Симбионт

Глава 2

В себе бы разобраться

— Молодой человек, как вы себя чувствуете? — мужской голос, тщательно прячущий нотки беспокойства и даже тревоги, плавает в воздухе, дрожит и пропадает на какое-то мгновение, чтобы потом снова выскользнуть поверх моей дремоты.

— Хреново, — бурчу я, не разлепляя глаза. Чего я здесь не видел? Уже знаю, что лежу в медицинской палате в кровати, присоединенный разнообразными проводами с присосками к аппаратуре. Всю грудь облепили.

— Ну, это тоже результат, — хмыкнул взбодрённый голос, а потом холодные пальцы начали осторожно ощупывать мои бока, живот, грудь. Одновременно с этим он продолжает говорить: — Сломанные рёбра с помощью магических манипуляций мы благополучно срастили, грудная клетка не пострадала, внутренние органы в порядке. Как голова? Не тошнит?

Я осторожно прислушался к себе. Что-то неприятно и методично постукивало в левый висок, о чём сразу и сказал. Не собираюсь скрывать даже малейшее недомогание, чтобы потом меня не скрючило в самый неподходящий момент. Пусть обследуют.

— Да, к сожалению, удар был сильный, с последующей гематомой, — голос странно дрогнул.

Мне хватило выдержки не задать главный вопрос: а не погиб ли я в этой аварии, и не в клоне ли сейчас моя душа? Или меня оживили с помощью странного ритуала в подвале возле Алтаря? Чему верить?

— Назовите ваше имя.

— Поди прочь, эскулап, — обронил я. — Совсем с ума спятил?

— Я настаиваю. Это необходимая процедура после подобных случаев. Итак?

Не отстанет ведь этот занудливый Зибер. О! Фамилию помню, значит, не всё так печально.

— Михаил Дружинин. Восемнадцать лет.

— Назовите имена вашей матери, отца…

— Забываешься, Карл Николаевич, — я всё же открыл глаза и посмотрел в лицо медика. Его рыжая бородка, отличавшаяся аккуратностью, в этот раз была всклокочена, да и весь вид пожилого Целителя говорил о том, что всем пришлось несладко из-за меня. Матушка, наверное, крови со всех попила, пока меня лечили. Почувствовал себя скотиной, и неторопливо назвал имена родителей. Дескать, смотри, с памятью у меня всё нормально!

— Прекрасно, просто прекрасно! — пробормотал Зибер, потирая ладони.

— А имена моих братьев и сестры не хочешь услышать, Карл Николаевич? — поинтересовался я. Больше из-за вредности, конечно.

— Я думаю, достаточно, Михаил Александрович, — мягко откликнулся Зибер. — Ваше состояние стабильное, жизни ничего не угрожает. Память функционирует без сбоев, но потом нужно будет провести некоторые тесты…

— Карл Николаевич, правду скажи, — прерывая его нетерпеливо. — Я погиб при аварии, меня рекуперировали, матрицу души переместили в тело клона?

На какое-то мгновение доктор заколебался, подбирая, видимо, правильный ответ. Я с интересом ждал, что он придумает.

— Нет, Миша, рекуперации не было, — неохотно ответил он.

— Тогда… как? Лучше признайся, скажи, что я после аварии был при смерти, меня сумели реанимировать — в общем, как вы, медики, умеете.

— Я не имею права без разрешения Евгении Викторовны разглашать события, произошедшие два дня назад.

— Два дня? — я задумался. Двое суток в отключке. Явно накачали какими-то препаратами, чтобы хоть как-то затуманить мне мозги для полного забытья. Значит, увиденный мною сон перед аварией был вещим. Каким-то образом удалось разглядеть картину моего воскрешения с помощью древнего ритуала. Всё это правда. Зибер ни за что не станет болтать языком про то, что сотворил у Алтаря. Здесь все боятся мою матушку. Ну и что теперь? Её спрашивать? А захочет ли она признаться?

— Я никому ничего не скажу, — вкрадчиво произнёс я, глядя на несчастного Целителя, попавшего между молотом и наковальней. И ещё неизвестно, что страшнее. — Даю тебе господское слово. Могу поклясться на крови, если все же не доверяешь…

— Как можно не доверять вашему слову, Михаил Александрович? — совсем поскучнел Зибер. — Но и вы поймите меня. Матушка с каждого взяла клятву молчания. Не хочу корчиться в муках, Миша.

— Ну, ладно, — решился я после некоторого раздумья. — Тогда поиграем. Я буду говорить, а ты только кивать, если я прав, или отрицательно мотать головой, если моя версия неверная.

— Хорошо, — слегка расслабился Карл Николаевич.

— Тогда приступим, — я приподнялся, упершись в спинку кровати, и сложил руки на груди. — После аварии меня сразу привезли сюда, в родовое поместье, уже мёртвого. Так?

Зибер побелел, и скрыть этого ему не удалось, как бы он не боролся со своими эмоциями. Потом с трудом, словно его кто-то придерживал рукой за голову, кивнул.

