Сквозь испытания огнём

I

— Это официально делает меня дядей? — спросил Нарман Бейц, откидываясь на спинку виртуального стула и держа в руках такой же виртуальный бокал вина. — Когда я задумываюсь об этом, может ли кто-то умерший быть дядей? Я имею в виду, официально.

— Если делу потребовался бы кто-то, кто раздражает, то это ты, — ответила Нимуэ Гарвей, не оглядываясь через плечо.

Она и ее муж стояли в запечатанном помещении в самом сердце пещеры Нимуэ. Корин Гарвей был в бахилах, халате и хирургической маске, хотя все предметы были не очень похожи на снаряжение докосмических хирургов, которое носили на Старой Земле. Нимуэ не нуждалась в маске, так как она не планировала дышать. Если уж на то пошло, ей на самом деле не нужен был надетый на нее халат, поскольку все ее тело было подвергнуто такой стерилизации, которую органическая плоть плохо переносила.

— Не думаю, что «раздражающий» — это правильное слово, — сказал Нарман оскорбленным тоном. — Я думаю о себе как о… интеллектуально сложном человеке.

— В самом деле? Я думаю о тебе больше как об интеллектуально отсталом человеке, — парировала Нимуэ, все еще наблюдая за показаниями приборов. Большой аппарат с гладкими стенками перед ней был около шести футов в длину, четырех футов в ширину и четырех футов в высоту, не считая его куполообразной, очевидно, съемной крышки. Не было никаких видимых электрических каналов, никаких трубок или трубопроводов, никаких питательных трубок, которые кто-либо мог бы увидеть. Были только вертикальные стороны бронзового цвета, как у многих артефактов Федерации, возвышающиеся над полированным каменным полом, и простая панель с индикаторами на крышке.

Они показывали информацию о температуре, ритме сердцебиения и полудюжине других важных компонентов данных, но в данный момент самым важным были цифровые часы, отсчитывающие время в центре комбинации приборов.

На самом деле ей не нужно было следить за этими показаниями глазами, так как она была привязана непосредственно к Сове, поскольку ИИ наблюдал за событиями, но это была одна из тех психологически успокаивающих вещей, которых время от времени жаждал тот, кто жил внутри искусственного тела. Особенно в такие моменты, как этот, — подумала она, протягивая руку, чтобы взять затянутую в перчатку руку мужа в свою.

Все еще были времена, когда эта мысль — ее муж — застигала ее врасплох. Это была возможность, о которой Нимуэ Элбан избегала даже думать все свои прошедшие двадцать семь лет, Она вспомнила, как с такой горечью осознала, что брак ее родителей рухнул из-за того, что ее мать забеременела ею вопреки желанию отца. Дело было не в том, что ее отец не любил ее — слишком сильно, иногда думала она — после ее рождения; дело было в том, что она вообще родилась в мире, который, как он знал, был обречен еще до того, как большая часть остальной человеческой расы начала это понимать. Она тоже любила свою мать, но сама мысль о повторении ошибки Элизабет Людвигсен Элбан была для нее предметом ночных кошмаров. Она не осознавала — или, возможно, не позволяла себе осознавать, — насколько ее отказ даже думать о каком-либо серьезном романтическом интересе был обязан этим кошмарам. Даже когда она так отчаянно пыталась убедить Корина, что он совершил ужасную ошибку, она этого не понимала. Она также не понимала, насколько Ниниэн была права насчет причины, по которой она превратила свою неспособность забеременеть в непреодолимое препятствие для брака в своем собственном сознании.

Брак, способность признать, что она любит мужчину, и сама мысль о детях были концепциями, от которых она бежала всю свою жизнь, и ее подсознание превратило их во взаимоукрепляющие аргументы против совершения двух вещей, которые пугали ее больше, чем мысль о ее неизбежной смерти когда-либо пугала Нимуэ Элбан.

Интересно, Мерлин тоже все это продумал? — думала она сейчас. У Ниниэн уже были Стифини и Сибастиэн до того, как он сделал ей предложение, так была ли возможность завести ребенка даже на его мысленном радаре? И остановило бы это его на мгновение, если бы это было так? Как только он понял, что чувствует к ней? — Она мысленно покачала головой. — Вероятно, нет. Забавно, что два человека начинали с одного и того же человека, но во многих отношениях он намного храбрее меня. По крайней мере, там, где речь идет о личных отношениях. Интересно, не потому ли это, что к тому времени, когда я появилась, он уже установил большинство этих отношений, и мне не нужно было этого делать. Я как бы просто… влилась во многие из них, почти как продолжение его. Или как «младшая сестра», как он меня называет. И думаю, что это то, кем я являюсь. Но Корин не был частью внутреннего круга, когда я «родилась», так что на самом деле у меня не было такого заранее продуманного места, куда его можно было определить. И этот подлый ублюдок беспардонно подкрался ко мне!

Она нежно сжала руку Корина, и он посмотрел на нее сверху вниз. Это было что-то еще, к чему нужно было привыкнуть, и не только с Корином. Ее муж был высок для жителя Сейфхолда, но он был на четыре дюйма ниже, чем была Нимуэ Элбан… и все же на семь дюймов выше, чем была Нимуэ Гарвей. Ей пришлось привыкать к тому, что ее окружают высокие гиганты, и это оказалось труднее, чем она ожидала.

