От свободы до своеволия — один шаг,
ведущий в пропасть
Суянская Лиса Ли Сюли и вправду, оказывается, обладала даром предвидения. Едва Сюаньжень успел оставить косточки от свадебной курятины и запить её вином, а Ван Шэн натянул на себя официальное синее платье гунфу из лёгкого шёлка, к ним прибежал посыльный из судебного магистрата. Он не смог рассказать о случившемся, лишь сообщил, что во дворец вызвали двух канцлеров и господина Сю Баня. А тот велел немедленно разыскать господина Лао Женьцы и их обоих. Господин Лао уже направился во дворец.
Улицы уже наводняла пестрая толпа, в которой смешивались монахи, бородатые купцы с запада и торговцы шелком с юга, Вану и Ченю приходилось то и дело лавировать среди людского потока. Посыльный уверенно вел их к дворцу Вэйян, также известному как Западный дворец.
Это был официальный центр правительства. Длиной добрых десять ли, он состоял из сорока залов. В стенах, окружавших его, было четверо ворот, обращенных по сторонам света. Восточными воротами пользовалась только знать, парадный зал в центре дворца был построен как раз на вершине самой высокой точки хребта. Однако они миновали его, прошли залы Сюаньши, Вэньши, Цинлян, Цилинь, Цзиньхуа и Чэнмин, снова вышли наружу. Тут возвышался мост через реку Вэй, и неожиданно они повернули под одну из боковых пристроек дворца.
Оказалось, что запутанная сеть подземных ходов соединяла правительственный дворец с другими дворцами и городом. Эти проходы контролировались подземными сторожками, и об их существовании мало кому было известно.
Ни Сюаньжень, ни Ван не поняли, где они в итоге оказались, но это был изысканный павильон, окруженный высокими стенами, а по тому, что у входа уже стояли оба канцлера, Сю Бань и Лао Женьцы, они сообразили, что попали как раз на место преступления. Сюаньжень принюхался: от стены тянуло сырой землёй кладбища за террассой Болян, а за стеной на перекатах шумела река. И он легко сделал вывод, что находится на восточной окраине района, неподалеку от дворца Чанлэ. Нищие тут не жили.
Из боковой пристройки павильона семенящей походкой вышел худой бледный человек, похожий на евнуха, встретился взглядом с канцлером Чжан Цзячжэнем и тут же, достав ключи, открыл двери павильона.
Чень Сюаньжень, Ван Шэн и Лао Женьцы, ставшие поодаль, посторонились, чтобы пропустить старших по званию первыми, но те отпрянули от дверей, едва их открыли. Страшный запах гнилой погребной сырости и смрадного склепа так ударил в носы присутствующим, что канцлер Чжан зашатался и поспешно вынул веер, а Сю Бань и Юань Цаньяо прикрыли лица полами официальных платьев. При этом ни канцлеры, ни Сю Бань не изъявили особого желания входить в павильон первыми, оставшись у входа, и тогда Сюаньжень, поймав взгляд Лю Баня и переглянувшись с Ван Шэном и Лао Женьцы, решил взять эту неприятную обязанность на себя.
Они вошли в дом. Смердело ужасно. Сквозь инкрустированные разноцветными камнями окна слабо лился утренний свет, в солнечных полосках на полу чернели пятна крови и человеческих испражнений. Два мужских обнажённых тела с разбитыми головами валялись тут явно не первый день: на телах уже появились зловещие признаки тления. Этого мало: большую часть комнаты занимала огромная гробовая плита из дерева циньша. Сюаньжень попробовал поднять её, но едва сдвинул места, и тогда он попросил Лао Женьцы помочь ему. Они оба с огромным трудом приподняли и перевернули крышку гроба. На обратной стороне проступили два круглых кровавых пятна с прилипшими к крови выдранными волосами.
— Их ударили по головам этой гробовой крышкой? — недоверчиво спросил Лао Женьцы. — Или об эту крышку ударили их самих?
Как ни дико звучало второе предположение, оно выглядело всё же правдоподобнее первого. Вонь в комнате становилась нестерпимой. Лао Женьцы поспешно открыл окно, создав сквозняк, сам высунулся за окно и, глубоко дыша, прочистил легкие.
Ван Шэн наклонился над ухом Сюаньженя и прошептал, что это сделал не человек.
— Кто они? — Сюаньжень обратился к человеку, открывшему им дверь. — Любовники, что ли?
— Это господа У Сюян, сын У Яньхуэя, хоу Чэна, и принцессы Синду, и его друг Ву Тун, сын Ву Тунцао из Ланъя и принцессы Динънань. Они не были любовниками, каждый содержал певичек-чанцзы. Но… это просто невероятно. Вы не поверите…
Сюаньжень усмехнулся.