— Чудесно… Вы предлагали моей матери дождаться клона, чтобы провести необходимые мероприятия по оживлению мёртвого меня.

Пауза. Кивок.

— Ну вот, видишь, Карл Николаевич, как всё легко, — я улыбнулся. — Матушка категорически отказывается проводить рекуперацию и настаивает на каком-то ритуале. Марк Ефимович как только может, пытается её отговорить.

Снова кивок. А лицо все бледнее и бледнее. Чистый снег.

— К Алтарю подводят человека, которого я никогда не видел в жизни, но почему-то помню его взгляд. Маг перерезал ему горло ножом, после чего сцедил кровь несчастного в чашу. А вот потом я и ожил. Так что это было?

Зибер в отчаянии обхватил ладонью свою бородку, словно хотел выдрать её с корнем, чтобы боль заглушила желание распускать язык, но я смотрел на него, не отрывая взгляда, и ждал ответа.

— Только умоляю, Михаил Александрович, никогда не упоминайте при матушке ни единым словом, что вам всё известно! Тем более, от меня!

— Обещаю, — твердым голосом произношу я.

— Вас оживили с помощью древнейшего ритуала. Никакой рекуперации и в помине не было, — выдохнул Целитель. — Сам я до сих пор в шоке от произошедшего. Ничего подобного в жизни не видел.

— Что за обряд? Хотя бы в общих чертах…

— Не знаю, из арсенала древних иудеев, — с обречённостью отмахнулся Зибер. — Сплошь каббалистика. Мне теперь даже страшно подойти к гроссмейстеру. И всё же, Михаил Александрович, давайте закончим осмотр.

Его палец с неестественно выпяченным суставом оказался перед моими глазами и стал качаться из стороны в сторону подобно маятнику. А я вдруг понял, что подобные манипуляции как-то совершенно не действуют, не погружают в медитативный сон. Раньше стоило этому пальцу коснуться кончика моего носа, я тут же засыпал. Не сказать, что Зибер прибегал к такой процедуре часто, но вот в детстве наши шалости и капризы пресекались именно с помощью нехитрой манипуляции.

— Прекрати, Карл Николаевич, — поморщился я. — Со мной провели какой-то обряд, подняли из мертвых, и как теперь жить?

Целитель вздохнул, оглянулся по сторонам и подтащил к кровати стул, решительно сел на него. Его взгляд приобрел целостность, цепкость и то самое состояние, когда никто не смел вмешиваться в таинство магических и обычных врачебных деяний. Таков был Асклепий рода Дружининых, поднявший на ноги не одного представителя оного.

— Выслушайте, Миша, одну простую истину. Она банальна до зубовного скрежета, но столь же эффективна, как и таблетка лоперамида против диареи.

Я хмыкнул. Ничего себе начало! Видать, чародей настолько впечатлил нашего Целителя, что тот стал изъясняться ёмко и понятно.

— Надо забыть о том, что было в подвале, — голос Зибера превратился в наждачный круг, по которому водят затупленный нож. — Первое время будут сниться кошмары, и это естественно. Вопрос в другом: как быстро получится преодолеть эту неприятную фазу. Психика молодых людей пластична и подвижна. Постарайтесь, Михаил Александрович, обыграть свое возрождение в лёгкой форме. Никогда и никому из посторонних не говорите о ритуале. Даже намёками. Тем самым обережёте не только себя, но и свою семью от последствий. До императора не должно дойти ни единого слуха.

— Мама пресечёт, — усмехнулся я.

— Охотно верю, что Евгения Викторовна найдет возможность удержать в тайне ритуал вашего возрождения, — Зибер вздохнул и неожиданно спросил: — В каком году закончилась Великая война?

— В марте тысяча девятьсот восемнадцатого года подписанием мирного договора Антанты с блоком Центральных держав, — не задумываясь, ответил я. — После того, как Австро-Венгрию принудили к миру, а Турция попросила перемирия во время пятимесячной осады русско-французскими и греко-болгарскими войсками Стамбула, Германия выступила инициатором окончания войны на взаимных условиях недопущения оной в будущем. Лига Наций, созданная в следующем году, была призвана регулировать спорные межнациональные вопросы путём мирных переговоров…

— Хорошо, очень хорошо, — Зибер облегчённо расправил плечи. — По исторической дисциплине у вас, Михаил, как всегда, безупречно. А это говорит о многом. Память без провалов. Но попозже, с вашего позволения, я проведу тесты, чтобы окончательно удостовериться…

Он замолчал, замявшись.

— Что я не сошёл с ума? — усмехаюсь в ответ.

— Именно так.

— Да всё со мной нормально, — успокоил я Целителя. — Пусть считают, что погибший Михаил Дружинин возродился, рекуперация прошла успешно. В конце концов, в России тысячи аристократов и знатных людей потеряли свою первую жизнь и нисколько не парятся по этому поводу.