И намного сложнее, чем предполагал мой легкомысленно самоуверенный «старший брат»!

Она фыркнула при этой мысли, и Корин приподнял бровь, глядя на нее.

— Что-то забавное? — спросил он. — Кроме Нармана, конечно, — добавил он, мотнув головой в сторону угла, занятого изображением Нармана. Или, скорее, в направлении угла, на который Сова наложил обычную голограмму Нармана, используя широкополосный приемник Нимуэ и нейронные импланты Корина.

— Мне нравится это замечание! — раздался у них в затылках голос Нармана, и Нимуэ усмехнулась.

— Просто думаю о том, чего мне стоило попасть сюда, — сказала она, и ее улыбка сменилась более серьезным выражением, когда она покачала головой. — Не только здесь, — добавила она, указывая на безупречно чистую комнату вокруг них. — Я имею в виду «в существование» здесь. Я думаю, что термин «маловероятно» на самом деле довольно хорошо описывает это.

— Я простой человек, выросший в теократическом обществе, которое предрасполагает своих членов ожидать божественного вмешательства, — ответил Корин, обнимая ее и притягивая к себе, пока цифровой таймер отсчитывал время. — Как у такового, у меня нет с этим никаких проблем. — Он сжал крепче. — Я сказал, что это было чудо, и так оно и было. И примерно через, — он проверил таймер, — двадцать восемь секунд у нас будет еще пара чудес, чтобы составить вам компанию. И не только в этом мире. — Он прижался щекой к ее макушке. — Думаю, мне тоже придется построить пару новых комнат в моем сердце.

— Думаю, оно уже достаточно большое, — тихо сказала она, обнимая его в ответ. — Имей в виду, я не возражаю, если ты также выделишь каждому из них отдельную комнату.

— Это хорошая вещь в сердцах, — сказал он ей. — Расширение — это не проблема. Вроде как чья-то чужая виртуальная реальность, только лучше.

Нарман издал громкий сдавленный звук, и Ниниэн улыбнулась.

— Нас не проведешь, Нарман! — громко сказала она. — Ты такой же мягкий и липкий внутри, как старомодный зефир, и мы все это знаем.

— Нет! — возразил он оскорбленным тоном.

— Ты тоже! — выпалила она в ответ.

— Я…

— Простите за вторжение, — прервал его тенорок Совы, — но я полагаю, что момент близок. Ты готова?

Нимуэ приподняла бровь, глядя на мужа, и снова усмехнулась, когда его ноздри раздулись, и он кивнул.

— Судя по несколько остекленевшим глазам мужской родительской группы, я бы сказала, что мы готовы… но нервничаем, — сварливо сказала она.

— Скажи мне, что ты не испытываешь садистского ликования по поводу способности ПИКА игнорировать физические сигналы, когда она этого захочет, — пробормотал Корин и рассмеялся. Затем он посмотрел на центральную видеоголовку в центре высокого потолка камеры.

— Серьезно, Сова, мы готовы, — сказала она.

— В таком случае, давайте продолжим, — мягко ответил ИИ, когда таймер опустился до нуля, и раздался тихий, свистящий звук разрыва герметичного уплотнения, когда куполообразная крышка плавно поднялась вверх в невидимой хватке тянущего луча.

Нимуэ услышала, как Корин глубоко вздохнул рядом с ней, увидела, как он расправил плечи, а затем они шагнули вперед.

— Условия оптимальные, — сообщил им Сова. — Оба ребенка находятся в отличном состоянии здоровья. Вы бы предпочли начать с Лизбит Саманты или Дэффида Райсела?

— Я оставила это на усмотрение Корина, — сказала Нимуэ, тепло улыбаясь Корину.

— Дамы всегда на первом месте, — ответил Корин, улыбаясь ей в ответ, и другая внутренняя крышка поднялась на петлях, открывая толстый, волокнистый на вид коврик.

— Очень хорошо, — сказал Сова, и Нимуэ поняла, что она только что сделала один из тех глубоких вдохов, в которых больше не нуждалась.

Она взяла скальпель с подноса со стерильными инструментами, стоявшего у ее локтя. Она мгновение смотрела на него, вертя в своих тонких, сильных, стерилизованных пальцах. Затем она передала его Корину.

— Ты уверена, милая? — спросил он, беря его в правую руку.

— Уверена, — ответила она, моргая синтетическими глазами, которые продолжали слезиться, и он на мгновение посмотрел на нее сверху вниз. Затем он нежно коснулся ее щеки свободной рукой, прежде чем та же самая рука поймала ее правое запястье.

Он подошел ближе к открытой крышке, все еще держа ее запястье в левой руке. Затем он положил ее руку на свое правое запястье.

— Не делай это в одиночку, любимая, — сказал он ей. — Ничего из этого. Итак, что скажешь, если мы начнем так, как собираемся действовать дальше — вместе?

— Это… — Она прочистила горло. — Это подходит мне.

— Хорошо.

Корин протянул руку, их руки соприкоснулись, и лезвие скальпеля, острое, как собственная катана Нимуэ, коснулось этой волокнистой поверхности. Он медленно, медленно провел им по линии, которую проецировал Сова, аккуратно разрезая коврик, обнажая амниотическую жидкость под ним. Плацента свернулась клубком с нижней стороны коврика к амниотическому мешку, плавающему в этой жидкости, и у него перехватило дыхание, когда он впервые увидел свою новорожденную, пока нерожденную дочь собственными глазами.

