Чтобы изменить свое будущее,
иногда бывает достаточно разобраться в прошлом
Празднество развернулось в час лошади на берегу реки. Лодки-драконы, участники традиционных состязаний, уже стояли у причала, а «цветочные» лодки с музыкантами и певцами предлагали всевозможные развлечения, как гастрономические, так и любовные, и медленно двигались вдоль рядов пришвартованных судов.
Последние казались плавучими дворцами, они имели на борту рестораны и бани, клиенты доставлялись с берега целой флотилией. Между ними постоянно сновали маленькие лодки, снабжавшие обитателей судов продуктами, одеждой и всем, что могло понадобиться. Ван Шэн заметил, что, джонки и сампаны часто использовались тут как жилье, мастерские и трактиры. В их тени мелькали и более скромные «цветочные лодки», занавешенных вдоль бортов парусом.
Праздник для них всех был временем самого обильного заработка.
Состязания лодок из-за утреннего дождя начались только в час обезьяны, празднично наряженные Юншэнь и Сюли следили за ними, а вот Ван Шэн, недовольный тем, что не разглядел сразу опасности в деле Проныры, въедливо обсуждал дело Сюэ с Сюаньженем, наверстывая упущенное. Сюаньжень же, устремив безмятежный взгляд в небеса, отвечал другу и спокойно поедал праздничные цзунцы, отваренные супругой.
— Сюаньжень, скажи, а может ли затея Сюэ быть настоящим заговором?
Сюаньжень пожал плечами.
— Сложно сказать. Нынешнее правление достаточно человечное и разумное. Не могу сказать, что в правительстве работают недотепы. Канцлеры — тоже люди с головой, которые, как ты сам видел, стараются выдвигать таланты и даже дерутся из-за них. Но ты забываешь, что, во-первых, существуют честолюбивые бездарности, а, во-вторых, и среди одарённых всех выдвинуть невозможно. При любой власти всегда остаётся определенное число недовольных, жаждущих перемен, надеясь после смены власти устроиться получше. Прокладывая себе путь наверх, они готовы ввергнуть страну в хаос, не понимая, что хаосом управлять невозможно. И потому они чаще всего становятся навозом для нового правления, а потом всё повторяется…
Ван Шэн рассмеялся.
— Ты неподражаем, Сюаньжень! От эпохи Сыма Цяня история мыслится как круговращение в ритме расцвета и увядания. Но круговорот дерьма в природе? Ты оригинально мыслишь.
Сюаньжень хмыкнул. Он внимательно оглядел цзунцзы, по запаху нашёл свои любимые — с курятиной, и тут же отправил один в рот. Потом бросил мрачный взгляд на набережную.
— Откуда идёт такая мерзкая вонь, а? — Сюаньжень брезгливо сморщил нос. — Что до моей оригинальности, то её вовсе нет, Шэн. Веками история воспринималась как многократное повторение былого. Но вспомни Мэн-цзы! Он пишет: «Снова мир пришёл в упадок, истинные основы ослабели, и превратные суждения и бесчеловечные деяния снова появились. Случалось, что подданные убивали своих государей, а дети — своих отцов. Испугавшись таких вопиющих беззаконий, Кун-цзы написал „Чунь цю“».
Однако вдумайся, если «превратные суждения и бесчеловечные деяния» были на памяти самого Кун-цзы, почему же древность представлялась ему недостижимым образцом? Откуда он знал о ней? Со слов старых маразматиков? Но рассказам стариков об их молодости я верю не больше, чем фантазиям детей.
Сюаньжень снова нашёл в свертке цзунцзы с курятиной и с аппетитом умял его.
— Конечно, если совершенство представляется уже достигнутым в глубокой древности, главная задача при смене династии — исполнять заповеданный предками ритуал. Дун Чжун-шу писал: «Издревле основатель династии непременно должен сменить резиденцию и девиз правления. Что же касается норм отношений, морали, управления, воспитания, быта и нравов, письменности и учения, почему это должно быть изменено?» Но это неверно, Шэн. Принцесса Тайпин была неглупа и хотела править, как её мать, У Цзэтянь, но ситуация не только в веках, но и в одном десятилетии меняется радикально. При У Цзэтянь не было сильного человека, готового конкурировать с ней за трон. Принцесса Тайпин усвоила материнскую мудрость и грамотно продвигалась к трону, но племянник оказался сильнее, и в результате она стала удобрением для его царствования.
Сюаньжень снова нашёл в свертке цзунцзы с курятиной.
— Ты спрашиваешь, можно ли заложить бочки с селитрой под нынешнее царствование? Было бы желание. Если сынки принцессы Тайпин готовы поджечь фитили, будет взрыв. Кстати, ты помнишь слова Кун-цзы, что совершенное правление приводит к Великому Спокойствию?
Ван Шэн напрягся. Великое Спокойствие? Тай пин⁈..
— Вспомнил? Кун-цзы, по собственным словам, ничего не создавал, а лишь передавал нам заветы Чжоу-гуна. И он говорил о наступлении эры «Тай пин», но в «Жизнеописании Дун Чжун-шу» приведена формула «Небо не меняется, Дао также не меняется»[1]. И пока не меняются «нормы отношений, морали, управления, воспитания, быта и нравов, письменности и учения» — ничего не изменится и в Поднебесной, а значит, установление эры Великого Спокойствия просто немыслимо. Отсюда я и делаю вывод о круговороте эры «превратных суждений и бесчеловечных деяний», и я вовсе не оригинален, а просто логичен. Не меняя людей, не изменить и мир. И найденный мною свиток это подтверждает…
Ван Шэн вздохнул.
— Но ведь не исключено, что Сюэ всё же не преследует политических целей? Я вижу, ты спокойно ешь цзунцзы…
Сюаньжень захлопал ресницами.
— Ну, если бы я ел их беспокойно, то просто подавился бы. Но ты прав: не исключено, что цели Сюэ иные.
— И ты уверен, что нам удастся разобраться с ним?
— Разумеется, ведь то, что ему нужно, лежит в моём рукаве. О, посмотри-ка, та красная лодка должна прийти первой… Небо, этот ветер… Откуда же так смердит, а?
Тут к ним, не дождавшись конца гонок, подошли Юншэнь и Сюли, и последняя потянула носиком над свертком с цзунцзы.
— Ты что, съел все цзунцзы с курятиной, муженёк?
— Конечно, дорогая, разве ты не для меня их варила? Я ценю твою заботу обо мне. Однако скажи, откуда взялась эта вонь с набережной? Что за мерзавец не сводил с тебя глаз и столь нагло вожделел?
Сюли усмехнулась и склонилась над ухом супруга ещё ниже.
— Думаю, ты удивишься, дорогой, но моя сестрица Юншэнь говорит, что это и есть господин Сюэ Чунцзянь.
[1] Тянь бу бянь, Дао и бу бянь.天不變,道亦不變