Несмотря на современные технологии и полноводную реку прямо посреди города, в Бовангре пахло отбросами и канализацией. Не повсюду и не всегда, однако за одну прогулку обязательно ощутишь затхлую вонь так же верно, как и аромат женских духов. К этому примешивались запахи цветов, фруктов, табака, алкогольного перегара, пота, навоза, скипидара и масляных красок. И всегда присутствовал легкий, щекочущий горло смог от промышленных заводов, к которому привыкаешь и забываешь, что воздух бывает чистым и бархатным, приятным для дыхания.
Наблюдая за улицей и потоком людских масс через мутное окно кеба, Яма понял, что же напоминает ему город с этими широкими проспектами и кварталами, сплетенными из петляющих улочек и закоулков. Это же внутренности огромного чудовища: проспект – толстый кишечник, а лабиринты улочек – тонкий! И запах как на скотобойне…
Яма морщился, тонкие губы кривились в презрении к прогнившему обществу города. Тусклые и редкие черные волосы Яма теперь укладывал в хвост и скрывал под цилиндром, но люди видели землистый цвет лица и худобу Ямы и оттого считали странную мимику следствием докучливой болезни. В действительности Яма находился в постоянной душевной акклиматизации, с трудом адаптируясь к переменчивому людскому обществу.
В приемной исследовательского корпуса секретарь почтительно взял у Ямы приглашение в регию. Позади рабочего места из стены торчали какие-то прозрачные трубки диаметром с бутылку вина. Яма хотел полюбопытствовать, что это за приспособление, и раздумывал, уместно ли спрашивать. Секретарь снял со стены полый цилиндр, вложил в него документы, а потом вставил цилиндр в одну из трубок. После манипуляций с кнопками и вентилями на панели управления цилиндр с чмоканьем втянулся в трубку и скрылся в глубине стены. Посылка ушла к адресату. Яма промолчал.
Пришла министрантка Голубого баала, секретарь поручил ей проводить гостя. Яма привык, что баалисты не стесняются откровенных взглядов, даже наоборот, и рассмотрел ее: женщина была безукоризненной красоты, словно отлитая из стекла и раскрашенная виртуозным художником. Казалось, она даже не дышит, опасаясь нарушить идеальный макияж и прическу. Красивее, чем Фифи, подумал вскользь Яма. Они пошли по широким коридорам, мимо кабинетов, куда-то наверх через лестницы. Вокруг сновали баалисты в галстуках разных цветов, небольшие компании курили в кулуарах и что-то обсуждали, эмоционально жестикулируя. Попадались и фламины с камнями баалов на груди, эти вели себя более сдержанно, с задумчивыми лицами спешили по делам.
Яма спросил женщину, куда они идут. Баалистка непонятно ответила, что нужно получить подтверждения. Они посетили несколько кабинетов, где оторванные от работы фламины-ученые смотрели на Яму, подписывали для министрантки какие-то документы. Яма остановился, когда они шли мимо стеллажей с музейными экспонатами – там лежали обломки каменных табличек с неведомыми символами. Быть может, реликвии Древней эры? Женщина безразлично посмотрела на стеллаж и попросила не задерживаться таким тоном, как будто Яма остановился посмотреть на дохлого таракана.
Они вошли в крытую галерею. Яма глянул в окна и понял, что коридор соединяет два здания – они попали в центральное управление регии и дальше поднимались только наверх. Здесь обстановка сменилась на более строгую, пол блестел мрамором, мебель и двери были из темного дерева, внушительные и с консервативным декором. В коридорах тишина. Люди встречались реже, среди них много пожилых, лица серьезные. Спутница вела в самое сердце регии! Внутри Ямы нарастал восторг и одновременно волнение. Ладони вспотели, он дышал так, словно бежал, а не шел.
Следующий коридор заставил Яму напрячься и подумать, не ведут ли его на допрос? Вдоль стен стояли министранты Красного баала – в мундирах и с ружьями, на поясе у каждого блестит шпага без ножен. Он и до этого видел в регии охранников, но здесь на вахте стояли десятки образцовых солдат: сильные и подтянутые фигуры, грудь выгнута вперед, подбородок смотрит вверх. В конце коридора из-за стола поднялся бритоголовый фламин с холодными немигающими глазами, похожими на ртутные капли. Он долго изучал переданные спутницей документы, читая каждую строчку и проверяя все печати, затем обыскал Яму на предмет оружия и только тогда пропустил их дальше.
