Ступень третья. Часть вторая

Глава 2

Мероприятие оказалось массовым, поскольку Тимофей предложил поучаствовать всем целителям. Операционную мы устроили в подвале, рядом с лабораторией. Там как раз было помещение с подходящим столом, металлическими бронированными шкафами и стенами в кафельной плитке. Не знаю, для чего Вишневские его использовали, и знать не хочу, потому что оттуда веяло застарелой болью и страхом, пока я не прошелся очищающим заклинанием. В шкафах были инструменты, больше похожие на пыточные, чем на хирургические. Но нам не было нужно ни то, ни другое, поэтому я сразу предложил Серому сдать железки на металлолом, так как идею просто вывезти на свалку наш финансовый директор точно бы не одобрил. Тот покрутил в руках блестящие железки и неожиданно сказал: «Пусть будет. Мало ли. А то потом на них деньги тратить. Как металлолом они всё равно ничего не стоят, а место, вроде, немного занимают». Я согласился, поскольку шкафы здесь все равно нужны не были, разве что один мы решили освободить для экстренных целительских нужд: зелья там, накопители и прочая ерунда.

И вот сейчас Стас лежал на столе, с ужасом осматриваясь. Не знаю, что его пугало больше: четверка целителей с азартными лицами или рука, которая в своем контейнере для роста жила собственной жизнью. Сейчас так вообще казалось, что она ощупывает пальцами замок, чтобы выбраться наружу и отправиться в самостоятельное путешествие по особняку. Была она бледной, даже в синеву немного отдавала, из-за того, что в ней сейчас текла не кровь, а субстанция, ее заменяющая.

— Так, — скомандовал Тимофей, — всем посторонним выйти.

Из посторонних были только Постниковы, я так, напротив, был специально приглашенным лицом на случай, если что пойдет не так. И неважно, что я сильно сомневался, что что-то смогу, если действительно пойдет не так и не туда, мое присутствие не обсуждалось. Тимофей так посмотрел, стоило заикнуться о своей бесполезности, что я понял: идти придется в любом случае, наш главный целитель отчаянно трусит и ему требуется хотя бы моральная поддержка.

— Ну, будь, — дрогнувшим голосом сказал Постников. — Уверен, когда в следующий раз тебя увижу, смогу пожать руку.

Та, словно только дожидалась этого момента, тут же сложила из пальцев фигу, что тут же заметила Марта.

— Какая-то слишком самостоятельная рука, — сказала она, постучав по стеклу.

Конечность сразу обмякла и притворилась совершенно обычной части тела, ждущей трансплантации.

— Это специально заложенные в артефакт функции, — пробурчал Тимофей, — чтобы мышцы сокращались и правильно развивались, а пальцы были гибкими.

— Гибкость пальцев потрясает, — согласился Постников. — И насколько точная гибкость, соответствующая разговору.

— Ушей там нет, если ты об этом, — оскорблённо вскинулся Тимофей, неожиданно усмотревший в шутливой фразе намек на собственную профессиональную несостоятельность. — И вообще, шли бы вы отсюда. Нам работать надо.

А ведь он волнуется, и сильно. Такого серьезного вмешательства пока не совершал. Осуществлял либо поддержку, либо запуск ускоренной регенерации пациента. И даже успех с Глазом его не убеждает: там рост до конца не закончился, и пациент пока ходит с повязкой на растущем глазе, которую снимают всего несколько раз в день. А ведь глаза еще синхронизировать придется, потому что мозг привык получать информацию от одного глаза и одного артефакта. И сколько продлится уже эта стадия реабилитации, Тимофей предсказать не мог. Вообще, получилось, что на него легла слишком большая ответственность в его возрасте, не придавило бы. Похоже, он с удовольствием передал бы ее кому-нибудь постарше.

— Может, потом? — обреченно сказал Стас, глядя, как друзья уходят и дверь закрывается.

— Что потом? — мрачно спросил Тимофей.

— Потом резать меня будете, — предложил разнервничавшийся пациент. — Не сегодня.

На руку он тоже смотрел с подозрением, после тех экзерсисов, что она только что устроила. Совершенно напрасно, кстати, он ее в чем-то подозревал. Артефакт, в который была заключена конечность, на самом деле имитировал для нее общий организм и заставлял сокращаться по необходимости. Поэтому рука не только выросла сама, но и нарастила мускулатуру.

— Никто тебя резать не будет, — уверенно сказал отец Тимофея. — Разве что самую малость. При этом ты ничего не почувствуешь. Сейчас мы дадим тебе наркоз… То есть отправим в сон, и ты проснешься уже с рукой. — Стаса эта речь ничуть не успокоила, паника в его глазах только нарастала, поэтому Илья Владимирович плюнул на уговоры и повернулся к команде: — Эмиль?

