Суворовец. Том 3

Глава 11

— Я думала, мама с папой вернулись, — продолжила девушка глухим дрожащим голосом.

Я нутром чуял, что вот-вот — и в трубку польется фонтан рыданий. Настя сдерживалась изо всех сил. Она у меня, конечно, была боевой девчонкой. С такой — и в огонь, и в воду… Но все же она была девчонкой…

— А потом вспомнила, что концерт только в шесть начинается… — глухо говорила Настя. — А на часах полседьмого. Ну не могли они так рано вернуться!

— И? — поторопил ее я.

— Я к двери подошла, прислушалась… — голос Насти на секунду прервался. — А там почти не слышно ничего. Я стою, стою… Ухо изнутри прижала. Слушаю. Молчок. Слышно только, как в замке елозят ключом. А потом кто-то ругнулся… Ну, по-черному так… И говорит: «Сменили, гады…»…

Тэк-с… Все вышло, как я и предполагал.

Наведались все-таки. И грамотно как! Не сразу, а выждали чуток.

— Ушли? — деловито уточнил я.

— Да! — прошептала Настя. — Но так было страшно… Дома только я и Денька… Ты ушел…

— Настек! — мягко остановил я ее. — Не волнуйся! Все ж в порядке! Все хорошо, что хорошо кончается.

— Андрей! — Настя, не сдержавшись, разрыдалась.

А потом нашла в себе силы и сказала то, о чем я и сам догадывался:

— Как здорово, что ты посоветовал нам поменять тогда замки! Мама с папой все отмахивались, отмахивались… Чуть ли не тысячу раз пришлось уговаривать вызвать слесаря… Говорили, что я «просто нагнетаю».

Угу… Побольше бы таких «нагнетающих».

Где-то родителей моей девушки можно понять. Это мы с Настей вот-вот — и войдем в перестройку. А они — до мозга костей советские люди. Я и свою-то бабулю еле-еле отучил хранить ключ под ковриком.

— Поменяли замки же? — бодро сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы мое хорошее настроение передалось и расстроенной девушке. — Вот и хорошо! Молодцы! Чего рыдать? — И, вспомнив про несчастного влюбленного, торопливо добавил: — Настюш! Тут еще Димка позвонить хочет! Завтра я в наряд заступаю. А вот послезавтра можно на КПП пересечься! В наше время! Все! Целую тебя! Я побег! Пока!

— Пока… — прошелестел в трубке любимый голос. И оттуда полетели короткие гудки.

— Эй, Димон! — подозвал я истомившегося в ожидании приятеля. — На, держи трубку! Телефон свободен! Давай, наяривай своей ненаглядной!

Обрадованный Зубов со скоростью метеора подлетел ко мне, выхватил из рук еще теплую трубку и начал яростно крутить диск телефона. Какой-то наш поэт сегодня чересчур бойкий…

Ну а я, одернув форму, зашагал обратно в расположение.

Близился отбой — время, после которого у нас, как правило, и начиналась «самая жизнь». Нет, конечно же, мы и днем трепались постоянно между собой. Но день — все-таки день. Алгебра, физика, химия, литература… И наряды, само собой, никто не отменял. А еще — строевую, тактику… Поэтому днем мы обычно трепались о том, о сем. То бишь обсуждали преподов, подкалывали друг друга и все в таком духе.

А вот ночью мы терли с пацанами на самые серьезные темы. За жизнь то бишь. О том, какие парни нравятся девушкам. О том, как сложно в наше время найти верную девчонку. О том, куда поступать после окончания училища… И все в таком духе…

Сейчас уже началась подготовка к ноябрьскому параду. А посему на неделе нас гоняли «тренировать коробку» от забора до обеда. И мы, завалившись в койки, засыпали почти моментально. Пятки болели нещадно. А в ушах еще какое-то время звенели хриплые команды прапора «Синички».

