Специалист по кадрам

Глава 3

— Решено, — Мэй Нагата легонько припечатала стол ладошкой, — Вы уже устроились в Киото, Каратоси-сан?

— К сожалению пока нет. Только сегодня прилетел в Японию и сразу поехал в офис.

Тетя Ева даже не удосужилась проехаться со мной в такси. Выпнула меня из аэропорта и, как всегда, исчезла. Я вообще сомневаюсь, что она нуждается в самолетах. Мне кажется, она просто портируется в нужную точку нужного ей мира.

— В таком случае на сегодня вы свободны, Каратоси-сан, — сообщила Нагата, — Займитесь жильем. Ямасаки-сан вам поможет.

— Да, но я… — опешила Есико.

— Ты тоже на сегодня свободна, Есико, — твердо настояла директриса.

Мы с Есико переглянулись, поднялись со стульев и двинулись к выходу. Есико пятилась спиной вперед, непрерывно кланяясь, ну а я задом-наперёд ходить не умею. Я просто вышел.

Есико объяснила, что живет не очень далеко от центра, и что до ее района проще всего добраться на автобусе. Разумеется, я всецело на нее положился.

— Ямасаки-сан, можно задать вам еще один вопрос? — спросил я, когда мы сели в автобус, на боку которого кроме рекламы с улыбающимися девушками красовалось служебная надпись «район Минами префектура Киото».

— Можно.

— Только я заранее прошу извинить. Не уверен, что такой вопрос относится к разряду приличных.

— Ну знаете, Каратоси-сан, — возмутилась Есико, — Теперь уже задавайте свой вопрос. Вы меня заинтриговали.

— Почему Мэй Нагата обращается к вам по имени?

Есико отвернулась от меня к окошку, молча уставившись на город. Я решил, что она обиделась, и уже хотел начать извиняться, но она вдруг заговорила.

— Я сама этого не знаю, Каратоси-сан, — сказала она едва слышно, — Сначала меня очень пугало, когда она называла меня по имени.

— А теперь?

— Теперь тоже пугает, но уже не так сильно.

Я решил эту тему не развивать. Есико и так не рада, что я спросил. Я тоже уставился в окошко, глядя на город…

Мэй Нагата проводила взглядом уходящую парочку: Есико и этого новичка Каратоси, удивляясь сама себе, что отправила их вместе.

Ведь сначала Нагата подумала, что Накамура навязал гайдзина, только чтобы ее позлить. Однако гайдзин оказался вовсе не так прост, как это представлялось на первый взгляд. Во-первых, он отлично говорит по-японски. Во-вторых, Мэй Нагата совершенно не почувствовала от него угрозы. И, в-третьих, этот Масима Каратоси пахнет не как обычный человек.

«Может, он один из наших?» — подумала Мэй Нагата. Но это было маловероятно. Скорее он вообще какой-то особенный. Есико сказала, что он русский. Это может многое объяснить. Кто сказал, что у русских нет своих екаев? Мэй Нагата была уверена, что у русских они тоже есть. Русские побеждали в самых страшных войнах. Русские выживали в самых жестоких испытаниях. Мэй Нагата была уверена на сто процентов, что без помощи сил высшего порядка русские не справились бы. А значит, этот Каратоси не прост. Он тоже екаи, только другой… русский.

Мэй Нагата в задумчивости задержалась в переговорной кабинке, хотя остальные переговорки уже были заняты, и кто-то из сотрудников кидал на нее вопросительные взгляды из-за прозрачной стенки, давая понять, что кабинка нужна для работы.

Однако Нагата оставалась сидеть, сложив руки на столе перед собой, неподвижно глядя в одну точку. Она искала ответы на вопросы. Зачем Накамура навязал этого русского гайдзина? Знает ли Накамура, кем на самом деле является этот русский? Правильно ли она поступила, отправив Есико помогать русскому снимать жильё?

Последний вопрос был для Мэй Нагаты самым болезненным. Девочка и так слишком многое пережила. Нагата считала своим долгом заботиться о ней, поэтому и настояла год назад, чтобы Накамура принял ее в штат. И вот сегодня, не моргнув глазом, отпустила вместе со странным новичком… интуитивно… и хотя интуиция Мэй Нагату никогда не подводила, она утопала в сомнениях.

Почувствовав, что Накамура близко, она приняла решение хорошо присмотреться к этому русскому, поднялась со стула и вышла из переговорки, в которую тут же забежал сотрудник, торопящийся начать собеседование с ожидающим соискателем. Спустилась в лифте на первый этаж и вышла на улицу.

