След Бремера

Глава 21. Свобода Арчибальда

Наконец-то ему дали побриться. Арчибальд избавился от колкой щетины, и его мясистая челюсть снова стала похожа на гладкий серый бетон. Стянутые в косу русые волосы визуально уменьшали лоб, придавая лицу форму груши. Неделя, проведенная в камере, сказалась на фигуре, Арчибальд с удивлением заметил, что перевязь шпаги болтается, в поясном ремне нужно проделать новую дырку. Чувствовал он себя неплохо, полученные в драке с клеттами раны уже затянулись, вздутые от мышц запястья сохранили прежнюю силу, от непривычно долгой трезвости сознание день ото для прояснялось и преподносило новые размышления, как будто он находил в собственном доме новые комнаты и коридоры. Клетты накормили его, разрешили помыться и вернули все вещи, даже оружие. Первым делом Арчибальд схватился за жестяную коробочку с монпансье – после недели на хлебе и воде сладкие фруктовые леденцы порадовали как никогда.

Все это произошло сразу после того, как он согласился подумать над предложенной клятвой. Комендант форта в свою очередь согласился, что принесение обета требует торжественной обстановки и не полагается произносить громкие слова, будучи грязным и скованным кандалами.

К полудню Арчибальда вывели на крепостной двор, где под знаменем Эпимахии клеттов выстроились в две шеренги патрульные в полном вооружении: серебристые ружья и копья блестели на солнце, белые тоги резко контрастировали с загорелыми бородатыми лицами. Клятву принимал комендант Ликург, рядом с ним стоял клетт помоложе, бледный и с кругами под глазами, видимо, недавно оправившийся от тяжелых ранений. У обоих на тогах сверкали золотые фалароны – признак высоких офицерских чинов.

Предварительно старый клетт потребовал, чтобы Арчибальд выучил клятву наизусть и декламировал текст самостоятельно. Рыцарь давал обет на родном луарском языке, а затем и на альтурусе, чтобы его поняли все присутствовавшие клетты. Слова чужого языка Ликург разрешил прочитать с листа. Арчибальду показалось, что даже присяга Ордена Совершенства, проводимая в роскошных залах собора, не была столь торжественной. Там на речь Великого магистра, обращенную ко всем новобранцам, достаточно было хором ответить "клянусь", особо не вдаваясь в формулировку. Здесь же он давал клятву под открытым небом, уходящим вверх в бесконечность, вместо гобеленов, воспевающих победы ордена, картин с портретами Великих магистров и щитов с гербами рыцарских домов висело одно лишь клеттское знамя с мужчиной, разбивающим изнутри скорлупу гигантского яйца, как будто рождающимся из него.

Сейчас Арчибальд проехал на своем буланом коне уже так далеко, что форт скрылся за горизонтом. Рыцарь ехал на север, чтобы встретиться с отрядом "Громада", но что сказать приору – не знал. В мыслях своих он снова и снова проходил между шеренгами клеттских воинов и, обнажив шпагу, декламировал слова странной клятвы.

Соблюдать законы заповедных земель и не сражаться с патрульными – здесь все ясно. Именно из-за этого он и угодил в плен, клетты вполне справедливо хотят пресечь подобные конфликты в будущем, сделать рыцаря Ордена Совершенства своим союзником, а не врагом. Это принять легко, поскольку орден не враждует с клеттами, а каста патрульных Эпимахии – достойные воины. В какой-то мере Арчибальду даже льстило, что клетты столь серьезно отнеслись к его выходкам.

К следующим частям обета явно приложил руку Ноланд Бремер, невесть почему имеющий влияние на клеттов. Комендант Ликург объяснил, что решение освободить Арчибальда принадлежит именно Ноланду, но какие на то были причины и почему клетты послушались молодого чужестранца – осталось загадкой.

Этот баргенец весьма непрост, несмотря на юный возраст. Без страха шпионит в кабинете приора. Господин Ферапонт и мессир Вереск его дружно покрывают. После ранения в голову он поправляется за считанные дни и уже шныряет по диким землям, мимоходом вытаскивает из тюрьмы своего преследователя, связав ему заранее руки хитроумным обетом, и суровые патрульные выполняют его распоряжение. Хорош пассаж! Где тренируют таких шпионов?