Но сегодня никакой строевой не было. Довольные и румяные пацаны, вдоволь нацеловавшиеся с девушками и отведавшие мамкиного борща и ситро из автомата, вернулись из увольнения. А кое-кто, кажись, и ситро не ограничился. Я живо смекнул, что Зубов сегодня, кажись, мужчиной стал. То бишь винца попробовал… Больно уж взбудораженный он был. Будто на ежа сел. А когда Димка подлетел ко мне и выхватил трубку из рук, я учуял несильный, но стойкий запах.

Идиотус обыкновениус… Учи, учи, а в итоге одни двойки! Понимаю, конечно, что с «Рондо», который освежает дыхание и облегчает понимание, суворовцы семидесятых не знакомы. Но хоть елкой-то мог зажевать!

Повезло еще, что Ланской нас с Димкой на КПП не застукал, когда мы вернулись почти одновременно и едва не опоздали. Если б учуял запах — точняк устроил бы разнос обоим. Ему — за «синюю дыню», а мне — за то, что вице-сержант, а посему за все в ответе…

— Че такой кислый, Тим? — пристал Димка к одному из близнецов, скидывая шлепки и устраиваясь на кровати. — Анекдот на ночь будет?

Все никак не угомонится.

«ТТ-шки», то есть близнецы Белкины, например, имели привычку перед сном всенепременно рассказывать нам какие-нибудь анекдоты. Поначалу они пробовали было развлекать нас лагерными страшилками про черную машину, красное пятно на стене и гробик на колесиках. Но эта шняга никому не зашла. Мы все же уже не дети были. Страшилки были никому не интересны.

А вот поржать мы всегда были «за».

У совершенно одинаковых братьев в загашнике суворовского мозга всегда был припасен десяток новеньких анекдотов. Причем они каждый раз рассказывали новый. Где Белкины пополняли свою энциклопедию, я ума не приложу. Интернета-то в нашем мире еще нет… Да и в библиотеке фиг найдешь справочник с историями про Вовочку, русского, поляка и немца и армянское радио…

Даже замученные полировкой плаца, близнецы не засыпали, не рассказав какую-нибудь хохму. А сегодня — и вовсе без анекдота засыпать не полагается. Строевой не было, никто не устал. Напротив, все счастливые и довольные после долгожданного увала…

Обычно и Тимур, и Тимка охотно откликались на просьбу потравить парочку анекдотов. Но сегодня, как ни странно, Тим в ответ на восклицание Димки только хмуро вздернул тощими плечами, забрался под одеяло и накрылся с головой. Все, мол, кина не будет. Электричество кончилось.

— Не понял… — протянул Зубов, никак не ожидавший такой реакции. — С чего-то баня вдруг упала? А где ежевечернее выступление Тарапуньки и Штепселя? Или хотя бы просто Тарапуньки… Тимур? Тимур! Ну если Тиму вожжа под хвост попала, хоть ты-то расскажи! Хотя бы про маленького мальчика… Если уж анекдоты не прут!

Реакция другого близнеца была почти такой же. Тимур Белкин тоже ничего не ответил. Нахмурился, соскочил с кровати и сделал вид, что ему позарез надо что-то найти у себя в тумбочке.

— У вас че, траур? — не унимался не в меру веселый Зубов. — А, пацаны? Че в молчанку-то играете?

Вот чудик! Никаких намеков не понимает!

Кажись, сейчас огребет по полной!

Так и вышло.

Тимур вдруг с силой захлопнул дверцу тумбочки и выпрямился во весь свой небольшой рост. Подскочил к Димке и, сжав побелевшие кулаки, злобно прошипел:

— Заткнись, Зубов… Заткнись! Иначе я…

Пацаны, бывшие свидетелями этой сцены, замерли… Воцарилось недоуменное молчание. А я тем временем живенько подскочил к Зубову и оттащил его в сторону, брякнув первое, что пришло в голову:

— Зуб! Эй, Зуб! Слушай, я спросить тебя хотел… Ты ж стихи писать умеешь? У мамы моей тут юбилей намечается… Может, ты мне сварганишь стихотворение? Чтобы я подарил… За мной не убудет!

