Союз Тигра и Дракона

Глава 18 «Дунь». 遯 Бегство

Будущее счастье приходит лишь к тому,

кто умеет сполна насладиться настоящим

Ван Шэн не успел опомниться, как они оказались около таверны на улице Лунного Инея. Сюаньжень взлетел на второй этаж, крикнул служку и потребовал сочную курятину с чесночком, овощные закуски и дорогое вино. Шэн заметил, что Сюаньженя почему-то трясло. Пока они ждали заказ, он мрачно пялился в пол и злобно бормотал что-то себя под нос.

Ван Шэн осторожно поинтересовался.

— Что случилось? Почему мы так быстро исчезли оттуда? Ты ошибся в расследовании? Но ты даже не применял свой нюх…

Сюаньжень хмыкнул с досады.

— С чего бы мне ошибиться? Я сам вырос в такой же семейке и прекрасно знаю, на что способны наложницы, желая сделать своего сына главой семьи. А сбежали мы оттуда, потому что попали в беду. Ты видел этих дочек Сю Баня с лицами Цинмяньгуя и Ляоягуя[1]? Так вот! Их папаша явно задумал недоброе: я заподозрил неладное ещё тогда, когда он столь обходительно сопровождал нас по нашему дому и был любезен, как растопленный мёд в розовом вине! Но я тогда предположил, что он старается выслужиться перед императором, а оказалось, дело куда хуже! Какой чёрный замысел, боги!

Тут принесли курятину, вино и закуски, и Сюаньжень накинулся на мясо, палочки в его руках замелькали, но физиономия, на которой застыло голодное лисье выражение, всё ещё кривилась возмущением.

Ван Шэн казался немного растерянным.

— Мне этот человек не показался подлецом: у него нет низких помыслов.

— Плохо смотрел, дружок! Есть! А впрочем… Ты говорил, что у тебя ещё не было женщины? Так не хочешь ли ты вступить в брак с одной из этих навязчивых красоток с тараканьими усами вместо бровей?

Ван Шэн пожал плечами

— Нет, с чего бы?

— Да с того, что этот Сю Бань лелеет чёрные замыслы на наш счёт! Он собрался сделать нас своими зятьями! Ты что, не заметил плотоядные взгляды этих девиц, способные убить Вэй Цзе[2], когда они пялились на тебя? Ты видел, какими жалостливыми глазами смотрел на них этот Лао Женьцы? Эти девицы — кошмар всего магистрата. Мы в беде. Кун-цзы говорил, что у обычной женщины ума, как у курицы, а у умной — как у двух! Но у обеих наших невест ума — как у одного таракана, — убеждённо ответил Сюаньжень.

— Стремление отца выдать замуж дочерей не греховно: это его обязанность. И к тому же… — Ван Шэн спокойно ел, то ли недооценивая опасность, грозящую ему, то ли озабоченный совсем другим,— силой на тебя свадебное ханьфу никто не наденет. Но дело в другом. Я не знаю, заметил ли ты? Я чувствую в себе странные вещи. Моя душа словно омертвела. Раньше я мучился обидой на отца, страдал от чужого пренебрежения, мне хотелось утвердить себя в доме мачехи и доказать всем, что я чего-то стою. Но теперь с каждым днём я всё больше замечаю, что во мне нет никаких обид, никакой боли, мне плевать на чужое одобрение или пренебрежение, и я ничего не хочу. И ещё. Я начал выходить по ночам из тела и видеть призраков!

Сюаньжень сразу кивнул.

— Понимаю. Я тоже начинаю читать мысли людей и понимать сокровенное. И не только…— Сюаньжень воровато оглянулся и, заметив, что служка ушёл, осторожно провёл рукой по лицу. Ван Шэн вздрогнул от легкого испуга: на него смотрело его собственное лицо. — Жутковато, да? А это значит…— Сюаньжень вернул себя своё лицо и умолк, опрокидывая в рот чашу с вином.

— … Это значит?

Сюаньжень наклонился к самому уху Ван Шэна.

— Это значит, что мы оба оказались правы, Шэн. Прав был ты, когда назвал меня хулицзином[3], и прав был я, когда сказал, что ты — ю хун е гуй[4], точнее ты — Ван Е, «Князь-призрак». Однако, если я, как ты утверждаешь, в прошлом — бодхисатва, то скажу как бодхисатва: избавление от суетных чувств обычно делает сильнее и неуязвимее. Что до перемен, да, я только сейчас привык к своему обонянию и слуху, начал постигать чужие помыслы, менять личины и видеть суть любого явления. Чтобы понять, что произошло с этой нелепой алой удавкой, окрашенной киноварью, мне и минуты не потребовалось… Я становлюсь лисом.

