Скрытый Пророк

Глава девятая

Разгневанный двуличностью магов, сын Диомеда воззрился на них с негодованием. Под напором его воли изумрудная сфера легко разбилась. Ульдиссиан переступил через осколки, чтобы оказать сопротивление двум остававшимся магам.

Амолия стояла с широко раскрытыми глазами. Кетуй буркнул что-то, похожее на слова восхищения.

— В Кеджане что, все такие? — гневно вопросил сын Диомеда. — Одни лжецы и предатели?

Кетуй сделал пассы. На плечи Ульдиссиана легко что-то, похожее на мороз, которое вскоре превратилось в нечто твёрже камня.

Но даже этого было недостаточно. С нарастающим гневом Ульдиссиан расправил плечи.

Усиленное его способностями, движение плечами легко отправило иней в воздух.

— Прекратите! — приказал принц Эхмад всем. — Прекратите сейчас же.

К сюрпризу Ульдиссиана, маги замерли.

Принц снова встал между конфликтующими сторонами. В первую очередь он пристально смотрел на магов.

— Дворец был объявлен нейтральной территорией, моя дорогая Амолия, — подчёркнуто сказал молодой принц. — Ни один маг не должен здесь насылать заклинания на другого мага. Вы нарушили решение совета, атаковав его.

— Он не принадлежит к кланам магов, — ответила светловолосая волшебница. — Соглашение не распространяется на него.

— Ты уверена?

Амолия оглянулась на Кетуя, который склонил голову набок. Пара не стала больше отвечать принцу, но не стали они и продолжать нападение.

Эхмад повернулся к Ульдиссиану:

— Пожалуйста, прости за то, что произошло, мастер Ульдиссиан. Это было недоразумение.

Ульдиссиан считал иначе, но ради принца Эхмада он кивнул.

Принц снова обратился к заклинательнице:

— Он желает говорить с советом магов и ведущими гильдиями. Не так ли, Ульдиссиан?

— Да.

— Амолия, не будет ли это более располагающая беседа и не удастся ли получить более обстоятельные ответы, если Ульдиссиан будет стоять перед теми и другими по своей воле?

Эхмад получил от женщины только короткий кивок.

— Рекомендую согласовать это по крайней мере с кланами магов. Что касается гильдий, я знаю, с кем говорить. Ульдиссиан может переговорить и с теми и с другими одновременно, чтобы никому не было обидно.

Кетуй слегка усмехнулся последнему замечанию, смешок был подавлен, как только Амолия с негодованием взглянула на него.

Притворившись, что не заметил, принц Эхмад продолжал:

— И как мастер Фахин до меня, я выступаю как поручитель за Ульдиссиана со всеми вытекающими протекциями, которые даёт моё имя.

— Ты уверен, что этого будет достаточно? — пробормотала женщина.

— Думаю, на этом всё, — закончил принц, скрещивая на груди руки.

Кетуй весь напрягся. Даже хотя Амолия не смотрела на него, она, судя по всему, ощутила перемену.

— Они думали, что поймали его, — объявил тёмный маг с отсутствующим взглядом. — Но крыса проскочила сквозь ловушку!

— Они нашли его так быстро? — спросил Ульдиссиан, впечатлённый, несмотря на упоминание побега.

— Ни один маг-отступник не может скрыться в этом городе, — объяснила Амолия с некоторой надменностью. — Все заклинатели соглашаются оставить маленький кусочек своей сущности, который хранится до наступления подобного случая. Сейчас это произошло с Зоруном Тзином, как со многими до него.

— Звучит очень рискованно для всех магов, особенно если какой-нибудь член совета захочет прибрать Кеджан к рукам.

— Требуется три четверти совета, чтобы открыть путь к хранилищу. Катастрофа или предательство невозможны.

Ульдиссиан не стал спорить, но он чувствовал, что маги слишком самоуверенны, особенно если учесть творящиеся междоусобицы. Хуже того, теперь, когда его чуть не поймали в теле Тзина, Малик наверняка захочет сменить его, и очень вероятно, что новая жертва не будет принадлежать к собратьям Амолии.

— Мы узнаем, чего желает совет, — наконец согласилась она. — Но не удивляйтесь, если они откажутся слушать фермера, который хочет рассказать им, что им следует и чего не следует делать со своими знаниями и навыками.

— Я не этого хочу, — огрызнулся Ульдиссиан.