Открылся разбитый на секторы зал. За письменными столами сидели погруженные в работу фламины всех цветов, сновали помогающие им министранты. Работа кипела, мелькали бумаги и документы, слышались обсуждения и горячие споры, щелкали клавиши печатных машинок, хлопали двери. Во всю стену раскинулась карта с Сандарумом и Ютеррой, с другой стороны зала тянулись стеллажи с книгами и документами. Яма предположил, что это идеологическое бюро, где баалисты разрабатывают учение и строят планы.
Они прошли через зал и остановились у белой двери, на которой была нарисована разноцветная звезда Культа баалов. Пять лучей: красный, голубой, желтый, зеленый, оранжевый. Женщина приказала Яме ждать и ушла за дверь. Он понял, что его привели прямо к понтифику. Время шло, Яма ждал, словно окаменев, по спине струйкой стекал холодный пот. В зале кипела работа, на Яму бросали мимолетные взгляды.
Мысли смешались в клубок. Лето еще не кончилось, а Яма уже достиг цели, остался лишь последний шаг. Что насчет посоха? Сможет ли Яма обмануть понтифика и поступить к нему в ученики – узнать суть баализма и сжечь культ изнутри? Старые мысли переплетались с недавними впечатлениями от общения с баалистами. Культ показал ему совершенно иную жизнь, которой он раньше не знал. Воинственный фламин Маркеллин, заметивший у Ямы выдающуюся силу воли, рассудительный господин Дамиан, поверивший в амбиции Ямы и давший подъемные деньги, забавная Фифи, с которой они вместе победили на конкурсе, веселая компания в поезде – все это заставляло Яму меняться и смягчать некоторые взгляды. Яма твердил себе об уничтожении культа, но уже без прежней уверенности. Да и регия кажется невероятно могучей силой – есть ли шанс что-то изменить, даже став учеником понтифика? Яма подумал, а не будет ли самым эффективным поступком воспользоваться случаем и убить понтифика?! Безусловно, после убийства выбраться из регии он уже не сможет… достойное самопожертвование.
Наконец женщина вернулась:
– Идите вперед по коридору в кабинет. Понтифик Годдард Оберон Амальрик ждет.
Кабинет понтифика напоминал уменьшенную копию предыдущего зала, но показался Яме осколком иного мира, такая здесь царила возвышенная и проникнутая великими думами атмосфера. Стену слева закрывали мировые и региональные карты, по правую руку находился витраж из окон от пола до потолка – из кабинета можно было обозревать внутренний двор регии как с балкона. Вверху играла солнечным светом звезда культа, собранная из разноцветных стекол. В глубине кабинета застыл огромный стол с множеством ящиков, просторный, роскошный, как королевский корабль. Из пола к столу поднимались прозрачные трубки для рассылки документов и посылок, какие Яма уже видел в других кабинетах. Стена позади стола полностью состояла из книжных полок, бесконечные ряды книг прерывал камин, украшенный полированным обсидианом. Яма приблизился к столу, неуверенно ступая по гладкому чистому полу, где во всю площадь кабинета была нарисована звезда культа.
За столом в кресле сидел человек в белой атласной сутане. На заре Пятой эпохи культ начинал деятельность как сеть монастырей, посвященных разным баалам, где монахи-баалисты разрабатывали учение под руководством наместника культа. Министранты тогда вместо галстуков носили цветные рясы. Сейчас пережитки прошлого сохранились в инсигниях и ритуальном облачении только высших адептов культа, тогда как основная масса одевается в соответствии с современными трендами.
Понтифик что-то писал и склонился над документами, отчего дорогая ткань собралась у плечей переливчатыми белыми волнами. Ярко выделяясь на белом фоне, на груди висел кулон с разноцветной звездой – инсигния понтифика. Каждый луч блестел драгоценным камнем: рубин, сапфир, желтый алмаз, изумруд, оранжевый гиацинт. Широкоплечий, грузный и с заметным животом, понтифик напоминал фигурой бывших спортсменов, с возрастом прекративших усиленные тренировки и оттого располневших. Седые волосы коротко стрижены и расчесаны на пробор. Понтифик брил усы, бороду и бакенбарды, не стесняясь обнажать глубокие морщины и складки у губ. Бледное лицо без загара говорило о постоянной работе в помещении. От регулярного недосыпания веки приобрели фиолетовый оттенок и тяжелыми тучами давили на глаза – неожиданно светлые и внимательные. Они излучали взгляд хрустально ясный и вместе с тем глубокий. Яма с удивлением и смятением отметил, что взгляд понтифика напоминает старосту Ирвинга!