— Придерживайтесь этой позиции, Михаил Александрович, и сами не заметите, как забудете о ритуале, — со вздохом проговорил Зибер. Он на мгновение замер, сжав колени узкими ладонями, потом закряхтел, поднимаясь со стула, будто на его плечах висели годы прожитой жизни и многочисленные болячки.

Хитёр Целитель, прикидывается этаким старым и немощным дядькой, а сам только пятый десяток разменял. С другой стороны, служба Дружининым способствует лицедейству и использованию десяток масок.

— Отдыхайте, Миша, — обернувшись у двери, бросил Карл Николаевич. — Я прикажу охране, чтобы никого сюда не пускали.

— Самое главное, братцев моих, — напомнил я с ухмылкой. — А то ведь вытащат из меня все подробности.

— Обязательно, — кивнул Целитель. — Насчёт них я дам особое распоряжение.

Оставшись в полном одиночестве, я откинулся на подушку и заново прогнал в памяти случившееся в подвале. Как ни странно, мозг уже не реагировал так остро, а значит, начинал адаптироваться к ситуации. А вообще, почему я так рефлексирую? Мама не захотела, чтобы её ребенка закопали в землю, а вместо него в доме поселился клон с моим лицом, с теми же мыслями, такой же душой — проще говоря, идеальный двойник. Она была в своём праве, и пусть предпочитала молчать, но все, кому надо — знали, что я был её любимчиком. Попав под шквал материнской любви, трудно выползти из-под него, не превратившись в избалованного и самовлюбленного мажора. Брат Даниил, наследник родовой империи именно так и считал, относясь ко мне с толикой презрения, не понимая, что корень зла находится совсем в другом месте. Алексей, который был младше меня на четыре года, во многом поддерживал меня, а вот Иришка, моя единственная младшая сестренка, так и вовсе обожала, к счастью, не так пылко, как мама. Обожание её было, скорее, своеобразным. Общаясь со мной, она язвила, но за спиной яростно защищала от нападок друзей и знакомых. Я об этом знал и никогда не благодарил Иришку, иначе бы услышал много интересного о себе в нелестных тонах.

Короче говоря, каждому плачу той же монетой.

В себе сейчас разобраться бы. Понять, что за человек пожертвовал своей жизнью, чтобы вдохнуть в тело искру, заставил вздрогнуть сердце. И почему я помню эти глаза, глядевшие на меня с жалостью и скорбью? Ну, ничего, всё равно узнаю. Рано или поздно. И про ритуал этот, который Марк Ефимович не хотел проводить.

Дверь предательски скрипнула, и я скривился. Кому-то удалось проникнуть, несмотря на охрану. И этот кто-то явно не сестра или братья. Охрана их не пропустила бы ни за какие коврижки. Целитель должен был распорядиться насчёт посетителей, а его приказы, касающиеся лечения и здоровья пациентов, старались не нарушать. За исключением пары-тройки человек.

А значит, предстояло пережить разговор с отцом.

Чёрный «Аксай», близнец того самого, что сейчас стоял покорёженным на стояночной площадке следственного департамента, с рыком подлетел прямо к крыльцу белоснежного дома, и встрепенувшаяся охрана мгновенно образовала коридор. Один из них едва успел распахнуть заднюю дверь машины, как оттуда порывисто выскользнул господин Дружинин, и, не обращая никакого внимания на возникшую суету, по-мальчишески легко взлетел по ступеням на веранду, отмахнулся от управляющего Савелия, пытавшегося что-то ему сказать, и ворвался в дом подобно внезапному и губительному шторму.

В парадной его встречали две горничные с напряжёнными лицами, но Дружинин показал жестом, что их услуги не требуются.

— Передайте Евгении Викторовне, что я через десять минут буду у неё, — жесткие усы хозяина дома встопорщились, как у почуявшего добычу дикого кота. — Что с Михаилом?

— Он находится в целительском крыле, — торопливо отчиталась одна из горничных, старательно вытянувшись, как офицер при докладе. Даже руки по швам вытянула. — С ним всё в порядке, но требуется полный покой и тишина.

— Ясно, — Дружинин как-то сразу обмяк, словно из него выпустили воздух. Он уже не так шустро пересек огромную гостиную, поднялся по витой лестнице наверх и скрылся в своем кабинете.

В доме наступила неестественная тишина. Произошедшая со средним сыном господской четы трагедия вогнала всех обитателей особняка в ступор. Но самое странное и страшное, что сразу отметили слуги, в медицинский блок клон, который должен был заменить умершего, так и не повезли. Он остался лежать в специальном боксе в одной из холодильных камер. И тем не менее, молодой человек сейчас находился в постели живой и здоровый, даже с румянцем на щеках, поделилась одна из горничных, которой приказали исполнять роль сиделки. Люди понимали, что юношу возродила магия, о которой не принято болтать на каждом углу, а потерять язык, служа Дружининым, можно было запросто.

