Суворовец. Том 3

Глава 2

— Что за идейка, Белкин? — оживился Димка Зубов, увидев в руках у Тимура кулек из коричневой бумаги, который он достал из своей тумбочки. — Трави! А то совсем скучно! А че у тебя там?

— Пряники там… Короче, мужики! — близнец Белкин призывно потряс пакетом. — Идея такая: кто расскажет самую… ну, скажем самую впечатляющую историю с каникул, получит подгон!

— Пря-я-ники? — расстроился Леха Пряничников. — И это весь подгон? Не люблю их. Вот если бы торт медовик, который моя бабушка делает… Вот это да, пальчики оближешь!

— Ишь ты какой! — воскликнул Миха Першин и, сев на кровати, деловито потер ладони: — Барином заделался! Марципаны ему, икру и заливное подавай! А я парень не гордый, мне и пряники сойдут! Чем не подгон?

— А я знаю, почему Леха пряники не любит! — хихикнул Тимошка. — Из-за погоняла своего!

— Вот именно! Пряники с чаем — самое то! Да и вообще не в пряниках дело! — поддержал Белкина Колян Антонов и тоже поудобнее устроился на кровати. — Дело же не в том, чтобы пузо набить! А просто интересно!

— Тогда и спорить надо на интерес! — упрямо гнул свою линию Леха.

— На интерес, «Пряник», никакого интереса спорить нет! — поучительно сказал Тимошка. — Мотивация должна быть! — И поднял руку: — Я тоже участвую, мужики! Хоть и пряники, признаться, тоже не очень люблю. Я больше мамину шарлотку уважаю. Вот ее я целиком готов за раз стрескать!

— Ага, щас! Кто ж тебе разрешит! — возразил ему Тимур. — Не ты один мамину шарлотку любишь. А ты-то чего, Тим, рассказать можешь такого, чего я не знаю? Мы ж с тобой все лето бок о бок были. И в училище, и дома кровати рядом стоят. Даже на даче валетом спали, на топчане…

— И че, Тимур? Ты знаешь, а пацаны-то не знают! — пожал плечами второй близнец. — Так что я тоже участвую! И «барсика»!

Упрямый Тимошка не собирался отступать. Повозился немного на кровати, подложил себе под спину подушку и твердо заявил:

— Короче, парни! Я в доле! С меня история! Кто первый?

— Самую страшную надо историю рассказать? Или самую смешную? — нахмурившись, серьезно уточнил Кирилл Лобанов. — Пока не очень ясны условия конкурса. А еще — с каких каникул именно? Летних, зимних, весенних?

— Ой, ля, важный какой! — усмехнулся Тимур. — «Условия конкурса»… Не нуди, «Лоб», все и так знают, что ты у нас голова… Неважно, какую! Можно страшную, можно смешную, можно просто запоминающуюся. Можно с летних, можно с зимних… Короче, то, чего ни у кого не было! Ладно, начинаю я. А то пока вы с «условиями конкурса» определитесь, уже утро настанет. А потом по кругу.

Близнец откашлялся, покосился на коридор, проверяя, не идет ли кто из начальства, и приглушенным голосом начал:

— Короче, мужики! Дело давно было… Жил у нас во дворе пацаненок один, мелкий. И пошел он как-то в поход со старшими, в Подмосковье. Небольшая такая вылазка. На два дня типа. Вот. Ему говорят: «Ставь тут палатку!». А он решил, что самый умный. Разбил там, где захотел.

— И в итоге? — нахмурившись, уточнил Кирилл.

— Лагерь-то он на муравейнике, оказывается, разбил! И в итоге половина муравейника к нему ночью в штаны жить переехала! — заржал Тимур.

Пацаны захихикали. Все, кроме второго близнеца.

— Ничего смешного! — буркнул Тимошка и отвернулся. — Фигня, а не история.

Я заметил, что паренек покраснел. А остальные пацаны посмотрели на Тима и, переглядываясь, заулыбались.