Понтифик Годдард Амальрик кивнул и взглядом показал на кресло. Яма сел напротив. Понтифик сказал:
– Вот мы и встретились. Это конец старого и начало нового. Поздравляю с успехами, Алекс Крамер.
Яма вздернул брови и широко открыл глаза, язык прилип к небу. Откуда они знают его настоящее имя? Во всех письмах в регию он подписывался исключительно прозвищем, даже в паспорте, который он показывал секретарю, не записаны фамилия и данное при рождении имя. "Алекс! Алекс!" – кричали ребята, бросившие его в колодец. Яма молча кусал губы, понтифик правильно понял реакцию и ответил на невысказанный вопрос.
– Мы собрали о тебе данные, чтобы знать, с кем имеем дело. Ты можешь отвечать совершенно свободно, не боясь выдать себя. Перед нами у тебя нет тайн.
– Вы получили мое письмо? – сказал наконец Яма. – Я хочу сделать карьеру в культе. Чтобы узнать баализм лучшим образом, я надеялся на ученичество…
Понтифик на секунду закрыл глаза и провел рукой по лицу.
– Хорошо. Тогда объясни, зачем путник, владеющий практикой факарам, прошедший обучение у хранителя Пути решил вступить в Культ баалов?
Яма растерялся и задал самый глупый вопрос в своей жизни:
– Откуда вы знаете?
– Разве это проблема в наше время? Связаться с городом Аженом по телеграфу и получить от пресвитеров исчерпывающий доклад – дело пары дней. Но мы навели более подробные справки. Повторяю: мы знаем о тебе все.
Алекс Крамер, он же Яма, осмотрелся по сторонам, ожидая, что сейчас его схватят министранты Красного баала. Внутренний голос подсказывал, что это глупые мысли. Его не пригласили бы в высокий кабинет только затем, чтобы удивить и арестовать.
– Не бойся, – сказал понтифик мягко и слегка брезгливо. – Ты слишком мало знаешь о мире. Твоя вера не запретна. Знай, среди баалистов есть путники, и среди путников есть баалисты. Я тоже путник.
– Как?! – воскликнул Яма. – Как такое может быть?
– Подумай сам. С чего бы вдруг учению о Пути и баализму противоречить друг другу?
Яма хотел сказать о порочности и легкомыслии баалистов и поклонении выдуманным идолам вместо Создателя, но мысли смешались, слова застряли в горле. За последние месяцы он увидел и познал много нового и еще не успел разложить все по полочкам.
– Путь – это следование Истине, очищение и совершенствование, дорога вверх, – пробормотал он. – А баалисты следуют собственным прихотям, сеют скверну и морально разлагаются, и это дорога вниз, – закончил он совсем тихо, подсознательно опасаясь оскорбить понтифика.
Понтифик улыбнулся, снова напомнив хранителя Ирвинга терпением, мягкостью и мудростью. Только Годдард Амальрик был во всем сильнее – терпеливее, мягче, мудрее.
– У путника есть два пути: один вертикальный, к Создателю, другой горизонтальный, в мире людей. Правильно?
– Да, – сказал Яма. – Нужно душой подниматься вверх, а в жизни идти вперед и делать свое дело наилучшим образом. Непреложная истина.
– Именно так, я рад, что ты сведущ в учении. Знай, культ занимается горизонтальным движением: баалист становится сильным и богатым, окружен красотой и удовольствиями, он смеется над этим миром, и мир смеется вместе с ним. Баалист всеми силами обретает земное счастье. Так почему же некоторые требуют от культа духовных истин и вертикального движения? Нет, эта почетная привилегия принадлежит учению о Пути. Так где же тут противоречие?
– Разве возможно быть одновременно путником и баалистом? Поклоняться Богу и одновременно обожествлять свои страсти? – спросил Яма. – В человеке главное дух, а не тело. Ноша путника, которую он унесет в вечную жизнь, – это сокровища духа, а не материальные блага.
В глазах понтифика мелькнула злость, однако он медленно моргнул, возвращая взгляду прежнюю лучистость, с терпеливой улыбкой покачал головой и возразил:
– Разве путник не может быть сильным, богатым, красивым? Разве учение о Пути заповедует нам быть несчастными?
Яма задумался и промолчал. У него кончились каверзные вопросы. В глубине он осознавал, что и на заданные вопросы ответов не получил, но не повторять же вопросы снова. Годдард Амальрик сам перешел к вопросам:
– Скажи, чем всю свою жизнь занимаются путники?
