Граф Воронцов, человек умный и наблюдательный, внимательно посмотрел на князя, проговорив:
— Сплетни? Я слышал. Голицын и Ростопчин сменили тактику. Они не могут победить ваши машины, вот и бьют по репутации. Подло, но эффективно в здешних салонах.
— Понимаете, граф, они затронули не только мою репутацию, но и честь невинной девушки, — поделился наболевшим Андрей. — И теперь мой следующий шаг, — женитьба на Наташе Ростовой, — выглядит то ли вынужденной мерой, то ли прихотью развратного циника, как они меня и рисуют в свете.
Воронцов удивленно присвистнул, проговорив:
— Так речь идет о женитьбе? Это… очень смелый ход, князь. Но крайне рискованный. Вы дадите им еще больше козырей для интриг. Ваше внимание будет распылено, а каждый ваш взгляд в сторону будущей жены будет истолкован, как подтверждение связи с баронессой фон Шварценберг.
— Я знаю, — устало прошептал Андрей. — Но, отступать нельзя. Это как бой: иногда единственный выход — идти в штыковую атаку.
Внезапно Воронцов улыбнулся, и в его глазах вспыхнул азарт стратега.
— Хорошее сравнение, дружище! Тогда послушайте меня, старого вояку, если атака — это единственный вариант, то атакуйте на всех фронтах сразу! Вы хотите жениться? Отлично. Но сделайте это не тихо, а с размахом. И превратите вашу свадьбу не в повод для сплетен, а в демонстрацию силы. Вашей личной силы и силы того дела, которому вы служите.
Андрей с интересом посмотрел на генерала, спросив:
— И что же вы предлагаете?
Граф объяснил свою мысль:
— Ваша свадьба должна стать главным событием сезона. И на ней должен присутствовать государь. А чтобы он точно пришел, мы дадим ему не только зрелище, но и новый, ошеломляющий проект. Мы представим ему не просто чертежи, а готовый план перевооружения армии и флота, привязанный к строительству железнодорожной сети. И ключевую роль в этом плане будет играть… ваша молодая супруга.
— Наташа? Но, каким образом? — нахмурился Андрей.
Но, Воронцов продолжал в своей восторженной манере:
— О! Это будет блестящий ход против ваших врагов! Женитьба на юной, чистой, патриархально воспитанной русской аристократке разобьет все слухи о вашем «разврате» и «цинизме». Это ваш ответный удар. Вы не оправдываетесь — вы действуете, создавая новую реальность! А Наташа станет символом нового, прогрессивного будущего России! Ведь за ней стоит очень влиятельный клан! И надо всего лишь перетянуть ее многочисленных влиятельных родственников на свою сторону.
План Воронцова был безумен и гениален одновременно. Андрей почувствовал, как тяжесть на душе сменяется знакомой железной решимостью. Он снова увидел возможность утереть нос интриганам.
Иржина фон Шварценберг встретила известие с ледяным спокойствием, которое было страшнее любой истерики. Они сидели в ее гостиной, и Андрей, соблюдая долг чести перед женщиной, которая была долгое время его союзником и любовницей, все ей объяснил.
— Итак, Воронцов подсказал тебе заключить политический брак для укрепления позиций ради твоего дела? — спросила она, безразлично разглядывая огонь в камине.
— Нет, Иржина. Не только. Я еще и люблю Наташу, — тихо, но четко сказал Андрей.
Баронесса медленно перевела на него взгляд. В ее постаревших, но все еще лучистых глазах читалась горечь и понимание.
— Это хотя бы честно. Гораздо честнее, чем то, что я слышу в салонах. Ты идешь на большой риск, Андрей. Ты вкладываешь в этот брак не только расчет, но и душу. А это делает тебя уязвимым.
— Я знаю, — кивнул он.
— Они будут бить по ней. Чтобы добраться до тебя, — предупредила Иржина.
— Я сделаю все, чтобы защитить ее, — сказал он.
Иржина вздохнула и встала.
— Наше деловое партнерство продолжается. Мои инвестиции остаются при тебе. Ты — лучшее вложение из всех возможных. Что касается всего остального… — она сделала паузу, — я всегда ценила в тебе трезвый ум. Не позволяй чувствам его затмить. Ради твоего же дела.
Она отпустила его без упреков и сцен. Это был достойный выход, но он оставил в душе Андрея тяжелый осадок.
Вскоре на одном из приемов в Зимнем дворце, куда Андрей явился вместе с Воронцовым для неформального представления своего доработанного плана перевооружения императору, он наконец смог поговорить с Наташей наедине. Они стояли у окна, за которым мерцала Нева в лунном свете.
— Вы не передумали? — вдруг тихо спросила она, не глядя на него.
Он ответил ей в тон:
— Нет. А вы?
— Нет, — она покачала головой. — Но мне страшно. Все так быстро… и так много шепчутся за спиной.