До этого были видео изнутри и аудио, когда он вместе с медленно взрослеющими младенцами слушал звук человеческого сердцебиения, дыхания человеческих легких. Их мать не могла издавать эти звуки для них, но были часы, когда ее голос читал им, разговаривал с ними, пел колыбельные. Его глаза смягчились, когда он слушал ее, слышал приветствие и страстное желание, еще большее, потому что она никогда не позволяла себе признаться, как сильно она жаждала этого момента. Он попросил ее выйти за него замуж, зная, что это никогда не придет к ней, и это вообще не имело для него значения. И он не любил бы ее ни на йоту меньше, если бы это было не так. Он был бы доволен, и он знал это. Но теперь у них тоже был этот волшебный момент, и, несмотря на правду, которую он теперь знал, в его голове всплыл отрывок из Книги Бедар. — Двое будут как одно целое, и они будут зачинать и рожать детей вместе, но создание ребенка — это только начало. Создание жизни — их истинная задача, их торжественная радость и их величайший дар. Помните об этом всегда, вы оба, потому что воспитание этого ребенка в ваших руках. Будьте уверены, что вы не подведете своего подопечного.

Он чувствовал, что перед ними простирается эта задача, это путешествие. Знал, что он так же стремился начать это, как и боялся, что может оказаться неадекватным этому. Но она была сильной, такой сильной, женщина, которую он любил. Она никогда не колебалась ни перед каким заданием. Она не потерпит неудачу в этом деле, не позволит ему потерпеть неудачу. Он знал это каждой клеточкой своего существа. И все же теперь пришло время ему представить ей ее детей, и он понял, что в некотором смысле он был менее напуган, столкнувшись с морскими пехотинцами Кэйлеба Армака в горах Корисанды, чем сейчас.

Он посмотрел на Нимуэ, и она кивнула. Она выхватила скальпель из его пальцев и осторожно толкнула его руку.

— Продолжай, — сказала она. — Папы всегда балуют своих дочерей. Ты мог бы начать прямо сейчас. Потому что примерно через пять минут я начну баловать Дэффида Райсела.

— Договорились, — тихо сказал он и опустил руки в перчатках в густую теплую жидкость, баюкая это крошечное, бесконечно драгоценное тело.

Он осторожно, нежно поднял ее из единственного мира, который она когда-либо знала, и она зашевелилась, как сонный котенок, внутри блестящей оболочки мешка. Он повернулся к Нимуэ, и она с бесконечной осторожностью разрезала мембрану.

В родильной палате было тепло, но все же прохладнее, чем было у Лизбит Саманты в ее водянистом мире, и она недовольно скривилась, ее крошечное личико исказилось в свирепой гримасе. Нимуэ быстро вытерла ее, затем завернула в стерильное самонагревающееся одеяло. Его элегантная ткань сохраняла бы идеальное тепло тела для ребенка, и Нимуэ подняла ее, прижав к плечу, одной рукой массируя ей спину.

Лизбит Саманта родилась без родовых схваток, которые помогли бы очистить ее легкие при нормальных родах, но Сова следил за гормональным балансом плаценты, поощряя реабсорбцию из них околоплодных вод, чтобы очистить их к данному моменту. Действительно, это было то, до чего отсчитывал таймер. Эти легкие месяцами практиковали дыхательные движения, готовя их к этому моменту, но они никогда по-настоящему не дышали до этого момента, и теперь в течение нескольких секунд ничего не происходило, несмотря на стимулирующее движение. Но затем глаза Нимуэ поднялись на Корина, блестящие от слез, когда они оба услышали этот первый, неглубокий, бесценный вздох. Когда эти крошечные легкие вдохнули свой самый первый глоток кислорода.

Сначала ее дыхание было прерывистым. Очевидно, ей было трудно, но ее дыхание набрало силу, выровнялось в правильном ритме, и Нимуэ прижалась щекой к этой крошечной фигурке, укрытой одеялом, когда посмотрела в глаза Корина. Они подождали еще три минуты, пока пуповина не перестала пульсировать, затем развернули маленькую девочку достаточно далеко, чтобы зажать и перерезать пуповину. Затем Нимуэ снова подняла ее, тепло и нежно укутав, прежде чем повернуться к Корину.

— Познакомься с нашей дочерью, — прошептала она, и слезы потекли по его покрытому шрамами лицу, когда он сам взял хрупкую ношу и прижал ее к своей груди. Нимуэ обняла его — или обняла так близко, как только могла дотянуться, — и прижалась щекой к его плечу, когда они оба улыбнулись этим плотно закрытым глазам, этому розовому рту.

Так они простояли несколько секунд, а потом Нимуэ пошевелилась.

— Позволь мне положить ее в люльку, — сказала она. — Дамы могут прийти первыми, но мы также никогда не должны заставлять джентльмена ждать.

— Рискую показаться немного неоригинальным, — сказал Кэйлеб Армак по комму несколько часов спустя, — но, Боже, они прекрасны!

— Для миниатюрных лобстеров с косоглазыми глазами, конечно! — вставил Нарман и рассмеялся, когда Корин сделал грубый жест рукой в направлении его персонального компьютера. — На этой стадии они все косоглазые, миниатюрные омары, Корин! Даже мои собственные прекрасные дочери были такими. И, поверьте мне, — его голос смягчился, — они прекрасны.