По предварительной договоренности в целительский сон отправлял один из наших новых приобретений. Оба они прошли через целительские курсы, о чем имели удостоверения. С точки зрения легализации деятельности, это было идеально, а вот с точки зрения пользы для обучения — сплошные минусы. Потому что у них, как сказал Тимофей, уже образовались неправильные привычки, а переучивать всегда сложнее, чем учить. В этом мире целительский сон тоже был, только был он ближе к обычному, от которого запросто можно было закрыться артефактом и который не убирал боль. Поэтому наш целительский сон был дополнительной тренировкой для новичков.

Эмиль отправил правильное заклинание, и пациент обмяк, оставив все тревоги в реале. Сейчас ему должно было сниться что-то очень хорошее, судя по разгладившимся межбровным складкам. Из коридора донесся шум, который наверняка создавали не ушедшие никуда Постниковы, пришлось подойти к двери и не только запереть, но и опустить все щиты, чтобы никто ничем не мешал. Телефоны выключили еще раньше.

— Приступаем, — решил Тимофей. Он осмотрелся, уверился, что все здесь и даже банка с зельем, которое пойдет как заменитель крови на первом этапе, устойчиво стоит на медицинском столике на колесиках. — Ярослав, отключай артефакт. Леня, доставай руку.

Леонид полез в жижу, наполнявшую артефакт для роста сразу, как только тот перестал шуметь и индикатор работы погас, и подцепил конечность. Та сразу обвисла и перестала казаться живой. Но это ненадолго.

— Папа, чистка, — скомандовал Тимофей.

Требовалось полностью очистить конечность от субстанции, в которой она росла, в том числе заменить жидкость в кровеносных сосудах. Действие было очень манозатратное, поэтому еще на стадии планирования операции было решено, что этим займется Давыдов-старший, чей источник был куда крупнее, чем источник сына, а каналы позволяли оперировать значительными потоками магии.

Рука окуталась зеленой целительской дымкой и из нее в подставленную кювету потекла жидкость, которую тут же восполняли из стоявшей рядом бутыли с зельем. Только тут я понял, зачем зелья потребовалось так много: сосуды промывались не один раз, а до тех пор, пока предыдущая жидкость либо совсем покинула конечность, либо ее осталось настолько мало, что она больше ни на что не влияла.

— Ну, с богом, — сказал Илья Владимирович и положил руку рядом с туловищем. Жидкость из нее сразу засочилась, впитываясь в хирургическую простыню, на которой лежал Стас.

В дело вступил Тимофей. Расчеты он делал раньше, теперь лишь отправил проекции на культю и выращенную конечность и тут же резанул по ним целительским лезвием. От обычного оно отличалось тем, что ткани не резало, а как бы раздвигало, что позволило бы просто схлопнуть разрез после вмешательства, проводись оно, например, для извлечения инородного тела. Но здесь такое не пойдет: рука росла не вместе со Стасом, а значит, ее придется подгонять, скрепляя все нервы, кости и сосуды по отдельности. Этим и занялась бригада целителей.

В операционной стояла тишина, все слишком были сосредоточены на своих действиях, чтобы переброситься хотя бы словом. Время от времени кто-то из целителей распрямлялся, встряхивал руками, снимая с них напряжение, и опять наклонялся к пациенту. На моих глазах сосуды врастали друг в друга без следа, кости соединялись в жесткий замок, нервы культи и выращенной руки становились единым целым. На этапе сглаживания мышц остались только Тимофей с отцом, Эмиль и Леонид отвалились. Причем у них обоих с непривычки руки тряслись, как у запойных пьяниц.

Тимофей усталости не выказывал, хотя на него приходился основной удар, но он к этому времени успел набраться опыта по целительству и применение заклинаний от него не требовало такого напряжения. Его отец, на удивление, тоже выглядел расслабленным: наверное, сказывался хирургический опыт. С мышцами они управились довольно ловко, а кожу срастили так вообще практически мгновенно. Тимофей приподнял руку, придирчиво осматривая ее тыльную сторону, но там тоже было все чисто. Собственно, если бы не пятна от крови и зелья на коже и хирургической простыне, никто бы даже не заподозрил, что руки на этом месте не так давно не было. По коже Тимофей прошелся очищающим заклинанием.

— Выводить из сна? — деловито поинтересовался немного пришедший в себя Эмиль.

— Помониторим пока, — решил Тимофей. — Так-то на первый взгляд, все в порядке, но лучше пусть пока не двигается.

