Системный Кузнец

Глава 23

«Ещё четыре корзины самой лучшей руды, — повторял про себя, входя в сумрак старого забоя, — и убираюсь отсюда». Эта мысль была единственным, что согревало в холодной тишине шахты. Глава клана оказался жутким стариком, будто сошедшим со страниц фэнтези-книги. Особенно его пульсирующий камень на груди, от которого веяло силой. Его разрешение, брошенное как подачка нищему, всё ещё горело в памяти. Неважно, что было у него на уме, главное — цель.

Подошёл к стене, где среди серого камня проступала толстая вена гематита — моя жила. Наметил план работы, мысленно прочертив линию будущих ударов и взял в руки кайло.

Тело давно перестало чувствовать боль или усталость в привычном понимании. С тех пор как достиг первой ступени Закалки, мир вокруг приобрёл ощущение сна, будто я видел всё через тонкую пелену, и не было уверенности, что когда-нибудь проснусь.

Первые удары были лёгкими. Я не рубил породу, а скорее простукивал её, отслаивая небольшие, но богатые рудой куски. Осторожность — прежде всего, помнил слова напарника о том, что один неверный удар может обрушить весь забой. Поэтому — делать всё спокойно, методично.

В какой-то момент порода заупрямилась. Трещина, которую разрабатывал, уходила глубоко, но камень держался крепко, не желая поддаваться. Пришлось вкладывать в удары больше силы, концентрируясь на том, чтобы вся энергия инструмента уходила точно в цель. Главное — не дать трещине пойти вверх, к той горизонтальной расселине, что виднелась почти по всей стене забоя.

Глаза начало щипать от напряжения, вытер лицо тыльной стороной ладони, но от въевшейся в кожу угольной пыли стало только хуже. Слёзы потекли, смешиваясь с грязью. Где-то в глубине штольни переговаривались воины — их голоса, искажённые эхом, доносились с трудом, но я не вслушивался.

Наконец, огромный кусок породы поддался и рухнул к ногам. Поднял его — плотный, почти целиком состоящий из лучшего красного железняка — и опустил в первую корзину. Оставил её в стороне. Дробить его на мелкие части буду уже снаружи, на свету.

Ещё три корзины. Мысль о том, как потащу этот груз на себе до самой деревни, вызвала неприятный холодок. Нет, не думать об этом. Может, караваны уже снова ходят — попрошусь к ним, втихаря закину свою ношу в общую телегу, накину пару медяков за помощь. Если повезёт… а если нет…

Погрузившись в мысли, отвлёкся. Руки, работавшие на автомате, нанесли слишком сильный удар — он пришёлся прямо в ту большую трещину, которую старался обходить.

Стена отозвалась.

Рудная крошка посыпалась со всех сторон, даже с потолка. Вибрирующий гул прошёл по всему забою… Я замер, прислушиваясь, боясь даже дышать. В ушах стучала кровь.

Так, собраться, иначе эта руда станет последним, что я увижу.

Отступил от стены и заставил себя сделать паузу. Осмотрел породу внимательнее — нет, здесь бить больше нельзя, нужно сместиться левее, вот сюда, где камень выглядит более рыхлым. Откалывать по чуть-чуть медленно, но безопасно.

Снова принялся за работу, но теперь вкладывал в удары минимум усилий, лишь откусывая небольшие куски. Дыхание сбивалось, каменная крошка забивала лёгкие, заставляя периодически сотрясаться в сухом кашле. Так наполнил вторую корзину, и теперь чувство сна начало рассеиваться, уступая место настоящей усталости.

Стало ясно: никакая Ци не заменит выносливость, наработанную годами, а у этого тела её ещё не было.

Тусклый свет факела едва разгонял мрак. Спёртый воздух оседал в лёгких, давил на мозг, виски сжимало, каждый вдох был усилием. Продолжать работу стало почти невыносимо. Одна мысль о том, что нужно наколотить ещё две таких же корзины, вызывала тошноту.