Ясен пень, все сразу поняли, кем был этот горе-турист… Тимур, конечно, хорош… Вот ведь жук! Мог бы и другую историю толкнуть. Или подать ее как-то по-другому. Более завуалированно, что ли, не выдавая брата…

Ну да ладно! Братья сами между собой разберутся.

— А я, кажется, понял… — начал кто-то из пацанов и ехидно посмотрел на близнеца.

Тимкино лицо по цвету уже сравнялось со свеклой.

Но я перебил догадливого суворовца.

— Короче, мужики! Стоп! У меня тоже есть история!

Я не хотел, чтобы над Тимом стали потешаться, поэтому быстренько перевел стрелы на себя.

Однако, как выяснилось, не все были этим довольны.

— Э! — запротестовал Колян Антонов, чья койка была по соседству с койкой Тимура. — Андрюх! Теперь моя очередь! Договаривались же — по кругу!

— Потопчешься, Колян! — коротко осадил я его. — Подождешь! На правах вице-сержанта следующую историю рассказываю я! Не обсуждается.

Пацаны нахмурились, конечно, но согласно кивнули. Что такое субординация, пацаны ко второму курсу уже хорошо запомнили.

— Короче, мужики! — начал я. — У меня соседка по подъезду врачом в местном травмпункте работает. Так вот, у них там что ни Новый Год, то веселье! И, в общем, есть там один мужик, который каждый год приходит.

— И че?

— Топор через плечо! Этому чудику уже лет двадцать, не меньше. А он каждый Новый Год лампочку на спор в рот себе засовывает. А вытащить, само собой, не может. В «Скорую» позвонить, естественно, тоже. Друзья над ним угорают. А он же с лампочкой во рту, ни слова сказать и не может. Вот и прется в «травму». Врачи его там уже в лицо знают. Так этого кадра «Лампочкой» и прозвали. Каждый год спорят, во сколько «Лампочка» припрется с лампочкой во рту. Короче, не праздники, а сплошное представление! Даже в цирк ходить не надо!

История, которую я рассказал парням, была вполне правдивой. Даже выдумывать и приукрашивать ничего не пришлось. В ближайшем к моему дому травмпункте работала бабушкина подруга и по совместительству наша соседка — врач Таисия Макаровна. И каждый год она с коллегами спасала от лампочки неразумного спорщика, который, к слову говоря, жил всего через два дома от нас.

Спорщик этот отличался склонностью к экспериментам еще с детства. Я хорошо помнил его еще по двору. Звали этого парня Ромой, и был он года на три старше меня. И каждый месяц, если не чаще, Рома ходил в гипсе. То правую руку сломает, то левую. То в ноге у него где-то будет трещина… То самодельные крылья себе прилепит и прыгнет с гаража, чтобы «полетать»… То попытается усовершенствовать велосипед, приделав какой-то самопальный «ускоритель» и долбанется, перелетев через руль, то еще что-нибудь… Я, признаться, будучи мелким, даже думал, что для Ромы в «травму» отдельный «КАМАЗ» с гипсом завозят.

Время шло, юный «Кулибин» вырос, уже успел окончить техникум и поступить на работу, но склонность к экспериментам так и не утратил. А посему он все так же был завсегдатаем местного травмпункта. И каждый Новый Год Рома с упорством, достойным лучшего применения, засовывал в рот эту долбаную лампочку и пытался придумать, как же ему ее вытащить без посещения врача. И каждый раз у него это не получалось.

Кличка «Лампочка» благодаря словоохотливой Таисии Макаровне довольно скоро вышла за пределы травмпункта и распространилась по всему двору. Так и ходил дядя Рома «Лампочкой», ровно до тех пор, пока не женился и не переехал к жене и ее родителям на другой конец Москвы.

Вроде бы на этом эпоха экспериментов благополучно закончилась. Бабушка говорила, что семейная жизнь оказала на спорщика положительное влияние, и Рома отучился совать в рот что ни попадя. А еще вроде как «Лампочка» даже выучился на инженера и потом стал работать в каком-то НИИ. Словом, нашел изобретательный парень применение своим талантам.

