Сквозь испытания огнём

I

— Что ж, мы не так уж плохо выглядим для пары старых пердунов, — заметил Доминик Стейнейр, герцог Рок-Пойнт, опираясь на трость и глядя в окно новой восьмиэтажной штаб-квартиры Делтак Шипбилдинг.

— «Старые пердуны»? — повторил сэр Дастин Оливир, главный конструктор имперского чарисийского флота. — Кого ты называешь старым?!

— На самом деле, тебя, дряхлая старая развалина, — со смешком ответил Рок-Пойнт, оглядываясь через плечо. — Боже мой, чувак! Ты почти на пять месяцев старше меня!

Оливир издал грубый звук и подошел к окну рядом с ним. С него они смотрели вниз на вечно оживленную верфь Ларек компании Делтак Шипбилдинг.

Невозможно было узнать некогда скромный городок, который дал свое название раскинувшемуся — и все еще растущему — городу в устье реки Делтак, где она впадала в залив Хауэлл. Деревянные пристани, где рыбаки когда-то выгружали свой улов, исчезли, превратившись в массивные каменные причалы, громоздкие склады, неуклюжие порталы и обширные мастерские, а также сухие доки, строительные площадки, доки для оборудования, и железнодорожные линии, которые обслуживали их, протянулись более чем на пять миль.

Устье реки действительно было слишком мелким для кораблей такого размера, как те, которые сейчас строил Делтак, но у вечно изобретательных ремесленников герцога Делтака тоже был ответ на этот вопрос. Когда Рок-Пойнт и Оливир посмотрели на юго-восток со своего наблюдательного пункта, они увидели огромную баржу с непрерывной цепью парового земснаряда. Дно состояло из песка, грязи и ракушек, и непрерывный каскад жидкой грязи лавиной обрушивался с ковшовых лопат земснаряда на соседнюю баржу, двигающуюся в тандеме с ним. Третья баржа, доверху нагруженная песком и илом, добытыми земснарядом, тяжело двигалась к цементному заводу на Фиш-Айленде, подгоняемая паровым буксиром с тупым носом. Еще одна баржа только что появилась из-за горизонта с запада, возвращаясь с этого завода, чтобы дождаться своей очереди к земснаряду.

Однако существуют пределы тому, чего можно достичь, и пройдет не так уж много времени, прежде чем некоторые из этих ограничений могут стать проблемой. Корабль класса Тандерболт требовал двадцать пять футов воды при расчетной осадке, а глубина канала в заливе Хауэлл при низкой воде составляла всего около тридцати двух футов. Здесь, недалеко от устья Делтака, она была даже на добрых восемь или девять футов мельче, так что спуски при низкой воде могли быть проблематичными. Была причина, по которой Делтак расширял свою верфь в Эрейсторе, потому что, хотя залив Эрейстор был намного меньше, чем залив Хауэлл, он также был глубже.

На данный момент, однако, верфи Ларека было достаточно даже для самых больших кораблей флота, и даже если в конечном итоге станет невозможно строить здесь самые большие капитальные корабли, всегда будет потребность в крейсерах, которые мог построить Ларек. И Ларек был гораздо удобнее, чем Эрейстор, для разросшихся заводов Делтак, которые оставались сердцем и душой Делтак Энтерпрайсиз.

— Мог ли ты представить себе это в тот первый день, когда Мерлин сел с тобой в Кингз-Хейвен? — спросил дальше Рок-Пойнт, и Оливир разразился лающим смехом.

— Если бы я даже попытался представить это тогда, я бы побежал в другую сторону, истерически бормоча! И если бы я сказал Аньет, к чему это на самом деле приведет, она бы сообщила бедаристам и отправила меня в психушку!

— Это действительно поражает воображение, не так ли? — Тон Рок-Пойнта был почти капризным, его глаза были спокойны, когда он наблюдал за ковшами земснаряда, разрывающими дно залива. — Галеры. Мы бы все еще строили галеры, Дастин. — Он покачал головой. — Помню, когда двадцатичетырехпушечный галеон казался ужасом морей!

— Потому что так оно и было, — сказал Оливир.

Он придвинулся немного ближе к окну, глядя вниз на ближайшее здание, названное в честь коммандера Урвина Мандрейна. Были и другие слипы, названные в честь других людей, которых они потеряли во время джихада, но мало кто из них пострадал так сильно, как Мандрейн, и тот факт, что он был убит своим собственным двоюродным братом, каким-то образом только усугублял ситуацию.

Губы Оливира сжались при этом знакомом воспоминании, но вместо этого он с улыбкой покачал головой. Слип «Урвин Мандрейн» произвел на свет не один новый корабль, в том числе КЕВ «Кинг Хааралд VII». Он был самым первым броненосным крейсером, когда-либо заложенным на Сейфхолде, хотя катастрофический пожар на заводе Делтак и необычный случай неисправности оборудования привели к тому, что его побратим, КЕВ «Гвилим Мэнтир», был достроен раньше него. И на его глазах на этом слипе строилось еще одно инновационное судно.