Я опустился прямо на холодный пол, уронив голову на колени. Просто сидел так какое-то время, пытаясь унять дрожь в руках. Голоса в главном забое стихли, наступила абсолютная тишина шахты, нарушаемая лишь редким «кап… кап…» — это вода падала в чёрные лужи, наполненные слизью павших тварей и рудной пылью.

Осталось совсем чуть-чуть, повторял про себя без остановки. Всего ничего, две корзины — не так много. Но сознание уже уплывало, цепляясь за обрывки воспоминаний из прошлой жизни. Попытался применить «Дыхание Ци», втянуть в себя хоть каплю энергии, но не мог сконцентрироваться. Стоило закрыть глаза, как реальность сменялась бредовыми грёзами, переходящими в короткие сновидения.

Резко вскинув голову, со всей силы ударил себя ладонью по щеке. Звонкая пощёчина отозвалась в гулкой тишине. Раз. Другой. Сделал несколько глубоких вдохов и, оперевшись о кирку, заставил себя подняться. Тело протестовало, оно было чужим и слабым.

Постоял ещё пару минут, собирая в одну точку остатки воли — её было до смешного мало. Убираться отсюда, и скорее — только эта мысль толкала вперёд.

Снова перехватил инструмент. Руда и системное окно перед глазами расплывались, самопроизвольно меняя форму и цвет. Прищурился, пытаясь найти трещину, в которую бил до этого. Прицелился. Промахнулся. Остриё со скрежетом чиркнуло по камню. Чёрт…

Пришлось наклониться ниже, почти уперевшись лбом в стену, и начать работать короткими ударами, откалывая породу по крошечным кусочкам. Это было похоже на работу не киркой, а зубилом.

В какой-то момент, сам того не заметив, снова увлёкся процессом. Ритм ударов, поиск уязвимых мест в камне захватил, вытеснив усталость. Когда третья корзина была почти полной, почувствовал странный прилив сил. Видимо, организм, предчувствуя скорое окончание мучений, выбросил в кровь последнюю порцию адреналина.

И вот — последняя тара. Сменил позицию, стараясь не трогать самые опасные участки породы. Мне не нужен был норматив, мне нужна была лишь руда для себя. Начал работать в том же лёгком ритме, но камень в этом месте оказался упрямым.

Пот заливал глаза, заставляя их невыносимо гореть. Рубаха и штаны пропитались насквозь липкой смесью пота и слизи дохлых тварей. Адское место. Адская работа. Повторял это про себя, а затем, собрав силы, как следует прицелился и ударил уже по-настоящему сильно, прямо в сердцевину неподатливой жилы.

С оглушительным треском огромный кусок породы отвалился и с грохотом рухнул на пол. Удачно. Осталось совсем немного. Там, где откололся камень, обнажилась более мягкая порода, с которой можно было работать уже осторожнее, отщипывая куски то тут, то там.

Когда положил в четвёртую корзину последний кусок гематита, не мог поверить, что всё закончилось. Улыбка сама расползлась по грязному лицу, кирка выпала из разжавшихся пальцев, и я рассмеялся. Сделано. Я смог.

Теперь осталось последнее — дотащить это наверх. Двадцать минут туда с полными корзинами, двадцать минут обратно с пустыми. И так ещё раз.

Тошнота резко подкатила к горлу. Отошёл в сторону, согнувшись пополам, ожидая, что от перенапряжения вывернет наизнанку. В глазах потемнело, но приступ прошёл. Глубоко выдохнул, подошёл к первым двум корзинам, схватился за плетёные ручки. Мышцы взвыли от боли, но я с рывком оторвал ношу от земли и побрёл в сторону главного забоя.

Внутри уже никого не было. Что-то подсказывало, что воины спустились ниже, на следующий уровень, чтобы провести более глубокую зачистку и заделать проход под присмотром охотников. А может, рискнули пойти в самое логово, на третий уровень — туда, где обитали Кристальные Пауки, по словам Йорна.