Мэй Нагата направилась не к своему кабриолету цвета яичного желтка, а к черному лимузину Накамуры. Оябун приехал за ней лично. На ее счастье черная машина подъехала только что. Нагата не заставила себя ждать. Она предпочла бы сесть на переднее сидение рядом с водителем, но водитель, увидев, что она приближается, выскочил из лимузина и открыл перед ней заднюю дверь. Пришлось садиться назад к Накамуре.

Оябун как всегда одет в безупречный черный костюм. Его обширная идущая со лба залысина, не мешает Накамуре носить длинные волосы, которые он зачесывает назад. Ему почему-то кажется, что это выглядит стильно. По мнению самой Мэй Нагаты это выглядит не стильно, а пугающе. Накамура всегда ассоциировался у нее с гробовщиком.

Как только Мэй Нагата уселась, волосатая рука Накамуры по-хозяйски легла на ее коленку.

— Мэй, девочка моя, — голос у Накамуры холодный и шипящий как у змеи, — Сегодня ты должна станцевать безупречно. В Киото приехали оябуны из Токио. Не подведи.

— Да, господин Накамура.

— Не заставляй меня тебя наказывать.

— Да, господин Накамура.

— Вот и хорошо. Люблю, когда ты покладистая… езжай в Красный дом, — бросил Накамура водителю. Лимузин бесшумно выехал с парковки.

Мэй Нагата не любила танцевать в красном доме. Атмосфера борделя всегда казалась ей гнетущей. Но Накамура неизменно привозит Токийских оябунов именно туда. Он, наконец, убрал ладонь с ее коленки, и Мэй Нагата незаметно выдохнула с облегчением. Прикосновения Накамуры для нее одни из самых неприятных.

Дорога до борделя заняла меньше двадцати минут. Водитель привычно объехал здание и остановил машину у заднего крыльца, где их поджидала охрана. Они прошли в здание. Накамура лично проводил Нагату в комнату, где она обычно переодевалась.

— Гости ждут, не задерживайся, — прошипел Накамура прежде, чем оставить ее одну.

Мэй Нагата достала из шкафчика одежду для выступления, разложила на скамейке и разделась полностью, нижнее белье тоже пришлось снимать. Затем начала облачаться.

Сначала натянула черные чулки с резинкой, надела короткую черную юбку. Сорочку, единственную белую вещь сценического костюма, застегнула под самый ворот на все пуговички. Полностью застегнутая сорочка должна придать ей вид целомудренной школьницы. У оябунов стоит на девочек школьниц.

Теперь осталось повязать под воротник пышный черный бант и обуть черные лакированные туфли на широком коротком каблуке. Закончив одеваться, Мэй Нагата повернулась к высокому зеркалу. Пока что она выглядит, как взрослая женщина, надевшая школьный костюм.

Она похлопала ресницами, мило улыбнулась сама себе и подмигнула, а затем округлила рот в притворном удивлении. Немного покривлялась перед зеркалом, оживляя в памяти нужную пластику, потом засмеялась, потупив глазки. Чуть расставила пятки, носки свела, едва заметно подогнув коленки, слегка склонила голову набок. Вот теперь она выглядит как девчонка школьница.

На выходе из раздевалки ее поджидал охранник, чтобы проводить на сцену. Мэй Нагата притворно охнула, будто не ожидала его увидеть. Охранник не выдержал и усмехнулся.

— Прошу вас, Нагата-сан, — он тут же вернул себе полную серьёзность.

Мэй Нагата дождалась за кулисой, когда музыкант заиграет на дудочке. Она вышла на сцену, чуть-чуть не попадая в такт мелодии. Со стороны ее движения казались рваными и неуверенными, будто она плохо разучила танец и вообще может не справиться и запнуться о собственную ногу.

Приезжие оябуны, сидящие в зале на полу в традиционных одеждах, все как один насупленно уставились на Мэй Нагату, перестав обращать внимание на жавшихся к ним бордельных девочек, которые по такому случаю тоже оделись как школьницы и подобрали соответствующую подростковую косметику. Все девочки, разумеется, совершеннолетние, но ради оябунов пришлось ухищряться. Некоторые, чтоб казаться моложе, заплели себе косички.

Бордельные девочки смотрели на Нагату во все глаза с надеждой и страхом. Если оябунам понравится танец, оябуны будут щедры, а если не понравится, их гнев выплеснется не только на танцовщицу, но и на девочек.

Все присутствующие в зале, включая Накамуру, с безраздельным вниманием следили за каждым шагом Нагаты, невольно задерживали дыхание, когда в завершении очередного танцевального элемента им казалось, что вот теперь она точно оступится и упадет. Но в последний миг Нагата всегда успевала сделать доворот и правильно поставить ногу.

