Лилька Форносова, моя соседка по площадке, как я и ожидал, была дома. Едва я успел нажать на старенький звонок рядом с обитой дерматином дверью, как она распахнулась.
— Илья… — начала было радостно Лилька.
Но, увидев перед собой совершенно другого суворовца в форме, чутка скуксилась.
— Андрюшка! — воскликнула она, немного разочарованно.
Но для приличия красотка все же улыбнулась.
— Приветики! Какими судьбами?
Понимаю. Андрюшка — это не Илюшка Бондарев, ее возлюбленный и по совместительству один из моих лучших друзей.
Но что, как говорится, поделать… И моя Настя, и Михина Вера, и Илюшкина Лилька, и другие девчонки, которые встречались с суворовцами, выбрали себе такую судьбу — видеться со своими парнями по расписанию.
И сегодня нашему Илюхе выпал не самый удачный жребий.
— Привет! — махнула мне рукой вышедшая вслед за подружкой в прихожую рыжеволосая Олеся Иванченко, Лилькина подружка.
Иванченко, в отличие от Лильки, светилась, точно гирлянды на новогодней елке. Еще бы! Скоро за кордон поедет! Посмотрит, как там люди живут! В СССР быть «выездным» — это привилегия.
— Привет, привет, девчонки! — поздоровался я с обеими красотками сразу и протянул Лильке конверт. — Вот, держи, Лилек! Твой Ромео тут передал мне, прямо перед выходом… В казарме сегодня Илюшка, тумбочку полирует. А ты не знала, что ль? Этот чудик, что, не позвонил тебе?
— Звонил, звонил… — торопливо сказала Лилька, доставая письмо. — Я просто думала: вдруг что-то переиграли? У вас же там военное училище, всякое может быть. Вот и понадеялась…
Надежды девушек питают…
Запечатывать конверт «Бондарь» не стал. Знал же, что все равно читать не стану. Мы c Илюхой друг дружке полностью доверяли.
Лилька живенько пробежала глазами по строкам, и глаза ее чуток потеплели. А я, глядя на нее, вдруг понял, что уж и не помню, когда писал письма от руки и отправлял по почте. Последний раз — наверное, в конце нулевых. Кому-то из пожилых родственников, которые сказали: «Он нам и нафиг не нужон, Интернет ваш!».
Бумажные письма — это, конечно, прошлый век. Но не здесь.
Здесь, в семидесятых, они — вполне себе рабочий способ общения двух людей, вынужденно находящихся на расстоянии друг от друга. Социальных сетей еще не придумали. Даже Дуров пока не народился. А «Вконтакте» — тем более. По «What’s App» тоже не позвонишь. Даже какую-нибудь «Моторолу» или «Сименс» с дурацким желтым экраном и камерой 0.3 мегапикселя еще не завезли. И смс-ок, само собой, нет. Выкручивайся, как хочешь.
И есть в этом что-то такое… Романтическое. Взять хотя бы сам процесс ожидания весточки. А уж получить письмо — это тот еще выброс дофамина! Держишь в руках исписанный аккуратным (или не очень) почерком листок и понимаешь, что еще недавно он был в руках у близкого тебе человека… А вместо бездушной электронной открытки — бумажная фотография. И вложенный хрустящий кленовый листочек.
Красота! Мир, который мы потеряли.
— На чаек зайдешь? — предложила повеселевшая соседка.
Я поглядел на часы. Чаек — это, конечно, хорошо. Хоть я позавтракал плотно перед выходом. Но надо бы уже шевелить батонами. Если я, конечно, не хочу на свидание со своей девушкой выделить всего полчаса.
— Нет, Лилек! Извини! — развел я руками. — Не сегодня! Бежать пора!
— Чего так, Андрюх? — удивилась Лилька. — Ты ж в увольнении сегодня?
Я заметил, что Лилькина подружка Олеся легонько пихнула ее локтем и что-то шепнула на ушко.
Опять какие-то девичьи секреты… Что за манера у девчонок вечно шептаться при посторонних? Больше двух говорят вслух!
— Не совсем в увольнении, Лиль! — уточнил я, не вдаваясь в подробности. — Я на спецзадании.
— Ну пожалуйста! — взмолилась соседка. — Всего полчаса. Окей? Я тут орешков со сгущенкой в формочке напекла! Еще горячие! А я пока Илюшке ответ накатаю… Ну давай, залетай! Подождет твое спецзадание!