— Перестраховщик, — хмыкнул Давыдов-старший. — Боишься, что отвалится, как только начнет двигаться?

— Боюсь, — не поддержал шутку сын. — Ткани должны признать друг друга. Пусть час хотя бы поспит, чтобы лишнего движения не было.

— Насколько я вижу, они уже признали, — заметил отец, подключивший целительское зрение.

Это же сделали и остальные двое, изучая пациента с исследовательским азартом и, похоже, не находя ничего криминального. Я же отвлекся от разглядывания руки Стаса и захлопнул крышку артефакта, в котором выросла рука. Не просто так захлопнул: использованная жижа в нем оказалась дюже вонючей, а такие ароматы пациенту на пользу не пойдут.

— Мало ли, — возразил Тимофей.

— Ты стыки видишь? Я — нет.

— Я тоже нет, — признал Тимофей. — Ни внутри, ни снаружи.

— А это значит, что их нет, — продолжил его отец. — Рука встроилась в культю и представляет с ней одно целое.

— И все-таки давайте подождем, пока я восстановлюсь, — предложил Тимофей, — на случай неожиданностей. Минут десять хотя бы.

— Разве что, — усмехнулся его отец. — Может, чаю выпьешь для восстановления сил, а? И успокоишься.

— Можно, — согласился Тимофей. Взгляд от Стаса он не отрывал, как будто еще сомневался, что все получилось.

Но я, как и Давыдов-старший, видел, что все не просто получилось, а получилось на высшем уровне, поэтому отставил всякое беспокойство, снял щиты и открыл дверь, думая отправить за чаем кого-нибудь из Постниковых, но их за дверями не оказалось. Самому идти за восстанавливающим силы Тимофея чаем было не с руки, поэтому я отправил на кухню Леонида.

Вернулся тот не один, а с Даниилом, который сразу же бросился к Стасу.

— А чего он без сознания? — подозрительно спросил Постников.

— Он не без сознания, а в целительском сне, — ответил я. — Тимофей пока боится выводить, хотя все нормально. Сам можешь посмотреть.

Постников и посмотрел. Только пришитую руку он брал так, как будто та была хрустальной и могла рассыпаться прямо в его руках.

— Вообще ничего не видно, — удивленно он сказал. — Как так можно?

— Целитель работал, — снисходительно пояснил я. — Настоящий. Даже не так. Целители.

— Да какие мы пока целители, — смутился Эмиль. — Мы пока мало чего знаем. Так, по верхам понахватались.

И это навело меня на мысль, что пора бы потрясти Дамиана на предмет обещанного и получить еще хотя бы двух зародышей полноценных целителей. Ведь сейчас за ними уже мог присмотреть Тимофей и вероятность вскипячения мозгов была куда ниже, чем когда мы экспериментировали на Ане. Эх, вот если бы Морус не оказался такой пакостью, этой проблемы бы не возникло: как же удобно было с его помощью вычищать и приживлять знания. Обдумать это я не успел, потому что Постников спохватился:

— Блин, совсем из головы вылетело. Там к тебе Лазарева приехала.

— Вот уж кого не хочу видеть, — бросил я. — Мне общения с Валерией хватило до конца жизни. Неужели нельзя было ее на стадии ворот завернуть? Наверняка она опять со своей дебильной идеей по встрече с волхвом.

— Не Валерия, Мария Тимофеевна. Ты про нее не говорил, что видеть не хочешь, — прищурился Постников. — Напротив, мне показалось, что у вас с ней могут нормальные отношения сложиться.

Против нее я действительно ничего не имел, поэтому оставил всю толпу разбираться со Стасом самостоятельно и пошел к Лазаревой. Все равно моя помощь здесь больше не была нужна.

Мария Тимофеевна мирно сидела в одиночестве в гостиной и при моем появлении оживилась.

— Слава, ты извини, что я вот так, неожиданно, — улыбнулась она. — Мне сказали, ты был очень занят?

— Здравствуйте, Мария Тимофеевна. Извините, что вам пришлось подождать. Целители попросили подстраховать, — пояснил я. — Первый раз такое серьезное воздействие, Тимофей просто побоялся без поддержки действовать.

— А что он такое серьезное делал? — с долей снисходительности к неумелому целителю спросила Лазарева. Не уважают в этом мире целителей, совсем не уважают.

— Руку пришивал, — пояснил я.

— Кому-то оторвало руку? — забеспокоилась Лазарева. — Но у вас ведь не было никаких клановых стычек? Или я чего-то не знаю?