— Че? — Зубов недоумевающе повернулся ко мне, дыхнул, и я снова почувствовал хорошие такие промилле.

— Пойдем, пойдем! — потащил я в коридор ничего не понимающего Димку.

А потом, уже без свидетелей, хмуро сказал юному сомелье:

— Слушай, «Зуб»! Ты не понял, что ли, что у них что-то случилось?

— Я? — глупо улыбнулся Димка. — А что случилось-то?

— Я откуда знаю? Но тебе не ясно, что ли, что никому из «ТТ-шек» сейчас не до разговоров?

Димка помолчал. Задумался. Потупил взгляд, уставившись на свои кривоватые пальцы ног в шлепках. А потом, вскинув на меня глаза, сказал:

— Слушай, Андрюх… А я как-то не подумал… Просто, понимаешь, настроение такое хорошее!

Угу… Знаем мы причину такого хорошего настроения.

— Сколько выдул-то? — поинтересовался я. Сразу, без обиняков.

Димка, поняв, что его раскусили, отпираться не стал. Снова замолчал и опять с интересом начал разглядывать свой большой палец на ноге.

— «Зуб»! — поторопил я его. — Я не батя, просить дыхнуть не буду… Колись, говорю! Ну?

— Стаканчик… — нехотя выдавил Димка.

— Повод есть? — поинтересовался я. И добавил: — День взятия Бастилии вроде бы прошел…

— Да так… — так же нехотя сказал юный поэт. — Ну… друзей школьных встретил.

Ясно. За встречу, за дружбу, за девятый «Б»… За светлое будущее…

— Значит, так, «Зуб»! — веско сказал я. — Я не ханжа и не моралист. Сам таким был… в смысле, сам такой же. Но давай договоримся: если ты принял, то ни одна живая душа не должна об этом догадаться. Понял? Хочешь — в душ холодный лезь перед возвращением из увала, хочешь — елку сожри… Но ни тебе, ни мне проблем не надо. Понял? А то я уже на КПП догадывался, что ты сегодня «тепленький». У тебя будто шило в одном месте. А сейчас иди в люлю и сопи в две ноздри. Пока тебе Тимур фингал не нарисовал. И к Тимохе тоже не вздумай цепляться! Давай, двигай!

Димка помолчал, а потом, вздохнув, кивнул и, развернувшись, пошлепал обратно. А потом и я вслед за ним.

Анекдотов в тот вечер не было. Я будто бы невзначай подкинул пацанам другую тему для сказок на ночь. И мы всем гуртом дружно вспоминали, как нас после первого курса вывозили в летний лагерь. Аж на целый месяц! На полигон в Алабино.

А я, единственный из всех суворовцев, поехал туда по второму разу. Только, само собой, об этом ни одна живая душа не догадывалась. Как и было задумано…

Было что вспомнить! Хоть это и не турецкий олл-инклюзив! Ни тебе отдельных номеров с душем, ни трехразового шведского стола, ни аниматоров у бассейна…

Спали мы в больших палатках. Ставить их, кстати, не пришлось. Кто-то уже поставил их специально для нас поставил. Набивались примерно по дюжине человек в палатку. Переодели нас, гавриков, в полевую форму и заставили заниматься тем, что условно можно назвать начальной военной подготовкой. Этакая «Зарница», только самая что ни на есть хардкорная. Учились мы и окопы рыть, и оружие собирать и разбирать, и по азимуту ходили. И даже из АКМ немножко постреляли…

— А мне экскурсия понравилась, в соседнюю часть! — вспомнил вдруг Кир. Он, как и я, сразу понял, что братья «ТТ-шки» сегодня не в духе, и сразу подхватил предложенную мной тему для разговора. — Помните, мужики? Там и БМП-1, и БТР-60. И танки…

— Т-62! — уточнил вдруг из-под одеяла Тимошка, не высовываясь.