— Не верю, что ты когда-либо упоминал эту конкретную метафору при Марии или Филейз, дорогой, — сказала Оливия Бейц из апартаментов вдовствующей княгини в Мэнчирском дворце. — Уверена, что, вероятно, это просто оплошность, учитывая, как они были бы рады это услышать.

— Правда есть правда, — ответил ее покойный муж. — Кроме того, к настоящему времени Мария сама во всем разобралась. И она также поняла, что это не мешает им быть красивыми.

— Ты прав, так и есть. — Нимуэ улыбнулась, опустившись к двойной колыбельке между креслами ее и Корина. — Не знаю, как вас всех отблагодарить. Особенно тебя, Ниниэн, за то, что подумала об этом — и ударила меня по голове достаточно большой палкой-подсказкой. И тебя, Илейн.

— Всегда пожалуйста, — с улыбкой сказала ей Илейн Клэрик.

Ниниэн была права: каждая женщина детородного возраста из внутреннего круга добровольно согласилась стать донором яйцеклеток. Но Нимуэ и Корин в конце концов приняли предложение Илейн. Ее золотистые волосы и зеленые глаза не идеально сочетались с рыжими волосами и сапфировыми глазами Нимуэ, но в них было больше «северных генов», чем у Шарлиэн или Айрис. Что ж, каштановые волосы Айрис, вероятно, подошли бы достаточно близко, но характерный подбородок Дейкинов имел тенденцию к естественному проявлению, и они решили не рисковать каким-либо «семейным сходством», несмотря на то, что она и Корин были двоюродными братьями.

Они также бесстыдно воспользовались тем фактом, что Нимуэ была сейджином. Она настояла на том, что должна вернуться в скрытый, мистический дом сейджинов, поскольку приближалось время рождения ее детей. Никто не хотел спорить с сейджином, и никто не осмеливался задавать какие-либо вопросы — по крайней мере, открыто, — когда генерал Гарвей и его жена тихо исчезли примерно за месяц до ее срока. Никто не видел, как они садились на корабль, чтобы покинуть Корисанду, но, опять же, было хорошо известно, что никто не видел, как сейджин Нимуэ прибыла на борту корабля в Корисанде.

Как заметил в то время Мерлин, — иногда хорошо быть сейджином.

Это аккуратно избавило от необходимости в каких-либо акушерах, акушерках, официальных записях о рождении или любых других препятствиях, которые могли бы быть неудобными в данных обстоятельствах. И это также позволило бы Нимуэ и Корину провести несколько блаженных пятидневок в уединении, чтобы успокоиться со своими отпрысками, прежде чем они вернутся в Мэнчир так же таинственно, как и ушли.

— Вы двое планируете провести еще две полных пятидневки, прежде чем отправиться домой? — теперь спросил Мерлин. Нимуэ подняла бровь, и его голограмма пожала плечами.

— Нет причин, по которым ты не должна этого делать! — заверил он ее. — Я просто вспоминаю, как… практичен Корин — в том, что касается стражи. И ты тоже, когда я задумываюсь об этом. Если уж на то пошло, Тиман, вероятно, был бы признателен за небольшое предупреждение, прежде чем вы появитесь на пороге дворца. Я планирую подсунуть ему под дверь «таинственную записку сейджина», чтобы предупредить его за пару дней. Уверен, он это оценит.

— О, уверен, — согласился Корин со смешком. Майор Тиман Мейирс был его заместителем в княжеской страже Корисанды. Теперь он посмотрел на Нимуэ и поднял бровь. Она оглянулась на мгновение, затем вздохнула.

— Ты прав насчет практических занятий, Мерлин, — сказала она немного мрачно. — И я знаю, что это засосет нас обоих, если только я не решу отказаться от сейджинства в пользу материнства, и не думаю, что мы можем себе это позволить. Не знаю, как вам с Кэйлебом это удалось, Шарли. Я имею в виду, я физически знаю, как ты это сделала; я просто не могу понять, как тебе удается выкроить семейное время из всего остального! Если честно, это, наверное, то, что беспокоит меня больше всего.

— Ты тоже справишься. — Шарлиэн ободряюще улыбнулась. — Это нелегко, и иногда тебе просто нужно топнуть ногой и сказать всем тем людям, которые хотят, чтобы ты во всем разобралась за них, что им придется иметь дело с тем, что ты проводишь некоторое время за лечением ребенка. — Она усмехнулась. — Удивительно, насколько понимающими могут быть ваши сотрудники, если вы просто бросите несколько случайных намеков о палачах.

— У меня нет никаких палачей, — заметила Нимуэ.

— Нет, и они тебе не нужны. У тебя есть своя катана, когда я смотрела в последний раз. А потом еще вся эта история с сейджином. Ты действительно думаешь, что кто-нибудь будет с тобой спорить?

— Вероятно, нет, — признала Нимуэ.

— Ну, вот ты и поняла, — Шарлиэн подняла нос, громко шмыгнув носом. — Есть некоторые люди, которых, как знает весь мир, лучше не злить. Любая мать попадает в эту категорию. Махните короной — или катаной — и люди в спешке уберутся с дороги.

— И, по крайней мере, твоя няня поймет, что происходит, — отметил Мерлин.

— И получит власть над всем дворцовым персоналом, — сказал другой голос. — Боже, я так жду этого с нетерпением! Дочь мельника из Тарики становится управляющей целым аристократическим заведением!