Ван Шэн, подтверждая свои слова о спокойствии, воцарившемся в его душе, только безмятежно кивнул.

— Ну а раз так, стоит ли беспокоиться о каких-то дурочках?

Сюаньжень прыснул точь-в-точь как лиса, отряхивающая нос от утренней росы.

— Да я разве о них беспокоюсь? Я боюсь, как бы они не обеспокоили меня во время моих метаморфоз и трансформаций! Мне не нужны никакие свидетели, тем более — безголовые. И сплетни в магистрате мне тоже не нужны. Мы можем позволить считать нас там гениями сыска, но лисой и мёртвым духом — нет. И потому сегодня вечером нам предстоит забавное приключение…

— Я начинаю тебя бояться… — с усмешкой, которая заставляла сомневаться в его словах, пробормотал Ван Шэн, продолжая закусывать как ни в чём не бывало. — Что ты намерен делать?

— После ареста этих мерзавцев надо проверить, их ли руки касались верёвки, и дело можно закрывать. А потом я приглашу тебя прогуляться к древнему лисьему святилищу и дому с привидениями.

— Я так и думал, что ты не просто так расспрашивал Лао Женьцы о них. И что мы там будем делать? Беседовать с духами?

— Если пожелаешь — почему бы и нет? Но на самом деле эти места просто позволят мне понять мои возможности.

— Хорошо.

После обеда оба вернулись в магистрат, куда уже привезли задержанных Гао Лю и его мать Лин Чу. Сюаньжень, едва втянув воздух, злобно кивнул. Да, руки именно этого человека оставили следы на всех четырёх обрезках верёвки, между тем как краску на джут наносила мамаша.

Ни сын, ни мать не желали признаваться в содеянном, уверенные, что их никто не видел на месте преступления. Но тут господин Лао Женьцы доказал, что у него голова тоже не трухой набита: он сразу, ещё при задержании подозреваемых, приказал обыскать поместье, и на заднем дворе, в павильоне для сушки белья, его люди нашли искомую баночку с киноварью, которой оставалось на донышке.

После этого пыл сынка и мамаши заметно поубавился, а угроза Сю Баня применить пытку и вовсе сломала упорство негодяев. Сю Бань тут же отправил в императорскую канцелярию отчёт о раскрытии дела, где не пожалел цветистых восторженных оборотов для рассказа о выдающихся талантах Ченя Сюаньженя.

Сам же он уже давно понял, что рассчитывать на этого человека, как на будущего зятя, — это всё равно, что пытаться выловить из пруда отражение луны. Не вызывал у него особых надежд и напарник Ченя Сюаньженя: Ван Шэн пока ничем себя не проявил, однако по тому, как обращался с ним этот умник Сюаньжень, становилось понятно, что его таланты тоже значительны.

Сю Бань вздохнул. Дочери не дали Сю Баню толком пообедать, буквально закидав вопросами об этом красавце. Однако что он мог ответить? Императорские протеже оказались фениксами, а на одной ветке с фениксом воробьям нечего делать. Тем не менее, девицы решили в этот же вечер навестить господина Ван Шэна, несмотря на то, что отец строго запретил им беспокоить новых сотрудников магистрата и даже прикрикнул на них.

Но, понятное дело, не вразумил.

[1] Если душа самоубийцы запугивает живых людей до того, что они умирают, из Ада приходят «демон с зелёным лицом» — Цинмяньгуй (青面鬼) и «демон с длинными зубами» — Ляоягуй (獠牙鬼). Они уводят душу в ад и держат её на цепи, и она никогда не может переродиться.

[2] Невероятный красавец периода Западной Цзинь. Его повсюду преследовали толпы людей, мечтающие взглянуть на его красоту. В возрасте 27-ми лет, измотанный излишним вниманием, Вэй Цзе заперся у себя дома, где скончался «оттого, что на него слишком много смотрели». Отсюда пошло выражение «взглядом убить Вэй Цзе» означающее «проявлять к мужчине излишнее внимание».

[3]Лис, способный благодаря духовному совершенствованию принимать человеческий облик и использовать колдовство, чтобы отравлять, сбивать с толку и порабощать. Описывается как ясновидящий и способный вселяться в людей.

[4]Блуждающие души, чей род прервался. Некоторые из этих духов могут стать божествами, известными как Ван Е, «Князья-призраки».