— Ну лады… — великодушно согласился я, заходя в прихожую и стаскивая с себя шапку и шарф. Иногда женщинам все-таки надо уступать. — На полчасика можно. Только ты, Лилек, давай, быстрее пиши, окей? Не длиннее, чем письмо Татьяны Онегину. А то я так везде опоздаю…
— На кухню ступай, деловая колбаса! — добродушно рассмеялась Лилька, довольная, что передаст сегодня своему любимому письмецо. И метнулась в комнату, кинув через плечо: — Я сейчас.
Я не обиделся на «деловую колбасу». Мы ж, в конце концов, с Лилькой с рождения, почитай, знакомы. Ей можно, на правах соседки. В конце концов, Лильку когда-то катали в моей коляске с колесиком, которое то и дело отламывалось. А это дорогого стоит.
В компании Лилькиной подружки я прошагал на кухню.
— Присаживайся! — радушно предложила мне Олеся Иванченко.
В доме Форносовых мне не раз приходилось бывать. Наши с Лилькой родители дружили семьями. Моя мама частенько забегала к Лилькиной в гости. Да и Лилькина мама у нас, само собой, бывала. Нас с симпатичной соседкой даже как-то сосватать хотели. Еще в начале первого курса.
Но дальше совместного обеда дело не зашло. И я, и красотка-соседка мигом поняли, что попали на советский аналог передачи «Давай поженимся» и дали родичам понять, что ничего «такого» не выйдет. Я чуть позже встретил Настю, ну а Лилька не без моей помощи познакомилась с Илюхой «Бондарем», в котором души не чаяла.
Я сел на затертый не одним поколением Форносовых диванчик и огляделся.
Ничего не изменилось со времен моего последнего визита к Лильке, когда я припер к ней пьяного батю после новогоднего боя курантов. Почти такая же кухня, как у нас. И чайник такой же. И подставка. И радио на стене. Даже клеенка на столе — точь-в-точь как у нас. Белая, в красный крупный горох. Небось бабушка моя Лилькиной маме клеенки отрезала.
Так было заведено почти у всех.
— Угощайся! — Олеся налила в мне в кружку с вишенками «того самого» чаю со слоном и пододвинула тарелку со свежеиспеченными орешками со сгущенкой.
Снова ностальгия…
Такими орешками в то время вся страна баловалась. И моя мама их пекла, и Лилькина, и Настина. И если все выгорит, то я еще вечерком сегодня заточу штучек пять… или шесть… А может, и все десять! В квартире на Кутузовском…
— А ты ж Андрей, да? — уточнила вдруг Олеся.
— Угу… не Сергей точно! — невнятно ответил я. Как раз в эту секунду я разжевывал невероятно вкусный орешек. Тот самый орешек с той самой сгущенкой. Такой, как доктор прописал. Теперешние орешки и рядом не стояли с той домашней выпечкой в самой простецкой тяжелой форме.
— Слушай, Андрей… — Лилькина подружка присела рядышком. — Я тут хотела спросить… А в Суворовском училище сложно учиться?
С чего это вдруг Олеся заинтересовалась учебой в училище? Мы и виделись-то с ней всего пару раз, мельком, когда я забирал Настю с тренировки и провожал домой.
— Учиться — не сложно! — сказал я, прожевав вкуснейший орешек и делая большой глоток вкуснейшего чая. — А вот не учиться — сложно! Просто не дадут! Ну и, помимо учебы, физухи еще много и строевой. Завтра вот, например, будем «коробку» тренировать.
— Чего тренировать? — удивилась соседка.
Даже замерла с открытым ртом.
— «Коробку» тренировать! — пояснил я.
Ах да! Лилька же не из нашего профсоюза. То бишь не девушка суворовца! Поэтому она и понятия не имеет, о какой коробке речь. Вот Настя моя, Лилька, Вера, с которой Миха встречается, Саша, девушка Димки Зубова — те точно про «коробку» слышали.
— К параду мы готовимся! — пояснил я девушке, незнакомой с военной жизнью. — Тренировать «коробку» — это значит учиться ходить, как на параде. Четким строем!
— Как интересно! — с неподдельным восхищением воскликнула Олеся. А потом вдруг спросила: — А ты на параде будешь?
— Буду, конечно! — пожал я плечами. — Ясен пень! А иначе зачем бы я тренировался? Кстати, а чего ты про училище-то вдруг спросила?
