След Бремера

Глава 28. Аэростат

В кои-то веки все шло по плану. Вереск приехал через два дня. Две дэрнирские лошади тянули фургон, лингвист сидел на козлах и высматривал коллег по экспедиции. Ноланд с Теодором как раз находились у входа в долину, изучая барельефы на пилонах, и радостно приветствовали друга. Вересковая жилетка выгорела под солнцем и покрылась пылью, рубашка потеряла прежний белоснежный вид. Сам ученый выглядел свежим и бодрым, будто только что умылся: седеющие волосы аккуратно зачесаны за уши и к затылку, бородка очерчена бритвой и окаймляет задумчивое лицо, как пушистая изморозь. Только желто-фиолетовый синяк вокруг глаза нарушал интеллигентный образ профессора.

За чашкой чая Вереск рассказал, что, выехав на Северный тракт, вскоре пересекся с рыцарями Ордена Совершенства. Избежать встречи оказалось невозможным. После происшествия в гостинице "Эпос" приор Галад стал невероятно щепетилен в вопросах безопасности и всюду искал врагов. Отряд "Громада" следовал по тракту, рассылая разведчиков в разные стороны. "Играл в войну", – снисходительно сказал Вереск.

Приор знал Вереска как доктора, к которому Арчибальд отвез раненого шпиона, после чего не было никаких вестей. Ситуация показалась подозрительной, фургон Вереска взяли под конвой. На вопросы Вереск не отвечал и придерживался легенды, что раненый скончался. А иктонский подданный отчитываться перед орденом никакими законами не обязан. Сэр Галад чувствовал, что ученый недоговаривает и учинил допрос, в ходе которого Вереск и приобрел синяк.

"Приор оказался весьма гнусным типом, – сказал Вереск, – не понимаю, как можно дожить до седых усов и остаться личностью столь приземленной и агрессивной". Вереск пригрозил рыцарю поднять связи в университете имени короля Вистана и достучаться до Великого магистра ордена, чтобы тот ответил за не в меру ретивого подчиненного, напавшего на иктонского ученого, к тому же на нейтральной земле клеттов. Приор знал, какую головную боль повлечет бюрократическая возня, потому принес формальные извинения и оставил попытки выжать информацию. Но конвой не убрал, назвав его почетной охраной для иностранного профессора. Так Вереск почти до самых гор ехал в компании рыцарей и размышлял, каким образом от них отвязаться, когда придет время сворачивать к Самородку.

И тут объявился сэр Арчибальд. Грязный, в покореженной кирасе, покрытый кровоподтеками и царапинами, перевязанный бинтами. Как всегда шумный и нахальный, но теперь еще и угрюмый. Вереск узнал о появлении рыцаря, услышав нецензурную брань: сэр Галад орал на прибывшего, ругая за непотребный внешний вид, потерянного коня и погнутую шпагу. Но потом, выслушав объяснения Арчибальда, успокоился. А когда всем стало известно о победе рыцаря над вуивром, приор не смог идти против настроения всего отряда, чествующего великого охотника, и торжественно подписал рекомендательное письмо о присуждении сэру Арчибальду красного перстня.

Вечером сэр Галад и сэр Арчибальд подъехали к фургону Вереска. Ученый узнал кобылу клеттского патрульного, на которой уехал Ноланд, и обеспокоился. Он слышал ходившие по отряду слухи о победе сэра Арчибальда над вуивром, и догадывался, что в диких землях произошло нечто необычное, непосредственно связанное с Ноландом. Теперь все зависело от того, какой информацией располагает и как поведет себя Арчибальд.

В замешательстве рыцарь долго смотрел на Вереска, бледное из-за недавно перенесенных ранений грушеподобное лицо хмурилось. Сэр Галад, торжествующе глядя на Вереска, пересказал Арчибальду рассказ ученого о безуспешной попытке вылечить шпиона. Арчибальд достал надушенный шелковый платок, высморкался в него и выбросил. И подтвердил слова Вереска. Рыцарь сказал, что после событий в гостинице "Эпос" ученый оказал максимальное содействие, сделал для раненого все что мог, но признал свою неудачу, на этом и кончилась та история.

Вереск заметил, что Арчибальд выбирает осторожные формулировки, избегая прямой лжи. Помощь со стороны недавнего врага удивляла, ученый с трудом сохранил безмятежное выражение лица. Появилась надежда вырваться из конвоя. Приор не разбирался в тонкостях речевых формулировок, но почувствовал подвох нутром. Унизанные пятью перстнями пальцы теребили напомаженные усы. Приор спросил, не отрывая взгляда от лица Арчибальда:

– Ты видел тело лично?

– Могу поклясться четырьмя баалами, – склонил голову Арчибальд. – Даже пятью теперь могу!

– Ответь прямо. Олмстед мертв?

– Клянусь, что Олмстеда, в которого я стрелял, больше не существует.

