Тень

Глава 22

Глава двадцать вторая.

Политические игры.

Август 1994 года.

Куда я дел деньги? А между тем это огромная проблема в эти годы. Квартирные воры могли «вынести», одну за другой, несколько квартир в многоэтажном доме, и никакие навороченные замки не спасали жилище от несанкционированного проникновения. В ход шел разнообразнейший воровской арсенал, от домкратов и ломов до пробирок с кислотой и электродрелей. Даже то, что квартира находится под защитой вневедомственной охраны не могло гарантировать безопасность вашего имущества, поэтому, вопрос надежного хранилища ценностей стоял очень остро.

Половину захваченных в Патайе американских денег я отдал своей сообщнице, а вторую половину закатал в трехлитровую стеклянную банку и отвез на бабулину дачу, где спустил в погреб, поставив на одну из полок с бесчисленными солениями и прочими маринованными огурцами, и помидорами. Ирина зашила свою часть денег в старую подстилку, на которой любила спать Герда, и на этом вопрос с деньгами был закрыт, так как оба хранилища, исходя из моей практики, мало интересовали воров. Осталось только понять, куда можно вложить эти деньги.

«Ответки» из Сиама ждать не стоило. Раз нас с Ирой за сутки не смогла вычислить королевская полиция, то, скорее всего, никто по данному вопросу не побеспокоит. Я бы, на месте Юлии и Миши подучил бы английский язык и спрятался бы, где-нибудь, на севере Таиланда, где туристы не бывают, но зато иностранца всегда готовы взять в школу или институт, преподавать английский язык. Причем, за эту работу там готовы платить выше, чем местным преподавателям. Да и Бог с ними, с этими жуликами — надеюсь, что я никогда больше с ними не встречусь.

А вот что мне делать дальше было неясно. Вроде бы проблем столько одновременно навалилось, что не знаешь, за какую хвататься в первую очередь. Хотя нет, знаю.

Первой по срочности проблемой была необходимость выдвижения Ирины в число кандидатов в депутаты. Хотя в городском отделении партии вопросы я порешал, но, формальности ради, Иришку должен был выдвинуть в депутаты трудовой коллектив, в частности, родной для нее, коллектив центральной подстанции «Скорой медицинской помощи». Еще до нашей поездки за границу она переговорила по этому вопросу с большинством «лидеров общественного мнения» подстанции, заручилась у всех принципиальным согласием, и сегодня она отправилась на смену, имея задание оформить решение общего согласия коллектива на бумаге. Мне же стоило скорее решать вопросы с вводом нового дома в эксплуатацию, хотя было непонятно, с чего стоит начинать.

Завод. Проходная.

— Господин Громов! — наперерез мне бросилась знакомая фигура бывшего начальника ОКСа: — Можно вас на минуточку…

И куда делась горделивая походка и высокомерное выражение лица «друга детства генерального директора»? Сейчас этот человек, кажется, был готов кланяться передо мной, как китайский болванчик, одновременно приседая и делая «ку».

Узнав, что его обворовывали «не по чину», а к имуществу Завода, с определенного времени, босс стал относится, как к своему личному имуществу, директор долго топал ногами, после чего приказал уволить начальника ОКСа, старшего бухгалтера и прораба одним днем. Никакой жалости он не проявил, ходоков и заступников посылал «по маме», не сдерживаясь в выражениях…

— Что вы хотели? — я застыл у приоткрытой двери машины.

— Поговорить…

— Говорите.

— Мне сказали, что если я получу справочку о том, что ущерб погашен, то…- бывший начальник ОКСа замялся: — Не могли бы мы договориться…

Вот и засуетился «друг директора». Первые дни после разоблачения он еще хорохорился, рассказывал знакомым, что он ничего не боится, что он сейчас как «порешает все вопросики»… Только для решения возникших со стороны следствия вопросов надо или вариться в этом адском котле, под названием «правоохранительные органы», либо обладать обширными связями или… В любом случае, наш главный строитель не имел ни того, ни другого, только гипертрофированное самомнение, которое внезапно сдулось.

По моей просьбе, озвученной героическим опером Брагиным, следователь, при каждой встрече с начальником ОКСа рассказывала ему, что только погашение до суда причиненного ущерба может спасти его от реального срока заключения. И вот, подергавшись немного и убедившись, что равнодушная машина государственного следственного аппарата потихоньку подтягивает его к краю, чтобы безжалостно перемолоть, в мгновение ока превратив из преуспевающего, самодостаточного мужчины в лагерную пыль, человек задергался и начал паниковать.

— Мне с этого какая выгода? Зачем мне с вами о чем-то договариваться?