– Совершенствуют свою душу, служат Богу и улучшают мир, – медленно сказал Яма, задумавшись над смыслом этих слов сильнее обычного. Понтифик продолжал, не давая Яме погрузиться в размышления.
– Прекрасно. Однако это общие слова. Чем конкретно? Например, деревня, в которой ты вырос. Там жили путники под руководством хранителя Пути. На душу и служение Богу культ не претендует, но как вы улучшили мир?
Яма молчал.
– Алекс, не стесняйся ответить, в деревенской жизни нет ничего постыдного. Вы занимались хозяйством и читали старинные книги. А что делает культ, моя регия? Мы днем и ночью работаем во славу человека и всех людей.
– А как же баалы? – спросил Яма.
Понтифик отмахнулся:
– Всего лишь метафоры, визуальное подкрепление для людей. Человечество с баалами победило народ Кха и Тьму! Мир изменился – настала новая эпоха, нужно двигаться вперед. Алекс, посмотри в окно, на витраж, как солнечный свет становится цветным, проходя сквозь звезду культа. Теперь это не обычный свет небес, а наш собственный свет. Наш мир! Мы можем сделать его не просто лучше или хуже. Мы сделаем его таким, каким хотим, чтобы люди были счастливы. Люди заслужили золотой век, ты так не считаешь?
– Не уверен, достойны ли полные пороков люди золотого века…
– Достойны те, кто сражался с Кха, согласен?
– Конечно, они герои.
– А что касается всего человечества… Мы будем достойны лучшей жизни, если сами ее построим. Справедливо?
– Кажется, да… Но этот мир не должен быть бездуховным и пустым.
– Именно поэтому я и позвал тебя.
– Вы хотите взять меня в ученики? – взгляды Ямы перевернулись, он не был уверен, что сейчас ему необходимо поступать в ученичество. Кажется, он достиг сути культа, и теперь может рассказать старосте Ирвингу реальное положение вещей. Баализм оказался куда более великим явлением и совсем не таким опасным, как предполагалось. Но устроит ли старого хранителя такой ответ? Стоит ли теперь возвращаться в деревню? Вряд ли Яму поймут там, где привыкли считать баализм зловещей чумой Пятой эпохи.
– Нет, – сказал Годдард Амальрик. – Понтифика Луарции из тебя не получится. Представляешь, что значит управлять регией и культом во всей стране? Сколько административных задач я решаю ежедневно? Чтобы понять сложность государственных дел, нужно вырасти в этом городе, получить образование в семинарии. В твоем возрасте я уже добился этого. – Понтифик поднял левую ладонь, и Яма увидел пять колец рыцаря Ордена Совершенства.
Яма посмотрел в пол, от стыда и ощущения собственной беспомощности не в силах поднять взгляд. Привычная картина мира рушилась, но на ее месте вырастал новый образ, стройный и логичный.
– Зачем же я здесь?
Понтифик привстал с кресла, перед Ямой тяжело звякнул металл. Так же, как когда-то староста Ирвинг вручил Яме железный посох, так и теперь понтифик положил посох на стол. От посоха исходил острый металлический запах, бурый цвет уступал место радужным размывам побежалости, сочетающей голубой, желтый, зеленый и красный цвета, как будто посох был когда-то сильно нагрет. А ведь он разноцветный, как звезда культа, с удивлением отметил Яма.
– Возьми эту реликвию, – сказал понтифик. – Она по праву твоя и только твоя.
Яма с содроганием стиснул в руках холодный и тяжелый посох, ставший таким привычным и дорогим сердцу. Потерянная и возвращенная реликвия. Яма почувствовал, как силы и смелость возвращаются к нему.
– Зачем я тебя пригласил? – переспросил понтифик, глядя в лицо Ямы светлыми и внимательными глазами. – Мне кажется, ты сам ответил на этот вопрос в нашей беседе, только сам не заметил. Баализм занимается развитием человечества, это тоже Путь, но горизонтальный. Людям необходим духовный стержень, вера, ведущая их вверх. Путников почти не осталось, учение о Пути утрачено и разрушено врагами, многое вовсе забыто. Нам нужен сильный и надежный человек, настоящий путник, который восстановит учение, проведет реконструкцию, обновит устаревшие элементы… Готов ли ты присоединиться к регии и возглавить религиозные исследования? Тебе будут предоставлены ресурсы, люди, доступ к нашим наработкам, а я лично будут курировать тебя… первое время.
Яма задохнулся от удивления и восхищения. Он улыбнулся новой для себя улыбкой: растянув губы и блеснув зубами. У Алекса Крамера началась новая жизнь.