— Годится! — одобрил Колян, выслушав мою историю, и поднял палец вверх. — Ну, теперь я, согласно очередности.

Остальные пацаны тоже одобрительно кивнули. Им понравился мой рассказ.

— Кстати, мужики! — оживился новоиспеченный рассказчик. — С лампочкой и у меня история была… Классе во втором я тогда учился. Совсем еще мелкий.

Честный Колян не стал ничего придумывать, что эта история якобы случилась с «соседским мальчиком», и прямо сказал:

— Я тогда, пацаны, ветрянку подхватил. Прямо под Новый Год. Гадство, конечно. Все пацаны в хоккей во дворе рубились, снежные крепости строили, а я, как отшельник, дома сидел… Чесаться хотелось знатно. С десяток волдырей я все-таки расковырял. Бабушка с мамой тогда поругались, поругались, да и замотали мне руки и ноги бинтами. Точно мумии! Не чесался, дескать, чтобы… Замотали, да и ушли соседей с Новым Годом поздравлять, на пару часиков. А мне тарелку оливье и мандаринов оставили. И велели сидеть смирно.

— А тебе, Колян, конечно, скучно было… — догадался я.

— А то! — подтвердил Колян. — А че делать-то? Оливье я, само собой, схомячил, мандарины — тоже. Книжки я домашние за время карантина уже все перечитал. Читать больше было неохота. Радио слушать — тоже. Железная дорога сломалась. Решил я телек зазырить. А его надо было как-то настраивать. У нас в семье завсегда так было: один смотрит, а другой антенну держит. Ну, пока мы новый не купили. А настраивать сам я еще не умел… И тут звонок в дверь!

— Ну-ка, ну-ка… — поторопил Коляна Илюха «Бондарь». — Давай дальше!

— Ко мне сосед Лешка забежал, навестить, — продолжал Колян. — Он ветрянкой давно, еще в два года переболел. И его ко мне, разумеется, отпустили. Ну вот, Лешка мне и говорит: «А ты, Колян, знаешь, что если человек лампочку в рот засунет, он уже ее обратно ни за что сам не высунет? Только резать надо! Шрам делать страшный, от уха до уха! Как у дяди Бори с третьего этажа!».

Кирилл Лобанов снисходительно хмыкнул. А Колян тем временем вещал:

— Я, мужики, подумал, подумал и говорю: «Да фигня, Лешка! Что тут сложного? Сунул да высунул. Какие нафиг шрамы?». В общем, взял от скуки стремянку, выкрутил лампочку в коридоре, подождал, пока остынет, ну, и сунул ее в рот.

— Лешке, надеюсь? — уточнил я.

— Да если бы… Себе… Умник, блин!

— А тут мама с бабушкой вернулись? — предположил догадливый Лобанов.

— А то! — снова согласно кивнул рассказчик. — Прикиньте, пацаны! Картина маслом. Темная прихожая, и оттуда в свете окна выплывает мумия с лампочкой во рту… И мычит нечто нечленораздельное. А рядом — Лешка, весь белый от страха. Представлял, наверное, как мне шрам будут делать. Кстати, пацаны! Бабушка меня до сих пор уверяет, что тогда-то она и поседела окончательно. Ну хоть без шрама от уха до уха обошлось, и то хорошо. Отвезли меня в «травму», все сделали…

— А этот… Лешка? — живо спросил Тимошка Белкин. — Что с ним?

— Да все нормуль с ним! Лешку-то потом еще час целый уговаривали из-под кровати вылезти! — хихикнул Колян. — Он в комнату убежал и спрятался. Все боялся, что мои мама с бабушкой его убьют за то, что он меня на эту блуду подбил…

— Хорош! — благодушно кивнул я, насмеявшись вдоволь. — Тоже годится. Твой ход, Колян, засчитан. Дальше кто? Димка?