Если следовать клятве, то теперь Арчибальд не может причинять вред Бремерам и их близким, а также мешать их научным исследованиям. Вредить Теодору или его сыну в намерения рыцарей не входило, ученый нужен лишь для того, чтобы найти сферу. Стрельба в Ноланда – случайность, тем более тот сам попался с поличным и орден имел право задержать лазутчика. Что же касается запрета мешать исследованиям Бремера, то это прямо противоречит миссии отряда. Археолог наверняка воспротивится уничтожению древнего артефакта. Арчибальд не сможет участвовать в походе и заслужить пятый перстень, а это вряд ли получится объяснить командованию, да и самому себе. Конец карьере. Скоро доживет до сорока лет, так и не обретя пяти колец, не став полноценным рыцарем. Станет ходячим анекдотом, как престарелый юнга. Позор. Опять же, если следовать клятве.

Но выкрутиться не давал последний штрих обета – быть настоящим рыцарем. Это выворачивало мозги наизнанку. Арчибальд не мог отказаться от принесенной клятвы, поскольку обет принимается или отвергается только целиком. Иначе вообще нет смысла в клятвах. Отказаться от рыцарства значит превратиться в ничто, погибнуть духовно и морально, сохранив только пустую оболочку, этого он допустить не мог. Спасти свое тело, погубив личность – бестолковый поступок. Кому нужен треснувший кувшин без вина? Не для того он становился рыцарем, чтобы когда-то перестать им быть.

Скользнула мысль: а что если наплевать и забыть? Продолжить службу, будто ничего и не было. Да, он разорвет клятву пополам, запятнает свою честь, но перед кем? На этом заграничном задании Арчибальд успел заподозрить, а затем и удостовериться, что рыцарство никто, кроме самих рыцарей, не уважает! Всем плевать на их кодекс и достижение совершенства в службе пяти баалам. Да, в родной Луарции рыцарей приветствуют уважительно, министранты и фламины ставят рыцарские добродетели в пример своим прихожанам, понтифик обращается к ордену за помощью в делах международной важности. Но когда кончаются слова и начинаются дела – тогда от людей не получишь ни капли поддержки.

Арчибальд хмуро вел коня среди пологих холмов заповедников. Небо расчистилось от дождевых туч, на смену приплыли громады белых облаков. В рощах низких курчавых деревьев щебетали птицы, от пестрых лугов поднимался душистый запах цветов, трава зеленела, напившись влаги недавних дождей.

В былые времена любой трактирщик с радостью принял бы в своем заведении отряд благородных рыцарей даже бесплатно, а для Ферапонта пришлось собрать целую кучу денег, да и то он остался недоволен и потом вероломно скрыл от них соглядатая. Олмстед, матерый путешественник, тот и вовсе выпер Арчибальда из своей комнатушки, как надоедливого гуляку. Вереск – образованный человек, а смотрел на рыцаря, как на грязного разбойника. Стоит лишь поймать Ноланда и сломать пресловутую сферу – и будет все: звание, слава, жалованье больше, чем у приора! Зачем соблюдать какие-то клятвы перед всеми этими людьми и тем самым губить отличную карьеру?!

Арчибальд гневно выплюнул яблочный леденец и натянул удила, отчего конь захрапел и остановился, обескураженно вертя головой. Все это слова, сплошные слова, от которых уже тошно. Кодексы, обеты, присяги, бесконечные проповеди фламинов и лекции орденских наставников, теперь еще эта клятва. В рыцарстве он хотел найти подвиги и настоящую жизнь, а не скользкую демагогию и вихляния перед командыванием.

Рыцарь выхватил карабин и выстрелил в облака. Вот вам соблюдение законов заповедника! Выстрелил в соседнее дерево с чирикающими птицами, в кусты, в цветущий луг – брызнула черная земля. Вот еще! Выстрелы эхом прокатились по горизонту, словно одинокие аплодисменты, Арчибальда окутало облачко едкого порохового дыма. Горюя о том, что под рукой нет меха с вином или фляжки ядреного шнапса, он достал жестянку с монпансье, высыпал остатки в рот и нетерпеливо захрустел леденцами.

Злой и расстроенный, он двинулся дальше на север. Встретив родник, Арчибальд спешился и с наслаждением выпил воды, смывая приторную сладость прилипших к зубам леденцов. Наполненные фляги закрепил на седле и огляделся. До заброшенного тракта оставалось еще несколько часов езды, от него до Северного тракта еще километров двадцать-тридцать. А уж там, по пути на восток, он нагонит отряд. Сэр Галад вряд ли успел увести рыцарей слишком далеко, да и в любом случае в Корифейских горах сойдутся все пути. "Все там будем", – подумал Арчибальд и мрачно хохотнул.

