Картина убийства во многом напоминала остальные: беспорядок в комнате, разбитые зеркала, широко раздвинутые занавеси в спальне, словно приглашающие ночь в свидетели преступления. Но кое в чем она выглядела полностью иначе. Женщина лежала в луже крови, жуткой короной окружающей ее изуродованное тело. Стены в безжалостном свете прожекторов сияли пустотой — на них не было никаких надписей.
Капитан Мастертон отвел взгляд от жертвы. У него было измученное лицо полицейского, на которого давят со всех сторон.
— Я все думал, когда ты сюда доберешься, Лэш. Познакомься с жертвой номер три. Хелен Мартин, тридцать два года.
Мастертон смотрел на Лэша, и казалось, что сейчас он выдаст очередное едкое замечание насчет пригодности составленного Лэшем психологического портрета. Но он лишь с отвращением покачал головой.
— Господи, Лэш, ты словно зомби. Каждый раз, когда я тебя вижу, ты выглядишь все хуже.
— Поговорим об этом в другой раз. Как давно наступила смерть?
— Меньше часа назад.
— Следы насилия?
— Судмедэксперт уже едет сюда, но похоже, что ее не насиловали. Нет также признаков того, что она стала жертвой взломщика, застигнутого врасплох. Все как и в прошлый раз. Но теперь у нас кое-что есть. Соседка сообщила, что слышала шум мотора. Марка машины неизвестна, но мы поставили контрольные посты на главных перекрестках и выездах на автостраду. Может, нам повезет.
Преступление случилось столь недавно, что местные полицейские лишь приступали к работе: делали снимки, распыляли дактилоскопический порошок, обрисовывали мелом контуры тела. Лэш стоял, глядя на труп. У него снова возникло раздражающее ощущение неправильности, словно он видел головоломку с неподходящими элементами. Ничто не состыковывалось, а если даже и так, то картина выглядела не лучшим образом. Лэш знал об этом, поскольку уже много дней мысленно менял местами кусочки этой головоломки. Она была подобна огню, который пожирал все другие мысли, не давая заснуть.
Тело было изуродовано, явно в припадке безумия, что указывало на отсутствие у убийцы социальной адаптации. Дом стоял уединенно, на краю леса, так что преступление было не случайным. Кроме того, разбитые зеркала обычно указывали на психологический дискомфорт, испытываемый убийцей после совершения подобного преступления. Вот только такие преступники закрывали тела своих жертв, по крайней мере их лица. А эта женщина была обнажена, причем поза ее выглядела вызывающей. Но ведь это не было убийством на сексуальной почве, как и убийством с целью ограбления. И на этот раз нет даже ритуального нимба из отрезанных пальцев рук и ног, придающего убийству маниакальный оттенок.
Чтобы, составить портрет преступника, нужно войти в его мысли, задать себе ряд вопросов. Что произошло в этой комнате? Почему это случилось именно таким образом? Даже у серийных убийц есть своя извращенная логика. Впрочем, здесь отсутствовало какое-либо логическое объяснение.
Он огляделся. В местах двух предыдущих убийств стены спальни покрывали неразборчивые каракули, написанные кровью, сплошная мешанина противоречий.
На этот раз стены были пусты.
Почему?
Он задержал взгляд на большом окне, выходящем на лес за домом. Как и в прошлый раз, занавеси были раздвинуты, и в черном прямоугольнике отражался свет натриевых ламп. В их ослепительном блеске трудно было разглядеть что-либо, но Лэшу казалось, будто он замечает какие-то неясные пятна на стекле, черные на фоне черной ночи.
— Мастертон, можешь сказать им, чтобы не светили прожекторами в окна?
Только что приехал судмедэксперт, и капитан пошел ему навстречу. Он обернулся через плечо.
— Что ты сказал, Лэш?
— Те лампы, у окна. Поверните их.
Мастертон пожал плечами и что-то сказал Эйхерну, своему заместителю.
Когда свет ламп упал на него, окно погрузилось в тень. Лэш направился к окну, Мастертон за ним. Высоко на стекле кто-то окровавленным пальцем вывел крупные буквы:
«Я получил то, что хотел. Спасибо».
— Черт побери, — пробормотал Лэш.
— Все, — сказал Мастертон, подходя к нему вместе с детективом Эйхерном. — Слава богу, Лэш. Все закончилось.
— Нет, — возразил Лэш. — Вовсе нет. Все только начинается…
Лэш сел на постели, полностью проснувшись, подождал, когда уйдут воспоминания. Он посмотрел на часы: половина второго. Потом встал, но тут же передумал и присел на край кровати.
За четыре ночи подряд он спал самое большее несколько часов. Но он не мог позволить себе появиться в «Эдеме» полусонным, тем более завтра.
Он снова поднялся, быстро прошел в ванную, достал коробочку с секоналом, проглотил несколько таблеток и запил их водой из-под крана. Вернувшись в кровать, он аккуратно расправил простыни и медленно провалился в сон.
Его разбудил звон церковных колоколов — его свадебных колоколов, доносящийся из-за побелевших от времени стен кармелитской миссии. Вот только колокола эти били слишком громко и никак не хотели смолкать.
С трудом подняв веки, Лэш понял, что звонит телефон. Он сел, и комната закружилась вокруг него. Закрыв глаза, он снова лег и на ощупь потянулся к трубке.
— Да? — хрипло сказал он.
— Доктор Кристофер Лэш?
— Да.
— Это Кен Тротвуд из кредитного бюро «Нью-Олимпия».
Лэш снова сумел открыть глаза и посмотрел на часы.
— Вы знаете, который…
— Да, я знаю, что время раннее, доктор Лэш. Мне очень жаль, но мы никак иначе не могли связаться с вами. Вы не отвечали на наши письма и сообщения.
— О чем вы?
— О вашей ипотеке на дом. Вы не платите по кредиту, доктор Лэш, и мы вынуждены потребовать немедленного погашения задолженности со штрафными процентами.
Лэш пытался собраться с мыслями.
— Это, видимо, какая-то ошибка.
— Вряд ли. Речь идет о доме по адресу: Шип-Боттом-роуд, семнадцать, Уэстпорт, Коннектикут.
— Это мой адрес, но…
— Судя по тому, что я вижу на экране, сэр, мы отправили вам три письма и несколько раз звонили, но безуспешно.
— Этого не может быть. Я не получал никаких извещений. Кроме того, мои взносы по ипотеке оплачиваются автоматически с моего банковского счета.
— Значит, возможно, какие-то проблемы с банком, поскольку, по нашим данным, вы не платите уже больше пяти месяцев. Вынужден сообщить, что, если вы немедленно не погасите задолженность, нам придется…
— Вовсе незачем угрожать мне. Сегодня же все проверю.
— Спасибо. Всего доброго.
В трубке наступила тишина.
«Всего доброго». Лэш устало сел и посмотрел в окно, где первые проблески зари начинали рассеивать безжалостную ночную тьму.