— Пусть шепчутся, — его голос прозвучал твердо. — Мы заставим их говорить громко и о другом. О чем-то более важном.
Он рассказал ей о плане Воронцова. О том, что их свадьба станет не просто частным событием, а публичной демонстрацией поддержки со стороны ее влиятельного семейства. И что от нее, Наташи, конечно, потребуется мужество, чтобы заранее убедить своих родных в правоте Андрея и полезности его деятельности для блага России.
К его удивлению, страх в ее глазах сменился решимостью. Испытания уже закалили ее. Она теперь была не легкомысленной девочкой, а женщиной, готовой разделить с любимым не только радость, но и бремя дела всей его жизни.
И она сказала:
— Я не понимаю в ваших машинах, дорогой мой князь. Но я верю в вас. И я готова помочь. Скажите только, что мне делать.
В тот вечер, прощаясь, император милостиво кивнул Андрею и бросил взгляд на Наташу, проговорив мимоходом:
— У вас прелестная невеста, князь. Жду приглашения на свадьбу. Думаю, она будет чем-то особенным.
Подготовка к свадьбе и одновременная работа над грандиозным военным проектом вместе с Воронцовым поглотили Андрея целиком. Он видел Наташу редко, их встречи были краткими и прилюдными. Слухи, не найдя подтверждения, начали терять силу, уступая место жгучему интересу к предстоящей свадьбе. Князь Андрей, получивший в свете прозвище Сумрачный Гений, женится на юной графине Ростовой! Это была очень интересная светская новость.
Андрею казалось, что победа близка. Война за будущее его проектов продолжалась. Но теперь у Андрея был тыл — вера Наташи в него и ее решимость убедить свою родню в правоте Андрея. К тому же, появился новый могучий союзник — амбициозный генерал граф Воронцов. А значит, у попаданца появились силы сражаться дальше.
Но, князь Голицын, наблюдавший за всеми усилиями Андрея, лишь ядовито усмехнулся. Его агенты исправно докладывали о всех встречах Андрея с Иржиной. И пусть даже скандал раздуть пока не удавалось. Но, имелись и другие способы навредить. Можно поддержать проект, но так, чтобы он непременно рухнул под тяжестью собственного масштаба, похоронив под обломками репутацию князя Андрея. И первый шаг к этому — незаметно протолкнуть в комитет по перевооружению своих людей, которые будут всячески ускорять и раздувать планы, требуя невозможного и закладывая в них мину замедленного действия. А еще лучше подбросить сомнения Аракчееву…
Наконец сокращенный проект перевооружения был готов, и Андрей вместе с Воронцовым снова представили его императору. Вот только, теперь вместо Сперанского почему-то присутствовал рядом с Александром Павловичем князь Голицын. Рядом Аракчеев переминался с ноги на ногу. Когда Воронцов сделал доклад о переделанном проекте, государь лишь кивнул. А Голицын неожиданно произнес:
— Ваши проекты, возможно, великолепны с точки зрения войны. Но наш мирный народ их не понимает. Знаете ли вы, что Священный Синод завален жалобами на ваши паровые машины? Они вызывают ужас у простых людей, а отцы церкви называют их исчадиями ада? И потому я, как обер-прокурор Священного Синода, вынужден ходатайствовать перед государем о том, чтобы провести расследование деятельности ваших заводов. Было бы опрометчиво допустить, чтобы военные заказы, от которых зависит безопасность государства, оказались в руках частного лица, имеющего неоднозначную репутацию в глазах народа и церкви…
Государь, при этом, лишь зевнул. А Военный министр так и продолжал переминаться с ноги на ногу.
Это был новый неожиданный удар. И тогда Андрей, подавив гнев, сделал свой ход. Он склонился перед императором, предложив нечто такое, что никто из присутствующих не ожидал от него:
— Ваше Величество! Обер-прокурор отчасти прав. Дело моей жизни стало слишком велико для одного человека, даже самого преданного Отчизне. Поэтому я имею честь предложить следующее. Пусть заводы в Лысых Горах будут выкуплены в казну и станут основой нового государственного Императорского завода паровых технологий и перспективных вооружений. Я готов передать все патенты и чертежи безвозмездно и возглавить это предприятие на правах государственного служащего. Моя личная жизнь и мое состояние, таким образом, будут полностью отделены от интересов обороны страны. Надеюсь, что это поможет развеять все сомнения в моей надежности.
В кабинете воцарилась оглушительная тишина. Государь был ошеломлен. Аракчеев — тем более. Обер-прокурор побледнел. Он ожидал оправданий, а получил полную капитуляцию князя перед государственными интересами. Андрей добровольно отказывался от колоссальных прибылей и влияния, которое давали ему заводы, в обмен на чистую репутацию и возможность беспрепятственно работать на благо России.