Интересно, где сейчас Ноланд? Безусловно, до недавних пор он был в форте клеттов, но покинул его незадолго до освобождения Арчибальда. Если он едет в ту же сторону, то они вполне могут встретиться. Скорее всего, Бремер выберет Старый тракт, чтобы не пересекаться с отрядом…

Конь устало повиновался седоку, который то колол его шпорами, пуская в галоп, то надолго замирал в седле, отпуская поводья, и тогда конь останавливался, неуверенно пощипывая траву. Постепенно Арчибальд успокоился и просто ехал вперед, хмуро глядя перед собой. Пришло время обеда, но аппетита не было, рыцарь продолжал путь и перебирал в памяти дни, когда служил матросом. Три моря удалось ему повидать: Иктонское, Горбатое и Море надежд… То была разгульная и веселая жизнь, но сейчас Арчибальд вспоминал только морские просторы, величественные и необъятные, шире земли и глубже неба. Это успокаивало.

Арчибальд ничего не решил. Следовать клятве оказалось слишком тяжко, отвергнуть ее – тоже. Он бессознательно отказался делать выбор и теперь пребывал в состоянии неопределенности и отстраненности от мира. Лишь смутное беспокойство грызло рыцаря. Жить стало тошно, срочно хотелось подвигов или немедленной смерти. Ему некуда было ехать, кроме как на север, тяжкие раздумья уступили место желанию найти гостиницу и хорошенько напиться. Наполнить душу сладким вином в компании с Зеленым баалом.

В иной ситуации к попойке пришлась бы кстати разбитная баалистка, но сейчас Арчибальд не желал таких удовольствий. Быть может, подумал он, мрачное настроение привело к временному подавлению инстинкта размножения. Когда счастлив и доволен собой, то хочется женщин (многих!): бессознательно стремишься как будто увеличить свое присутствие в этом мире, плодиться, заселять мир себе подобными человечками, а когда угрюм и презираешь себя, то хочется уменьшиться, провалиться сквозь землю и вовсе исчезнуть, отсюда и нежелание плотских забав, от которых, как полагают чресла, появятся такие же несчастные, никому не нужные людишки. Арчибальда позабавило такое рассуждение, и он рассмеялся. Глухо и невесело, но все же.

– Сэр рыцарь! Ты никак совсем рехнулся? – раздался колючий голос.

Арчибальд уставился на всадника в пыльном плаще и шляпе, который на полном скаку вывернул из-за холма впереди. Он узнал широкое худое лицо с щетиной, как колючки чертополоха. Олмстед оскалил желтоватые зубы в ухмылке, вытер пот со лба и продолжил ругаться:

– Среди холмов бегает голодный вуивр, я весь день убил, чтобы от него оторваться! И вот кто-то шмаляет тут из ружья! Думаю, какому идиоту взбрело в голову устроить пальбу в диких землях? Нате вам – сэр рыцарь вздумал пострелять!

– Сейчас еще стрельну! – рявкнул Арчибальд, доставая карабин. – Чего ты разорался?

– Убери, – сказал Олмстед уже спокойнее. Он оглянулся, взгляд прошарил окрестности. – Говорю же, недалеко вуивр. Громкие звуки привлекают чудовищ, поэтому здесь и запрещено оружие.

Арчибальд не опустил карабин и сказал:

– Что с того? Пусть чудовище покажется, я его прикончу. Давно хотел поохотиться.

– Это уж без меня, – сухо рассмеялся Олмстед и направил свою невысокую норовистую лошадку мимо Арчибальда. – Вуивр услышал выстрелы и он рядом, путь на север сейчас – верная смерть. Я собираюсь сделать крюк и отправиться на восток. Хочешь, поедем вместе?

– Беги, бродяга, а рыцарь выступает супротив дракона, – сказал Арчибальд и неторопливо пустил коня вперед.

Олмстед пожал плечами, всадники разъехались молча. Проехав некоторое расстояние, Арчибальд натянул удила. Сосредоточенно сопя, он извлек из седельной сумки длинный узкий штык и закрепил его под дулом карабина. Конечно, не рыцарское копье, но не шпагой же махать против чудовища. Смертельная угроза странным образом порадовала Арчибальда, он двинулся дальше на север и, поднимаясь на холмы, высматривал вуивра, чтобы нанести удар первым. Он слабо себе представлял, кого именно нужно искать – большого змея или похожего на быка крокодила, но точно знал, что, увидев, узнает легендарного зверя.