Ни Амолия, ни Кетуй на это не ответили. Вместо этого они встали бок о бок… И исчезли.

После их отправления принц Эхмад облегчённо вздохнул.

— Хвала небесам! Я боялся, что если вы продолжите сражаться, то снесёте весь балкон.

— Прошу прощения за своё участие.

Хозяин дворца отмахнулся от этих извинений:

— Закончи это дело с кланами и гильдиями без дальнейшего хаоса и кровопролития. Это всё, о чём я прошу тебя, ассенианец.

Сын Диомеда кивнул:

— Только этого я и хочу.

Но настала ночь, а вестей ни о Зоруне Тзине, ни по поводу выступления перед кланами магов не пришло. Принц Эхмад заверил Ульдиссиана, что последнее вызвано исключительно спорами между заклинателями о том, как лучше всё организовать.

— Они обсудят один вариант и другой вариант и в конечном счёте придут к решению, которые бы приняли, если бы вообще не спорили. С гильдиями то же самое, от них я тоже до сих пор жду ответа.

Охота на бывшего пленителя Ульдиссиана продолжалась безрезультатно. С той поры, как его в последний раз видели, Тзин — или, вернее, Малик — пропал бесследно. Для Ульдиссиана это означало, что высший жрец, вероятно, уже нашёл другое тело. Теперь он мог быть кем угодно.

Объяснить это принцу было нетрудно; труднее было решить, что с этим делать. Эхмад заверил его, что передаст это Амолии и остальным, но Ульдиссиан считал, что этого недостаточно. Малик снова придёт за ним — в этом он был уверен… И это означало, что любой на пути злобного духа мог стать жертвой.

Эхмад отказался от предложения Ульдиссиана, чтобы сын Диомеда нашёл укрытие где-нибудь в другом месте:

— Во-первых, только если эта жуткая тень не узнает, что ты ушёл, она всё равно попытается проникнуть во дворец. Во-вторых, если ты покинешь дворец, кланы магов могут истолковать это так, что ты больше не находишься под моей защитой. Они такие — рады найти лазейку, мастер Ульдиссиан.

— Вот я и думаю, стоит ли вообще связываться с ними. Можно ли вообще им доверять.

— О, ещё как можно. Если они приносят клятву, то соблюдают её. Нужно только убедиться, что уверен в формулировке.

Эхмад покинул Ульдиссиана на этой не слишком вдохновляющей ноте. Принц выделил ему роскошную комнату, в какой бывший фермер не живал даже будучи гостем у Этона из Парты. Шикарная округлая кровать — гораздо мягче, чем те, к каким он привык, — имела высокий, богато вытканный навес с красивыми картинами джунглей. Разнообразные вытканные животные и растения, как оказалось, успокаивали глаз, а не тревожили, как Ульдиссиан поначалу подумал. В каждом углу помещались два перекрещенных копья.

Всё убранство комнаты было чрезмерно пёстрым для простого деревенского жителя. Ослепительно красные, оранжевые и золотые цвета составляли резкий контраст лесным краскам, которые можно увидеть в жилище фермера. У людей Ульдиссиана никогда не было возможности так разукрашивать свои дома: они были слишком заняты добыванием пропитания из земли.

По правую руку располагались два больших окна с филигранным орнаментом, выходящим на северную часть города. Прозрачные занавески, вероятно, изготовленные из шёлка, смягчали весь свет, проходящий снаружи. Ульдиссиан быстро узнал, что столица никогда по-настоящему не спит: в ней постоянно что-то происходило. Он дивился тому, что люди могли продолжать жить своей жизнью, особенно в свете монументальных и смертоносных событий, в которых он не только принимал участие, но был главной их причиной.

Он возвратился мыслями к Мендельну, Серентии и остальным. По какой-то причине по ходу дня Ульдиссиан всё больше беспокоился за них. Словно что-то было не так, но что именно это было, он не знал. Он боялся по-настоящему достать до них разумом, потому что, если всё было так, как он оставил, они тут же стали бы больше волноваться за его безопасность. Ульдиссиан не хотел, чтобы эдиремы действовали необдуманно. Всё, что исключало возможность заручиться поддержкой кланов магов и гильдий против Собора, вело к бедствию.

Но ощущение тревоги продолжало расти в нём. По некотором размышлении Ульдиссиан решил достать до одной Серентии. Он попытается быстро убедить её, что всё хорошо. Не нужно волновать её возвращением Малика, по крайней мере, пока.