В данный момент оно представляло собой всего лишь неуклюжую груду балок и ребер, покрытых полосами ржавчины. Они лежали там со всей элегантностью литейной свалки, а груды строительных материалов, наваленные в том, что выглядело как полный беспорядок, только усиливали это впечатление. Но глаза Оливира увидели организацию, лежащую в основе хаоса, безупречную эффективность самого квалифицированного судостроительного персонала в мире, и он почувствовал знакомое чувство благоговения, когда снова впитал все это. Грохот пневматических заклепочных пистолетов, должно быть, был оглушительным внизу, в слипе, хотя к тому времени, когда он достиг окна офиса, он затерялся на общем фоне. С другой стороны, контактные линзы, которые Сова предоставил ему, чтобы он мог просматривать изображения через сеть снарков, также исправили его близорукость. Более того, текущая версия обеспечивала эквивалент хорошего бинокля Старой Терры. Теперь он увеличил изображение строителей, наблюдая за их умелым ритмом. И некоторые из них использовали недавно разработанное оборудование для ацетиленовой сварки, хотя этот процесс все еще был достаточно новым, чтобы даже сэр Дастин Оливир не собирался доверять ему критически важные конструктивные элементы.

На его глазах портовые краны опустили на слип новую партию корпусных плит, и он увидел одного из бригадиров на строительных лесах, который махал рукой крановщику. Даже ему было трудно поверить, что эти невзрачные начинания в конечном итоге превратятся в совершенно новый разведывательный крейсер класса Фэлкон. Хотя и с одним отличием.

— Выглядит не очень, не так ли? — сказал он вслух.

— Пока нет, — согласился Рок-Пойнт. — Конечно, даже когда они закончат, самые впечатляющие детали не будут выставлены на всеобщее обозрение.

— Я бы тоже хотел вставить в нее турбины с зубчатыми передачами, — задумчиво сказал Оливир.

— Иногда ты напоминаешь мне Алфрида, — сказал Рок-Пойнт с горько-сладкой улыбкой. — Всегда хочется поиграть с новейшими игрушками.

— Ну, как старый пердун говорит младшему, я не становлюсь моложе. Я не хочу пропустить это!

— Младший — тьфу! — Рок-Пойнт величественно нахмурился. — У тебя еще есть десятилетия в запасе!

Оливир взглянул на герцога, но ему пришлось признать точку зрения Рок-Пойнта. Они оба получили нанотехнологии Совы, и, несмотря на их преклонный возраст — хотя, честно говоря, им едва перевалило за семьдесят по стандартным годам мертвой Терры, — они были в отличном состоянии здоровья. На самом деле, у них было достаточно отличное здоровье, чтобы напоминать себе жаловаться на боли, которые они должны были испытывать. Не слишком часто, конечно. В конце концов, они были благородными и стойкими личностями.

Он подавил смешок при этой мысли. Рок-Пойнт выгнул бровь, но покачал головой, ничего не объясняя.

— Рано или поздно вам с Кэйлебом — и Мерлином — придется позволить мне построить один с турбинами, — сказал он вместо этого.

— Поверь мне, это будет позже. — Рок-Пойнт покачал головой. — Ты думаешь, мне бы не понравилось мчаться через океан со скоростью тридцать пять или тридцать шесть узлов? Конечно, я бы так и сделал! Но мы не собираемся вводить такую скорость до тех пор, пока это не сделает кто-то другой или нас вынудят. Сохранение преимуществ, засунутых в рукава, было тем, что помогало нам выжить во время джихада, и я не очень заинтересован в том, чтобы в ближайшее время менять этот курс.

— Согласен, — вздохнул Оливир. — Согласен! Хотя, — его взгляд заострился, — заправка его котлов нефтью сама по себе является чертовски значительным изменением.

— Однако другим флотам может потребоваться некоторое время, чтобы осознать это, — отметил Рок-Пойнт. — У них не было возможности много играть с этим.

— Гм. — Оливир поджал губы, затем пожал плечами. — Наверное, ты прав, — признал он. — Все, что они увидят — по крайней мере, сначала, — это то, что нефть чертовски намного чище.

Он содрогнулся, вспомнив облака угольной пыли, которые покрывали грязью каждую поверхность всякий раз, когда корабль пополнял свои бункеры. Военно-морские базы Чариса разработали паровые машины, чтобы сделать это и проще, и намного быстрее, но ничто не могло волшебным образом стереть всю эту пыль. Нефть не выделяла пыли, и заправка ею была столь простой и быстрой, как подсоединение топливных шлангов, а затем ожидание в стороне, пока нефть заливается в баки.

Это было бы совершенно очевидно для большинства людей. Что они, возможно, медленнее осознают, так это то, насколько чище сжигать нефть. Простой уход от густых, удушливых, закрывающих обзор облаков угольного дыма было бы огромным благом для обеспечения безопасности сигнализации и маневрирования на море, но не менее важно, что кочегарам на борту судна, работающего на мазуте, не пришлось бы регулярно вытаскивать и разгребать решетки, чтобы очистить их от шлака, как это приходится делать сейчас кочегарам всех судов, работающих на угле. Они могли поддерживать максимальное давление пара до тех пор, пока хватало питательной воды и топлива, вместо того, чтобы периодически снижать скорость, пока очищались их топки. Ну, им все равно пришлось бы самим время от времени очищать котлы от накипи, но это было частью регулярного графика технического обслуживания любого корабля, а не чем-то, что нужно было делать каждые несколько часов. И переход на нефть уменьшил бы экипаж Фэлкона более чем на двадцать процентов, просто устранив всех кочегаров, которые потели и напрягались, загружая уголь в ревущие топки кораблей. Это тоже ничему не повредит.