— Ему давно оторвало руку, еще когда он был в клане Баженовых, — ответил я. — Точнее, обе руки и обе ноги. Мы пока только одну руку вырастили, правую. Но приживление прошло на отлично, так что скоро займемся другими конечностями.

— Что значит «вырастили»? — недоуменно уточнила Лазарева.

— Мы взяли ткани у Стаса, это пострадавший, и поместили их в специальный артефакт, который запустил процесс роста определенной конечности. Рука достигла нужного размера, и ее сегодня приживили.

Мария Тимофеевна прижала руки к щекам и смотрела на меня так, как будто не могла понять, правду я говорю или подшучиваю над ней.

— Но это же невозможно, Слава, — наконец неуверенно сказала она. — Разве можно вырастить отдельно руку?

— Сразу все мы не рискнули, — пояснил я, наслаждаясь ее замешательством. — Технология новая, неопробованная. Решили постепенно: одна рука, вторая, потом ноги по очереди. Тем более что организму Стаса придется вырабатывать кровь во вставляемые конечности.

— Мне кажется, ты меня обманываешь, Слава, — с легкой улыбкой сказала Лазарева. — В твоем возрасте принято подшучивать над стариками, я помню.

— Мария Тимофеевна, назвать вас старухой ни у кого язык не повернется, — возмутился я. — Вам до этого состояния еще ой как далеко. Я бы вам даже показал пациента, но, боюсь, его вид вас не убедит, потому что по нему уже не видно, что у него не было этой руки.

— А покажи, — неожиданно согласилась она. — Вдруг поверю.

И только тут я вспомнил, что она не только милая женщина и моя бабушка, но и представитель другого клана, с которым у нас весьма непростые отношения. За язык меня никто не тянул, а давать сейчас задний ход было неправильно. Все равно мы планировали запускать лечебницу, так почему бы не провести небольшую презентацию умений?

Пока мы спускались в подвал, она с интересом оглядывалась, хотя смотреть там было не на что. А в самом подвале я ее сразу провел в операционную, где Стас все также спал на столе, Постников стоял рядом с ним, а целители пили принесенный Леонидом чай и что-то бурно обсуждали.

— Пациента вижу, — сказала Лазарева. — Но не вижу, чтобы ему пришивали руку.

— Так уже пришили, — ответил Постников, вопросительно на меня глядя.

Лазарева прошла прямо к столу и уставилась на руку Стаса.

— Незаметно, чтобы ему что-то пришивали.

— Вот-вот, — подтвердил Постников. — Даже шва нет. Золотые руки у мужиков.

— Вы меня разыгрываете? — неуверенно спросила Лазарева.

— Мария Тимофеевна, зачем нам вас разыгрывать? — удивился я. — Вот смотрите, это артефакт, в котором росла рука. Он сейчас выключен и не работает, но завтра мы его запустим, потому что, как вы видите пациенту еще есть что приращивать.

— Я не уверена, что и это приращено, — усмехнулась она. — Это невозможно.

— Мы делаем невозможное, — рассмеялся я. — Не хотите, не верьте.

Давыдов старший неожиданно откинул крышку с контейнера и ткнул его под нос Лазаревой. Там обрезки культи и выращенной руки плавали в промывочной жидкости.

— Вот, сударыня, лишнее осталось, — любезно сказал он.

У Марии Тимофеевной желание спорить резко пропало, и вообще она как-то спала с лица и побледнела. Жижа из артефакта, даже разбавленная, воняла отвратительно, поэтому я крышку быстро захлопнул, чтобы не травить гостью.

— Мне кажется, пациента можно разбудить, — сказал Давыдов старший. — Заодно узнаем, как себя чувствует.

Эмиль, как будто только и ждал этих слов, подошел к столу и мягко начал выводить из сна целительского, переводя его в обычный. Стас заулыбался и начал причмокивать губами, пальцы на руке зашевелились, но пока неуправляемо.

— Стас, — потеребил его за плечо Постников, — просыпайся давай. У себя отоспишься.

Тот открыл глаза и недоуменно огляделся, поднял руку и потер лоб.

— Не получилось, да? — грустно спросил он и весьма удивился, когда толпа вокруг дружно грохнула.

— Не получилось, ага, — ехидно сказал Постников. — А лоб ты чем трешь, Стасик.

Стас неверяще скосил глаза на руку, неуверенно ею пошевелил перед лицом, поднял и опустил, свыкаясь с ощущениями, опять поднял руку к глазам и пошевелил пальцами, а те вдруг взяли — и сложились в привычную для выращенной руки фигу.

— Остаточная память, — смущенно пояснил Тимофей. — Какое-то время нужно будет контролировать.