Но когда он начал звать её, один из огней снаружи стал отвлекать всё больше. Куда бы Ульдиссиан не поворачивался, оказывалось, что ему на глаза попадается либо огонь, либо его отсвет.

Решение его проблемы было довольно простым. Поднявшись, Ульдиссиан увидел более плотные занавески по краям окон. Он начал расправлять одну из них — и замер. Ульдиссиан посмотрел на далёкий свет, пытаясь определить, откуда он исходит. Он был далеко, гораздо дальше, чем он думал. Похоже, источник находился за пределами городских стен, но что столь далёкое от дворца могло быть всё же таким ярким?

Затем звук, похожий на грудное рычание, заставил его подпрыгнуть. Ульдиссиан оглянулся, но ничего не увидел. Он принял оборонительную позу, но в конце концов решил, что ему показалось.

Его охватила усталость. Потеряв всякий интерес к свету, Серентии и всему остальному, сын Диомеда побрёл к кровати. Он упал на неё и перекатился на спину. Ничего не желая, кроме как поспать, Ульдиссиан уставился на успокаивающие рисунки, вытканные на навесе.

Снова на ум пришли Серентия и эдиремы. Почувствовав стыд, Ульдиссиан заставил себя снова прийти в сознание и попытаться сосредоточиться на ней. Глядя на навес, он представил, что это те самые джунгли, где находились сейчас она и его брат.

Когда он сосредоточился лучше, картинка наверху чётче определилась, стала почти как настоящая. Он услышал звуки джунглей и представил некоторых зверей, которые находились там в этот самый момент. Ульдиссиан услышал их крики. Он увидел себя в джунглях, неподалёку от своих приверженцев.

Где-то посреди мечтаний он закрыл глаза — и снова распахнул их, когда раздалось густое кошачье рычание.

Ульдиссиана окружали джунгли, но не такие, через которые он так долго пробирался. Он был посреди странных, красочных джунглей. Деревья отличались странным единообразием, особенно листья. Не было различимого источника освещения, но ему казалось, что это был день.

А рядом с собой он увидел огромную мерцающую кошку, которая сразу прыгнула на него.

Ульдиссиан взмахнул рукой, но его силы оказались приглушены. Он сумел отбросить кошку в сторону, но не запустил её в полёт, как рассчитывал.

Слева донеслось новое рычание. Ульдиссиан едва успел метнуться в сторону, как вторая кошка сделала выпад.

Оба хищника немедленно развернулись. Ульдиссиан попытался сформировать шар огня, но ничего не получилось. Он был вынужден броситься в странные заросли, чтобы избежать острых когтей и клыков.

Но как только он стал продираться через кусты, огромный бронированный зверь с двумя рогами на рыле чуть не сбил его сзади. По инерции зверь побежал дальше на кошек, которые отпрыгнули прочь с дороги.

И когда крупный зверь замедлился, Ульдиссиан уставился на него. То, что зверь мерцал точно так же, как кошки, удивило Ульдиссиана не так сильно, как то, что он был точно такой же странной расцветки. Как он, так и кошки были золотистыми с пунктирными оранжевыми линиями по краям и одинаковыми красными отметинами в форме листьев по бокам туловищ.

Но пришлось прекратить наблюдение, когда первая кошка снова прыгнула на него. Не в силах уклониться на этот раз, Ульдиссиан приготовился к столкновению.

Кошка оказалась на удивление лёгкой, но всё равно, когда она наскочила на него, они повалились на землю. Зубы клацали в каких-нибудь дюймах от его лица. Ульдиссиан, выросший среди стольких разных животных, обнаружил, что его беспокоит кое-что ещё.

Кошка не дышала. Ни малейшего выдыхания не наблюдалось, не говоря уже о зловонии, какого можно было ожидать от животного, тем более хищника.

Когти скребли ему грудь. Ульдиссиан охнул от боли. Что-то вырвалось у него из ран — странные ленты, походившие на тканевую имитацию крови.

И, уже отбрасывая кошку, Ульдиссиан сообразил, где находится. Его страхи оправдались, когда он огляделся и увидел лишь те же самые странные листья и деревья. Неба не было. Оно здесь не присутствовало в принципе.

Он попал в гобелен.