— Ну это… Я бы мог…- бывший начальник ОКСа замялся, не зная, чем меня можно заинтересовать: — Я мог бы… денег…немного, но есть.

— Вы смешной. — я криво улыбнулся: — Там вам насчитали…

Я закатил глаза к небу, показывая, какой ущерб насчитала бухгалтерия и продолжил:

— А к суду сумма, в виду инфляции, еще больше возрастет. А директор хочет вашей крови и ему будет приятно, что вас лет на пять отправят в места, не столь отдаленные. Я просто вижу, как он ваш приговор на доске объявлений повесит…

— Может быть можно что-то сделать?

— Можно. — отрезал я.

— Что вы сказали? — не поверил своим ушам мой недоброжелатель.

— Я сказал, что можно. Для начала вам надо устроиться на работу. Настоятельно рекомендую пойти работать в…- я назвал организацию –застройщика, с которой у меня был конфликт по поводу сдачи дома: — Меня интересует, что у них вообще творится и почему они не могут сдать готовый дом, да и вообще, любая компрометирующая информация.

— Но там же требуют рекомендации…

— Слушайте, мне без разницы, кем вы туда устроитесь, хоть землекопом, от которых вряд ли рекомендации требуют. — я сбавил тон: — Но, если требуется хорошая характеристика, завтра, в это же время, подходите, вы ее получите. Насколько я помню, вас уволили «по собственному»? Поэтому, проблем с трудоустройством на новом месте быть не должно.

Увольнять расхитителей «по статье» генерального директора отговорил я лично, без всякой задней мысли, просто не хотел возится с оформлением лишних документов. Вот теперь и эта недоработка могла мне пригодиться. Сухо кивнув взбодрившемуся собеседнику, я сел в машину и поехал домой, где меня ждал сюрприз, достаточно неприятный.

Центральный район Города. Частный дом.

За окошками знакомо заскрипели тормоза и подвеска санитарной «буханки», потом хлопнула калитка, возбужденно залаяли, гуляющие во дворе, собаки, и я бросился к плите, греть тушеную картошку с мясом. Ирина очень редко вырывалась домой на ужин во время дежурства, и было у нее на все-про все, всего полчаса.

— Мой руки, сейчас все будет готово…- я щелкнул кнопкой электрического чайника и внезапно замер — что-то было не то. Ира молча сидела за столом, низко опустив голову. И глаза у девушки были красные и опухшие.

— Что случилось? — я присел за стол напротив девушки.

— Ничего…

— Ира, солнце мое, давай, я тебя пытать не буду, а ты просто мне все расскажешь, как взрослые люди. У тебя времени мало, тебе еще поесть надо успеть.

Как оказалось, собрание трудового коллектива прошло на ура, вел его председатель профсоюзного комитета, так как руководство было на очередном совещании в департаменте. Все проголосовали единогласно, после чего поздравляли Иру, желая ей избрания, чтобы во время депутатства не забывала, откуда она и о своих коллегах. А после обеда, после возвращения с очередного выезда, доктор Кросовская заскочила к главному врачу, чтобы он, как руководитель, подписал протокол общего собрания и поставил печать…

— Он меня как девчонку…- одинокая слезинка скатилась с щеки Иры и упала в тарелку: — Бумагу порвал, сказал, что я малолетняя дура и не понимаю, куда лезу, а потом выгнал из кабинета. Я, наверное, завтра уволюсь…

— Даже не вздумай…- я положил руку на тонкое запястье: — Сейчас ты все доешь, потом хорошенько умоешься, и после этого поедешь на работу. И будешь улыбаться, улыбаться, как дура и хихикать, как птичка. Ты никому не покажешь своих слез. А с рекомендацией я вопрос решу. У нас три дня осталось, чтобы сдать бумагу, вот послезавтра я ее и оформлю. Не вешай нос, любимая, все будет хорошо.

— Правда? — Ира подняла на меня опухшие глаза.

— Правда, правда, даже не задумывайся об этом. Кушай скорее. А то за тобой уже скоро приедут.

Причина поведения главного врача лежала на поверхности — медиков, в обязательном порядке, призвали голосовать за кандидата от провластной партии, главного врача городской клинической больницы, и никаких других кандидатов здесь быть не должно.

Я подумал, не стоит ли поднять по этому поводу скандал, тем более, что порвав протокол общего собрания, главный врач подстанции «скорой помощи» забыл о наличии прошитого журнала с решениями таких общих собраний. Но, по здравому рассуждению, я понял, что одного журнала будет мало, а коллеги Иры все живые люди и в этом противостоянии администрации и молодой докторши они, безусловно, поддержат начальство, а значит, скандал не имеет никакого практического смысла.