Я шёл через всю штольню, мимо искорёженных тел падальщиков и растерзанных шахтёров. Старался не смотреть на них. Хоть в прошлой жизни и насмотрелся на смерть, сейчас не хотелось забивать этим голову — лучше сконцентрироваться на собственной жизни, она и так была слишком далека от идеала.

Многие факелы в штольне уже догорели и погасли. Какой-то участок пути пришлось идти в кромешной тьме, ориентируясь лишь на эхо собственных шагов и едва заметный наклон тоннеля. Наконец, почувствовал слабое дуновение ветерка, тянувшееся от зева шахты. Конец близко. А вот и знакомый смрад горы трупов падальщиков — эта вонь стала знаменем, отмечающим финишную черту первого захода.

Вышел из тьмы в неровный свет мерцающих факелов. Пальцы дрожали, готовые в любой момент разжаться и сбросить ненавистную ношу. Едва переступив порог зёва, опустил корзины на землю и сам рухнул рядом, не заботясь о том, что сел прямо в лужу липкой слизи этих тварей.

Тарка нигде не было — да он и не был нужен, это моя руда. Лучше сразу отнести её в сарайчик, поставить в укромный угол, и пусть дожидается.

Взгляд зацепился за домницу — огромная, сложенная из камня и глины плавильная печь светилась изнутри ярким светом. Даже отсюда, с другого конца двора, чувствовался исходящий от неё жар. Наверняка условия для превращения руды в железо здесь были на порядок лучше, чем в кузнице — температура выше, контроль точнее. Что, если договориться и переработать руду здесь?

Но тут же возникли сомнения — мой отборный гематит просто забросят в общую плавку вместе с дешёвым сырьём и все старания пойдут насмарку. Нет, лучше справлюсь сам. Медленнее, труднее, но с помощью Системы смогу выжать из этой руды максимум качества в своей собственной кузне.

Снова поднялся, кряхтя. Ещё немного до сарая, а затем назад, налегке, и можно будет перевести дух. По пути встретились несколько шахтёров — они сидели на камнях, покрытые с ног до головы грязью и слизью, и молча смотрели в одну точку. В их глазах застыл ужас пережитой ночи — пустота людей, которые не могли поверить, что остались живы. Один из них поднял на меня взгляд, и показалось, что узнал, но тут же отвернулся, снова уставившись в никуда.

Дошёл до мастерской, пнул дверь ногой и затащил корзины внутрь, поставив в самый тёмный угол, сразу за входом. Вряд ли кто-то полезет сюда воровать, но, может, стоило сказать о руде хотя бы Кнуту?

Мышцы свело судорогой, и я сполз по стене, вытянувшись на холодном земляном полу. Просто лежал, наслаждаясь минутой покоя в полной тишине и темноте. Свежий воздух просачивался в щель под дверью, и вместе с ним донёсся не только запах гнили, но и едва уловимый аромат снега. Возможно, с тех самых пиков, что высились над лагерем.

Главное — не уснуть, — пробормотал себе. — Сначала доделать дело.

Позволил себе лежать ровно десять минут, отсчитывая удары собственного сердца. Как только почувствовал, что сознание начинает вязнуть и проваливаться в дрёму, рывком поднялся. Подошёл к ведру, плеснул в лицо ледяной воды, смывая пот и усталость, напился до ломоты в зубах. Желудок свело от голодного спазма, но я проигнорировал его. Еда — это награда, сначала закончить дело.

Дорога вниз прошла в тумане полузабытья. Тело двигалось на автопилоте, пока разум витал где-то далеко. Очнулся, уже стоя в знакомом забое, в тишине, нарушаемой лишь монотонной капелью. Взял оставленные корзины и поплёлся наверх, чувствуя приближение финала бесконечных страданий.