— Мы не из доверчивых, но если вы не захотите нарочито ввести нас в заблуждение, мы прислушаемся к вашим словам.
— Оба были живы ещё три дня назад, вечером!
— Вы шутите? — изумился Лао Женьцы.
— Кто таким шутит? — отмахнулся евнух. — Я сам их видел. Они пришли на первой страже с Чан-чанцзы и Мэн-чанцзы. Были живы и здоровы.
— И где же эти певички Мэн и Чан?
— Сам я служу в Восточном гареме, во дворце Гуй. Здесь, за стеной, у меня комната, и я всего лишь приглядываю за этим домом по просьбе господина У. Когда господа уходили, они отдавали мне ключи на сохранение и просили следить за порядком. Приходя, они звонили в колокольчик над крышей, я выносил им ключи. Они завели этот обычай три года назад, когда по пьянке потеряли все ключи. Я редко видел господ У и Ву. Но позавчера заметил их: они были навеселе и долго звонили. Я уже вынес ключи, а господин Ву всё ещё продолжал дергать колокольчик. Я потому и понял, что оба пьяны и пригляделся к певичкам: способны ли они держаться на ногах. Чанцзы тоже были нетрезвыми, но разговаривали внятно. И я подумал, что всё в порядке.
— Вы видели этих певичек не в первый раз?
— Не в первый. Но бывали и другие.
Сюаньжень пожал плечами: евнух не лгал.
— Певичек надо найти, — с досадой проронил Лао Женьцы, — но думать, что две пьяных девицы опустили на эти головы гробовую крышку весом три даня[1]? Бред!
Ван Шэн с каждой минутой бледнел, однако, как ни странно, выглядел раздражённым и озлобленным.
Два канцлера, наконец, переступили порог дома, вошел и Сю Бань.
— Господин Чжан, господин Юань, господин Сю, кто может подробно рассказать нам об этих людях?— поинтересовался Сюаньжень. — Я не думаю, что это рядовые простолюдины: из-за смерти подобных людей не вызывают столь высоких царедворцев…
Оба канцлера переглянулись, Чжана Цзячжэня точно перекосило, и в итоге заговори Юань Цаньяо.
— Вас не нужно предупреждать, что всё, что вы здесь услышите — не должно разглашаться, — к нервной настойчивостью начал Юань и угрюмо продолжил, — это потомки прежнего императорского гарема — извечная проблема любой династии, и наша — не исключение. Эти люди — отпрыски отцов знатных родов и принцесс крови. Они не имеют прав на престол, большинство из них вообще ничего не умеют, но их приходится содержать за счёт казны. Некоторые ограничиваются скромной жизнью, стараются не порочить своим поведением правящую династию, кто-то пытается прослыть поэтом или учёным, но некоторые ведут распутный образ жизни: кое-кто ударяется в даосские тайные церемонии, кто-то — становится адептом тайных культов. Кое-кто ищет пилюли бессмертия, кое-кто может склонить к преступному сожительству собственную сестру или племянницу. Увы, случаи бывали.
Сюаньжень переглянулся с Шэном.
— Держи меня…— голос Ван Шэна прозвучал на октаву ниже и глуше.
Сюаньжень неожиданно почувствовал, как на его плечо вдруг опустилась голова Ван Шэна. Он подумал, что Шэну стало дурно, но он тут же понял, что Шэн просто покинул тело.
Юань Цяньяо продолжал.
— Что касается У Суяна и Ву Тунцао… Это родственники правящего императорского дома, но У Суян был известен упрямой глупостью Ву Тунцао — глупым упрямством, но о них не поступало порочащих сведений. Их не видели в рядах адептов чёрных школ, они жили особняком и довольно тихо. В последние два года им сократили содержание, однако на певичек всё же хватало.
— Ну что же, нам нужно найти Чан-чанцзы и его подружку Мэн, кажется, они обе из «Дома зеленых ив», это тут неподалеку, — начал расследование Лао Женьцы. — Узнаем хотя бы о последних часах их жизни.
Юань Цяньяо кивнул.
— Их сейчас же разыщут.
Сюаньжень ощутил, как рука Ван Шэна ожила и вцепилась ему в рукав.
— Мы пока пойдем и осмотрим второй этаж… — голос Шэна был еле слышен, но он намертво сжал рукав халата Сюаньженя и повлёк его наверх. Тот молча подчинился.
Они поднялись по ступеням. Сюаньжень оглядел пустую чистую спальню.
— Ты полагаешь, тут что-то есть?
Ван Шэн рухнул на кровать и сжал виски.
— Ничего тут нет! Хочешь знать, что произошло?
— Конечно!