И что было бы еще менее очевидно для этих других флотов, так это тот факт, что нефть давала гораздо больше тепловой энергии, чем уголь, в пересчете на фунт. Десять тонн нефти давали ту же тепловую энергию, что и пятнадцать тонн угля, но разница в эффективности паровой установки на самом деле составляла примерно 1,7 к 1 в пользу нефти, как только в уравнение были включены преимущества нефти в ее заполнении, поэтому судно с радиусом плавания пять тысяч миль, использующее уголь, увеличило бы этот радиус на тридцать пять сотен миль, при условии равной массы топлива. Потому что нефть «упакована плотнее», чем уголь. Учитывая, что объем 1,7 тонны антрацита составлял чуть более сорока девяти кубических футов, а объем тонны нефти составлял всего около тридцати восьми кубических футов, и учитывая разницу в эффективности, судно, работающее на мазуте, могло вместить тот же «запас энергии» менее чем в половину объема. Экономия массы была бы еще более значительной, как и тот факт, что нефть можно было бы перевозить в резервуарах, расположенных ниже на судне, что имело бы огромные преимущества для остойчивости. А конструкция любого военного корабля всегда была предметом изучения компромиссов. Все, что стоило меньшей массы и объема, было на вес золота для такого человека, как он.

Действительно, единственным недостатком было то, что в современных конструкциях угольные бункеры использовались в качестве дополнительной боковой брони от огня вражеских снарядов. Оливиру этого будет не хватать, но он мог бы более чем смириться с этим в свете всех преимуществ, которые давала нефть.

— Мы с Мерлином серьезно обсуждали, как найти где-нибудь подходящего шпиона и скормить ему с ложечки все причины, по которым мы думаем о переходе на нефть, — сказал Рок-Пойнт. Оливир поднял бровь, глядя на него, и он усмехнулся.

— Конечно, мы заинтересованы в этом! Черт возьми, Дастин! Если кто-нибудь там захочет подражать нам, я буду стоять на шпиле Теллесбергского собора и болеть за это! — Герцог сардонически улыбнулся. — Благодаря Жэнсину Уиллису и его компании у нас есть зачатки настоящей нефтяной промышленности… а у них ее нет. Это, вероятно, означает, что большинство потенциальных конкурентов будут придерживаться угля, даже если они поймут преимущества, потому что они знают, что у них есть гарантированные поставки угля, чего нельзя сказать об этом новомодном оборудовании, работающем на мазуте. Но некоторые из них могут не выдержать, если мы расскажем им обо всех замечательных преимуществах, которые это нам даст. В этом случае, — его улыбка стала лукавой, — им придется строить свою собственную нефтяную промышленность, а нам думать, как это повлияет на план Нармана.

— Это никому точно не повредит, — сказал Оливир.

— И это название игры, — сказал Рок-Пойнт, его улыбка исчезла, и Оливир кивнул.

Никто из них не делал ничего драматичного, например, не смотрел на календарь на стене офиса, но им и не нужно было этого делать. Если их самые пессимистичные сроки возвращения «архангелов» окажутся точными, у них в запасе было немногим более пяти лет.

II

— Верю, что мы сделали достаточно, чтобы избежать паники, — сказал Ранчжэн Чжоу, поднимая изготовленную на заказ двойную трубу, подарок герцога Делтака, которая была маленькой и достаточно легкой для человека с одной рукой, и снова осматривая южный горизонт.

— Полагаю, что это четвертый — нет, простите меня, пятый — раз, когда вы говорите это сегодня за день, милорд, — заметил сухой голос, и барон Стар-Райзинг опустил двойную трубу и посмотрел на человека позади него. — Понимаю ваше беспокойство, милорд, — продолжил епископ Йопэнг более мягко, — но после такого долгого времени с одним «адским» нововведением Чариса за другим, я действительно сомневаюсь, что кто-то будет бегать с криками и размахивать руками, как обезглавленная виверна. И обещаю вам, что каждый из моих приходских священников провел последние две пятидневки, готовя нашу паству к посещению.

Они вдвоем стояли во внутреннем дворике перед офисом Стар-Райзинга. День был теплым и солнечным, с северо-запада дул умеренный бриз. В облаках, едва видимых на западном горизонте, может быть намек на дождь, но, скорее всего, нет. И даже если бы были намеки, прошли бы часы, прежде чем погода добралась бы сюда. Конечно, учитывая то, чего они ждали, любая «погода» могла быть менее чем желательной вещью.

— Знаю, что вы… проводили накачку, — сказал барон через мгновение. — И я, вероятно, волнуюсь из-за своих собственных нервов. На самом деле, чего я больше всего боюсь, так это того, что это закончится впечатляющей катастрофой. — Он поморщился. — Представители Делтак достаточно ясно говорили о последствиях искр в неудачных местах, когда строили газовый завод!

— Похоже, у некоторых новых игрушек наших чарисийских друзей действительно есть некоторые существенные… недостатки, — признал Йопэнг Ляйэн. — В целом, однако, думаю, это намного перевешивается преимуществами. И давайте будем честны, милорд, у людей всегда было бесчисленное множество способов покончить с собой, используя совершенно обычные инструменты, о которых никто никогда бы не предположил, что они могут оспорить Запреты! На самом деле, удивительно то, сколько еще людей все эти чарисийские инновации позволяют нам кормить, одевать и содержать в чем-то, приближающемся к приличию. — Теперь в глазах епископа не было огонька. — Народ Соединенных провинций никогда за всю свою жизнь не был таким здоровым и состоятельным, милорд.