Путь в горку оказался пыткой. Руки жили своей жизнью, пальцы сводило судорогой, и они самопроизвольно пытались разжаться, выпустив плетёные ручки. Как только чувствовал тремор, тут же опускал корзины на землю, давая мышцам передышку.

Системные сообщения всплывали перед глазами, фиксируя мои мучения. Обратил внимание, что после недавнего прорыва прогресс шёл черепашьими шагами. Раньше за такое усилие получил бы в разы больше. Может, дело в том, что не подпитывался Огненной Ци, а может, всё проще: с каждой новой ступенью цена за следующий шаг возрастала в геометрической прогрессии.

Наконец, спустя минут тридцать, впереди замаячил свет — серый прямоугольник выхода из шахты, а за ним предрассветное небо. Ещё одна бессонная ночь подходила к концу.

Сердце колотилось в груди так сильно, что, казалось, вот-вот остановится от слабости. Получить инфаркт в теле четырнадцатилетнего пацана было бы абсурдно. Но те предельные нагрузки, что выпали на долю мальчишки, вполне могли довести и до этого.

Когда, шатаясь, вышел наружу, лагерь уже проснулся. Шахтёры, видимо, успевшие немного поспать, угрюмо разгребали гору трупов падальщиков, стаскивая искорёженные туши на брезент и относя куда-то прочь. Интересно, что будут с ними делать? Вряд ли оставят гнить, привлекая хищников пострашнее — скорее всего, сожгут.

На полпути к сараю навстречу мне вышел Кнут. Выглядел чище, чем в прошлый раз — видимо, успел смыть с себя всю грязь. Увидев меня, старик замер и нахмурился.

— Белены объелся, щегол? — его голос был низким, с хрипотцой. — Ночью резня была, ты чудом уцелел, а теперь камни эти прёшь? Иди дрыхни. Потом отработаешь.

Остановился, с тяжёлым выдохом опустив корзины на землю, поднял на него пустой взгляд, на проявление чувств не осталось сил.

— Я закончил, — просипел чужим голосом. — Больше ничего не должен. Эта руда — моя.

Каждое слово давалось с трудом. Чувствовал себя голодным волчонком, который из последних сил защищает отбитый у стаи кусок мяса.

Старик растерялся от такой дерзости.

— Это кто ж такое сказал? — с недоверием спросил он, скрестив на груди руки.

— Ваш Глава.

Кнут ещё раз окинул взглядом корзины, его глаза задержались на гематите.

— В сарае ещё две. Всего четыре, — решил уточнить я, чтобы не было недомолвок.

Старик тяжело вздохнул, потёр подбородок.

— Хм. Воля Торгрима, значит… Что ж, пусть так, — старик снова посмотрел мне в глаза, и в них промелькнуло удивление, смешанное с уважением. Вдруг кивнул и, не говоря больше ни слова, прошёл мимо в сторону дымящихся домниц.

И тут слова Главы клана снова прозвучали в голове, и меня будто током ударило.

— Эй, Кнут! — крикнул ему в спину.

Тот нехотя обернулся, хмурясь, и явно не желая продолжать разговор.

— Спасибо, — вырвалось у меня искренне. — За то, что замолвили за меня слово. Что инструмент оценили и вашему начальнику сказали.

Действительно был благодарен. В круговерти событий совсем забыл, с чего всё началось.

Лицо Кнута дрогнуло, уголки его губ дёрнулись не то в улыбке, не то в оскале. Он крякнул, махнул рукой, мол, «пустяки», и пошёл дальше по своим делам, не оборачиваясь.

Я невольно хмыкнул, такая реакция старого ворчуна позабавила.

Схватил корзины, зашёл в полумрак сарая и поставил их рядом с двумя принесёнными до этого. Четыре полные корзины отборной руды.

Закрыл дверь, отсекая свет и шум лагеря. Опустился на колени, и мне показалось, что сейчас расплачусь. Не от усталости, а от облегчения и радости.