Завод. Здание заводоуправления. Кабинет генерального директора.

— Ну и зачем нам это надо? — Григорий Андреевич оттолкнул от себя скрепленные листы с проектом решения общего собрания.

— Вам лично, возможно, и незачем, но большинство наших работников прикреплены к поликлинике номер… — я уставился прямо в глаза шефа: — А туда просто войти страшно. И этот кандидат в депутаты обязуется улучшить работу, как поликлиники, так и больницы.

— Паша, но я, лично, как бы, и не против…- шеф видимо не хотел со мной ссориться и аккуратно подбирал слова: — Но послезавтра у нас встреча с директором завода шоссейных машин, который выдвигается от партии президента…

— Григорий Андреевич, если вам интересно, то вы не на того кандидата ставите. В ближайшие десять лет у нас в Городе при власти будут, в основном, депутаты от оппозиции.

— Ты сейчас пошутил так?

— Абсолютно серьезен. — я пожал плечами: — В Москве решили проводить эксперимент, в нашем Городе и еще паре городов, что не будут проталкивать кандидатуры от власти, пусть, что получится, то получится. А кроме того, кто вас заставляет все яйца в одну корзину складывать? Проведите два общих собрания и дайте рекомендацию двум кандидатам. Я понимаю, что так не принято, но и законом не запрещено.

— Да разве так можно?

— Можно, я отвечаю. У меня остались только один вопрос и одна справка. Вопрос — а почему директор завода шоссейных машин не может взять рекомендации своего трудового коллектива? Зачем он прется на наш Завод? Наверное, там за него никто голосовать не будет? И, в качестве справки — я вам обещаю, что мой кандидат, после выборов всегда ответит на ваш звонок и всегда будет помнить, кто ему помог.

Избирательная комиссия Городской области.

— И что это такое? — один из членов комиссии, которому выпало проверять комплектность документов, выложив на середину стола фотографии кандидата в депутаты Кросовской, которые должны были пойти на официальный избирательный плакат.

— Я что вам не нравится? — я осторожно перевернул фотографию: — По-моему, очень мило.

Умел, все-таки, корреспондент областной «молождежки» делать фото. От Ирины на этой фото были только глаза над медицинской маской. Огромные, красивые глаза.

— Где лицо кандидата и при чем этот ребенок?

— Лицо кандидата здесь. — острожно, чтобы не оставить пятна на фотографии я обвел в воздухе воображаемый овал: — А ребенок — это маленький пациент, которого доктор Кросовская несет в карету «скорой помощи», чтобы быстрее доставить в больницу. Кстати, ребенок, благодаря вовремя оказанной помощи, доставлен в больницу живым и уже скоро будет выписан.

Товарищи! — взвыл чиновник избирательной комиссии: — Нет, ну вы слушали этого молодого наглеца? Смотрите, какие фотографии он принес и пытается мне всучить!

Под возмущенные вопли собравшихся у стола членов комиссии, я встретился глазами с председателем комиссии, которая, еще совсем недавно, преподавала мне в университете конституционное право и теорию государства и права.

Я понимаю, в чем было возмущение сотрудников и членов избирательной комиссии. Среди сотен фотографий кандидатов в депутаты, где преобладали самодовольные лица городских и областных начальников, в одинаковых темных костюмах с широкими, немодными галстуками, взгляд избирателя обязательно остановится на грустных глазах современной мадонны, спасающей ребенка.

— Нет, товарищ! Это неприемлемо. — мне пытались вернуть фотографии Ирины: — Это совершенно неприемлемо!

— Да почему? Что вас не устраивает⁈ — я даже убрал руки за спину, фотографии доползли до края стола и там замерли — спихнуть их на пол чиновник не решился.

— Запрещено…

— Когда и кем?

— Запрещено…

— Неправда. Я читал внимательно регламент и закон о выборах. О фотографиях там не сказано ни слова…

— Ну так мы соберёмся избирательной комиссией и разработаем регламент, где определим…

— И что вы определите? Что врач не имеет права сниматься в медицинской форме, и с пациентами на руках? А на каких основаниях? Вон, господин полковник, вполне себе в форме снялся, а тут неизвестный мне мужчина на грудь орденов и значков почти двадцать штук нацепил. Им вы тоже это запретите? Напишите, что у всех кандидатов в депутаты должны быть одинаково тупые лица, одинаковые пиджаки, рубашки и галстуки. Я вас правильно понял? Только у вас не получится — по закону о выборах, после начала избирательной компании, никакие новые регламенты или правила избирательные комиссии не имеют права принимать. Ведь я прав?