Сэр Галад минуту изучал лицо Арчибальда, но не увидел подвоха в честных и глупых глазах. Ответ устроил приора. Он еще сомневался насчет Вереска, оказавшего столь решительный отпор при допросе, но Арчибальд сказал, что ученый уже помог отряду, причем бесплатно, а сейчас едет по личным делам, его возмущение и нежелание вести диалог вполне естественно, и следует оставить ученого в покое.

– Так и сказал? – спросил Ноланд.

– Так и сказал, – ответил Вереск. – Я оказался на свободе, и дальше рыцари из "Громады" меня не преследовали. А теперь живо рассказывай, что произошло в клеттских заповедниках! Я все мозги вывихнул, гадая, что ты успел натворить. И не спрашивать же у сэра Арчибальда!

Ноланд пересказал историю с клеттами и вуивром. Вереск удивлялся и качал головой, а Теодор слушал второй раз и не скрывал гордости. Вереск сказал:

– Самым удивительным в твоей истории я нахожу один факт. Мы вместе ехали к Самородку. На полпути к цели ты покинул фургон и отправился назад, а потом свернул в другую сторону… останавливался у клеттов, сражался с вуивром, путешествовал пешком. И ты достиг цели быстрее, чем если бы остался в фургоне!

Ноланд задумался. Действительно парадоксально. Более того, оказавшись у сломанного моста, они могли принять решение вместе ехать через Северный тракт, там бы они угодили в лапы рыцарей и вообще не дошли бы до цели.

– Да! – сказал Теодор, ударив кулаком по столу. – Свернул в другую сторону, но к цели добрался быстрее, чем по прямой. Отличный пример того, что в учении называется прямым путем. Между человеком и целью лежит не отрезок на карте, а узор судьбы!

– Какими словами ты заговорил, коллега, – улыбнулся Вереск. Ноланд заметил, что в вопросах религии и философии Вереск превосходит отца и выступает негласным наставником.

– Я живу отшельником больше года. Волей-неволей начнешь не говорить, а изрекать, – хохотнул Теодор.

– Пойдемте запускать аэростат, – предложил Ноланд, допив стакан тоника.

– И то верно, – сказал Теодор. – Только дурак говорит, что древние тайны существуют тысячи лет и подождут еще, я же заявляю, что они заждались!

– Да, старики заболтались, – сказал, поднимаясь, Вереск.

Аэростат показался Ноланду странным. Раньше он видел воздушные шары, парящие в небе по случаю праздников. Однокурсники делились впечатлениями от туристических прогулок на шарах. То были огромные разноцветные куполы, устремлявшиеся ввысь под действием горячего воздуха или легкого газа. В гондоле собирался десяток человек, и они вопили в страхе и восторге, показывая пальцем вниз, на проплывающие поля и миниатюрные фигурки людей. Дорогое развлечение на любителя. Привезенный Вереском аэростат выглядел иначе и работал по другому принципу.

Вереск заказал индивидуальный пошив купола по чертежам Теодора, и саму конструкцию инженерное бюро также выполнило на заказ. Никто прежде подобного не видел, аэростат получился единственным в своем роде. Сложный в изготовлении, но простой в использовании.

На подготовку к полету ушло всего около часа. Исследователи выволокли из фургона сверток с куполом. На дне лежали плетеные щиты, в сборке образовавшие корзину на три-четыре человека. Ноланд спросил, где горелка или газовые баллоны, чтобы наполнять купол, на что Теодор рассмеялся, довольный вызванным удивлением. Аэростат в подобном не нуждался. Они сняли защитный кожух и достали купол: легкая эластичная материя напоминала шелк и была абсолютно черной. Самым долгим и трудоемким этапом стало наполнение купола – Ноланд с Теодором поднимали и опускали юбку купола, ловя потоки воздуха с подветренной стороны. Постепенно бездонный мешок округлился, раздулся, как дрожжевое тесто. Черная материя раскинулась на десятки метров и колыхалась. Дальше дело пошло быстрее, и вот рядом со скалой разбух и поднялся купол аэростата, хотя куполом он назывался лишь формально, поскольку имел продолговатую форму.

Солнечные лучи буквально впитывались в черную поверхность и нагревали ее как сковородку, отчего купол раздувался и взмывал к небу, горячий и легкий. Теперь он стал похож на пойманную и обвязанную сеткой канатов черную грозовую тучу. Во время солнечного дня они втроем находились под образовавшейся тенью от наполненного аэростата. Теодор бегал вокруг раскрасневшийся и вспотевший, сыпал распоряжениями и проверял крепления. Несколько канатов удерживали чудо инженерной мысли. Землю скребла отрывающаяся от земли плетеная гондола.

Совместно они придумали систему управления и страховки. Поскольку задача была предельно простой и требовалось подняться только вверх, но ровно, аэростат разместили вплотную к горе, прямо под ступенями, виднеющимися на гребне. По мере подъема открывалась возможность касаться скалы и дополнительно регулировать движение. Теодор потирал ладони и потрясал огромными кулаками, предвкушая полет.