[Достижение получено: «Воля Кузнеца»]

[Вы проявили невероятное упорство и волю, выполнив тяжёлую работу на пределе своих возможностей.]

[Награда: Техника «Стальное Сердце»]

[Описание: Ваш дух, закалённый в испытании, научился лучше сопротивляться физической усталости. Скорость восстановления выносливости увеличена на 20%.]

«Техника „Стальное Сердце“?» Мысль с трудом пробивалась сквозь пелену истощения. Как, чёрт подери, это работает? В меня что, вживили какую-то программу? Откуда она вообще взялась? А с другой стороны… не всё ли равно. Просто стоял в темноте сарая и улыбался, наслаждаясь тишиной и чувством завершённости.

В углу нащупал охапку соломы, которую принёс Тарк и разложил на голой земле. Спать здесь — верный способ простудиться к чёртовой матери, но выбора не было. Постарался сделать настил поплотнее, свернулся на нём калачиком и закрыл глаза.

Перед внутренним взором тут же замелькали картины прошедших дней. Чёрная зубастая пасть падальщика, едва не сожравшая меня, бесконечная череда заточенных лезвий и лицо того паренька с козлиной бородкой, что мечтал о сытой жизни, а нашёл жуткую смерть. А я выжил, смог вытащить себя из безумного ада. Теперь спать — просто улететь подальше и ничего не чувствовать. Сознание провалилось в вязкое забытьё.

— Эй, Заточник!

Хриплый голос ворвался в мой сон. Сознание проснулось мгновенно, а вот веки наотрез отказывались открываться.

— Тебе говорю.

Хотелось послать того, кто потревожил заслуженный отдых, куда подальше. Но пришлось с усилием разлепить веки и посмотреть, кто этот недобропорядочный человек. К удивлению, надо мной, заслоняя свет из дверного проёма, стоял Арн — тот самый седовласый охранник со шрамом. Он был перепачкан чёрной слизью и выглядел смертельно уставшим.

— А? — всё, что я смог выдавить, не поднимая головы. Неужели снова точить? Сил не хватит даже камень поднять.

— Вставай, — сказал мужчина просто.

Во рту было так сухо и мерзко, будто там переночевала стая кошек. Виски сдавило тупой болью, хотелось одного — спать ещё сутки, не просыпаясь.

— Зачем? — прохрипел я.

— В казарме койка пустует. Негоже заточнику спать в грязи. Ты сегодня знатно попотел, щегол. — Уголок его губ едва заметно дёрнулся в кривой усмешке, а затем он протянул мне здоровую руку, предлагая подняться.

— Спать на койке? — переспросил, не веря в такое чудо.

— Шевелись, пока не передумал.

Собрал остатки сил, оторвал руку от соломы и протянул её воину. Тот с лёгким рывком поднял меня на ноги.

Мир взорвался.

В голове всё закружилось и завертелось. Яркий свет из двери ударил по привыкшим к темноте глазам, ослепляя. Ноги подкосились, и если бы не крепкая хватка Арна, рухнул бы обратно на пол. Воин молча подержал меня секунду, давая прийти в себя.

Пока шли с ним через лагерь, холодный воздух понемногу приводил в чувство. И только сейчас понял, что умираю с голода. Я резко остановился.

— Арн, постой, — тот тоже притормозил и обернулся, его лицо было непроницаемым.

— А? Чего тебе?

— Есть хочу. Живот сводит. Вся моя еда осталась в сарае.

Охранник молча смотрел на меня секунду, а затем коротко кивнул.

— Ладно. Накормим, не дрейфь.

Мужчина пошёл дальше, к приземистому зданию казармы. Я мельком оглядел лагерь — горы трупов падальщиков уже не было. Вообще нигде не было видно ни мёртвых тел, ни даже следов крови. Редкие охранники молчаливо стояли на постах и из труб домниц валил густой дым.

— Вы справились? — спросил мужчину, когда тот уже взялся за ручку двери.

Воин остановился и бросил на меня тяжёлый взгляд.