— Полегче, ящер-резак! — Кинт Клэрик рассмеялся. — Ты же не хочешь создавать слишком много волнения.

— Я вообще не собираюсь поднимать никаких волн, — твердо сказала Хейриет Трумин. — Мне не придется… пока они разумны и делают все по-моему.

Нимуэ рассмеялась, но в этом было больше, чем крупица правды.

Хейриет Трумин выросла в том же сиддармаркском городке, что и Илейн Адимс, хотя на самом деле они не знали друг друга… до «Меча Шулера». Они встретились только после того, как «Меч» убил всех остальных ближайших членов их семей, когда обе они оказались одни, если не считать младшую сестру Илейн. Потеря и горе, ужас и отчаяние, голод и холод, а также отчаянная потребность в ком-то, кому они могли бы доверять посреди такой подавляющей тьмы, объединили их — объединили их — когда они боролись за то, чтобы как-то выжить. Уловки, к которым их подтолкнули, оставили темные пятна в их душах, но, несмотря на все это, они утешали друг друга, плакали вместе, охраняли друг друга, защищали друг друга, и они цеплялись за связь, которая установилась между ними.

После джихада, когда Илейн встретила Кинта Клэрика и вышла за него замуж — и, совершенно случайно, стала герцогиней в процессе, — Хейриет нашла свои собственные апартаменты в их доме. Вместе с Илейн она начала исцеляться эмоционально и духовно… только для того, чтобы обнаружить, что у нее развился рак яичников. Сиддармаркские хирурги были удивительно опытны для культуры, существовавшей до электричества, но рак уже дал метастазы далеко за пределы того, что они могли бы вылечить.

Она знала, что умирает, и делала все возможное, чтобы смириться с этим, но это было тяжело после того, как она столько пережила. И в некотором смысле, это было еще тяжелее для Илейн. Но она не знала, что братья Сент-Жерно уже рассматривали возможность своего собственного выдвижения во внутренний круг. Прогноз Хейриет был озвучен всего за пять дней до того, как была подтверждена кандидатура Илейн, и круг с готовностью согласился рассмотреть кандидатуру Хейриет на членство, и даже на ускоренной основе. В худшем случае ее всегда можно было поместить в криосон до тех пор, пока так или иначе не разрешится конфронтация с Церковью. Им уже не раз приходилось это делать, и в расширенных медицинских палатах Совы тоже было достаточно места для нее. Но в этом не было необходимости. Ее непокорная личность пережила не только «Меч», джихад и чудесное излечение от рака, но и узнала правду об архангелах и Церкви Ожидания Господнего.

Как вскоре должен был обнаружить Мэнчирский дворец.

Когда Нимуэ и Корин вернутся в Мэнчир, их будет сопровождать сейджин Кристин Нилсин. Рассказы о сейджинах во время войны с падшими изобиловали сейджинами, которые были учителями или учеными, а также воинами. Некоторые из них были целителями, и именно таким стала Хейриет — Кристин. Несмотря на ее дерзкий характер, смех, который она использовала как окно в мир, она слишком много видела, слишком много потеряла. Она должна была вернуть долг, и ее собственное чудесное выживание, благодаря медицинской науке Федерации, подсказало ей, как она должна это сделать. Так что, да, она была бы самодержавной императрицей детской семьи Гарвей и, как таковая, покрывала бы любые мелкие… нарушения в версии материнства Нимуэ. Но она также прибудет на Мэнчир с полным нейронным оборудованием и прямой связью с Совой и его медицинской базой данных.

В данный момент она находилась в Чисхолме с герцогом и герцогиней Сирэйбор, хотя ее естественно светлые волосы навсегда станут черными, цвет лица станет на несколько оттенков темнее, и у нее появится небольшая, довольно привлекательная родинка высоко на одной скуле — все благодаря наннитам Совы — чтобы соответствовать ее новому имени когда она вошла в свой собственный образ сейджина. Сочетание темной кожи, волос, таких же темных, как у Шарлиэн или Ниниэн, и естественно ледяных голубых глаз «Кристин» было бы достаточно эзотеричным в Корисанде, чтобы подчеркнуть ее статус сейджина. И, надеюсь, относительно немногие люди, которые встречались с ней в Чисхолме, не смогли бы узнать ее, если бы им случилось позже встретиться с сейджином Кристин.

— Если это удобно, Кристин, — сказала теперь Нимуэ, — мы с Корином были бы очень признательны, когда ты попросила бы Мерлина отвезти тебя в пещеру на его разведывательном скиммере где-то на следующей пятидневке. Вероятно, с этого было бы неплохо начать… н не знаю, как это утрясется в наших новых отношениях. И мы с Совой все еще работаем над тем, как система ПИКА может достаточно хорошо перерабатывать питательные вещества, чтобы обеспечить убедительное молокоотделение. Вероятно, нам также могла бы пригодиться ваша проницательность в этом вопросе. — Она улыбнулась. — Сова — это замечательно, но есть определенные элементы всей этой физиологии, которые он интеллектуально понимает намного лучше, чем на собственном опыте.

— В свою защиту скажу, что я не приспособлен к тому, чтобы испытать их, — указал Сова на фоне приглушенного смеха. — И я мог бы также предположить, что, если бы вы не обладали сверхизбыточным количеством того качества, которое я сам назвал бы поддержанием цели, вы бы не настаивали на грудном вскармливании.