– Главное следить за клапаном и не допустить перегрева, – сказал он, перестав улыбаться. – Иначе упадем в небо. Глупая смерть.

– Смерть, достойная настоящего мечтателя, – ответил Ноланд.

– Да уж, наше восхождение – находка для поэта, – сказал Теодор, щурясь на светлое небо. – Как будто солнце берет шар руками и поднимает к себе…

Вереск сидел на земле и отдыхал от суетливого запуска.

– И как ты додумался до такого изобретения? – спросил он.

– Ну, тут мне гордиться нечем, – ответил Теодор. – Я всего лишь заказчик.

– Я уж подумал, что ты из тех сумасшедших ученых-изобретателей, о которых пишут романы, – сказал Ноланд.

– Ну уж нет. Я другой сумасшедший ученый. Уже за полдень – пора в путь.

Лететь решили втроем, поскольку при подъеме требовалось как можно больше рабочих рук – нужно следить за клапаном и отклонением траектории, избегать выступов на скале, чтобы не зацепиться и не повредить купол, устанавливать скальные крючья со страховкой. К задаче подошли максимально ответственно и со всеми предосторожностями – как иронично заметил Вереск, недопустимо лишать человечество великого открытия только из-за своей глупой гибели.

Они отвели лошадей к зеленеющему лугу пастись, собрали необходимые вещи и приступили к подъему. Ноланд вошел в раскачивающуюся корзину первым и занял место с краю гондолы, чтобы работать с крючьями. Ученые собрались в аэростате, и корзина приникла к земле. "С Богом!" – сказал Теодор и потянул за трос, закрывая клапан. Аэростат плавно поплыл вверх.

Ноланд посмотрел вниз. Песчаная земля становилась дальше. Они поднялись на высоту человеческого роста – еще можно легко спрыгнуть на землю. Внизу лежала свернутая кольцом веревка гайдропа, установленного для стабилизации аэростата. Она потихоньку разматывалась, виток за витком, и вот уже вытянулась во всю длину и повисла в воздухе. Купол раздулся и выпирал через ячейки канатной сетки, напоминая ветчину. Ноланд чувствовал, с какой мощью их тянет вверх, но вместе с тем представлял, насколько уязвим купол. Несмотря на все предосторожности подъем оказался в высшей мере рискованным: любое повреждение купола – и единственной задачей станет выживание. Ноланд обернулся к проплывающей сбоку скале и принялся за дело.

Поднявшись почти до четверти скалы, они намеренно остановились, чтобы вбить контрольные скальные крючья и продеть веревки. Снизу открывался вид на сокрытую долину и постройки Марракхи. Ноланд окликнул спутников: по дороге в их сторону галопом летел всадник, оставляя за собой клубы пыли и песка.

– Опять! – воскликнул Теодор. – Опять кто-то мешает нам. И в такой момент!

– Неужели? – сказал Вереск, приглядываясь к внезапному гостю. – Неужели он следил за мной?

Ноланд увидел знакомый красно-зеленый рыцарский плащ, на солнце блестела кираса. Сэр Арчибальд спрыгнул с лошади, отчего его мясистый живот содрогнулся. Рыцарь вскинул карабин и прокричал:

– Спускайтесь!

– Что ты здесь делаешь? – спросил Ноланд.

– Спускайтесь, или я прострелю шар.

Ноланд ускоренно соображал. Арчибальд снова выкинул фокус. Отпустил ли он Вереска из благородных побуждений или только для того, чтобы привести по его следу отряд? Но сейчас важно только одно. Они в крайне невыгодном положении, и Арчибальд решил этим воспользоваться. Пока что они поднялись не слишком высоко – при падении выживут. Арчибальд видит это и, по сути, угрожает им крушением. Да, на такое рыцарю хватит дурости… Однако разобьются они или спустятся и попадут в плен – экспедиция в любом случае потерпит неудачу. Выбор между пленом и смертью – плохой выбор, а шансов на успех нет совсем. Чтобы получить шанс, придется резко поднять ставку до максимума. Ноланд сам удивился своему отчаянному расчету.

– Продолжай подъем без остановок, – шепнул Ноланд Теодору, и тот, коротко кивнув, закрыл все клапаны. Аэростат начал ускоренно подниматься. Ноланд свесился вниз и крикнул:

– А как же твоя клятва?

Арчибальд выругался и выстрелил, но в небо.

– Ты не можешь в нас стрелять, – сказал Ноланд. Аэростат стремительно набирал высоту, страховку не устанавливали. Теперь падение означало только смерть.

– Я все могу! – закричал Арчибальд и прицелился в шар.

Так он и стоял, провожая дулом карабина поднимающийся аэростат, пока ученые не достигли вершины и не спрыгнули на площадку у ступеней. Палец на спусковом крючке подрагивал, но сам Арчибальд не шевелился, с головой погрузившись в противоречивые мысли.