— А? — Олеся вдруг покраснела и, чтобы скрыть замешательство, взяла в рот орешек. А проглотив, сказала, глядя в сторону:… — Ну… братишка младший у меня туда поступать собирается!
Ах вон оно что! Смена подрастает!
Что ж, я не против! Нам достойные сменщики нужны! Меньше, чем через год, я покину стены родного училища.
— А сколько лет братишке-то? — уточнил я на всякий случай. — Мелкий совсем аль нет?
— М-м-м… Двенадцать! — нахмурив лоб, сказала девушка. — Не очень мелкий. В пятый… Нет, в шестой класс пошел.
— А! Ну так это еще года три впереди! — успокоил я ее. — Все тип-топ. Бежать вперед паровоза не надо. Пусть готовится потихоньку твой братец, по учебе шуршит, да зарядку делать не забывает. Если что, обращайся.
— Хорошо… — согласилась Олеся. А потом вдруг внезапно закинула следующий вопрос: — А вы обычно во сколько в увольнение уходите?
А это-то ей зачем?
Не успел я открыть рот, как в кухню вошла молодая хозяйка дома.
— Вот! — протянула мне конвертик Лилька. — Передай, пожалуйста! Только сегодня! Ладно?
Я кинул взгляд на протянутое письмо. А конвертик-то Лилечка все-таки запечатала! Беспокоится девчонка за свои сердечные тайны.
Ну да ладно! Ничего страшного. Ее понять можно. Небось там еще и отпечаток губ в конце письма имеется.
Ну точно! Вон Лилька уже и губки подкрасила! Значит, точно успела поставить на письме «воздушный поцелуй» своему Илюхе. И духами сбрызнула. Через конверт чувствую.
— Ладно! — я встал из-за стола. — Спасибо за чай, девчонки.
Спрятал письмо за пазуху, снова учуяв едва уловимый аромат духов, попрощался и вышел на улицу.
И сразу же наткнулся на еще одного старого знакомого.
— Здорово! — махнул я рукой. — А ты чего такой квелый?
На скамейке у подъезда сидел, потупившись, парень из дома напротив — Колька по прозвищу «Буба».
Я хорошо помнил Кольку. Был он лет на пять помладше меня. Скуластый и тощий. С вихром на затылке, который ну никак не хотел приглаживаться. Исчез он только годам к тридцати пяти. Сам собой. Когда Колька полысел.
«Буба» был парнишкой из другой касты дворовых пацанов. Из тех, которые уже не были «малыми», то есть гуляли на улице без взрослых, но еще не доросли до «старшаков» — то бишь до таких здоровенных «мужиков», как я, Пашка и Ленька. И в свою компанию мы их, естественно, не брали. А посему в силу возраста Колька был ни малым, ни старшим. Этаким середнячком.
Почему пацаны во дворе прозвали Кольку «Бубой», я, хоть убей, не помню. Но кличка прилипла к парню сразу и намертво. Некоторые звали его «Бубой», даже не зная настоящего имени. И даже когда я, совсем взрослый, встречал в своем дворе уже тридцатилетнего Кольку, я звал его именно старой дворовой кличкой. Хоть и память на имена у меня хорошая.
— Привет, Андрей… — точно Аллегрова, неохотно ответил мне Колька.
И снова уставился на собственные поношенные ботинки.
— О чем ревем? — спросил я без обиняков, заметив, как по лицу пацана катятся злые слезы.
— Ни о чем! — буркнул Колька и отвернулся.
Ну, как говорится, не очень-то и хотелось.
— Ни о чем так ни о чем! — пожал я плечами и двинулся дальше.
Вот еще! Не хватало мне Ариной Родионовной у двенадцатилетнего оболтуса работать! Есть дела поважнее!
Однако, уже пройдя мимо скамейки, я вернулся. Постоял чуток рядом, а потом присел. Колька вроде бы никогда не рыдал по пустякам. Видать, тут дело серьезное.
— Вываливай! — коротко сказал я. — Если хочешь, чтобы я тебе помог, у тебя три секунды на размышление. Считаю до трех, «раз» пропускаю. «Два»…
— Меня на турник не пускают! — неохотно пробурчал Колька, все так же отвернулся.
— О как! — воскликнул я, довольный, что у пацана так скоро развязался язык. — И чего не пускают?
Странно… Колька в моей памяти остался как один из самых неконфликтных дворовых пацанов. Очкариком и «книжным червем» он не был. Но и в хулиганах не ходил.