Пацаны переглянулись.

— Т-64! — тоже из-под одеяла возразил Тимур, вытаскивая на свет коротко стриженную голову.

— Т-62, придурок! — Тимошка тоже высунул из-под одеяла злобную морду и зло уставился на брата.

— Т-64! — упрямо гнул свою линию Тимур. — И ты сам придурок!

— Да пошел ты! — вдруг заорал Тим и, отбросив одеяло, хотел было кинуться на брата.

Ну ни фига ж себе! Второй спарринг за вечер! И из-за какой-то ерунды!

Миха, чья койка стояла ближе, мигом вскочил быстренько обхватил Тимура за пояс. Ну а я, подскочив на секунду позже, мигом нейтрализовал второго близнеца.

Драка закончилась, не успев начаться. Пацаны снова расползлись по койкам. «Взрослый» и рассудительный Кир закатил к потолку глаза и покрутил пальцем у виска, красноречиво указав мне глазами на близнецов. Дети, мол. Что с них взять…

— Хорош! Хорош! — крикнул я, приподняв Тимошку над полом и хорошенько его встряхнув. — Все, мужики! Успокоились! Все, говорю!

Тимошка немного подрыгался у меня в руках и затих.

— Все! — хмуро сказал он. — Все, пусти, говорю!

И, плюхнувшись на койку, снова накрылся одеялом с головой. Секунду спустя его примеру последовал и брат.

Какая кошка между ними пробежала, я не понял. Но ясно было одно. Ночные посиделки пора сворачивать.

— По койкам, мужики! — скомандовал я. — Спать!

— Так мы же… — начал было кто-то из пацанов. Кто-то не очень сообразительный.

— По койкам, по койкам! — поддержал меня мудрый Кир Лобанов, который тоже все понял. — Андрюха у нас вице-сержант. А приказы вице-сержанта, как и прочего начальства, не обсуждаются. Сопим в две дырочки!

И уже через пять минут в казарме воцарилась тишина, лишь изредка нарушаемая мерным похрапыванием то одного, то другого суворовца.

Однако уже наутро ситуация повторилась.

Засыпая накануне на своей привычной койке у выхода, я ни надеялся, что к утру все забудется. Между нами, юными и горячими, постоянно возникали какие-то мелкие стычки. Так, например, однажды даже Миха с Илюхой чуть не подрались из-за какой-то ерунды. Но уже спустя полчаса снова мирно беседовали. Дело житейское, пустяки, как говаривал один персонаж в самом расцвете сил.

Но ничего не поменялось. Близнецы по-прежнему ненавидели друг друга.

Сначала Белкины пихали друг друга на зарядке. Якобы Тим Тимура задел рукой, делая упражнение. Потом едва не сцепились в умывальнике. Кто-то из них якобы взял чей-то зубной порошок. Или полотенце. Или еще какую-то фигню.

— Козел! — злобно прошипел один.

— Сам козел! — не остался в долгу второй.

— Слышьте, пацаны! — пресек я экскурсию на зооферму. — Вы достали уже! «Бу-бу-бу»… «Ты козел, нет, ты козел!» Вчера сцепились перед отбоем, сегодня вторую серию устроили… На зарядке чуть не подрались. Идите на улицу рогами меряться!

Близнецы, не смея ослушаться, замолкли и начали ожесточенно чистить зубы. Только время от времени кидали друг на друга испепеляющие и совершенно одинаковые взгляды.

Третья часть противостояния началась на завтраке. Один из Белкиных якобы занял слишком много места за столом.

— Че ты локти расставил? — хмуро пихнул брата локтем Тимур. — Подвинься! Че, самый широкий?