Ровно через десять минут Александр Егорович в свежей белоснежной рубашке, подходившей к неестественной бледности его лица, постучал в дверь апартаментов супруги, и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь.

Затянутая в платье из тёмно-голубой ткани, Евгения Викторовна ждала своего супруга посреди гостевой комнаты, прижимая переплетенные пальцы рук к груди. Кольца-артефакты с драгоценными камнями на мгновение блеснули, выстраивая магическую защиту. Горделиво вздернутый подбородок намекал на то, что любое обвинение супруга будет встречено достойным ответом.

— Сними щиты, — поморщился Дружинин, вовсе не собираясь орать на жену с порога. Он сам умело возвел непроницаемый купол тишины, чтобы ни одно ухо не подслушало, о чём будет идти речь. — Или всерьез считаешь, что я тебя ударю? Признаюсь, хотел это сделать, как только узнал, чем ты здесь занималась в мое отсутствие. К тебе три вопроса. Почему никто не сообщил, что сын погиб? Почему ты не поставила меня в известность о ритуале? И зачем подвергла Мишку ритуалу оживления через кровь донора? Надеюсь, твои аргументы позволят мне поменять наказание…

Он сел на диван, закинул ногу на ногу и стал ждать, глядя на жену неподвижными зрачками, в которых плескалась ярость.

— А что ты хотел? — холодно ответила княгиня, не пошелохнувшись. — Где тебя носило, когда вместо мальчика в дом вернулось его холодное тело? Я не стала предупреждать тебя, потому что была уверена в твоём нежелании провести ритуал, в котором важно время. Не забывай, я тоже имею право приказывать в этом доме…

— После меня! — сквозь зубы процедил Дружинин, с хрустом сжимая пальцы в кулаки. — После меня, женщина! Или ты посчитала, что в отсутствии хозяина можешь позволить себе принимать важное решение?

— Каждая минута промедления усугубляла ситуацию. Потом, ты же знаешь моё отношение к рекуперации. Позволить себе, чтобы душу Мишеньки пересадили в клон, я не могла.

— Общение с матерью начисто вышибло из твоей головы логику и разумный взгляд на современную жизнь! Для того и выращивают клоны, чтобы такие как ты, глупые курицы, могли не бояться навечно потерять любимых родственников! — не выдержав, могучим тигром прорычал Дружинин. — Ты своей опекой над детьми совершенно забыла об одной важной вещи: они не нуждаются в ней, когда вырастают! А твоя безумная любовь перешла все границы! Кто вообще надоумил тебя принести в жертву Борислава, чтобы оживить сына с помощью его крови? Ты хотя бы представляешь всю бездну дерьма, в которую мы попали? Гроссмейстер проводил тестирование Мишки?

— Ещё нет, — сжала губы Евгения Викторовна, с трудом сдерживаясь, чтобы не обрушить на мужа заклятие, скручивающее язык винтом. Так её ещё не оскорбляли. — Но главное, Миша жив, и искра его жизни находится в родном теле.

— Это всё влияние тёщи, — ткнул пальцем в сторону Евгении муж. — Мне надо было ещё тогда задуматься, почему она столь яростно сопротивлялась рекуперации тестя. Если бы её не изолировали, то ты потеряла бы папашу гораздо раньше.

— Замолчи… — щёки супруги заалели, что было признаком злости.

— Что — «замолчи»? Я не понимаю, почему ты так противишься рекуперации? Перед тобой куча примеров, когда люди вставали с медицинского стола в полном здравии. А то, что твой отец после второго воскрешения оказался немного не в себе — так это клон оказался бракованным. Все претензии компания приняла и выплатила огромный штраф. Его случай — на уровне статистической погрешности!

— Говори это кому угодно, а я не хочу заново прожить этот ужас, — Евгения сжалась, как от удара, но тут же распрямила плечи, показывая своё упрямство.

— Ты хотя бы знаешь, каких дел наворотила? «Слияние душ», вот какой ритуал провёл Марк, — Дружинин смотрел на жену, полыхающую от переизбытка магических энергий. — С кровью Борислава его искра жизни перешла к Мишке. Теперь моли бога, чтобы он остался тем прежним мальчиком, которого ты знала с самого рождения. Чародей не сказал, какие ещё последствия такого ритуала могут сказаться? Когда смерть и жизнь соединяются с помощью крови над мощным Оком Ра, оно открывает двери в иные миры, и как бы сейчас в обличии нашего сына не находится какая-нибудь тварь. Душа Борислава будет жаждать отмщения, а вкупе с силой и мощью призванного парень может превратиться в неуправляемое чудовище!

Женщина побледнела и покачнулась.

— Дай бог, если Мишка сумеет взять верх над искушениями чужой души, а ещё лучше, если его слабости превратятся во что-то полезное и нужное для Рода, — голос мужа завибрировал. — Но, клянусь, Евгения, ты лично убьешь своего сына, если он превратится в монстра.