Кэйлеб рассмеялся, узнав строчку из своего собственного давнего отчета об эффективности мичмана, и Нимуэ сделала такой же грубый жест в сторону видеоголовки Совы.

— Если вы не можете видеть это по-другому, думайте об этом как о дополнительном прикрытии того факта, что у меня нет органического тела, — сказала она. — И я не понимаю, почему все думают, что я упрямлюсь из-за этого!

— Конечно, нет, — успокаивающе сказал Мерлин. — Ну, ты совсем не упрямая по сравнению с парой других женщин, которых я знаю. Которые, — поспешно добавил он, когда Ниниэн сердито посмотрела на него, — останутся безымянными!

— Хорошо, — сказала ему Ниниэн, затем посмотрела на Нимуэ. — Ты можешь быть такой упрямой, какой хочешь, Нимуэ! Поверь мне, если ты уступишь этим людям хоть дюйм, они пройдут милю.

— Чертовски верно, — твердо сказала Шарлиэн.

— Как я уже сказал, «безымянные», — вставил Мерлин с улыбкой.

— Я буду рада посетить пещеру, — сказала Кристин. — И Мерлину не нужно садиться за руль. Мы с Совой вполне способны самостоятельно доставить меня из Чисхолма в пещеру. Следующий четверг подойдет?

— Отлично, — с благодарностью сказала Нимуэ. — Я действительно хочу еще немного просто насладиться малышами — и Корином, конечно, — добавила она, сверкнув глазами, когда взглянула на него. — Но нам действительно нужно возвращаться. Происходит многое, и единственное, на что мы все можем рассчитывать, — это то, что нечто, чего мы никогда не предвидели, вот-вот укусит нас за задницу. Нам с Корином, вероятно, нужно быть дома, чтобы помочь справиться с тем, что бы это ни было, когда это произойдет.

II

— Мы опаздываем, — сказал Дариус Паркейр, щелчком закрывая свои часы.

— Нет, мы собираемся быть точно вовремя, — поправил Хенрей Мейдин более спокойно. — Они не могут начать, пока мы не доберемся туда. Так что, по определению, все остальные приходят раньше.

— Здесь говорит холостяк, — кисло сказал Паркейр. — Жанейя будет гораздо меньше удивлена, когда я приду, спотыкаясь, с опозданием на полчаса. Она также будет настаивать на том, чтобы нюхать мое дыхание, учитывая низменную компанию, с которой я обычно вожусь!

Архиепископ Данилд Фардим рассмеялся.

— Обещаю, что буду вашим свидетелем, что вы не притронулись ни к одной капле до послеобеденных тостов, — предложил он.

— От этого будет много пользы, — проворчал Паркейр. — Она думает, что вы один из худших преступников, ваше преосвященство!

— Возможно, потому что он такой и есть? — предложил Жэйсин Бригс с невинным выражением лица, и Фардим снова засмеялся, еще громче.

— Только потому, что Грейгор держит такое хорошее виски в своем винном шкафу, сын мой, — сказал он, и настала очередь Бригса смеяться.

Всем им было над чем посмеяться, но его потребность вполне могла быть самой большой из всех, потому что он был недавно назначенным управляющим центрального банка Сиддармарка, учреждения, которое мало кто хотел видеть, и многие стремились задушить как можно скорее. Давний помощник Хенрея Мейдина в казначействе, Бригс был отличным выбором для работы, которую никто в здравом уме не захотел бы получить. Хотя он был на два года старше Мейдина, он выглядел по крайней мере на пять лет моложе… на данный момент. Все в офисе Грейгора Стонара подозревали, что это изменится.

— Я не могу спорить о качестве его виски, — сказал Паркейр через мгновение, — но мы действительно опоздаем, если он не поторопится. И Жанейя не единственная, кто разозлится, если мы заставим всех сидеть сложа руки.

— Это правда, — признал Мейдин.

Он вытащил свои часы, взглянул на них и поморщился. Он подошел к огромному письменному столу Стонара и потянулся к расцвеченному шнуру звонка над ним. Он потянул, и минуту спустя дверь кабинета открылась в ответ, впуская высокого светловолосого мужчину, который явно прихрамывал.

— Да, милорд? — сказал вновь прибывший.

— Как только что указал сенешаль — я, конечно, никогда бы не упомянул об этом, — сказал Мейдин, игнорируя фырканье со стороны Паркейра, — мы опоздаем, если не поторопимся, Бродис. Вы случайно не имеете ни малейшего представления о том, что задерживает нашего уважаемого лорда-протектора?

— Насколько я знаю, ничего, милорд, — сказал Бродис Сэмсин, личный секретарь Грейгора Стонара. Несмотря на то, что он был со Стонаром менее пяти лет, Сэмсин, казалось, не испытывал особого благоговения перед своей августейшей аудиторией. Его хромота была напоминанием о джихаде, когда бригадный генерал Сэмсин был тяжело ранен в последнем бою в провинции Тарика. Человека, который сталкивался с окопавшимися стрелками могущественного воинства Божьего и архангелов, вряд ли мог смутить простой канцлер казначейства.

— Тогда где же он? — спросил Мейдин. — Это не похоже на него — прибегать так поздно без уважительной причины.