Дудочка начала ускоряться, к ее протяжному звуку добавился глуховатый барабанный ритм. Мэй Нагата тоже начала ускоряться. Ее движения становились все более чёткими и уверенными. Она лишь продолжала едва заметно не попадать в такт мелодии. Этот почти неразличимый диссонанс ритма и танца вызывал у зрителей труднообъяснимое тянущее ощущение, смутное неосознанное беспокойство.

И если сначала казалось, что в такт не попадает танцовщица, то очень скоро восприятие танца у зрителей сменилось. Теперь у них было ощущение, что это музыканты не попадают в такт движениям Мэй Нагаты. Видимо, музыканты и сами это почувствовали. Они начали подстраивать ритм музыки в такт ее шагов. Музыканты тоже подчинились. Мэй Нагата овладела всеми.

Она перестала себя сдерживать. Выпустила из себя лисий хвост, испытав облегчение, схожее со слабым оргазмом… не полностью выпустила, а всего на несколько сантиметров, чтобы хвост оставался невидим под юбкой. Она бы с удовольствием выпустила хвост на полную длину, но оябуны как правило очень агрессивно реагируют на любые даже частичные проявления звериных черт.

Впрочем, для танца похоти этого достаточно. Ее хвост — одновременно антенна и передатчик. Мэй Нагата нагнетала в нижнюю чакру оябунов ощущение тянущей истомы… истомы, перерастающей в страстную похоть. Похоть наполняла оябунов, становясь почти нестерпимой.

Кто-то не дождался окончания танца и завалил ближайшую бордельную девочку прямо в зале. К нему присоединились другие. Два охранника, стоявшие у стены, чудовищным усилием заставили себя выбежать из зала, чтобы не поддаться на всеохватную страсть. Мэй Нагата не пыталась на них воздействовать, но их накрыло краем. Охранники парни молодые, им и этого более чем достаточно.

Флейтист ласкал свою дудочку словно женщину, выдувая из нее похотливые стенания. Барабанщик шлепал по упругой натянутой коже, содрогаясь в конвульсиях. Даже Накамура не смог удержаться… Мэй Нагата начала замедляться и втянула лисий хвост. Она должна знать меру. Чрезмерность вредна. За чрезмерность ее могут наказать…

Мы с Есико вышли из автобуса на остановке жилого района, застроенного невысокими трёх-четырёх этажными зданиями.

— А ничего такой райончик, уютный, — я покрутил головой, осматриваясь.

— Мне тоже нравится, — Есико опять радостно заулыбалась, будто я похвалил ее саму.

Она повела меня вглубь низкоэтажной застройки. По пути Есико останавливалась у каждого подъезда перед досками с объявлениями. Какое-то время я шел следом, не задавая вопросов, но в конце концов мое любопытство пересилило.

— Ямасаки-сан, мы ищем объявление о сдаче жилья?

— Да, — Есико удивилась вопросу.

— А разве не проще было бы искать через интернет?

— У нас не принято подавать такие объявления через интернет, — просветила меня Есико, — Согласитесь, Каратоси-сан, так гораздо удобней. Увидел объявление и сразу понимаешь, в каком дворе, в каком доме сдается квартира.

— Действительно, очень удобно. У нас тоже было так принято… пока интернет не появился…

— Не ворчите, Каратоси-сан, мне кажется, мы обязательно найдем подходящее объявление.

Я пожал плечами и молча двинулся за ней дальше продолжать обход подъездов. Есико оказалась права. В конце концов нам попалось такое объявление у подъезда двенадцатиэтажного дома. Хозяйка сдающейся квартиры жила буквально рядом в соседнем доме. Пожилая японка показала мне жильё. Я едва окинул взглядом маленькую однушку и сразу согласился.

Хата как хата. Где кости бросить, есть. Санузел есть. Кухни отдельной нет, но в углу имеется кухонный стол с электрическим чайником и микроволновкой. Сойдет. Уж не хуже, чем в Питерской общаге.

Мы быстро договорились о цене, и я перевел хозяйке сумму за первый месяц проживания. Она хотела получить плату сразу за три месяца, но увы, столько денег тётя Ева мне не оставила. Я пообещал, что с зарплаты дам ей аванс побольше. Вручив мне ключ от квартиры, хозяйка ушла, даже не заикнувшись про письменный договор. Ну а я настаивать не стал. Обойдусь без договора.

— Как удачно сложилось, — радостно заявила Есико, когда дверь за пожилой японкой закрылась, — Я живу совсем недалеко… видите, вон тот дом напротив?

— Вы живете в нем?

— Нет, за ним. Еще два… нет, три дома за ним… а следующий уже будет мой. Но это все равно рядом. Правда, Каратоси-сан?

— Ямасаки-сан, спасибо за помощь. Вы меня здорово выручили. Могу я угостить вас чаем? От щедрот прежних жильцов мне достался чай в пакетиках и сахар.