У Ульдиссиана не было времени гадать, как это произошло, потому что вторая кошка и рогатый зверь накинулись на него. Зная о неестественной лёгкости своих нечеловеческих врагов, он с силой пнул когтистую кошку, после чего прыгнул на бронированного зверя.

Его накрыла тень. Царапнув щёку, мимо пролетел хищник с отметинами, как у других существ. Он был почти такой же крупный, как кошки. Когда он развернулся, чтобы снова напасть, Ульдиссиан чуть не заскочил в пасть к одной из зловещих речных рептилий, каких он и его друзья встретили, когда только вступили в джунгли. Рот, полный зубов, хотел ухватить его ногу, и хотя человек подозревал, что у существа нет настоящего пищевода, он не собирался проверять. Ульдиссиан умудрился откатиться как раз за пределы досягаемости хватающих челюстей.

Новые крики животных ударили по ушам. Отовсюду его окружали звери с гобелена. Помимо тех, с которыми Ульдиссиан уже имел дело, он увидал длинных, злобных змей, свирепых приматов размером с человека и антилоп со спиралевидными рогами.

Он увидел ещё кое-что. Его единственную надежду. Он побежал со всех ног, миновал шипящую змею и пнул очередную рептилию.

Вот! Они были прямо такими, как он помнил их. Длинные золотистые копья. Ульдиссиан едва успел схватить одно, как очередная хищная птица слетела на него. Он наградил существо выпадом копья, нанизав на него птицу в полёте. Та издала пронзительный визг и умерла.

Сняв тело с копья, Ульдиссиан развернулся, чтобы встретить лицом к лицу следующее ближайшее животное. Кошка, которая собиралась напасть, внезапно попятилась, отплёвываясь. Правда, бронированный зверь позади неё даже не замедлился. Неустрашённый копьём, он попытался растоптать человека.

Но Ульдиссиан использовал копьё как шест, чтобы запрыгнуть на существо. Когда оно подняло свою голову к нему, он погрузил оружие в незащищённую голову.

Храпя, чудище камнем рухнуло на землю. Но в процессе падения оно выбило копьё из рук Ульдиссиана.

У того не было другого выбора, кроме как ринуться за вторым, которое всё ещё висело под углом, под которым он его оставил.

Толстая ладонь схватила его руку за миг до того, как сын Диомеда достиг своей цели. Его взору предстало волосатое лицо — пародия на человеческое.

Огромный примат оплёл свои огромные конечности вокруг Ульдиссиана и сдавил. Ульдиссиан стал задыхаться.

«Это всё не настоящее! — убеждал себя Ульдиссиан. — Я не пойман в гобелене!»

Но как он мог быть в этом уверен? Всё вокруг него подтверждало, что всё-таки пойман.

Но как бы то ни было, Ульдиссиан был уверен, что его силы должны оставаться с ним. Не было никакой мыслимой причины, по которой от них было так мало проку.

Он попытался подумать о чём-нибудь простом, но действенном. Снова огонь первым пришёл на ум. Однако в прошлый раз ему не удалось создать даже искры.

Но какой у него был выбор? Ульдиссиан сконцентрировался сильно как никогда. Огонь. Он хотел огня…

И вдруг джунгли вспыхнули пламенем.

Это был не такой огонь, какой ожидал увидеть Ульдиссиан. Деревья и подлесок не чернели от пламени — оно прожигало в них дыры, как в ткани.

Существа, которые напали на него, отреагировали, как животные: стали разбегаться в панике. Однако те, кто угодил непосредственно в пламя, умирали тем же странным образом, как сами джунгли. В них прожигались дыры, и, возможно, больше всего выбивало из колеи то, что животные продолжали бежать до тех пор, пока не лишались ног или тел. Только тогда они становились по-настоящему «мёртвыми».

Хотя пламя помогло напугать звериных врагов Ульдиссиана, оно создало новую угрозу. Оно быстро поедало сюрреалистичные джунгли, оставляя мало места, куда бежать… Если побег вообще был возможен.

Но Ульдиссиан не опустил руки. Довольный тем, что его силы снова с ним, он сосредоточился на своей комнате. Почему-то он был уверен, что всё ещё находится в комнате, что все эти джунгли — всего лишь иллюзия. Если угроза и была, то она находилась там, а не здесь. Единственной угрозой здесь был огонь, а огонь создал он, значит, огонь поддавался контролю.