— Я не уверен, — ответил Сэмсин, слегка нахмурившись, потому что Мейдин был прав насчет этого. — Мы с ним закончили всю дневную бумажную работу более двух часов назад, а Адим закончил суетиться над его внешностью не более чем через сорок пять минут после этого. Сегодня день рождения его жены, так что лорд-протектор хотел подготовиться и отпустить его пораньше. — Хмурый взгляд секретаря сменился улыбкой. — Она не знает о местах в театре, которые лорд-протектор устроил для них в качестве подарка на день рождения. Сегодня вечером там представляют «Протектора Жейкиба» Шропски. Насколько я знаю, лорд-протектор просто сидит там — вероятно, читает — чтобы быть уверенным, что он не отменит ничего из того, что сделал Адим. Ты знаешь, что сказал бы Адим, если бы он это сделал!

Мейдин покачал головой с ответной улыбкой. Адим Мэйникс был личным камердинером Грейгора Стонара более двадцати лет. Их взаимная привязанность была глубокой, и это было похоже на Стонара — подготовиться так рано специально, чтобы он мог отпустить Мэйникса сегодня пораньше. Мейдин знал, как была бы тронута Беверли Мэйникс как подарком, так и заботой, но Сэмсин был слишком прав насчет реакции Адима, если бы он услышал о том, что Стонар появился с растрепанными волосами, потому что он рано ушел.

— Что ж, кому-нибудь лучше пойти и привести в порядок его возвышенный зад, — сказал канцлер, — и я бы сказал, что, как младшего члена нашей компании, вас только что выбрали, чтобы сразиться с драконом.

— О, благодарю вас, милорд! — сказал Сэмсин.

Секретарь прошел через офис к довольно плебейской двери напротив официального входа. Она выходила в короткий коридор, и он прошел по нему к закрытой двери личной библиотеки лорда-протектора, мягко качая головой на ходу. Он осторожно постучал.

— Милорд? — позвал он через дверь. — Массы теряют терпение!

Ответа не последовало, и он, нахмурившись, постучал еще раз, сильнее.

— Милорд! — сказал он громче.

По-прежнему никто не ответил, и он открыл дверь. Грейгор Стонар сидел в своем любимом кресле для чтения, на коленях у него лежала раскрытая история республики, которую он недавно читал. Одна рука лежала на странице, держа плоское увеличительное стекло, которое он находил все более полезным для чтения мелкого шрифта за последние несколько лет, а его голова была глубоко наклонена над стеклом.

Он не поднял глаз, что было на него не похоже, и Сэмсин нахмурился еще сильнее, когда он пересек библиотеку по направлению к нему, бесшумно ступая по дорогому ковру.

— Милорд? — сказал он более мягким тоном.

Он протянул руку, мягко положив руку на плечо лорда-протектора… И Грейгор Стонар откинулся на спинку стула, голова безвольно свесилась, а дорогой том, лежавший у него на коленях, с глухим стуком упал на пол.

— Его личный целитель называет это сердечным приступом, — сказал Нарман Бейц из своего компьютерного убежища в пещере Нимуэ с серьезным выражением лица. — Предварительный анализ Совы совпадает. Не слишком удивительно, я полагаю, после того, как джихад состарил его.

— Нет, не удивительно, — тихо сказал Кэйлеб через мгновение. — Боже, я все же буду скучать по нему. Мы все.

— Во многих отношениях, — согласился Мерлин, протягивая руку, чтобы сжать руку Ниниэн, когда они смотрели друг на друга и вспоминали мрачные дни джихада и столь же мрачную, несокрушимую решимость Грейгора Стонара. Как жестоко он, как и слишком многие другие, израсходовал себя в трудный час своей нации. Они добрались до Теллесберга всего за день до этого, и это была не та новость, которую они хотели бы услышать, чтобы отпраздновать свое возвращение домой.

— Смерть любого главы государства должна иметь значительное влияние, — продолжил он, — но Грейгор? — Он покачал головой. — За последние десятилетия не было главы государства на материке, который соответствовал бы его положению — возможно, за исключением Дючейрна, а он был на другой стороне во время джихада. И потерять его сейчас, когда банк все еще находится в процессе расширения!..

— И так близко к потере Робейра, — тихо сказал Мейкел Стейнейр. — Это тоже окажет влияние.

— Согласна, но могло быть намного хуже, — сказала Шарлиэн. Все они посмотрели на нее, и она пожала плечами. — О, на личном уровне я буду скучать по нему так же сильно, как и любой из нас. Однако с точки зрения продолжения политики последствия, вероятно, будут намного менее серьезными, чем могли бы быть.

— Это правда, — кивнула Ниниэн. — Согласно конституции республики, Хенрей исполняет обязанности протектора до следующих запланированных выборов, и это произойдет не раньше, чем через два года. Так что, возможно, мы потеряли Грейгора, но его замена, вероятно, будет еще более сосредоточена, чем он, на решении проблем экономики республики.

— Это отличная мысль, — согласился Делтак, заметно повеселев. — Мы знаем, кто заменит Хенрея в казначействе?

— Пока нет. — Нарман покачал головой. — Однако, если бы я был игроком, делающим ставки, я бы поставил свои виртуальные марки на Климинта Миллира.

— Гм. — Кэйлеб нахмурился и почесал подбородок. — Полагаю, в этом есть и хорошие, и плохие стороны.