— Нет, — едва слышно проронила княгиня. — Я на этот шаг не пойду. Всё будет хорошо.

— Откуда ты знаешь? — не удержавшись, рявкнул Дружинин, с хрустом сжимая пальцы в кулаки. — Даже наш чародей не до конца осознаёт глубину последствий от «слияния душ»! Как можно утверждать о благополучии нашего Рода после того, что ты наделала? Если императору станет известно о ритуале, нас ожидает, самое малое, разорение и ссылка на Сахалин, на каторгу! Или мы все на распыл пойдём твоими стараниями! Одарённые не имеют права бездумно применять свою магию где попало и как попало! Это закон, писанный кровью! Далее…

Александр Егорович тяжело встал и прошёлся по комнате, старательно обходя застывшую соляным столбом жену, на лице которой не было ни кровинки. Ну, хотя бы не ревела, как она любила в молодости давить на чувства супруга.

— Ответь мне, как я буду манипулировать Оленёвыми, если их главный боец превратился в высосанную тушку? Пять лет я плёл паутину вокруг этой семейки, чтобы заполучить их активы, а заодно отомстить за своего брата Николая. Разом, одним ударом! Вот спасибо, Женечка, подложила свинью! Нет, даже не свинью — хряка!

— Борислав давно мёртв для Оленёвых, — нашла в себе силы возразить Евгения Викторовна, решив, что глупо рефлексировать на обидные слова мужа. Она всё запомнит и предъявит счёт попозже. — Даже сам Арсений признал его смерть.

— Был мёртв, потому что Марк сумел оборвать все аурные следы Борислава, — заложил руки за спину Дружинин и подошел к окну, разглядывая сверху парк, в котором копошились садовники. — Наш чародей обладает уникальными знаниями, и будет жаль его потерять.

— Нет! — вскрикнула женщина. — Ты не сделаешь этого!

— Да с чего ты взяла, дорогая? — наигранно удивился муж, поворачиваясь к ней. — А заодно надо будет умертвить всех, кто присутствовал на ритуале. Ты почему не додумалась выслать непричастных из Алтарного зала? Фактически, подписала им смертный приговор!

— Хочешь, чтобы Род Дружининых растерзали соперники? — прошипела коброй Евгения Викторовна, превратившись в ту самую опасную и решительную женщину, которая так нравилась магнату. — Я лично наложу «печать молчания» на всех, кто там был, кроме Зибера и мага. Но убивать своих слуг не позволю!

— Хорошо, ты сама это сказала, — успокоился Дружинин. — Но насчёт сына я не шутил. Ты хотя бы осознала, что у Мишки, возможно, больше не будет шанса пройти рекуперацию без серьёзных осложнений? Мы не знаем, какая сущность могла в него подселиться во время ритуала, и каждое последующее воскрешение увеличивает вероятность того, что она возьмёт верх над сыном. А рисковать жизнями близких мне людей я не позволю.

— Ещё не факт, что к нему кто-то подселился, — вскинулась княгиня.

— Ну, оленёвская искра у него теперь точно есть, — усмехнулся муж, немного сбавляя накал. — Надеюсь, теперь Михаил освоит науку магических дуэлей на клинках. Борислав был славным бойцом, чего у него не отнять.

— Он и так умеет владеть своим клинком, — возразила Евгения Викторовна.

— Недостаточно! — резко выкрикнул Дружинин, показывая тем самым, насколько ему небезразличны успехи сына. — Ленится много, витает в облаках! Когда уедет в Уральск, его живо на «слабо» раскрутят и будут унижать на дуэлях, если сразу не убьют! Только бы с девками кувыркаться, а на остальное и времени не хватает! Даже Иришка превосходит его в клинковом бою в десять раз! Эх…

Дружинин резким движением руки снял защитный купол, и женщина вдохнула в себя свежий воздух, потёкший в комнату из открытого окна.

— Схожу, проведаю Мишку, — подходя к двери, князь даже не обернулся.

Оставшись в одиночестве, Евгения Викторовна всхлипнула и беззвучно заплакала, прижимая к лицу ладони. Минутная слабость дала возможность собраться с силами и прийти в себя. Тряхнув головой, рассыпая густые волосы по плечам, она по-детски шмыгнула и подошла к тому же окну, где раньше стоял муж.

— Никто не знает Мишу, как я, — прошептали ее губы. — Он справится, не даст ни единого шанса какой-то там сущности. Будете потом локти кусать. Зато мальчик проживет яркую жизнь, а не эту… суррогатную.

— Не спишь, сын? — отец, осторожно ступая, чтобы ни одна половица не скрипнула, подошел к кровати и сел на свободный стул. Наклонился надо мной и внимательно посмотрел в глаза, как будто хотел высмотреть в них что-то ему одному известное.

— Выспался на год вперёд, — буркнул я, намекая на прошедшие события.

— Ты всё помнишь, что происходило до момента аварии?