— Эти два мерзавца — полные отморозки! Два дня назад они, оставив пьяных чанцзы отсыпаться, вышли прогуляться по окрестным горам, и им обоим приспичило по большой нужде. Недолго думая, оба уселись возле старой могилы и испражнились на могильный камень и лежавший возле могилы череп. Мало того, у Ву Тунцао хватило ума пихнуть череп ногой и, затолкав его в дерьмо, сказать: «Ешь, разве это не вкусно?», а идиот У Суян помочился на могилу. Но тут череп вдруг ответил Тунцао: «Да, вкусно. Не хочешь ли сам отведать?»
Перепуганные глупцы вскочили и, толком не успев натянуть портки, помчались домой. В итоге под утро их навестили Юаньгуй[2] с лютой обидой и Цзян[3] с обоссанной крышкой гроба. Первый заставил их потреблять собственные испражнения, а второй после просто добил их. Вся нечисть всполошилась. Мне пришлось дать им слово Князя-призрака, что мы вернём крышку гроба на место в двух ли отсюда на северо-запад, уберем могилу и отслужим заупокойные по юаньгую Хань Юну. Иначе они не успокоятся.
Сюаньжень прикусил губу и мрачно протянул.
— Д-а-а-а…
— И кого теперь винить? А главное, как поведать об этом канцлерам и Сю Баню? Выдать мой рассказ за сообщение певичек не удастся. Попробуй выйти на эту могилу по запаху дерьма.
Нос Сюаньженя вытянулся дугой.
— Что? Хочешь, чтобы меня в судебном магистрате прозвали говнонюхом? Ни за что! Придётся прибегнуть к логике.
Ван Шэн сжал ладонями виски.
— Какая ещё логика? Я хочу домой… к жене.
Но Сюаньженя в комнате уже не было. Он спустился на первый этаж и начал как одержимый метаться между трупами: старательно обнюхивал тела, разбросанную одежду, и особое внимание уделил крышке гроба. Потом окликнул Лао Женьцы, ожидавшего во дворе певичек.
— Лао, я думаю, это напрасные траты времени. Вы заметили одну странную деталь в доме? Пойдёмте, обсудим её. — Лао Женьцы с любопытством пошел в дом за Сюаньженем. — Взгляните на рты покойных. Разве не странно?
Ли взглянул и лицо его вытянулось.
— Что это? Я правильно понял? Они перед смертью… наелись дерьма? Как это возможно? За тридцать лет службы такого ни разу не видел…
— Да, но ещё странней этого крышка гроба из дерева циньша. Его запах специфичен, и я могу проследить, откуда она взялась. Идите за мной.
Сюаньжень выскочил за ворота и понёсся на северо-запад. Остановился под старой ивой и указал на разрытый могильный холм.
— Что скажете? Плита отсюда. Но посмотрите вокруг. Похоже, убитые осквернили эти могилы и были наказаны за это. Иначе ничего не объяснить. Поднять плиту весом в три-четыре даня, пронести её целых два ли и убить ею человек не может. А уж накормить свою жертву дерьмом — может только оскорблённый дух. И тление! Оно явно превосходит все физические обыкновения. И следов человека нет, зато запах распада просто в нос шибает.
— Логично. Я в своей практике никогда не сталкивался с духами, но эта гробовая доска и меня впечатлила. Вес неподъемный, а между тем убили именно ею. Но Юань Цяньяо прав: шум поднимать не следует: всё-таки эти засранцы — родственники императора. Сами понимаете, разглашение дурных обстоятельств не будет способствовать стабильности правления и нам не принесет ничего хорошего.
Чень Сюаньжень не спорил. Дурные дела надо пресекать, но делать их поводом разговоров и обсуждения толпы — глупо.
— Вы правы, Лао. Так и поступим.
В итоге Лао Женьцы рассказал канцлерам о произошедшем. Чжан Цзячжэнь только сплюнул с досады, Сю Бань вздохнул, а Юань Цяньяо вызвал людей, чтобы вернуть крышку гроба в захоронение. Могилу привели в идеальный порядок и по просьбе Ван Шэна отслужили заупокойные по юаньгую Хань Юну. Ченя Сюаньженя и Ван Шэна поблагодарили за помощь, ещё раз попросили ни в коем случае не распространяться о происшествии, и отпустили домой — догуливать свадебный отпуск.
[1] Дань — 50 кг
[2] Эти призраки не могут ни покоиться с миром, ни перевоплощаться. Они бродят по миру живых как подавленные, беспокойные духи, которые постоянно стремятся загладить свои обиды. Они бродят по миру живых как подавленные, беспокойные духи, которые постоянно стремятся загладить свои обиды.
[3] Потревоженный в могиле покойник.