— Это один из способов выразить это, — вставил Травис Олсин, откидываясь на спинку стула в своем кабинете и глядя в окно на гавань Теллесберга. Граф Пайн-Холлоу выглядел как более стройная и — хотя он был всего около пяти с половиной футов ростом — более высокая версия своего покойного кузена, и выражения их лиц были очень похожи, когда он обдумывал информацию. — Я бы не назвал Миллира финансовым гением, — продолжил первый советник, — но он получил большой опыт в качестве старшего квартирмейстера Паркейра. Почти уверен, что он поймет, по крайней мере, основы того, что происходит. И, — он слегка просветлел, — он должен быть вполне приемлем в их западных провинциях.

Несколько голов кивнули в ответ на это. Климинт Миллир был уроженцем провинции Тарика, и он был младшим офицером в одном из полков в отчаянном отступлении армии республики Сиддармарк на Сирэйбор. Он сражался с огромным упорством, пока не был тяжело ранен и не вернулся инвалидом в Сиддар-Сити как раз перед тем, как недавно прибывшая имперская чарисийская армия освободила Сирэйбор. Пока он выздоравливал, его назначили одним из помощников сенешаля, и он преуспел. Тот факт, что он был уроженцем Запада, достаточно хорошо зарекомендовал бы себя в Тарике и Уэстмарче, а его опыт в ущелье Силман также принес бы ему очки в восточных провинциях.

— Я вижу плюсы с политической точки зрения, — сказал Пайн-Холлоу. — Но он не самый блестящий человек, к которому мог обратиться Хенрей, и я говорю не только о его опыте в сфере высоких финансов!

— Впрочем, он также не идиот, — возразила Ниниэн. — Он понимает, в каком беспорядке находится республика, и я не могу представить никого, кто был бы более предан Хенрею.

— Согласен, — твердо сказал Нарман. — Что касается вашей точки зрения, Травис, я подозреваю, что политические соображения являются основной движущей силой при его выборе, но Ниниэн права насчет того, насколько он лоялен. И подозреваю, что все вовлеченные в это дело, включая Миллира — может быть, даже особенно Миллира, — считают, что на практике Хенрей будет сам себе канцлером. Все в Сиддар-Сити знают, что никто лучше не понимает, что происходит, и не работает усерднее, чтобы защитить центральный банк, чем это сделал Хенрей. Предполагаю, что он продолжит определять политику и принимать важнейшие стратегические решения для казначейства, и что Миллир сосредоточится на выполнении этих решений. Больше похож на начальника штаба, чем на министра в своем собственном праве. И он и Бригс действительно хорошо ладят, так что я сомневаюсь, что у них возникнут какие-либо проблемы с работой в упряжке.

— Я бы хотел, чтобы у Хенрея был кто-то, кто мог бы снять с него больше бремени, — размышлял Мерлин. — Быть лордом-протектором в такой момент, как этот, не слишком похоже на легкую прогулку, насколько я могу себе представить. Но думаю, вы правы насчет того, как он — и Миллир — отнеслись бы к назначению Миллира в казначейство, Нарман. И это только делает твою точку зрения о продолжении политики еще более обоснованной, Шарли.

— И довольно традиционно канцлер, который сменяет протектора, выигрывает по крайней мере один собственный срок, — согласилась Ниниэн, кивнув. — Это дало бы ему семь лет, чтобы продвинуть свои реформы, а не только два.

— Если они последуют традиции, — указал Нарман. — Многое будет зависеть от того, насколько хорошо его реформы пройдут в эти первые два года. Грейгор, вероятно, мог бы выдержать практически любую бурю и быть переизбранным в 908 году. Его авторитет как лидера республики военного времени был достаточно высок, чтобы преодолеть практически все, кроме прямого экономического коллапса или какой-либо серьезной эскалации насилия в западных провинциях. Хенрею это не свойственно, и тот факт, что он является публичным лицом банковских реформ, связывает его с ними. Если они выглядят так, как будто добиваются успеха, он, вероятно, идет на выборы сам по себе. Если создается впечатление, что они только ухудшают ситуацию, одному Богу известно, кто станет протектором!

— Эта привычка пробивать дыры в моих более оптимистичных анализах действительно раздражает, Нарман, — сказала Ниниэн. — Возможно, ценная, но определенно раздражающая.

— Вот почему ты держишь меня рядом, — сказала ей виртуальная личность со смешком. Затем выражение его лица снова стало серьезным. — Несмотря на мой пессимизм, я действительно надеюсь, что ты права. Мы все знали, что Грейгор угасает, но никто из нас не ожидал потерять его так скоро и без предупреждения. Если это верно для нас, то это еще сильнее ударит по подавляющему большинству граждан Сиддармарка. Сомневаюсь, что кто-то за пределами самого Сиддар-Сити действительно понимал, насколько хрупким становилось его здоровье. Видит бог, он достаточно старался, чтобы люди не догадывались! Будет интересно посмотреть, сплотятся ли они вокруг Хенрея как его преемника или его смерть только усилит… общее беспокойство.

Все вокруг закивали головами, и когда Мерлин Этроуз посмотрел в глаза своей жены, он увидел ту же мысль: «интересно» было мягко сказано.

<Я бы очень хотел получить шанс перестать жить в «интересные времена», по крайней мере, на несколько лет,> сказал он ей через ее импланты, и она поморщилась, затем положила голову ему на плечо.

— Я бы тоже, милый, — ответила она. <Я бы тоже так поступила.>