Стар-Райзинг серьезно кивнул, потому что это была простая правда. О, Соединенные провинции переживали свою долю болезненной адаптации, особенно по мере того, как обученные ремесленники гильдий все чаще сталкивались с вызовами со стороны мануфактур в стиле Чариса. Тем не менее, учитывая все обстоятельства, они хорошо справились с вывихом. Лишь меньшинство членов гильдии решило активно выступить против изменений, и никто не обратил на них особого внимания. Подавляющее большинство граждан Соединенных провинций с энтузиазмом восприняли эти изменения, и по пути они, казалось, также привносили удивительно чарисийское отношение. Пройдут, по крайней мере, десятилетия, прежде чем харчонгские крестьяне и бывшие крепостные полностью усвоят твердую, уверенную независимость своих чарисийских наставников, но само это отсутствие уверенности — этой уверенности в том, что никто не сможет отнять у них независимость — только сделало их привязанность к ней еще сильнее. Они точно знали, что могут потерять, и Лэнгхорн помогал любому, кто когда-либо пытался втиснуть их обратно в раболепие, существовавшее до восстания!

И ополчение превращается в чертовски хорошую армию, если уж на то пошло, — напомнил он себе. — Так что любому, кто попробует эту зубрежку, сначала придется вычесать из своей бороды много пуль!

— Знаешь, — сказал он, снова поднимая бинокль, — я никогда по-настоящему не задумывался о том, как хорошо было бы полностью перевернуть все основы харчонгского общества. — Он причудливо улыбнулся, окидывая взглядом небеса, в то время как над ними проносился ветерок. — Уверен, что большинство моих предков выстраиваются в очередь на небесах, чтобы надрать мне задницу, как только я прибуду!

Говоря это, он снова стоял спиной к Ляйэну, поэтому не видел улыбки епископа и не заметил ее теплоты.

— О, не думаю, что они будут так уж сердиты на вас, милорд, — успокоил его Ляйэн. — Только немного раздражены. Не более чем на строгий выговор.

— Могу сказать, что вы никогда не встречались с моим дедушкой, — сухо сказал Стар-Райзинг. — Он не был похож на тех свиней в Тигелкэмпе, но у него было довольно твердое представление о том, что ему причитается от его крепостных и крестьян, арендующих у него землю. Теперь, когда я думаю об этом, у него тоже было довольно твердое представление о том, что ему причитается от непочтительных внуков, — барон усмехнулся. — Помню, как однажды…

Он замолчал и напрягся, еще пристальнее вглядываясь в двойную трубу, затем опустил его и снова посмотрел на Ляйэна.

— Наши гости прибывают, милорд епископ. Думаю, мы должны спуститься вниз, чтобы поприветствовать их.

— Клянусь Богом, мастер Азбирн, неужели это может быть..? Возможно ли это?..

Аликзэндир Кругейр, лейтенант имперских чарисийских военно-воздушных сил и командир воздушного корабля его величества «Синклер Питмин», схватил левой рукой за рукав своего старшего офицера и указал через изогнутое прозрачное ветровое стекло на город в устье реки. Издалека он казался игрушечным, его крыши яркими пятнами выделялись на фоне зеленой, коричневой и темно-рыжей земли. Темно-синие воды залива Ялу, становившиеся более светлыми сине-зелеными по мере уменьшения глубины, простирались по правому борту «Синклера Питмина», когда он шел прямо навстречу северо-западному бризу.

— Не может быть, сэр, — лейтенант Албирт Азбирн решительно покачал головой. — Потому что, если бы это был Жинко, это означало бы, что энсин Брайант действительно отличил свою задницу от локтя! И поскольку мы все знаем, что это неправда, это, должно быть… Теллесберг. Вот и все! Это Теллесберг.

— При всем моем уважении, сэр, — несмотря на его выбор слов, незаинтересованный наблюдатель мог бы отметить, что энсин Мартин Брайант, молодой штурман «Синклера Питмина», на самом деле звучал не так уж почтительно, — это не я упорно придерживался обратной стороны компаса, тогда как его трудолюбивый, всегда точный навигатор дал ему пять с половиной часов, прежде чем он заметил свою ошибку.

Азбирн посмотрел на него, и Брайант поднял обе руки.

— Я не называю никаких имен, сэр, — отметил он. — С другой стороны, вы, возможно, захотите пересмотреть свое определение нашей достопримечательности.

— Ну, полагаю, это может быть Жинко, — сказал Азбирн через мгновение с суровым выражением лица. — В конце концов, я никогда раньше не бывал в этом месте, так что, возможно, я был виновен в некотором небольшом… неправильном определении места нашего приземления.

— Это очень великодушно с твоей стороны, Албирт, — сказал лейтенант Кругейр со смешком, затем кивнул Брайанту. — Молодец, Мартин. Очень хорошо сработано! — тепло сказал он, и энсин, которому четыре месяца назад исполнилось девятнадцать, просиял.