И как только он подумал об этом, пламя отступило. В то же время вытканные джунгли потеряли отчётливость и отступили назад. Хотя он и был доволен своим успехом, Ульдиссиан сосредоточился сильнее, уверенный в том, что находится в опасности в реальном мире.

Ни с того ни с сего Ульдиссиан обнаружил, что стоит у окна, одна его рука всё ещё держится за занавеску, которую он двигал, чтобы закрыть всепроникающий свет. Он осознал, что его глаза не моргая смотрят прямо на этот свет.

Ещё он понял, что в комнате он не один.

Ульдиссиан бросился в сторону, когда тень приобрела очертания человека его роста и более крепкого сложения. Лица разглядеть было невозможно, ибо, хотя фигура вышла на свет, тень продолжала покрывать её черты.

Затем Ульдиссиан увидал два искривлённых ножа, каждый почти футовой длины. Они довольно ярко сверкали в свете, проникающем снаружи, и их предназначение было очевидным. Загадочный атакующий Ульдиссиана размахивал ими, так что мелькал то один, то другой.

Подняв кулак, Ульдиссиан представил шар энергии. Он материализовался и незамедлительно полетел в противника.

В следующий миг он разлетелся во всех направлениях, став дождём искрящихся огоньков, которые рассеялись без всякого эффекта.

Наёмник резко усмехнулся его неудаче. Он сделал выпад с одним ножом. Ульдиссиан, опешивший от защиты, окружающей соперника, не сумел остановить клинок.

Лезвие ножа порвало его одежду, затем прочертило страшную красную линию по его туловищу. Ульдиссиан крякнул. Пошатываясь, он умудрился отойти за пределы досягаемости, но когда он попытался вылечить рану, она не поддалась.

— Еретик! — проурчала скрытая тенями фигура. — Твоя магия демонических отродий — ничто по сравнению с его благородной силой!

Этих слов для Ульдиссиана было достаточно, чтобы понять, кто организовал это поразительное нападение. Инарий спланировал хорошо.

Ульдиссиан знал, что при помощи своих способностей может разрушить весь дворец до основания, не повредив себе, но вряд ли он смог бы защитить всех остальных, в том числе принца Эхмада. Он не сомневался, что Инарий пришёл к тому же заключению; ангел связал руки своему сопернику. Его наёмник был хорошо защищён, и Пророк уже доказал Ульдиссиану, что его сила совершенно затмила его силу.

Или не затмила? Пока наёмник пытался загнать сына Диомеда в угол, Ульдиссиан размышлял, почему тогда Инарий послал своего слугу вместо того, чтобы возвратиться самому? Считал ли он Ульдиссиана настолько низшим существом, что полагал недостойным иметь дело с человеком лично? Это было сомнительно, потому что безликого человека явно защищал ангел. Инарий находился вдалеке от сражения, но при этом руководил им.

Зачем? Почему просто не оставить от Ульдиссиана мокрое место?

Было ли так… Могло ли так быть потому, что ангел не мог так просто этого сделать?

Он натолкнулся спиной на стену. Пока он перебирал в уме варианты, его хорошо обученный противник сумел-таки подвести его туда, куда хотел.

Клинки устремились с разных направлений, закручиваясь так, что невозможно было уследить за обоими одновременно. Ульдиссиан выбросил руку, чтобы заблокировать клинок, который посчитал более опасным, — и наёмник вонзил второй клинок ему в живот.

Нож погружался всё глубже, и Ульдиссиан застонал. Победный смешок сорвался с губ затенённого человека.

— Слава Пророку! — возликовал он. — Еретик мёртв!

Нападавший говорил правду. Ульдиссиан чувствовал, как по телу распространяется холод, который ни с чем нельзя спутать. Он катастрофически недооценил ангела.

Но, несмотря на прискорбную уверенность в своей смерти, Ульдиссиан оказал сопротивление ужасающему холоду, оказал сопротивление… И победил. Из остальных частей тела он перебрался ему в руки, где и остался. Жизнь снова била ключом в Ульдиссиане, но он продолжал пошатываться, чтобы наёмник думал, что он вот-вот упадёт.

Затенённый человек придвинулся ближе с ножами наготове, явно для того, чтобы устроить ненужную резню. Не было никаких причин нападать снова после последнего удара. Однако при этом наёмник, похоже, всё ещё желал погрузить клинки в свою жертву. Он поднял их высоко…

Ульдиссиан взял холод смерти, подарок Инария ему, и, прислонив обе ладони к груди ошеломлённого убийцы, направил весь холод в своего врага.