— Спасибо за предложение, Каратоси-сан, но мне надо бежать. Меня ждут в букацу. А еще надо успеть забежать домой.

— Букацу? Это типа спортивная секция?

— Не все букацу спортивные, — возразила Есико, — В нашем букацу мы занимаемся танцами.

— Тоже неплохо.

— Мы исполняем мифологические танцы екаев, — с гордостью добавила Есико, — Если хотите, можете пойти посмотреть. У нас сегодня будет выступление.

Национальные японские танцы меня лично не интересуют от слова совсем. Но мне нужно себя как-то занять этим вечером. Сидеть в четырех стенах не хочется.

— С удовольствием приму ваше предложение. Показывайте ваши мифологические танцы.

Дом Есико в самом деле оказался в трех минутах ходьбы от моего нового жилья. Я не стал подниматься вместе с ней и дождался у подъезда на улице. Она в самом деле «забежала домой» ровно на минуту, чтобы захватить уже собранную спортивную сумку.

— Куда теперь, Ямасаки-сан? Снова поедем на автобусе?

— Никуда ехать не надо. Наш букацу рядом. За десять минут дойдем.

И снова Есико не обманула. Через десять минут мы подходили к небольшому одноэтажному зданию, похожему на спортзал, пристроенный к какому-то учебному корпусу. Внутри уже собралась молодёжь. Десятка два человек, в основном девушек. Молодых людей я насчитал всего четверых, включая себя. Мне уже начинает нравиться это место.

Приведя в букацу настоящего гайдзина, Есико вызвала в компании оживление и даже легкий фурор. Если б я привел в питерскую общагу японца, он бы такого всеобщего внимания точно не удостоился. Впрочем, к этим девчачьим чрезмерным эмоциональным реакциям на фоне общей японской сдержанности я уже почти привык.

Помещение в самом деле оказалось спортивным залом, но по прямому назначению этот зал видимо не используется. Баскетбольные щиты завешены декорациями, а половина площадки застелена циновками, на которых расселись зрители в ожидании выступления.

Меня Есико тоже усадила на свободную циновку, а сама убежала в раздевалку. Пока я ждал, пара девушек побойчее попросили разрешения сделать со мной селфи. Я не стал отказываться. В мире информационных технологий бессмысленно прятаться. Прятаться надо в тайге с медведями, а не в Киото, где твоя рожа попадает на камеры на каждом шагу.

Девушки с удовольствием подсели ко мне с двух сторон и сделали несколько снимков. Сами они увлеченно кривлялись перед камерами, а я для контраста скроил морду кирпичом, дабы не ронять устоявшееся в японском обществе реноме, что русские люди мрачные, неулыбчивые, суровые, пьющие водку из горлышка в обнимку с медведями.

Клеиться ко мне и даже просто знакомиться девушки намерения не имели. Получив «сенсационные» кадры, они тут же разместили фото со мной на своих страницах в соцсетях и углубились в переписку с подписчиками, сочиняя про меня какие-то небылицы. Девушки не подозревали, что я умею читать иероглифы.

Бросая взгляды на экранчики их смартфонов, узнал о себе много нового. Оказывается, я давно и безнадёжно влюблен в обеих и даже приехал из снежной России чуть ли не на санях, чтобы признаться в своих чувствах. Ну-ну… врать — это вам не мешки ворочать.

Девушки отлипли от своих экранов, только когда из динамиков зазвучала музыка. На сцену, если так можно назвать вторую половину игровой площадки, вышли исполнители, одетые в костюмы разных зверей. Лиц не видно, на головах исполнителей надеты поролоновые звериные головы: волк, лиса, тигр, змей и даже один исполнитель в образе дракона.

Они танцевали под музыку каждый по-своему, подражая повадкам того зверя, которого изображали. Если и был какой-то скрытый сакральный смысл сего действа, я его не уловил. На мой неискушенный взгляд вся эта квадроберная самодеятельность характеризуется поговоркой: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Как бы то ни было, выступление получилось забавным. Зрители дружно аплодировали, я тоже хлопал как умел. Особенно старательно хлопал лисе, ибо косолапенькую точеную фигурку Ямасаки-сан от меня лисьей мордой не укрыть. Я, правда, поначалу подивился, что за икебану она повесила на копчик, но потом сообразил, что это девять хвостов мифической лисы кицунэ.

Под самый конец выступления у меня вдруг включился мой дар. Вот он по жизни включается не тогда, когда надо. Открывшееся магическое видение подтвердило то, в чем я и так не сомневался. Магов среди присутствующих нет ни одного. Есико тоже не исключение. Все ее попытки подражать мифической лисе — всего лишь попытки подражать. Как бы слепой не пытался подражать зрячему, другой зрячий его расколет на счет раз. Ну вот я прозрел на время. Толку-то…