— А ты это место купил, что ли? — так же хмуро бросил ему в ответ второй близнец. — У нас в стране все общее! Вот когда ордер на свою квартиру получишь, тогда и будешь командовать!

— Заткнись!

— Сам заткнись!

— Урод!

— Сам урод!

Пришлось вмешаться.

— Оба заткнитесь! — предложил я Белкиным беспроигрышный вариант, пихнув ногой под столом, и довольно ощутимо, то одного, то второго.

Близнецы злобно зыркнули. Сначала на меня, потом друг на друга. Но спорить не посмели.

Тим с Тимуром и раньше постоянно цапались. Дня не проходило, чтобы один из них не назвал другого «бакланом» или «удодом». Но все это было для хохмы и совершенно никого не беспокоило. Напротив, даже забавляло и поднимало настроение.

Белкины всегда стояли друг за друга горой и прикрывали друг дружку, как могли. А когда Тим в прошлом году заболел ветрянкой, Тимур потом целый месяц усердно подтягивал отставшего по разным предметам брата. Даже от увала пару раз отказался, чтобы вместе с Тимошкой повторить в училище тангенсы-котангенсы и помочь написать сочинение для Красовской.

Но в этот раз все было совсем по-другому.

Братья поссорились по-настоящему.

Остальные пацаны это вроде бы поняли и не вмешивались. Сочли, что оба — уже достаточно взрослые люди и разберутся сами. Даже Димка Зубов уже напрочь забыл про свои подколы. Впрочем, ему было не до этого. Выглядел приятель не то чтобы очень. Даже очень не очень.

— Башка трещит… — простонал он уже в который раз. — Елки-палки… Да что б я еще раз…

— Сон алкоголика краток и тревожен… — я не удержался, чтобы не поддеть приятеля. И шепнул: — Чем закусывали-то, Димон?

— Сушками… — простонал Димка. — А они такие невкусные… и засохшие… Я чуть зуб не сломал.

Близнецы, само собой, услышали наш разговор. Если не весь, то обрывки. Даже несмотря на то, что я говорил шепотом. Но никак не отреагировали. Молча ковыряли кашу в тарелках и время от времени жгли друг друга испепеляющими взглядами.

И это было даже немного грустно. Еще вчера, услышав про приключения товарища, Тимошка тут же вскинулся бы и начал закидывать Димку вопросами: «А когда?», «А где?», «А с кем?»… И тут же на ходу выдумал бы историю, как он с друзьями летом на каникулах выдул аж пять литров домашнего самогона и был, как огурчик… И даже голова у него якобы не болела, не то что у слабака Димки.

Но сегодня все было по-другому. Тим даже ухом не повел. Ему происходящее вокруг было совершенно не интересно. И Тимуру, в общем-то, тоже.

Эффект от моего пинка за завтраком был недолгим. Бои на локтях продолжились и на уроках.

Во-первых, каждый близнец словил по замечанию от географички.

А во-вторых, Тимошка, не выучивший параграф по физике, получил жирного такого «лебедя» в журнал и от огорчения чуть не проломил кулаком парту, выбив себе палец. Палец я ему тут же вправил, и даже в медпункт идти не пришлось. Но пыл юноши это не охладило.

А на строевой, которой нас мучали от обеда и до забора, так и вовсе то один, то другой близнец сбивал шаг. Будто нарочно. Тимур так и вовсе чуть не получил заслуженную затрещину от Кира, которого раза три ненароком пнул ногой, когда мы «тренировали коробку».

— Задрал ты! — обернувшись, буркнул Кир. — Еще раз — и в глаз!

Ситуация накалялась. Надо было действовать. А то, чего доброго, наши двое из ларца снова совочек не поделят в песочнице… И тогда быть беде!

Вечером я вызвал близнецов на разговор.

— В чем дело? — спросил я, когда мы с Белкиными оказались втроем в умывальнике.