою шконку.

Хрен я тебе что-то думать буду. Я поворочался, пытаясь устроиться поудобнее и вернуть ускользнувшую дремоту. Обожаю таких клиентов — сначала все просрут, причем все, без исключения, а потом бегут, мол помоги, придумай что-нибудь. А что тут можно придумать? Мозг, соскучившийся по трудным задачам заскрипел под черепной коробкой, прокручивая информацию, мелькнула мысль…

— У тебя адвокат есть?

— Есть. Жена денег заняла у родственников, наняла какого-то, но он сказал, что надо еще денег судье занести, тогда условно дадут, больше ничего сделать нельзя.

— Если я тебя из этой ситуации вытащу, что я за это буду иметь?

— На службу смогу выйти? — тут же возбудился сосед.

— Пошел в жопу. Я тебе о серьезных вещах толкую, а ты про какую-то фантастику думаешь. — Я с досадой отвернулся к стене.

— А че я сказал? — изумился несостоявшийся клиент: — Я просто чувствую, что неправильно это, что я здесь сижу, не по-человечески это. Я же всего «пятерку» себе взял, да и мужик сам нам деньги предложил… Ну помоги, что тебе стоит!

— Вот именно! — резко перевернувшись, я ткнул Сергея указательным пальцем в лоб: — Это ты считаешь, что вытащить тебя из тюряги ничего не стоит, поэтому мне нет никакого смысла тебе помогать. Я бесплатно не работаю. Вот посидишь в камере, осмотришься с товарищами по несчастью пообщаешься, узнаешь сколько стоит человека из-за решётки вытащить…

— Да пошел ты! — Сергей побагровел от злости: — Сидишь тут, выпендриваешься передо мной, а сам такая же урка, как и я! Что сам себя не вытащил, раз такой умный?

Не знаю, почему его слова меня взбесили, видимо, потому что были правдой.

— Я то может быть и сижу, только я себя вытащу. А ты так и будешь сидеть, тупой ублюдок! — зашипел я в лицо отшатнувшемуся гаишнику: — Ты настолько тупой, что даже не понимаешь, что ты делаешь. Надо же, денег ему дали! Вот пять лет получишь, как раз по году за каждую тысячу — появиться время почитать, за что ты их получил. А адвокат тебя, придурка тупого разводит, и деньги, что, якобы, для судьи предназначены, он себе заберет. Если случиться такое великое чудо и тебе дадут «условку», он деньги себе оставит, ну а дадут тебе пять лет… все равно себе оставит!

— Как пять лет⁈ — у бывшего инспектора сделалось обиженное лицо, как у ребенка, у которого вырвали изо рта сосательного петушка на палочке, что за пятнадцать копеек продавали на каждом углу дядьки с потертыми чемоданами: — ты же про три года говорил⁈

— А я тебе врал, потому как ты лошара по жизни, а лошар надо…

Договорить мне гаишник не дал, бросился в драку, вымещая на единственном доступном неприятеле всю свою злость и обиду, ну, а мне было тоже что предъявить этой суке…

Через десять минут, когда я сидел на своей кровати, потирая саднящую скулу и слизывая кровь, текущую из разбитой о зубы губы, что-то меня такая тоска взяла…

Даже то, что мой соперник еле дохромал до кровати и сидел там, прижавшись к стенке и что-то злобно шипя, меня не радовало.

— Эй ты, быдло, иди сюда. — сам того не ожидая, подал я голос.

— Пошел на….

— Ладно, извини. — мне даже стало неудобно за свои последние слова: — Иди сюда, расскажу, как можно попробовать отскочить от суда.

Мой сосед пару минут повздыхал в темном углу своих нар, после чего, настороженно косясь на меня, держась за бок, похромал в мою сторону, постанывая при каждом шагу.

— Что хотел? — садиться на нары он не стал, настороженно замер рядом, держась рукой за стену.

— Садись ближе, кусаться не буду. — я демонстративно подвинулся: — Расскажи, ты каким числом рапорт на увольнение писал?

— Ты же сказал, что знаешь, как мне отскочить, а сам начал спрашивать…

— Слушай, не нужна моя помощь, да ради Бога… У меня привычки навязываться нет.

— Да ладно, что-ты. — сосед хватался за надежду, как за соломинку, потому, что у него, все равно, ничего не осталось: — В рапорте на увольнение написал дату — с двадцать третьего. Командир батальона написал 'Кадры. Не возражаю. Уволить с двадцать третьего".