На самом деле, он справился необычайно хорошо, хотя ему помог сам залив. Это был своего рода ориентир, который трудно было не заметить, и все, что ему действительно нужно было сделать, это следовать по нему, как только он его нашел. С другой стороны, он с самого начала безошибочно нашел его и потратил немало часов на то, чтобы сделать подробные наброски топографических особенностей. Во время полетов над водой их было немного, но острова и прибрежные объекты могли быть чрезвычайно полезны для навигаторов.

Полуденная съемка местоположения всегда была захватывающим занятием для любого штурмана дирижабля, требуя, чтобы он поднимался по лестнице через газовый баллон дирижабля к стеклянному куполу на его вершине, и этот способ давал определенное особое преимущество молодому Брайанту. Хорошей новостью было то, что у него была абсолютно идеальная видимость из своего купола — он мог даже открыть его и прицелиться на открытом воздухе, если бы захотел. Плохая новость заключалась в том, что «Синклер Питмин» обычно работал на высоте до 11 000 футов, что намного выше, чем первоначальная «Дачис оф Делтак». На этой высоте средняя температура воздуха составляла всего около двадцати градусов… что могло быть намного холоднее при встречном ветре со скоростью шестьдесят миль в час. За пределами кабины дирижабля, которая нагревалась выхлопными газами его двойных «Прейджиров», было холоднее, чем улыбка Шан-вей… А Брайант был уроженцем Старого Чариса, даже никогда не видевшим снега до поступления на службу в ВВС. Он, как правило, одевался как оленевод из Рэйвенсленда, прежде чем начать подниматься по служебной лестнице.

С точки зрения точности его полуденные координаты всегда определялись хорошо, но ни один штурман не хотел полагаться исключительно на фиксацию местоположения один раз в день, и это было особенно верно для воздушного корабля. «Синклер Питмин» преодолевал за день гораздо большие расстояния, чем любой галеон или пароход, и еще более он был восприимчив к встречному или попутному ветру, что означало, что даже небольшая ошибка в оценке курса или скорости может привести к серьезным расхождениям в местоположении. Таким образом, любой штурман воздушного корабля хотел использовать все ориентиры, которые он мог найти по пути, для проверки местоположения, а также для корректировки дрейфа.

В длительных полетах над водой было не так много ориентиров, что делало их такими сложными, но с высоты «Синклера Питмина» экипаж теоретически мог видеть на расстоянии более ста миль. Разглядеть детали на таком расстоянии было невозможно даже с самой лучшей двойной трубой, но острова, по крайней мере, можно было увидеть и ориентироваться по ним, а одной из необходимых квалификаций для любого штурмана воздушного корабля была способность делать точные зарисовки. Брайант усердно заполнял свой бортовой журнал одним наброском за другим во время долгого полета над заливом Долар от конечной станции дирижабля на военно-морской базе в гавани Сент-Хааралд.

Кругейр был уверен, что по меньшей мере дюжина шкиперов торговых судов, должно быть, обмочились, когда посмотрели вверх и увидели над собой воздушный корабль, уверенно летящий на запад. На самом деле, если бы кто-нибудь спросил, он был бы вынужден признать, что на самом деле время от времени слегка менял курс, чтобы убедиться, что они прошли над их головами. В конце концов, — сказал он себе добродетельно, — одной из основных задач военно-воздушных сил в военное время будет разведка вражеских судов. Имело смысл практиковать это уже сейчас, не так ли?

Они пролетели над островом Тэлизмен, не сбавляя скорости, хотя в случае необходимости им было разрешено остановиться там. Тем не менее, с топливом у «Синклера Питмина» все было в порядке, и у них оставалось немало подъемной силы в запасе. Кроме того, Тэлизмен был не таким уж большим, условия ветра могли быть сложными, а предотвращение рисков, которых можно было избежать, занимало первое место в списке дел Аликзэндира Кругейра.

Кругейр очень верил в свой корабль и в команду своего корабля, но нельзя было отрицать, что воздушные корабли были хрупкими и… ненадежными. Он вспомнил любимую поговорку своего отца: — Есть старые моряки, и есть смелые моряки, но нет старых смелых моряков. — Если это было верно для тех, кто плавал по морям мира, то это было еще более верно для тех, кто плавал по небу Сейфхолда, и у Кругейра были все намерения стать намного, намного старше.

— Полагаю, нам следует разбудить лейтенанта Палмейра, — заметил он сейчас и снял колпачок с одной из голосовых трубок. Он дунул в нее, чтобы раздался свисток на дальнем конце, затем подождал.

— Палмейр, — снова донесся рычащий голос с тем глухим голосом, который всегда передавали трубы.

— Жинко в поле зрения, Кинит, — ответил Кругейр. — Похоже, мы бы заметили его раньше, если бы не небольшая дымка над землей. Я бы оценил около семидесяти миль, так что мы должны быть над ними примерно через два-два с половиной часа, учитывая текущий встречный ветер.

— Мы действительно нашли это? — спросил лейтенант Палмейр, офицер-инженер «Синклера Питмина», и Кругейр оглянулся через плечо, чтобы ухмыльнуться Брайанту.

— Хочу, чтобы вы знали, что Мартин на мостике, и он это слышал, — строго сказал он в голосовую трубку.

— Упс, — сказал Палмейр с поразительным спокойствием. — Я передам сообщение боцману, — продолжил он более четким тоном. — Просто надеюсь, что наземная команда готова принять нас. Мне бы не хотелось проделать весь этот путь, а потом взорваться на последнем заходе на посадку.