— Да. Логово выжгли. Семеро наших там остались, — коротко бросил он, глядя куда-то сквозь меня. Тень пробежала по его лицу.

Затем охранник сглотнул и проговорил сквозь зубы:

— Если бы не Глава… все бы там полегли, — говорил тихо, почти шёпотом. Помолчав секунду, добавил с горечью: — С шахтёрами скверно вышло. Слишком много мужиков потеряли, жаль их.

Арн постоял ещё пару секунд, глядя в пустоту, а затем резко отвернулся и толкнул дверь казармы. Я прошёл следом за ним.

Внутри было тепло, многие койки заняты — люди отсыпались после бойни, укрывшись шерстяными одеялами. Несколько человек сидели за длинными столами и молча ели похлёбку, уставившись в одну точку. В воздухе висел запах, сотканный из аромата приправ, крови, пота и чего-то острого. Несколько человек на койках постанывали, их конечности и головы были обмотаны бинтами. В остальном в комнате царила тишина.

Увидев однорукого повара, возившегося у очага, Арн махнул ему, указав на меня. Повар — суровый мужик с перебитым носом, молча кивнул и принялся наполнять глиняную миску едой.

— Садись пока.

Я опустился на ближайшую лавку и стал ждать, потирая слипающиеся глаза. Седовласый воин отошёл к одной из коек, рядом с ней на полу стояла большая кожаная сумка. Мужчина опустился на колени, открыл её и принялся что-то искать внутри.

Тем временем повар уже шёл в мою сторону с полной миской и деревянной ложкой. Грубо поставил её передо мной, так, что часть похлёбки расплескалась на стол. От еды ударил в нос сытный аромат: запах разваренного ячменя, печёной репы, нотка дикого лука и, самое главное — насыщенный запах мясного бульона, сваренного на кости. Это был запах жизни.

Пока жадно хлебал горячую похлёбку, Арн подошёл и тяжело опустился на лавку рядом. Молча смотрел, как я ем, что-то сжимая в кулаке.

— Мне сказали, ты в шахте до последнего киркой махал, — его голос был ровным, без насмешки. — А в тебе стержень есть, щегол. Никогда бы не подумал, что ты такой зубастый.

Оторвавшись от миски, я откусил большой кусок разваренного мяса и, медленно прожевав, ответил, глядя ему прямо в глаза:

— Хочу сделать меч. Настоящий. Когда получится что-то достойное, может, взглянешь? Ты ведь бываешь в деревне?

Арн на мгновение замер, а затем его лицо расплылось в усмешке. Он хлопнул здоровой рукой по столу так, что ложка подпрыгнула.

— А ты хорош, пацан! Сразу к делу. Тебя как звать-то?

— Кай, — просто ответил я.

— Кай… — повторил он. — В деревне бываю редко. Но на твой меч взгляну, обещаю.

Мужчина помолчал, а затем протянул мне свой сжатый кулак. Когда разжал, в нём было то, что меньше всего ожидал — на его ладони лежал небольшой, но туго набитый кожаный мешочек.

— Тебе, — сказал воин.

Посмотрел на него, потом на мешочек, и аккуратно взял. Тот был тяжёлым, и внутри что-то звякнуло.

— Твой клинок, — сказал Арн тихо, глядя не на меня, а на мешочек в своей руке. — Спас мою шкуру. Та тварь уже щёлкала зубами у горла, но лезвие вошло в неё как в масло. Если б не оно — хана мне.

Сглотнул, боясь даже предположить, сколько там.

— Бери. Это по-честному, — сказал воин. — За настоящую работу — настоящая плата. А то, что было… забудь. — Протянул мне мешочек. — Парни теперь только твою заточку хотят. Справишься с заказами?

От автора:

Попал в другой мир! Плакала моя чашечка чая и спокойная стариковская жизнь.Теперь я юный культиватор-красавчик и меня все хотят пустить на пилюли. https://author.today/reader/406190/