Арчибальд практически ни о чем не думал, превратившись в зрение и слух, но одна странная мысль все-таки скользнула: не потому ли первые рыцари столь самозабвенно сражались с чудовищами и полчищами врагов, что им не хотелось жить в этом дурацком мире и для них было слаще умереть на правом деле, чем находиться среди непонимания обывателей и невежд.

Час за часом Арчибальд продвигался к Старому тракту, вспотевшая ладонь не покидала приклад карабина. Чудовищ не встретилось. Арчибальд устал от долгой сосредоточенности и, поднявшись на гребень пологого кряжа, решил вновь заявить о себе: выстрелил в воздух и закричал:

– Я здесь! Покажись, проклятый зверь Кха, рыцарь требует поединка! Я принес тебе гибель!

Подобным образом выражались рыцари в театральных постановках и героических песнях. Такая пафосная оголтелость перед лицом реальной опасности была чрезмерной даже для Арчибальда, известного в университете и отряде своими выходками. Нельзя сказать, что он полностью отдавал себе отчет в происходящем, скорее пребывал в некоторой эйфории от возможности бросить вызов силам, с которыми сражались первые рыцари и сам Вечный хранитель Дерек. Так Арчибальд как будто перенесся в прошлое, когда рыцари противостояли врагам человечества – народу Кха. Борьба с алхимиками и их ручными чудовищами, с заклинателями и духами из сокрытого мира, с несметными воинствами Империи Кха – все это было куда прекрасней его реального положения. Если погибну, подумал Арчибальд, некому будет написать обо мне поэму, как делали в старину, жаль… а если выживу – сам напишу!

Рассматривая окрестности, Арчибальд наконец заметил какое-то движение под склоном соседнего холма в овраге, там среди кустарников мелькнуло что-то крупное. Сердце застучало в груди паровым молотом, рыцарь направился вниз на встречу с чудовищем. Конь всхрапнул, почувствовав боевой настрой седока.

Вуивр сам вел охоту и не заставил себя ждать. Раздался треск ломаемых веток и жуткий вибрирующий рык, от которого заныли зубы. Буланой конь задрожал и присел на задние ноги. Рык перешел в подобие кашля, и в полусотне шагов от Арчибальда показался вуивр. Рыцарь оторопел от громадных размеров чудовища, в зубастой пасти могла бы поместиться целая овца! Морду и всю голову закрывал ржавый металлический шлем с шипами, отчего казалось, что клыки чудовища разрослись по всей голове и теперь торчат во все стороны как лучи звезды. Пласты ржавчины струпьями отходили от шлема, цепи на шее оставляли грязные рыжие следы, но сталь Кха за сотни лет еще не развалилась. Огромное чешуйчатое тело болотного цвета поражало хищной быстротой и грацией движений, хвост длиной с молодое дерево нетерпеливо ходил влево-вправо, тогда как голова замерла, внимательно изучая всадника. Сквозь прорези шлема на рыцаря смотрели маленькие внимательные глаза, совсем не похожие на бессмысленные глаза рептилий. Таким выжиданием вуивр напомнил Арчибальду крысу. Говорят, чем дольше она смотрит, тем опаснее становится, поскольку хитрый мозг анализирует врага и подмечает уязвимые места. Арчибальд прервал изучение выстрелом из карабина. Вуивр дернулся и зашипел, пуля со скрежетом отрикошетила от шлема, подняв облако ржавчины.

Тяжкие размышления и неразрешимые дилеммы Арчибальда перенеслись на чудовище, а с ними и накопленные злость, горечь и обида. Вуивр стал воплощением всех проблем, убийство монстра стало вожделенной целью, смыслом жизни, которая, возможно, закончится здесь и сейчас. Надеясь, что оглушил врага, Арчибальд, используя преимущество дистанции, пришпорил коня и в галопе понесся вперед, метя полуметровым штыком в горло чудовища. "Во славу Ордена Совершенства!" – закричал Арчибальд диким, почти истеричным голосом. Вуивр неожиданно попятился, развернулся и побежал прочь, направляясь в овраг между каменистых холмов. Арчибальд не отставал, украшенный красными и зелеными ромбами короткий плащ трепыхался за спиной рыцаря.