— О, спасибо тебе за этот солнечный луч надежды!

— Для чего я здесь, шкипер.

Стар-Райзинг и Ляйэн добрались до посадочной площадки за пределами Жинко с запасом времени. Они присоединились к другим зрителям, которые почтительно расступились, чтобы дать им место, вытягивая шеи, чтобы посмотреть на парящее чудо, неуклонно плывущее к ним по небу. Стар-Райзинг внимательно слушал, но шепот, который он слышал, был полон благоговения и восхищения, а не тревоги, и епископ бросил на него слегка торжествующий взгляд.

— Ну, если бы я сказал им, что это не демоническое существо, они бы мне не поверили, — тихо сказал он. — В конце концов, я всего лишь мирянин.

— Но очень благоразумный мирянин, сын мой, — успокаивающе сказал ему Ляйэн.

— Ценю ваше утешение, милорд, — сухо сказал Стар-Райзинг молодому человеку.

— Всегда пожалуйста, милорд, — ответил Ляйэн, подмигнув.

Они оба замолчали, когда дирижабль приблизился к земле. Он слегка накренился, когда повернул свой тупо закругленный нос по ветру, и Стар-Райзинг увидел… «поверхности управления» на крестообразном хвосте, работающие как руль корабля, но в нескольких измерениях. Наблюдать за этим было увлекательно, а затем он медленно проплыл над головой, отбрасывая огромную тень на посадочную площадку и восторженно наблюдающую аудиторию, и швартовые тросы упали из кабины, подвешенной под дымчато-серым газовым баллоном.

Ожидающие чарисийцы в форме — форма военно-воздушных сил была того же цвета, что и форма имперского чарисийского флота, но с покроем, как у имперской чарисийской армии, — набросились на тросы, когда они с глухим стуком упали на землю. Харчонгцы, которых они обучили помогать, бросились к ним, и свободные концы полудюжины веревок были пропущены через швартовые столбы, которые были вбиты глубоко в землю.

Подъемная сила дирижабля и давление ветра вытягивали кнехты, но они держались крепко, не давая ему улететь, в то время как оставшиеся тросы от носовой части и хвоста были переданы паровым лебедкам, установленным на тележках, которые были доставлены морем. Один из наземного экипажа, стоявший далеко перед дирижаблем, где экипаж мог смотреть вниз и видеть его через изогнутое ветровое стекло, помахал флажками семафора, и винты дирижабля остановились. Затем они услышали стремительный звук выпускаемого водорода, когда дирижабль медленно уменьшал свою плавучесть, в то время как лебедки выбирали слабину.

— Это невероятно, — тихо сказал Стар-Райзинг, и епископ кивнул. На этот раз даже он казался смущенным.

— Это действительно так, — сказал он. — И уверен, что эти люди на Юге будут настаивать на том, что мы играем с демонами. Но, знаете ли, милорд, мне действительно все равно, что они говорят. Что это, — он указал подбородком на дирижабль, неуклонно снижающийся к земле, — доказывает мне, так это то, что эти люди понятия не имеют, о чем говорят. Я всем сердцем желаю, чтобы восстания никогда не было и все эти люди никогда не умирали, но то, что из этого получилось, по крайней мере здесь, в Соединенных провинциях, не могло родиться иначе. Это просто… не могло.

— Не учитывая, как устроены мужские сердца, — печально сказал Стар-Райзинг. — Но, вы знаете, у моей жены были тяжелые беременности, все три раза. Я бы сделал все, что угодно, чтобы облегчить ей это. Но ни она, ни я ни за что не отказались бы от этих детей. И мы тоже не собираемся отказываться от этого ребенка, — взмах его здоровой руки охватил не только возбужденную толпу вокруг них, но и все Соединенные провинции. — Он снова посмотрел на епископа, его глаза были темными и решительными. — Ни за что. И ни с кем другим.

III

Тэнгвин Сингпу тяжело сглотнул, пытаясь вспомнить, был ли он когда-нибудь так напуган.

Конечно, он должен был быть таким, не так ли? Например, был случай в Тарике, когда чарисийский снаряд разорвался так близко, что у него целую пятидневку звенело в голове. Или в первый раз, когда он вступил в бой, услышал свистящий звук винтовочных пуль, просвистевших мимо, глухой удар, когда они нашли цель, а затем крики, кровь, корчащиеся от боли люди, которых он знал и тренировался с ними бесконечные месяцы. Это было плохо.

Но эти страхи стали старыми друзьями. Они не исчезли только потому, что человек выжил. На самом деле, в некотором смысле они стали еще хуже. Но это были… известные количества. Они не подкрадывались к человеку сзади, не заставали его врасплох, когда он не смотрел. Уже нет. Но это..!

Он оглядел переполненную церковь. Это был не собор, но она была больше, чем любая церковь, которую он когда-либо посещал в Томасе до джихада. Ее витражи были намного красивее и величественнее, чем те грязные окна, с которыми он вырос, как и мозаики Лэнгхорна и Бедар. Дома лучшее, что удалось местному художнику, было почти карикатурным по сравнению с этим. Теперь у него действительно было ощущение, что архангелы смотрят на него сверху вниз, но они казались менее осуждающими и более приветливыми, чем когда-либо в горах его родины. Может быть, это было потому, что он знал, что священник, чья это церковь, не встанет на сторону местного барона, когда тот решит утащить какую-нибудь крестьянскую служанку для своего удовольствия.