Наёмник испустил сдавленный крик, когда смерть жертвы прошла сквозь него. Ножи выпали у него из рук, стукнувшись об пол. Он схватился за туловище точно в том месте, в которое кольнул Ульдиссиана.

Сын Диомеда почувствовал, как остатки холода уходят из кончиков его пальцев. Он отслонился от затенённого человека. Одной рукой пощупав свою рану, Ульдиссиан обнаружил, что она уже затянулась.

Размахивая руками, наёмник повалился на занавеску. Он повернулся к свету.

— Великий Пророк, Г-Гамюэль п-подвёл тебя! П-прости меня, пожалуйста!

Ульдиссиан как раз спохватился, что от этого особого слуги он мог бы узнать что-нибудь об Инарии. Он бросился к тому, кто назвал себя Гамюэлем, но в этот миг тот же свет снова привлёк его взор.

Но на этот раз он ослепил Ульдиссиана так сильно, что остановил его. Ульдиссиан отвёл взор от Гамюэля и окна.

Возник внезапный, резкий порыв ветра. Занавеска пришла в движение, и свет больше не ослеплял его. Он снова кинулся к наёмнику…

Там никого не было.

Бросившись к окну, Ульдиссиан выглянул наружу. Первым делом он посмотрел вниз. Тем не менее, не было никаких признаков, что усердный Гамюэль решил покончить со своей угасающей жизнью, бросившись смерти навстречу. Стражи внизу у дворцовых ступеней стояли на посту как ни в чём не бывало, словно ничто их не беспокоило на протяжении многих часов.

У Ульдиссиана подкашивались ноги. Он возвратился к кровати, где внимательно изучил навес. Как он и подозревал, он был ничуть не выжжен. На самом деле, к комнате не было никаких признаков, что здесь произошло нападение, и тем более что Ульдиссиан убил неудавшегося наёмника. Часть ковра, на котором стояла кровать, была задрана и имелись порезы на его одежде, но ни одно, ни второе не являлось убедительным доказательством произошедшего.

Но хотя на нём не было ни шрама, который подтвердил бы события, он знал, что не представил битву. Только он не сможет доказать этого магическим кланам. Он не сможет доказать этого даже принцу Эхмаду, который, может, и поверит ему на слово.

Его внимание возвратилось к окну. Свет, который так докучал ему раньше, был на месте, хотя и гораздо тусклее. Теперь он точно знал, что́ это было и где оно находилось. В конце концов, комната Ульдиссиана выходила на север.

Север… Направление Собора Света.

Тело лежало перед Пророком в том виде, в каком было доставлено к нему при помощи заклинания. Гамюэль умер ещё до того, как успел принести извинение своему хозяину лично. Странное дело, но наёмник, ставший жрецом, ставший наёмным убийцей, не был убит. То, что он претерпел, на самом деле было не только куда более сложным, но вообще тем, чего Инарий не мог припомнить за все столетия своего существования.

Гамюэль претерпел не свою смерть… Но смерть Ульдиссиана.

Каким бы невозможным это ни представлялось даже для ангела, Ульдиссиан, который должен был умереть от полученной раны, вместо этого передал смерть своему убийце. Он вбросил своё умирание в Гамюэля, который, не в силах предпринять ничего иного, был вынужден принять его.

Инарий нахмурился. Причиной тому служили в равной мере причина гибели Гамюэля и несостоятельность его слуги. Пешка Лилит осуществила немыслимое. Это означало, что Инарию понадобится изменить всю свою стратегию. Настало время положить конец опасности, которой он всегда полагал нефалемов, — или эдиремов, как они себя назвали.

ТОГДА… ЕСЛИ Я ДОЛЖЕН РАЗРУШИТЬ САНКТУАРИЙ ДО ОСНОВАНИЯ, ЧТОБЫ ПОКОНЧИТЬ С ЭТИМИ ВЫРОДКАМИ… ТАК ТОМУ И БЫТЬ.

С несвойственным ему проявлением гнева ангел махнул рукой в сторону тела.

Труп Гамюэля стал белым, как мрамор, после чего превратился в пепел и рассеялся, несмотря на отсутствие ветра.

Инарий повернулся на месте, его потерпевший поражение наёмник был уже позабыт.

ТАК ТОМУ И БЫТЬ, — холодно повторил он. — ТАК ТОМУ И БЫТЬ.