Судьба открытия. Роман

3

Платок продолжал лежать у Марины Петровны, а Лисицын спустя неделю пришел на горноспасательную станцию к инженеру Терентьеву. С собой у него был только небольшой чемодан, там - пара белья да тетради. Остальной же свой багаж он сдал на хранение в Харькове, где пересаживался с поезда на поезд.

…Облокотясь о стол, Терентьев говорил ему:

- Помню вас, батенька, в этаком сюртуке. Цилиндр на вас чопорный был… Знаете, я побаивался вас иногда. С третьего курса побаиваться начал, еще задолго до того, как вы цилиндр себе купили. У-у, да кто теперь узнал бы в вас прежнего Лисицына!

- Прошу - Поярков я, - вполголоса бросил Лисицын и оглянулся: дверь, кажется, закрыта, и в комнате они вдвоем.

- Да-да-да, простите… Ай, батенька, что делается! Ну, перебил вас, виноват, рассказывайте дальше.

Терентьев подпер ладонью щеку. Смотрел с выражением сочувствия. А Лисицын с подчеркнутой резкостью спросил:

- Мне, беглому каторжнику, можете содействовать? Прямой вопрос, и отвечайте прямо. Нет так нет. Не обижусь.

Терентьев молчал. Еле заметным движением выпрямился.

«Эх ты, человек!» - мелькнуло в мыслях у Лисицына.

Он встал со стула, подошел к открытому окну. Небо, затянутое знойной мглой, казалось закопченным стеклом, сквозь которое едва просвечивает солнце. Перед окном за крышами домов чуть дымился большой терриконик - высокая, как египетская пирамида, куча вынутой из-под земли породы. Рядом с террикоником виден копер. На копре крутятся шкивы.

В какой-то миг, отвернувшись от Терентьева, Лисицын всматривался в копер профессиональным взглядом. Стальная конструкция. Система Кеппе. И он подумал, что изменился Донецкий бассейн за эти… сколько их прошло? - уже полтора десятка лет. Когда он ездил по рудникам, будучи студентом, деревянные копры встречались чаще, чем теперь.

- Какой хотите помощи? - спросил наконец Терентьев.

Лисицын вернулся на прежнее место. Сел и, взвешивая каждое слово, начал:

- Я о моих исследованиях вам упоминал. Не прогневайтесь - не объясняю пока, в чем они состоят. Для этого и время нужно, и не так это существенно сейчас. Дело, поверьте мне, честное и многим людям полезное. Так вот, чтобы закончить опыты, я нуждаюсь в двух вещах. Во-первых, хочу быть на службе, получать деньги. Я понимаю, у меня нет такой практики, как, скажем, у вас, но все-таки я горный инженер. А во-вторых, мне нужен совершенно тихий угол… ну, комната, небольшой закрытый двор, немного электрического тока. И чтобы, конечно, никто не вмешивался в мои опыты. Я буду благодарен вам, если вы незаметным образом устроите меня куда-нибудь на рудник.

Терентьев покачал головой:

- Ах ты, задача-то какая! - и опять задумался.

У дальнего окна жужжала муха.

- Если не можете, то так и говорите сразу, - сказал Лисицын, сдерживая раздражение. - Вам незачем искать приличный повод, чтобы оправдаться в этом.

- Да никаких я оправданий не ищу, - спокойно произнес Терентьев. Достал из кармана платок, стал вытирать себе шею - жарко было в комнате. - А вот, батенька, на такой трудный вопрос ответьте: диплом у вас имеется? Да на какую фамилию? Документ, что вы горный инженер?

Внезапно под окном ударил колокол и продолжал звонить громко и часто. В здании станции захлопали двери, послышался топот бегущих. Терентьев тотчас поднялся и, извинившись на ходу, быстрым шагом вышел в коридор. Оттуда донеслось, как кто-то ему говорит: пожар на руднике «Святой Андрей», верховой прискакал с запиской.

- А люди? - спросил Терентьев.

- В западном штреке, в дыму, осталась половина артели…

Лисицын тоже вышел. Заметил в конце коридора спешащего Терентьева, пошел следом за ним.

Он был взволнован. Где-то близко, под землей, люди борются со смертью. И то, что все вокруг него бегом кинулись, чтобы помочь им в беде, и этот набатный звон колокола - все усиливало в нем чувство тревожной приподнятости. Его личные заботы сейчас словно отступили на второй план.