Его взгляд переместился на молодого человека, стоящего слева от него, когда эта мысль пронеслась у него в голове. Тэнгвин Сингпу никогда не простил бы того, что мужчины сделали с его дочерью, но Бог дал ей мужа, которому было все равно, что ее передавали от мужчины к мужчине, чтобы использовать и издеваться над ней ради их удовольствия. Который любил свою незаконнорожденную дочь так же сильно, как любил сына, которого она ему родила. Так что, возможно, отец Ингшвэн и Яншвин были правы. Может быть, то, что было у Бога на уме, имело большее значение, чем то, что Мать-Церковь позволила случиться.

Он посмотрел направо.

Чжоухэн Хусэн выглядел таким же нервным — и таким же неуместным в своей сшитой на заказ тунике, — как и чувствовал себя Сингпу. По крайней мере, Яншвин поддержала его, когда тот уперся и настоял на том, что родился крестьянином и будет одеваться как крестьянин. Возможно, зажиточный, преуспевающий крестьянин, но все же крестьянин, без искусно скроенной туники или причудливой шляпы дворянина или даже сквайра, такого как Миян Джингдо. Не то, чтобы ему удалось полностью противостоять этому. Его «крестьянская» туника была сшита из более тонкой ткани, чем у него когда-либо была, и вышивка на ней была невероятной. Он никогда не представлял себе ничего подобного! Это было слишком великолепно для таких, как он, и на его создание у Яншвин, мадам Джингдо и по меньшей мере полудюжины других женщин Жутияна ушло несколько часов работы.

Конечно, он спорил с этим. У них были дела поважнее, на которые можно было тратить свое время, чем пытаться приукрасить такого потрепанного старого крестьянина, как он, и он сказал им именно это. Но он также отступил, потерпев позорное поражение из-за вызванного им возмущения. Они настояли на своем и ясно дали понять, что не потерпят никакого неповиновения с его стороны. И когда он прокомментировал это Яншвин, озадаченно качая головой, она только покачала головой и улыбнулась ему сквозь блеск непролитых слез.

— Нет, — сказала она. — Не думаю, что ты понимаешь, почему это так важно для них, не так ли? — Она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в обветренную щеку, затем прислонилась щекой к его груди. — Знаешь, я тебя очень люблю, — сказала она, и после этого вся эта вышивка и вся эта суета его совсем не беспокоили.

Но теперь..!

— Перестань ерзать, Тэнгвин! — прошипел Хусэн ему на ухо. — Ты выглядишь так, как будто у тебя в штанах муравьи!

— Я не ерзаю! — прошипел он в ответ.

— Еще как!

— Нет!

— Да!

— Я..!

— Вы оба заткнитесь, — строго сказал отец Ингшвэн. Они быстро посмотрели на него, как провинившиеся маленькие мальчики, и он покачал головой. — Бывают времена, когда я предпочел бы пасти ящерокошек, чем вас двоих, — продолжил он тихим голосом, который никто не мог расслышать из-за фонового шума разговоров, наполнявших Сент-Сэнчжанг. — Если бы я не знал, как это разозлит Яншвин, я бы вышвырнул вас обоих из моей церкви, и вы бы не вернулись в нее без по крайней мере пятидневного покаяния!

— Он начал это, — пробормотал Сингпу.

— Ни… одного… слова… больше, — прорычал отец Ингшвэн, но его губы дрогнули на грани улыбки.

Сингпу кивнул и вместо этого начал теребить манжеты своей туники. Он не знал, почему так долго, но, казалось, так всегда получалось. Когда он женился на Шучинг много лет назад — Боже, неужели им обоим действительно было всего по шестнадцать? — Тогда она тоже опоздала. Был ли это какой-то заговор? Традиция, в которую никто не посвящает мужчин? В крошечной, убогой часовне, в которой они с Шучинг обменялись клятвами без участия духовенства, в тот день было холодно и ветрено. Он вспомнил, как пылали ее холодные щеки, как она куталась от холода, как она улыбалась, когда они вдвоем обещали архангелу Бедар, что будут любить и лелеять друг друга.

И так оно и было, пока могущественное воинство не забрало его у нее. Пока она не умерла, а он был за полконтинента отсюда. Вспомнившееся горе, гнев, ненависть к себе снова на мгновение подступили к его горлу, но затем он услышал другой голос.

— Оставь это, Тэнгвин, — мягко сказала Яншвин в глубине его сознания, и теперь раздался другой голос. Шучинг, — понял он, — шепчет его имя. Это был первый раз, когда он услышал ее голос за последние пять лет. Он часто слышал это — в своем уме, в своем сердце — после того, как могущественное воинство забрало его. Но не с тех пор, как он узнал о ее смерти. Не с тех пор, как его не было рядом, когда она больше всего в нем нуждалась. Тогда она оставила его, и его глаза загорелись, когда он услышал ее сейчас. Слышал, как она рассказывала ему именно то, что было у Яншвин… и тоже слышал любовь в ее голосе.

Мне жаль, что меня там не было, — сказал он ей. — Я бы так и сделал, если бы мог. Действительно, я бы так и сделал!