— Абсолютно. Как будто это было пять минут назад, — я с трудом сдерживался, чтобы не отвести взгляд от пронзительного взгляда моего отца.

— А потом?

— Удар внедорожника — и темнота. Очнулся на полу в Алтарном зале.

— Откуда он появился? Как ты его не увидел?

— Думаю, тот, кто сидел за рулём «Рифа», накинул на машину «вуаль». Появление машины было внезапным.

— Хорошо. С этим мы разберёмся. Что-то ещё чувствуешь? Изменилось ли твое восприятие ко всему, что тебя окружает?

Я помнил предостережение Зибера, поэтому усилием воли заставил себя сохранить на лице безмятежность. Пожал плечами.

— Знаешь, какие-то обрывки видений, смысл которых сразу потерял, как открыл глаза.

— Точно не помнишь? — старший Дружинин тяжело опустился на стул, положил сильные руки с выделяющимися венами на колени. — А иные ощущения, вдруг возникшие новые знания в голове?

— Нет, ничего такого. Может, они и появились, но как сейчас узнать? Надо проводить комплексные тесты.

— Ну да, логично, — вздохнул отец. — Пока не оправишься, торопиться не будем. Ладно, раз у тебя всё в порядке, пойду.

— Подожди, — неожиданно произнёс я, и широкоплечий мужчина с усталым лицом удивленно взглянул на меня. Медленно опустился обратно на стул. — А тебе не всё равно, каким образом меня возродили к жизни? Какие могут быть последствия, если люди прознают о ритуале?

— Твоя мать сделала ошибку, которую уже нет смысла обсуждать, — проговорил отец, сглотнув комок. — Очень большую ошибку, которая однажды может оказаться фатальной. А спусковым крючком являешься ты, Мишка.

— Триггер? — ляпнул я и сам удивился, откуда взялось это слово. Нет, я знал, что оно английское, но у нас язык островитян не очень популярен, больше французский и немецкий.

Отец как-то странно усмехнулся, помассировал подбородок, покрытый жёсткой щетиной.

— Ты же никогда не учил английский, — он тоже заметил эту странность.

— Ну, это не мешает знать базу.

— Мишка, над тобой провели древний ритуал, в результате которого твоя душа теперь делит место с той, что призвал наш чародей. Мне очень не нравится подобная ситуация, говорю откровенно. Чего от тебя теперь ожидать, не знаю. Надеюсь, ты останешься прежним Михаилом Дружининым, а может случиться так, что вторая сущность полностью заменит тебя. Расщепление сознания — показатель её вторжения. Можно спутать с шизофренией, но есть некоторые моменты, по которым легко распознаётся вселение. Поэтому всегда говори Марку Ефимовичу, а лучше мне, об изменениях. Чем больше мы получим информации о неких странностях, тем больше шансов для тебя остаться нормальным человеком.

— Всё так плохо? — сипло спросил я.

— Не знаю, — покачал головой отец. — Могут проявиться какие-то наклонности, к которые раньше тебе были несвойственны. Или навыки владения оружием, иностранным языком, который ты никогда не учил, или ещё какими полезными или бесполезными для Рода вещами. Хуже, если ты вытянул пустышку. Это как… выбраковка.

— Убьёшь? — я кисло улыбнулся.

Отец потрепал меня по голове тяжёлой, как дубовая доска, ладонью. В глазах мелькнула жалость и тут же пропала.

— Постараюсь не довести до этого. Возможно, прогоню из семьи, чтобы не навлечь гнев императора. Ну-ну, не сверкай глазами… Опять же, есть надежда, что пустышка не сможет перебороть тебя, а значит, ты останешься прежним Михаилом Дружининым, моим сыном. Но отнесись к предупреждению со всей ответственностью. Любая странность, которая доселе была несвойственна тебе, есть признак вмешательства чужой воли.

— Разве душа, покинувшая тело, может демонстрировать волю?

— Я не знаю, — повторил отец. — Придется вплотную заняться этим вопросом. Техника некромантии, которой воспользовался Марк Ефимович, очень древняя. Материалы по ней или уничтожены, или лежат в таких хранилищах, куда даже человеку княжеской крови хода нет, не говоря уж обо мне. Откуда он её знает — вопрос совершенно иного толка. Остается надеяться на оставшихся в живых простых людей, обладающих умением чародейства.

— А разве такие есть? — я осторожно оперся на локоть, ощущая легкое недомогание в груди. Едва зажившие ребра давали о себе знать покалыванием где-то в боку.

— Вполне допускаю, — отец устало потёр подбородок. — Когда стали вводить реестр владеющих магией, большая часть кудесников постаралась скрыться подальше от переписчиков, справедливо опасаясь, что их уничтожат или закроют в лабораториях для исследований. Другие затихли и постарались не афишировать открыто своих умений. Правда, иногда случались проколы. Дети с искрой среди простолюдинов нет-нет да и попадали под бдительное око контролёров Магической Палаты. Так что если поискать как следует умельцев где-нибудь в Сибири, то может и повезти.