— Ага! — бодро уселся на кровати новый рассказчик — Димка Зубов. — У меня, мужики, тоже новогодняя история. Я тогда тоже, как Колян, мелким был. И как-то на новогодних каникулах одну заразу подцепил. Погулял целый день на улице без шарфа и шапки — и снова здорово! То ли простуда, то ли еще чего… Фиг его знает.

— Просту-у-уда? — разочарованно воскликнул Илюха. — Всего-навсего? Да ну его нафиг! Это неинтересно. Вот если бы аппендицит у тебя хотя бы был! Или перелом какой. Или, на худой конец, вывих! А простуда — фигня! Не знаю, кто как, а я в детстве очень любил ею болеть. Один раз даже полчаса в труселях на балконе стоял, чтобы заболеть. А че? Лежишь себе под одеялом, телек зыришь, молоко с медом пьешь… Никаких тебе контрольных, никаких диктантов… И вставать спозаранку не надо. Помню, я тогда каждый день чуть ли не до двенадцати дрых… Ешь, спишь, телек смотришь…

— Да ты послушай, «Бондарь»! — обиженно перебил его Димка, недовольный тем, что начало его истории не произвело на слушателей должного впечатления. — А потом вякай! «Ешь, спишь, телек смотришь… ». Как бы не так! Ты мою бабушку плохо знаешь!

— Ладно! — признал поражение «Бондарь». — Рассказывай!

— Короче, мы как раз тогда с бабулей на дачу поехали, вдвоем. Домишко у нее на отшибе стоит, в самых дебенях. До Москвы — километров восемьдесят, не меньше. И метель — жуткая. Дальше, чем на пару метров, ничего не видно. А мама в командировке была…

Я, кажется, сообразил в чем дело… Простудившегося пионера начали лечить. И в случае с Димкой Зубовым лечение точно не закончилось бы подогретым молоком с медом и «лежи под одеялом и не вылезай».

Бабушка у него была очень… нет, не так… о-о-очень переживающая!

Хоть и прошел целый год, а я до сих пор помнил, как она штурмовала КПП, требуя у дежурного вызвать разлюбезного внучка Димочку. И неважно, на уроке он, на строевой или вовсе в наряде… А когда внучок приходил, то тревожная бабуля уже издалека начинала кудахтать, как он исхудал. А потом пыталась накормить его домашним супом и пирожками. И все время плакала…

Пришлось мне вмешаться, чтобы прекратить ежедневные свидания, потому что у Димки, возвращающегося с КПП в расположение, всякий раз были глаза на мокром месте. И пацаны уже начинали его дразнить «Нюней».

Кажется, в те новогодние каникулы терпеливому и безотказному Димке пришлось испытать на себе все суровые методы советской домашней медицины… И вместо того, чтобы просто дать несчастному школьнику пару-тройку дней спокойно поваляться под одеялом, регулярно проветривая комнату, бабушка Ольга Афанасьевна пустила в ход весь пыточный, то есть лечебный арсенал. Разумеется, из самых добрых побуждений…

— Луковый сок в нос бабуля тебе капала? — предположил я, уже заранее зная положительный ответ.

— А то! — хмуро подтвердил Димка. — И не только сок. По всем пунктам прошлась. У нее с собой талмуд какой-то был, еще с пятидесятых годов, куда она рецепты выписывала. Сначала луковый сок. Потом синяя лампа. Потом яйцо вареное на нос, в шерстяной носок завернутое. И горчица, само собой, в таз с кипятком. Ноги чтобы парить. Чуть не сварился. Горячо, говорю, бабуль. Добавь холодненькой. А она: «Я такой всю жизнь парю, с войны еще, и ничего! Терпи! Все для здоровья!». Я уж думал было бабушке предложить в таз лаврушки кинуть, да перца горошком… Чтобы, дескать, суп из школьника получился. Но побоялся.

— Стало быть, ты, Димыч, все простудные пытки пережил? — хихикнул Тимур.