Я знаю это, — сказал ему тот любящий призрак. — Тогда я это поняла. Как я могла этого не сделать? И ты пришел за Пойин. Ты пришел за ней, Тэнгвин.

Но этого было недостаточно.

Да, так оно и было. А теперь тебе пора меня отпустить.

Нет, никогда!

Не так, — на этот раз голос почти смеялся. — Я не говорила, забудь меня, Тэнгвин. Но отпусти меня, чтобы ты мог идти дальше. Разве ты не знаешь, что это то, чего я всегда хотела для тебя?

Он моргнул от внезапно нахлынувших слез, и она исчезла. Была ли она там когда-нибудь на самом деле? Или все это было плодом его воображения? Просто способ для него солгать самому себе, позволить себе сорваться с крючка?

Нет. Возможно, на самом деле она не приходила к нему еще раз, но то, что он услышал, было тем, что она сказала бы, если бы это было так. Теперь он это знал. Он знал, что это было то, чего она хотела бы для него, точно так же, как она хотела бы Бейсана для своей дочери.

Слабый отголосок любящего смеха промелькнул в его сознании, и он улыбнулся, несмотря на слезы.

А затем орган ожил, голос хора повысился, и он повернулся к задней части церкви, когда двери открылись и Яншвин Джингдо вошла в них под руку со своим шурином. Расцвет ее юности миновал, как и у него. Жизнь оставила на ней свои следы, первые седые пряди коснулись ее волос, а ее лицо никогда не вдохновило бы перо поэта, даже когда она была молодой женщиной. Но она двигалась с царственной грацией, ее маленькая головка была гордо поднята. Едва заметные морщинки вокруг ее глаз говорили о характере и мудрости, смехе и слезах, и эти глаза — эти прекрасные глаза — были только для него, когда она скользила к нему по центральному нефу. В ее волосах были цветы, в руках — букет, на ней было белое платье цвета горного шиповника, расшитое горными лилиями еще великолепнее, чем его собственная туника, и она была самым изысканным созданием, которое он когда-либо видел.

Его сердце подскочило к горлу, и он понял, что она не может быть для него. Конечно, она не могла! Он был крестьянином, пастухом, грубым и незаконченным. И она… она…

Свадебная процессия подошла к нему, и Миян снял свою руку с ее предплечья и положил ее на руку Сингпу.

— Позаботься о ней, — тихо сказал он под музыку и голоса. — Мой брат был прекрасным человеком. Я никогда не думал, что увижу, как она найдет другого такого же прекрасного, Тэнгвин.

Он легонько коснулся плеча Сингпу, затем отступил назад и встал рядом со своей женой. Ручун уже вытирала счастливые слезы, и она улыбнулась Сингпу, кивнув в знак согласия со своим мужем.

Затем Яншвин оказалась рядом с ним, и они оба повернулись, стоя бок о бок, лицом к лицу с отцом Ингшвэном. Она была такой крошечной, размером в половину Шучинг, если это возможно, и часть его хотела заключить ее в свои объятия и обернуться вокруг нее, как крепость. Но другая часть его чувствовала ее силу, ту силу, которая потянулась к нему и сказала ему, что в мире достаточно любви и для них тоже. Что им не нужно ни забывать, что они оба любили других до того, как встретились, ни сомневаться в своей любви друг к другу сейчас.

Хор дошел до конца своего гимна. Орган замолчал, и в церкви Сент-Сэнчжанг внезапно стало тихо и очень, очень тихо.

— Дети мои, — сказал отец Ингшвэн в этой тишине, — Тэнгвин и Яншвин предстали перед вами, чтобы посвятить свои жизни друг другу. Мы живем в опасные и пугающие времена, и все мы знаем, насколько своей безопасностью мы в Долине обязаны командиру Сингпу. Точно так же, как мы знаем, как неустанно Яншвин трудилась и как ученый, и как целитель, бесконечные мили, которые она преодолела, чтобы раздавать еду и лекарства там, где они были больше всего нужны. И поэтому радость, которую они нашли друг в друге, — это и наша радость. Яншвин родилась здесь, в Долине; Тэнгвин пришел к нам издалека, в час нашей величайшей нужды. Теперь они оба наши, так что давайте присоединимся к ним и порадуемся, когда они сделают друг друга своими.

Он поднял руку в благословении, подписав скипетр Лэнгхорна. И затем он начал по памяти, даже не взглянув на молитвенник, который послушник держал рядом с ним.

— И теперь, дорогие возлюбленные, — сказал он притихшей церкви Сент-Сэнчжанг, — мы собрались здесь вместе перед Богом и архангелами, и перед лицом этой компании, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину в святом браке; это почетное положение, установленное Богом и архангелами, означающие для нас мистический союз, который существует между Богом и Его Церковью; который является священным состоянием, украшенным и расцвеченным присутствием архангела Лэнгхорна в свое время здесь, на Сейфхолде, и архангел Бедар считает его почетным среди всех людей: и поэтому никто не должен входить в него необдуманно или легкомысленно; но благоговейно, осторожно, обдуманно, трезво и в страхе Божьем. В это святое поместье эти два присутствующих человека приходят сейчас, чтобы соединиться. Если кто-нибудь может привести справедливую причину, по которой они не могут быть законно соединены вместе, пусть он сейчас скажет, или же впредь навсегда замолчит.