— У тебя есть такая возможность? — мне не улыбалось попадать под влияние сущности, сидящей сейчас где-то в глубинах мозга. Что за человек Борислав Оленёв, я не знал, хотя несколько раз видел его, до того момента, как он попал в подвалы нашего особняка. Но хоть убей, я не мог признать его в человеке, стоявшем перед Алтарём! Вдруг ему захочется через меня, моими руками, начать мстить семье? Смогу ли я одолеть разум опытного мужчины, да к тому же обуянного ненавистью за лишенную Дружиниными жизнь?

— Буду пробовать, но ничего не обещаю, — развел руками отец. — Всё зависит от тебя, Мишка. Теперь на тебе ответственность не только личная, но и за всю семью: мать, Данилу, Иришку, Алексея.

— Ладно, — побледнев, улыбнулся я. — Если что — поеду к Дубенским и сигану башкой вниз с утеса. А вы проведёте нормальную рекуперацию.

— Боюсь, это уже не поможет, — отец покачал головой. — Есть у меня такое подозрение. Слишком сложный ритуал проведён, да ещё на крови. В общем… отдыхай, сын. Как почувствуешь себя хорошо, поговорим обстоятельно.

Он вышел из комнаты, а я вдруг обнаружил, что вокруг сгустились сумерки. Задернутые шторы на окне уже не пропускали вечерний свет, предметы потеряли резкость. Медицинская аппаратура была отключена и не докучала своим попискиванием, но до сих пор стояла на тележке в дальнем углу. Протянув руку к светильнику, стоявшему на тумбочке, щёлкнул выключателем. Карамельно-жёлтый абажур залил уютным светом часть комнаты и кровать. Я опёрся спиной о подушку и решил почитать учебник по истории России, который мне принесла Иришка. Надо же готовиться к экзаменам, но напрягать мозг математикой, физикой или химией сейчас не хотелось. Вот и выбрал что-то нейтральное, более усвояемое.

— Наконец-то мы одни, и ты в сознании, — прозвучал чуть насмешливый мужской голос, чуть глуховатый, как будто он недавно переболел ангиной и не хотел напрягать связки. — Ну, здорово, тёзка.

Я медленно положил книгу на грудь и внимательно огляделся по сторонам. В какой-то момент показалось, что отец или мать заранее провели сюда какого-то человека и спрятали его в гардеробном шкафу, чтобы наблюдать за мной. Естественно, пока я находился без сознания или спал, напичканный снотворным. Иначе мимо меня вряд ли кто-нибудь прошмыгнул бы незамеченным. Какой бред в голову лезет!

— Давай-ка, мил человек, покажись, — я понизил голос, чтобы не привлекать внимание дежурившей за дверью горничной. Мать настояла, переживая за моё здоровье. — Мне такие шуточки не нравятся.

— Да какие шутки, тёзка? — странно, мне послышалась грусть? — Теперь мы с тобой в одной упряжке, хочешь ты этого или нет. К сожалению, показаться не могу, потому что заперт в тебе. Не знаю, как по-научному объяснить сей казус.

Я похолодел. Вот оно! Сущность показала свое присутствие, и теперь начинает овладевать моей душой и телом. Держись, Мишка! И что делать? Кричать во все горло, срочно звать Зибера и отца?

— Да не ссы, Михаил! — голос чуточку ожил, проявились нотки насмешливости. — Ничего я тебе не сделаю, расслабься. Всё будет нормально. Ты только не показывай никому, что разговариваешь сам с собой. В дурку упекут.

— В дурку? — не сразу понял я. — А, в скорбный дом!

— Ну, пусть будет скорбный дом. Не суть важно. Главное, ты понял.

— А почему я тебе должен верить? — мои губы шевелились, хотя я мог разговаривать и мысленно. — Ты Борислав Оленёв?

— С чего вдруг? — раздался смешок. — Я же говорю, мы тёзки. Меня зовут Михаил. Фамилия Субботин. Офицер российской армии, погибший при исполнении воинского долга в Сирии… наверное, погиб.

— Не понял, — я даже приподнялся от неожиданности. — Что значит «наверное»? Ты что, сам не знаешь, что с тобой произошло?

— Понимаешь, я до сих пор не уверен, что погиб. Попал под миномётный удар, потерял сознание, а очнулся уже непонятно где. Главное, ощущаю свои мысли, чувства, а вижу незнакомую комнату, не похожую на больничную палату. Странные разговоры, какие-то князья, ритуалы, рекуперация…

Я слушал находившегося во мне человека и понимал, что речь его довольно грамотная, взвешенная, как и полагается тому, кто получил хорошее образование. Пожалуй, поверю, что тёзка — военный.

— Я сразу заподозрил: лежу в коме, — усмехнулся голос. — Обычно в таком состоянии возникают реалистичные картинки. В свое время начитался книг про всяких попаданцев, магов, кланы, вот мозг и среагировал столь причудливым образом. Так расскажи мне Мишка, развей мои сомнения. Ты моя галлюцинация, или я твоя?