Мой бывший преподаватель недовольно поморщилась и качнула головой, после чего бюрократ, что-то недовольно ворча, спрятал фотографии Ирины в пакет и расписался мне в бумаге, что все документы кандидата в депутаты Красовской приняты избирательной комиссией приняты.

Тихий центр. Площадка строящегося дома.

Директора строительной компании я вызвал к воротам строительной площадки сдающегося дома телеграммой и, естественно, он не приехал. Тогда я позвонил в строительную контору и, представившись, сообщил, что если в течение двадцати минут он не приедет, то через час я войду в сданный дом вместе с журналистами и тогда…

Директор строительной фирмы Алексей Михайлович приехал через сорок минут, показывая мне свое безразличие к моим угрозам, но, все-таки, приехал, захватив на всякий случай с собой пижонистого юриста Сережу.

— Пойдемте за мной. — я сухо кивнул прибывшим и направился в подъезд, поднялся на этаж и пинком ноги выбил картонную строительную дверь.

— Вы что делаете? Если вы милиционер, то это не дает вам право портить чужое имущество!

— Это моя дверь и моя квартира! — зарычал я в лицо Сережи, да так свирепо, что он отпрянул, после чего взял в руку ломик и ударом сбил большой кусок штукатурки над входной дверью…

Присутствующим открылась кривая доска, на которой был выложен кирпичный простенок…

— Здесь должна быть или железобетонная конструкция, либо металлическая! — я ударил кулаком по картонке входной двери — Иначе, лет через пять, эта гнилая доска сломается и все эти кирпичи обрушатся кому-то на голову…

Идемте дальше!

— Погодите, товарищ…- директор замялся, видимо, пытался представить мой образ в форме: — Вы к квартире здесь какое имеете отношение?

— Инвестиционный договор у меня на эту квартиру…- я шагнул в комнату и ударил ломиком под плиту подоконника. Со второго удара, плита подпрыгнула, и я с трудом приподнял ее — под оконной рамой зияла гудящая пустота…

— Под каждым окном запенить…

Бросив плиту, я наклонился и подцепив все тем-же ломиком корявый плинтус, весь в сучках и дырах, нажал на инструмент. Плинтус душераздирающе взвизгнул, выдираясь гвоздями «сотками» из стен и треснул посередине, а я, не угомонившись, потянул за уголок дешевого и страшного линолеума. Цементную стяжку пола пересекали две сквозные трещины, кусок застывшего раствора свободно болтался, если наступить ногой.

— Все переделать, и не только в этой квартире, а еще в номерах…- я назвал номера квартир моих боссов — «генерального» и главного бухгалтера.

— Сроку — неделя. Не исправите — будете переделывать во всем доме. — я отодвинул с дороги юриста, желая покинуть это место, но тот очнулся и взвизгнул.

— Да вы что себе позволяете⁈ Вы что, думаете. Мы на вас управу не найдем? А такая статья, как «Превышение полномочий» вам известна?

Я остановился и встретился взглядом с директором строительной фирмы:

— И юриста смени. Этот что-то не тянет.

Центральный район Города. Частный дом.

Через пару дней после получения удостоверения кандидата в депутаты Ирину вызвал в кабинет главный врач, с которым она после собрания трудового коллектива практически не разговаривала, и, старательно глядя в окно, потребовал сняться с выборов.

Ира, с трудом сдержавшись, сообщила начальнику, что это не его дела, после чего уехала «на линию». До утра диспетчер заваливал экипаж Ирины самыми сложными заявками, а утром на подстанцию поступила жалоба от одной из ночных пациенток, что после того, как врач и фельдшер покинули ее квартиру, женщина не обнаружила золотого колечка. Предложение администрации подстанции вывернуть карманы и предъявить личные вещи к осмотру были последней каплей. Ира переоделась и покинула ставшую чужой подстанцию «скорой помощи».

— Паша, как мне уволится побыстрее? — девушка положила мне голову на плечо и замерла, прижавшись всем телом.

— Никак. Сейчас пойдем в почтовое отделение и отправим вашему главному врачу, что ты уходишь в отпуск в связи с выборами. Не нужен человеку работающий врач, ну и ради Бога.

К бабуле, что написала заявление, я отправился утром следующего дня. Терпеливо выслушав длинный спич, о падении нравов, врачах — крохоборах и кровопийцах, а также хвалебный панегирик в адрес Анатолия Чубайса, который бабуле ужасно нравился, я предложил хозяйке походить по квартире и поискать сережки.