Словом, обычный парень. Этакий середнячок. Только немного замкнутый. И стеснительный. Скорее всего, оттого, что рос он только с матерью, и жили они довольно небогато. Та работала техничкой в самой обычной школе. Соответственно, разносолами парня не баловали и новую пару обуви каждый месяц не покупали.
Вон и сейчас видно, что ботинки у Кольки вот-вот — и запросят каши…
Турник в нашем дворе был у пацанов самым посещаемым местом. Вот где можно было показать свое мастерство! А не в этих дебильных «тик-токах»! Наши пацаны не устраивали дурацкие танцы на камеру смартфона. Они показывали свою крутость или на катке, или на футбольном поле, или на турнике. Мальчишки и подъем с переворотом делали, и «стульчик», и «полотенце», и «флажок»… Чего там только не было!
И я в свое время у турника зависал подолгу. И даже слыл среди дворовых пацанов весьма продвинутым турник-меном. Пока не ушел в Суворовское. А там я как-то охладел к турнику. Другие заботы навалились. Выше крыши.
Что же там у Кольки произошло, что его подвергли дворовому остракизму?
— Они говорят, что я… — тут «Буба» сглотнул и зажмурился.
Я отвернулся, сделав вид, что не заметил, как по его лицу снова скатились две злых слезы.
— Что я падаю с него, как мешок с…
Я примерно понял, где тут собака порылась.
Скорее всего, из-за своего стеснительного характера, а еще из-за вечной зажатости Колька и впал в немилость у дворовой школоты. А вовсе даже не из-за того, что он на турнике подтягиваться не умеет.
Просто ушлые пацаны сразу определили, что есть у парня слабинка. И давай на нее давить!
Дворовый коллектив — компания суровая. Если не приняли, то это уж надолго. В таких компаниях надо сразу себя ставить!
Ладно. С этим я еще успею разобраться.
— Футбол? — я потер затылок. — А какой футбол? Кто играет?
— ЦСКА же! — удивленно посмотрел на меня «Буба». — Не знаешь, что ли? С ленинградцами. «Зенит» приехал…
Вот это поворот!
А ведь это совсем меняет ход дела!
Как же хорошо, что я встретил «Бубу»! И как хорошо, что он пока падает с турника, как мешок с… ну, неважно с чем! Это как раз дело поправимое!
Кажется, теперь я точно знаю, где я могу встретить Витьку! Если, конечно, мне повезет, и еще будут билеты!
А это значило, что надо срочно переигрывать планы и давать по газам!
Только сначала надо бы отблагодарить школьника за ценную информацию.
Если бы не Колька, я б, наверное, еще месяц искал способ заново «познакомиться» с Витькой и его семейством. Стадион — отличное место, где можно завязать общение. Легко и непринужденно!
— И сейчас турник занят, говоришь, «Буба»? — уточнил я.
— Не! — Колька помотал головой. — Сейчас как раз уже посвободнее, наверное! Пацаны потихоньку разбегаются. Сегодня же воскресенье. В кино многие с утра побежали. А в четыре футбол. Кто на стадион пойдет, кто по телеку зырить будет…
— А ты чего?
— Да ну… — «Буба» пожал плечами. — Не люблю я эти стадионы. Шум, гам… Я лучше дома по телеку посмотрю.
Ясно. Интроверт во всей своей красе.
— Значит, так, «Буба»! — предложил я Кольке. — Давай так! Ты где живешь? Во втором подъезде?
— Ага… — кивнул пацан. Глаза его заблестели надеждой. — Пятьдесят восьмая квартира.
— Отлично! — деловито кивнул я. — Если турник свободен, иди прямо сейчас и тренируй вис. Просто, средним хватом. Виси, сколько можешь. Отдыхай и снова виси. Вдохни чуток, сведи лопатки и тянись. Как сможешь. А я, как буду в увале, я к тебе забегу. В пятьдесят восьмую квартиру. Вдвоем с тобой на турник наведаемся. Научу тебя подтягиваться. И обычным, и обратным хватом. Идет?
Колька поднял на меня глаза и заулыбался.
— Идет! А ты… ты правда меня научишь?
— Ну если бы не правда, не обещал бы! — я пожал плечами и снова посмотрел на часы. — Я просто так языком не треплю. Давай, не ной, «Буба»! Выше нос! И по твоей улице проедет БТР с тушенкой. Я побег! Все, пока!