— А мужика вы остановили когда?

— Двадцать четвертого, в два часа ночи.

— И-и-и? — я сделал такое счастливое лицо, как будто разговаривал с малолетним дебилом, с которым надо общаться исключительно лаской, но Сергей только недоуменно хлопал глазами.

— Ну ты и де…- я оборвал фразу — раз уж извинился, нарываться на новую драку не стоит: — Ну сам подумай — ты написал на увольнение на двадцать третье число, уверен, что кадры тебе уволили тоже двадцать третьим числом. Значит, в двенадцать часов ночи двадцать третьего июня одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года ты, как в сказке про Золушку, из кареты превратился… ну?

— Что — ну? — этот тип в милицейской форме без погон меня совсем не понимал.

— Ты меня извини, но я все равно буду ругаться…- моего смирения надолго не хватило: _ ну почему ты такой дебил, что ничем не интересуешься? Ну я тебе пытаюсь в голову вложить мысль, что в двенадцать часов ночи ты из милиционера и должностного лица превратился в гражданина, а граждане взять взятку не могут. Понял?

— Почему не могут? — не сдавался Сергей: — Я же взял.

— Ты не мог взять взятку, потому, что ты не должностное лицо…- попытался я дать разъяснение по объективной стороне преступления: — Ты ровно в двенадцать ночи стал просто гражданином, а взятку можно дать только чиновнику или милиционеру, то есть, служащему, обладающему властными… Всё, не бери в голову.

— И что? Мне теперь домой можно? — осторожно спросил Сергей.

— Нет, домой нельзя…Потому, что… — я задумался, забарабанив пальцами по углу шконки: — Получается, что у тебя не дача взятки, а максимум мошенничество, но там сроки раза в два поменьше и сто процентов тебя, если и осудят, то, как «первоходу» условно дадут…

— Да как так-то! — взревел бывший инспектор, вскочив от переполнявших его эмоций и тут же взвыл, схватившись за колено: — Ну следователь там же тоже не дурак, почему он меня за взятку то посадить хочет?

— Да это как раз очень просто. Твой начальник решил перестраховаться, поэтому тебя задним числом уволил, это одна часть истории. А у следователя совсем другая история — милиционер, на служебной машине, в форме, при оружии, берет взятку –для него это классика, он на прочие бумажки не смотрит. А то, что формально ты уже был уволен — ему это даже в голову прийти не может. Ладно, пока помолчи, я подумаю, как тебе лучше это дело обыграть…

— А что тут думать! — тут же вылез со своим «особо ценным мнением» Сергей: — Завтра скажу следователю то, что ты мне сказал, и меня отпустят. Ты только еще раз повтори, а то я с первого раза не все запомнил.

— Ну и дурак. Если сегодня рот откроешь, значит за взятку сядешь. — я постучал бывшего инспектора по голове.

— Да что опять не так то? — возмутился мой сосед по камере: — Сам же сказал…

— Правильно, я сказал. Но, как только ты свой рот откроешь, следователь позвонит твоему начальнику, и они мгновенно все переиграют, переделав приказ на увольнение с двадцать третьего числа на двадцать четвертое, и тогда у них все будет «в ёлочку», и ты сядешь сто процентов. О том, что тут возникла такая правовая коллизия можно говорить только тогда, когда у тебя будут на руках приказ о твоем увольнении и трудовая книжка, где даты приказа об увольнении будут четко прописаны. Поэтому, тебе лучше больше ничего не говорить, от слова вообще, ссылаться на плохую память, а я, когда выйду, свяжусь с твоей женой, и мы с ней все порешаем, как тебя из камеры вытаскивать. Поэтому сегодня тебе лучше молча поехать в тюрьму и пересидеть какое-то время там.

— Но я не хочу в тюрьму! — запротестовал Серега: — Я там никого не знаю!

— Все, я тебя уговаривать не буду. Хочешь от срока отскочить, значит сегодня молчишь, и в СИЗО ждешь, когда тебя вытащат. Если что-то не устраивает — вытаскивай себя сам. Все, больше уговаривать тебя не собираюсь, счастливого пути.

Я отвернулся к стенке и, на этот раз, уснул окончательно, несмотря на попытки моего соседа продолжать обсуждать его дело. Больше всего ненавижу клиентов со своим, «особо ценным» мнением.