— Все! От начала до конца! — хмуро подтвердил Димка. — А потом пошли горчичники на спину. И банки, само собой. И «звездочка». И барсучий жир туда же. После люголя…

— Люголь? — пискнул Тимошка. — Ужас какой! Как вспомню, так вздрогну! Вонючая фигня на спице, которую в горло суют…

— И мед с редькой… — предположил Илюха, вспомнив, видимо, свой печальный опыт. — И молоко с маслом?

— Угу… — снова уныло подтвердил Димка". — Все так, Илюх. Я уж под конец думал, что окочурюсь. Изжога была после масла — будь здоров! Представлял себя партизаном в гестапо, которого фашисты пытают.

— Фига себе… — хмуро заметил Кирилл Лобанов. — Да уж… Моя бабушка только люголем ограничивалась. Гадость, конечно, редкостная, но потерпеть можно.

— Да вы не подумайте, пацаны! — Димка торопливо вступился за родственницу. — Бабушка у меня очень добрая. Просто…

Да все понятно… Я понимающе вздохнул, слушая рассказ приятеля.

Почти все поголовно советские родители, бабушки и дедушки были такими «просто»… У меня, например, бабуля вплоть до самой своей кончины была уверена, что бальзам «звездочка» лечит абсолютно все! А если выскочил ячмень, то надо, само собой, просто плюнуть в глаз… А компрессы из мочи — так и вовсе панацея.

— А чего врача-то тебе не вызвали? — удивился простодушный Миха.

— Какой врач, Мих? — вздохнул Димка. — В деревенской больничке он один всего. Спать домой ушел. И на Новый Год у него и без меня людей полно. Кто по пьяни подерется, кто на зимней рыбалке себе чего-нибудь отморозит…

— А самому сходить?

— Угу… По такой пурге пока дойдешь, замерзнешь, что тот ямщик… Короче! В общем, все бабуля перепробовала из своего пыточного списка, а я как кашлял, так и кашляю. И температура держится.

Ясен пень, температура у Димки держалась. Детский организм так боролся с простудой. И достаточно было просто ему не мешать.

— А у вас че, в детдоме простуду не лечили? — подал голос Леха Пряничников по прозвищу «Пряник».

— Лечили, конечно! — пожал плечами Миха. — Но Димыч, кажется, у нас все комбо собрал из народных средств. Короче, пацаны! Я считаю, что Зубов пока — главный претендент на приз.

— А в итоге я на четвертый день шести утра дождался, оделся тихонько и сбежал! — продолжал Димка, воодушевленный тем, что его рассказ сочли все-таки заслуживающим внимания. — Мне повезло: метель стихла, кое-как до станции добрался. Прыгнул в электричку — и давай зайцем в Москву! Только-только успел до дома добраться, отпер дверь, и прямо в прихожей вырубился… Сознание потерял. Помню только, как мама со сковородкой с кухни в коридор выходит. Только пару часов как из командировки вернулась. А я ей прямо под ноги шмякнулся. В общем, перешла моя простуда в воспаление легких… И провалялся я в кровати еще недели три. Одно радовало — мама бабулю к моему лечению больше не подпускала.

— М-да… дела… — подытожил Леха. — А у меня вот такая история случилась. Правда, летом, на даче… Я там тогда во-от такую рыбину…

Что случилось у «Пряника» на даче, и чем закончилась рыбалка, я так и не успел услышать… Неожиданно для себя отрубился и поплыл в объятия Морфея.

Я был абсолютно счастлив. Я молод, весел и беззаботен. Ну, почти. Если не брать во внимание тяготы жизни в училище, в частности — обязанности вице-сержанта. Живы и мама, и бабушка. И вот уже в ближайшее воскресенье они ждут меня дома, в увольнении. А еще завтра после обеда на КПП ко мне должна прийти моя девушка Настя…

Словом, не жизнь, а сказка! И в гостях у этой сказки я собирался оставаться так долго, как это было возможно!