Александр I был тронут таким жестом. В его глазах читалось восхищение, когда он произнес:
— Это поистине великолепный подарок Отечеству, наш дорогой князь! Мы принимаем ваше предложение. И с этого дня вы назначаетесь директором оного завода с полным доверием и поддержкой от короны.
Выйдя из кабинета императора, Андрей чувствовал себя совершенно опустошенным, но, одновременно, душевно очищенным. Он лишился своего промышленного детища, но получил официальный статус и карт-бланш на реализацию своих идей. И тем самым он выбил почву из-под ног у клеветников.
Теперь ничто не мешало ему поехать к Ростовым с официальным предложением. Но он понимал, что его война за будущее только что перешла в новую фазу. Он обменял свою финансовую независимость на бюрократическую волокиту казенного предприятия и делопроизводства. И его противники, проиграв одну битву, уже искали новые слабые места на этом новом бюрократическом фронте тихого противостояния.
А следующим утром курьер доставил ему короткую записку от Пьера: «Андрей, будь осторожен. Граф Ростопчин в ярости. Говорит, что ты его провел. Теперь он переключился на другое. На то, что тебе дорого. Готовься».
Андрей скомкал записку. Он знал, что Пьер имел в виду Наташу. Война за будущее продолжалась, и самый тяжелый фронт, — защита своей любви, — был еще впереди. Он посмотрел на портрет генералиссимуса Суворова на стене, которого очень уважал. И он впервые почувствовал, что этот знаменитый полководец, с которого он старался всегда брать пример, возможно, был бы им доволен. Ведь он теперь научился не только сражаться, но и жертвовать на благо Отечеству.
Его муки прервал Пьер. Узнав обо всем, что произошло, он все-таки оставил на время свою жену с малышом и примчался к другу, воскликнув с порога:
— Андрей, Голицын и Ростопчин уже в курсе твоих планов. Они не дремлют. Их новая тактика — не запрещать, а возглавить и утопить в бюрократии. Голицын, якобы, «во имя скорейшего перевооружения» предлагает создать не такое отдельное конструкторское бюро, как ты предлагаешь, а Подкомитет по техническим новшествам при Военном министерстве. Естественно, под председательством Ростопчина. Если им это удастся провернуть, то все твои проекты будут тонуть в согласованиях годами!
Андрей с силой сжал ручку кресла. Враги были изворотливы. Прямая атака провалилась, теперь они пытались украсть его идеи, выхолостить их суть и похоронить под кипами бумаг.
И тут в голове попаданца родился дерзкий, почти безумный план. Он совмещал в себе все: и ответ клеветникам, и решение его личной драмы, и прорыв бюрократической блокады.
— Пьер, — сказал он, и в его голосе снова зазвучала та самая стальная решимость, что вела его на Балканы. — Я сыграю по их правилам. Но сделаю это так, как они не ожидают.
На следующий день князь Андрей подал на высочайшее имя прошение, которое взорвало петербургский свет сильнее, чем любая бомба с «Небесного промысла».
Во-первых, он отказывался от личного руководства всеми военными проектами Промышленного комитета, целиком и полностью поддерживая инициативу графа Воронцова и предлагая ему возглавить новую структуру.
Во-вторых, в виде исключительного условия своей дальнейшей работы, как директора завода в Лысых Горах, а также консультанта по технологиям, он просил от государя разрешения на брак с графиней Натальей Ростовой. И еще в качестве подарка царю и Отечеству он брался за собственный счет и в рекордные сроки построить не опытную, а полноценную железнодорожную ветку от Петербурга до Москвы.
Это был гениальный политический ход. Андрей делал свою личную жизнь публичным условием государственного проекта. Отказать ему теперь значило для императора и Аракчеева не только потерять лица, обидев не только великодушного князя Андрея, но и героя войны графа Воронцова, но и собственными руками остановить столь нужное армии перевооружение и лишиться стратегической железной дороги.
Свет ахнул. Ростопчин и Голицын были в ярости — их нечестная игра снова провалилась. Они не могли больше манипулировать слухами, не рискуя навлечь на себя гнев государя, который был крайне заинтересован и в вооружениях, и в железной дороге.
Император, прочтя прошение, якобы усмехнулся и сказал Аракчееву:
— Наконец-то этот наш Сумрачный Гений заговорил на понятном нам языке конкретных дел и пожертвований в пользу России. Одобряю. И пусть его брак будет таким же быстрым, как его паровоз!
Разрешение было получено. Свадьбу решили сыграть быстро и без лишней помпы. Наташа, все еще не опомнившаяся от стремительного поворота своей судьбы, смотрела на Андрея с обожанием и страхом. Он же видел в ней не только объект любви, но и свой самый смелый и рискованный проект — проект личного счастья, на который он решился с той же холодной расчетливостью и железной волей, с какой строил свои паровые машины.