— Вряд ли удастся точно определить, но давай попробуем, — я тихо обалдевал, не зная, как реагировать на происходящее. — Во-первых, я средний сын очень влиятельного и богатейшего человека на Урале. Зовут Михаилом Дружининым. Недавно попал в аварию, теперь лечусь под бдительным надзором нашего це… медика Карла Николаевича. Во-вторых, я нахожусь в здравом уме и памяти, а ты в моей голове создаешь хаос. Выходит, ты моя галлюцинация, а не я — твоя.

— Убедил! — тезка Михаил весело рассмеялся. Клянусь, его смех звучал столь реалистично, как будто находился незнакомец рядышком. Я и сам поневоле растянул губы в улыбке. Субботин отсмеялся и продолжил: — Ну вот, познакомились. Значит, ты из очень богатой семьи, родился с золотой ложкой во рту. Неплохо так. Будет чем развлечься в коме.

Выражение про золотую ложку во рту мне известно. Но меня волновало другое, не давало сознанию цепляться за мелкие несуразицы, исходившие от невидимого собеседника.

— А если это не кома? — тихо спросил я. — Если твоя душа после смерти попала в меня, когда меня тоже… пытались спасти после тяжёлой аварии?

Наступило недолгое молчание.

— Версия имеет право на существование, — ответил, наконец, Субботин. — Ладно, тёзка, давай пока не будем напрягать друг друга домыслами. Может, скоро я пропаду из твоей головы, а может — останусь навсегда. Рано или поздно всё разъяснится. Только прошу: не надо своим эскулапам говорить обо мне. Поверь, будет только хуже. Послушал я твоего отца, когда он здесь разливался соловьем. Не в обиде?

— Да ладно, мы уже давно друг с другом общаемся с прохладцей, — поморщился я. — У него в приоритете Даниил, мой старший брат. Наследник Рода, как-никак. Обучает его, как вести дела, а остальные так… неважно — есть мы или нет.

— Даниил способный?

— Первенцы всегда берут самое лучшее от родителей, — я выпрямился и лёг поудобнее, чтобы снизить нагрузку на рёбра. — Я брата уважаю, в самом деле. Он, хотя бы, не старается копировать поведение отца один в один. Умеет быть и жёстким, и мягким.

— Понятно, — откликнулся Субботин. — Но ты мотай на ус моё предупреждение. А я постараюсь помочь тебе, если возникнет такая необходимость.

— Чем ты можешь помочь? — мне стало смешно. — Рефлексы военного человека? Уметь стрелять навскидку, белке в глаз попасть? Или кости голыми руками ломать?

— Я, вообще-то, майор, офицер ССО. Много чего умею. Кости, правда, не ломаю, но из пулемета стреляю очень здорово. И из пистолета. Ха-ха!

Шутит тёзка.

— Что такое ССО?

— Силы спецопераций. Проведение диверсионных, разведывательных и иных действий в тылу противника, минно-подрывная деятельность, организация партизанской борьбы, ведение психологической войны, — заученно, как будто не раз говоренное, ответил тезка Субботин.

— В каком мире ты живёшь? — ошеломленно спросил я, интуитивно поняв, о чем идет речь. — Создаётся впечатление, что вы всю жизнь там воюете!

— Так и есть, Миха, — грустно ответил майор. — Бесконечная война с внешними и внутренними врагами. Но пока давай об этом не будем говорить. У нас времени достаточно, друг друга просвещать начнём, только не торопясь, чтобы мозги не выкипели от перегрузки. Чую, здесь тоже много интересного. Глядишь, и поймём, ради чего нас совместили. Ну что, договорились?

Какой шустрый тёзка. Дашь сейчас согласие, а он поймёт его как призыв к действию, и начнет давить меня своей харизмой. Я же не дурак, чувствую, как он со мной разговаривает. Такой привык командовать, повелевать. Не успею «мама» сказать, Субботин заменит меня, получив доступ к телу и душе.

— Да я и так уже получил этот доступ, — благодушно ответил майор, считав мои мысли. — Потом сам увидишь, если захочешь оценить новые возможности. Но обещаю, что без твоего разрешения не сделаю и шага. Слово офицера… оно ведь имеет значение в твоем мире?

— Ещё как, — откликнулся я. — Надеюсь, ты не воспользуешься моим телом в корыстных целях. Иначе буду вынужден рассказать всё отцу и Карлу Николаевичу.

— Исключительно с твоего разрешения, — повторил Субботин. — Но из твоей головы я никуда не денусь, так что готовься к частому общению. А то заскучаю…

Он хохотнул и добавил:

— Спокойной ночи, напарник.

— Тебе тоже, майор, — ответил я, сразу ощутив нешуточную усталость. Разговор с фантомом в голове подточил мои силы, да так, что уснул я мгновенно.