Ожидаемо они нашлись на полочке в ванной комнате. Принимая от бабушки заявление, что пропавшее имущество нашлось, я не стал вписывать бабкины бредни, что кольцо подбросили вернувшиеся ночью врачи-ворюги. В довершении визита я снял бабушку с кольцом в одной руке и заявлением в другой, на видеокамеру и покинул квартиру недоброй пенсионерки.

Но на этом история не закончилась. Вечером того же дня в калитку нашего дома начали громко стучать, а когда я откинул щеколду, то у входа обнаружил целую делегацию, во главе стоял милицейский капитан в кителе цвета маренго, а из-за его плеч выглядывал круглолицый дядечка и две женщины лет пятидесяти, в одной из которых я опознал диспетчера службы «ноль три» Центральной подстанции.

— Здравствуйте. — вежливо представился капитан: — Старший участковый Гусев. Гражданка Кросовская здесь проживает?

— Нет, здесь она не проживает. — я стоял в калитке, игнорируя попытки милиционера проникнуть во двор.

— Да врет он все, товарищ капитан! — из-за плеча участкового выдвинулось круглое лицо мужчины: — Здесь она живет, нам ее водитель точно на этот дом показал!

— Гражданин, предъявите документы. — капитан навалился на меня плечом, но я крепко удерживал позицию.

— Не обязан. Если что-то надо от меня, то вызывайте повесткой.

— Я имею право…

— Товарищ участковый, вы ни хрена не имеете, сюда вас не вызывали. А будете ломиться во двор, так у меня здесь две большие и злые собаки. Загрызть — не загрызут, но форменные брюки точно порвут, а оно вам надо?

— Вы понимаете, что у вас будут неприятности⁈ — капитан оказался матерым и упорным, не оставляющим попытки проникнуть на домовую территорию: — Решается вопрос о возбуждении уголовного дела…

— Какого еще дела? — мне просто стало любопытно.

— По факту кражи ювелирных изделий у гражданки Филковой, по адресу…

— Дом сорок пять по улице Невольника чести, квартира двенадцать?

— А вы откуда знаете? Вы же сказали, что Кросовская здесь не живет!

— Кросовская не живет, а иногда забежать ко мне, поужинать и выпить чашечку кофе — забегает. — пожал я плечами: — А относительно кражи — если вы калитку позволите закрыть, то через пару минут я вам отдам заявление гражданки Филковой, что кольцо было найдено и ни к кому она претензий не имеет…

— А откуда у вас заявление Филковой? — подозрительно уставился на меня участковый.

— Так я к ней зашел и помог найти кольцо, а потом помог составить заявление, и пообещал передать его в отдел милиции, а то у бабушки ноги больные, ей ходить трудно.

Милиционер замялся, разрываясь между инстинктивным желанием все же войти во двор, поставив на место наглого сопляка и необходимостью получить бумагу от очередной сумасшедшей бабки, что теряют «ювелирку», деньги, вставные челюсти, после чего бегут в милицию писать заявление, что их обворовали.

— Товарищ милиционер, да он все врет! — снова разорался круглолицый мужик: — Они сейчас двери закроют и все…

— Решайте, товарищ капитан. — я вздохнул: — Но во двор вы все равно не зайдете.

Наконец капитан решил, что лучше заявление в руке и шагнул назад, позволяя мне запереть дверь. Через пару минут я вернулся с заявлением, заставив милиционера расписаться в получении на ксерокопии бабкиного объяснения, после чего, не обращая внимания на вопли кругломордого, вежливо попрощался и запер калитку.

— Ира, а кто это такой мордастый был? — первым делом спросил я у девушки, что наблюдала за скандалом у ворот, спрятавшись за штору.

— так это наш главный врач был, с подстанции, Оскар Викторович…

— А ты знаешь, где Оскар Викторович живет?

— Дам знаю, квартиру не знаю. Знаю дачу, были там в прошлом году, приезжали поздравлять на юбилей…

В ночь с пятницы на субботу Оскар Викторович проснулся от того. что супруга трясла его за плечо и громко кричала что-то невразумительное, а в окошко спальни дачного домика заглядывали отсветы близкого пламени. Когда начальник станции «скорой помощи» выскочил на улицу, он обнаружил, что перед домом весело потрескивает сгорающими досками небольшой палисадник, что отделял дачный домик от узкой дороги.

Когда пожар залили тремя ведрами воды, благо металлическая бочка для полива стояла совсем рядом, Оскар Викторович обнаружил на столбике соседского забора перевернутую пятилитровую канистру, от которой остро пахло бензином, и к которой было привязано позеленевшее рандолевое кольцо, из числа тех, что цыгане продают на каждом углу.