Во дворе уже стояли два громоздких крытых фургона с оконцами по бокам, выкрашенные в серый цвет. В каждый было запряжено по паре крупных лошадей. Кучера на козлах держали вожжи наготове. Человек восемь или девять из спасательной команды торопливо всовывали в дверцы фургонов разные ящики, свертки брезента, носилки.

Не прошло минуты, как все спасатели сами вскочили за дверцы, и оба фургона покатились к воротам. В окошечко переднего из них, уже в момент отправления, выглянул Терентьев. Улыбнувшись издали Лисицыну, он крикнул:

- Ко мне заходите! - и протянул руку в сторону от спасательной станции. - Прошу меня там подождать! Сюда, налево…

Дальше был слышен только грохот колес. Фургоны скрылись за воротами.

А колокол, висевший на кронштейне у крыльца, давно затих. От него по ступенькам спускался чернобородый, небольшого роста мужичок. Хромая, он пошел через пустынный теперь двор по направлению к конюшне. Дошел было туда, но вдруг вернулся - заковылял к Лисицыну. Снял перед ним картуз:

- Заведующий наш велели вам до них на квартиру идти. Вон, калитка в заборе - они за калиткой живут. Там и квартира ихняя.

Лисицыну хотелось спросить у этого хромого, часто ли случаются такие выезды на шахты. Однако по свойству своего характера он был неразговорчив. Помолчав, он кивнул и не спеша двинулся к калитке.

…Жена Терентьева, Зинаида Александровна, не сразу могла решить, что представляет собой пришедший, нужно ли принять его как гостя, как равного, или просто он второстепенный посетитель, какой-нибудь мелкий торговый агент. Судя по одежде, подумалось ей, он вряд ли может быть гостем.

- Посидите, пожалуйста, здесь, - сказала она Лисицыну. - Вы к Ивану Степановичу, наверно, по делу?

- По делу, - подтвердил он.

- Ну вот, и побудьте здесь. Пожалуйста. Ждать придется долго. - Она ушла.

Лисицын сидел в гостиной до вечера, потом его позвали ужинать - стол был накрыт для него одного. Наконец толстая кухарка показала ему застекленную веранду, где на кушетке была приготовлена постель:

- Туточки лягайте. Чи буде завтра Иван Степанович, чи ни.

Утром он уже успел одеться, когда на веранду заглянул сам Терентьев:

- Вы что, не спите, батенька? Ну, милости просим к столу.

- А как вчера на шахте?… - забеспокоился Лисицын.

Иван Степанович ответил: всех людей благополучно вывели из дыма, и пожар потушен.

За-завтраком Зинаида Александровна была веселой и внимательной, не такой, как вчера. Она кокетливо ухаживала за Лисицыным и посматривала на него, словно на живого графа Монте-Кристо. Тридцать лет прожила, и вдруг - на тебе! - из мира таинственных приключений.

Кроме нее и Ивана Степановича, за столом сидела остроносая старуха, которую они оба называли тетей Шурой.

Окна столовой выходят в сад, окруженный высоким забором. В саду серые от пыли акации. А небо сегодня не мутное, а голубое, и сквозь гущу пыльных листьев пучками стрел пробиваются солнечные лучи.

Взгляд Лисицына снова задержался на стене, где в легкой рамке под стеклом - великолепный, акварелью сделанный портрет красивой девушки. Ясная улыбка с налетом озорства сочетается в ее лице с выражением далекой от улыбки мысли и чего-то одухотворенно теплого, в то же время женственно-милого.

Зинаида Александровна заметила, куда Лисицын поглядел.

- Нравится вам? - засмеялась она. - О, это Зоя, Ванина сестра. Недавно замуж вышла, в Москве живет. Муж ее, говоря кстати, - крупнейший адвокат. В Москве один из самых видных. Молодая женщина, эффектная, богатая.

А Терентьев рассказывал о вчерашнем пожаре. Бранил порядки на скверном рудничке - «Святом Андрее».

- Когда остановили вентиляцию, - сказал он, прихлебывая из чашки кофе, - удалось вплотную подойти к горящему креплению. Вот там я вспомнил о вас, Владимир Михайлович, в самом, знаете, пекле… Не обидитесь на меня за это, а?

- А что такое? - спросил Лисицын.

- Я мог бы вас к себе помощником пригласить. Испытать не угодно - недельку-другую на пробу? Служба, конечно, для отчаянных голов. Но, кажется, остальное все… И время свободное будет у вас в избытке, и место… и ток электрический к вашим услугам. Как вы отнесетесь к этому?

- А я аппаратов спасательных не знаю. Я сумею?

- Научитесь! Не боги горшки обжигают!