Утром, перед тем, как его забрали из камеры, Сергей долго сверлил меня своим взглядом, но я не обращал на потуги соседа никакого внимания. После себя бывший гаишник оставил бумажку с адресом, очевидно, своей жены.

Семь дней спустя.

— Ваша честь, я не понимаю оснований к моему задержанию. У следствия нет никаких оснований применять ко мне положения Указа президента по мерам противодействия организованной преступности. Я к понятию организованной преступности не подхожу ни по каким параметрам, не являюсь участником преступных групп, не имею связи с противоправными элементами, если не считать таковыми мою прошлую работу на различных должностях в Министерстве внутренних дел. Доказательства относительно участия в преступлении, которое мне вменяют, вообще смехотворны. Начнем с того, что отсутствует труп сотрудника милиции. Никаких доказательств, что он погиб нет. Никаких доказательств, что мною совершены какие-то противоправные действия в отношении пропавшего участкового в деле нет. Свидетели, показания которых я не опровергаю, указали то, что видели, как мы с участковым бежали в сторону болота и не противоречат данным ранее мной показаниям, что я пытался оказать помощь сотруднику милиции в задержании подозрительных лиц. Если содействие органам внутренних дел у нас в стране стало уголовно наказуемым, так и пишите об этом, а не приплетайте гипотетическое убийство. Не хочу бросить тень на пропавшего участкового, но по своему опыту работы в Дорожном РОВД могу сказать, что несколько месяцев прогула со стороны участкового или опера не является чем-то необычным и даже не всегда приводит к увольнению прогульщика. На этом я свое выступление заканчиваю, в окончании еще раз прошу суд признать меру пресечения, применяемую ко мне незаконной и избыточной. У меня все.

— У прокурора есть вопросы к задержанному? — судья смерила взглядом мрачного мужчину в синей форме: — Можно не вставая.

— Вопросов нет, есть ремарка, что как бы задержанный не примерял к себе ангельские крылышки, в отношении его имеется еще одно уголовное дело, объединенное из двух, по фактам убийства двух и более лиц…

— Какая там мера пресечения? — оживилась судья — ей мою жалобу рассматривать, а тем более отпускать меня, совсем не хотелось, но вот вариантов отказать мне было немного. Считая, что у них впереди целый месяц, братцы опера из РУОПа меня за прошедшие дни не дергали, видимо, отжимали мой ломбард, следователь меня тоже не беспокоил, поэтому никаких новых бумаг в деле у них не появилось, а тут такой поворот — задержанный обжаловал меру пресечения в суд. Никогда такого не было, а тут, оказывается, в молодой российской демократии такое стало возможно и ушлый Громов этим воспользовался.

— К сожалению, никакой, Громов был поставлен только в оперативный розыск…

— Хорошенькое дело! — не выдержал я: — О том, что я, якобы, был в розыске, мне ничего не известно. Меня, прошу отметить в протоколе, задержали по выходу из БТИ, где я занимался своей обычной работой, ни от кого не скрываясь и не прячась.

— Уважаемый суд…- пошептавшись со следователем, воспарил над столом прокурор: — В деле еще имеются результаты обыска по месту жительства задержанного, в протоколе которого указано об обнаружении боевого патрона от пистолета Макарова…

— Экспертизу провели?

— Да, провели.

— Ваша честь, прошу внести в протокол, что по проведенному обыску я направил жалобу прокурору, так как обыск проводился без моего участия, хотя я находился полностью в распоряжении оперативников милиции. Но, вместо того, чтобы проводить обыск в моем присутствии, эти хитрые ребята воспользовались моими ключами и тем, что квартира пустая. Удивительно, что при таком отношении к делу там обнаружили только один патрон. Кроме того, прошу обратить внимание на личность понятых. Судя по протоколу, эти граждане не живут рядом с моей квартирой, а значит, оперативники взяли в качестве понятых своих знакомых, чем дискредитировали главное требование, предъявляемое законом к понятым — их незаинтересованность.

— Понятно. — судья повертела авторучку и изрекла: — суд посовещавшись на месте определил, что для правильного и объективного разрешения жалобы гражданина Громова суду необходимы дополнительные материалы. Прокурор, через сколько сможете доставить в суд дело, где Громова обвиняют в двух убийствах?

А вот это было фиаско, братан. Я конечно допускал, что эти дела вытащат на свет, но, все-таки, надежда во мне теплилась, что удастся выскочить…