Симбионт

Глава 10

Это не наш метод, но если нарываются…

Несмотря на будний день, Ханская роща — одно из самых посещаемых мест уральцев — была забита отдыхающими, в большей мере детьми с родителями или сопровождающими их гувернёрами-гувернантками. Вдоль берега реки причудливо изогнулась линия необорудованного пляжа с густыми зарослями ракитника. То и дело мелькали тела людей, лежащих на надувных матрасах или на покрывалах. Облагораживать место досуга, которое постоянно затапливало водами Чагана местная администрация не собиралась. Деньги на ветер? Вот ещё, лучше в карман. Но для видимости соорудили подальше от берега беседки, кабинки для переодевания и деревянные мостки, ведущие прямо к реке. Зато по всей роще оборудовали места для пикников, где можно было пожарить шашлыки, посидеть за столиком, а не на земле. Контейнеры для мусора искусно раскрасили под местный ландшафт, чтобы они не выделялись огромными угловатыми коробами и не портили взор отдыхающих. В южном углу Ханской рощи поставили разнообразные аттракционы для детей, начиная от каруселей и заканчивая простенькими железными дорогами, по которым бодро бегали разноцветные вагончики.

Марина снизила скорость и аккуратно заехала на парковку, окружённую со всех сторон буйной растительностью, которую никто, наверное, никогда не прореживал. Помимо полосы соснового леса, протянувшегося вдоль берега, здесь встречались кусты солодки, барбариса, колючего боярышника. Колёса «Фиата», ярко-красного, как помада на губах Турчаниновой, прошуршали по засыпанной гравием площадке, и машина ловко вписалась между простеньким запылённым «Аргусом» и элегантным «Руссо-Бюир» с овальными фарами, похожими на прищуренный взгляд азиата.

— Эх, жаль, купальник не догадалась захватить! — воскликнула Рита, вожделенно глядя на мелькнувшую в кустах протоку. — Сейчас бы позагорать!

И в самом деле, последние деньки августа стояли невероятно жаркими. Воздух, охлаждавшийся за ночь, успевал нагреться и тягучим маревом висел над крышами домов и верхушками деревьев.

— Куда тебе? — рассмеялась Марина, нажимая кнопку брелока. Залихватски свистнул сигнал блокировки. — Ты и так вся бронзовая! Ну что, мальчики-девочки, куда сначала пойдём? Погуляем по берегу или сразу шашлычков?

— Если есть возможность смотреть на реку и есть шашлыки, то я за этот вариант, — выдвинул разумную идею Иван. Он шёл рядом с Марго и отчаянно хотел обнять её за талию, тем более, что девушка и не думала отстраняться. Так и шли рядышком, только что за ручки не держались.

Со стороны аттракционов доносились детские визги и вопли. Но мы туда не пошли, а свернули по дорожке, засыпанной мелким белым щебнем, в сторону реки. Особенно умиляли многочисленные указатели, заботливо прикрученные проволокой к деревьям: «Самый лучший шашлык у Ибрагима! Жду тебя, мой друг!». «Жизнь легка, когда съел шашлыка!». «Мяса целый мангал, полный рот нажевал».

Посмеялись, и решили идти к незнакомому, но креативному Ибрагиму. Его шашлычная стояла в тени высоких сосен: это была огромная открытая беседка, стилизованная под шатёр с закруглённым куполом. Неподалеку от неё стоял серебристый фургон-развозчик с открытым боковым окном, где можно было купить воду и соки. За ним, подальше от беседки, в сизом ароматном дыме возле огромного мангала крутился мужчина с густой бородой. Ветерок с руки разносил умопомрачительные запахи, заодно отгоняя мошку и мух.

В самой беседке ещё оставались места, и мы поспешили занять один из столиков. На нас, а вернее, на девушек, посмотрели с интересом сразу с десяток мужиков не самой приятной наружности. Какие-то абреки, заросшие и страшные, с маслянистыми глазами, кто в полувоенном камуфляже, кто в пропылённых халатах. А девчонки спокойно уселись за столик, не обращая на них внимания; Иван сразу побежал к фургончику делать заказ.

— Не самое приятное местечко у Ибрагима, — хмыкнул я, развалившись на пластиковом стуле. — Как бы вам, барышни, комплименты делать не стали.

— А мы комплименты любим, — тряхнула головой блондинка и плавным движением руки откинула волосы за спину.

«Девочка-то провоцирует, — прошептал Субботин. — Будь внимателен. Если эти бабаи полезут в бутылку, не разговаривай с ними, а сразу бей в бубен. Для них цивилизованный разговор — признак слабости. И сразу вопрос: даёшь доступ?»

«Даю. Но смотри, не убей никого. Дворянину за это ничего не будет, для него приоритет по крови, да и вирой откупятся, а мы из новой аристократии, сразу начнут щемить. И давай договоримся. Если ситуация выходит из-под контроля, становится угрожающей, перехватывай управление».

«Принял. Но я в любом случае должен спросить у тебя разрешение. Я ведь не всегда смогу понять, нужно ли вступать в драку, а когда вопрос можно мирно решить. В общем, спрашиваю: доступ? Если говоришь „да“, я беру управление на себя».

«Согласен».

Ванька вернулся с подносом, на котором было четыре порции салата, чай, лаваш, плошки со жгучими соусами.

— Шашлык будет через пять минут, — сказал он довольным голосом. — Повезло, что новая порция уже готова. Миш, есть фруктовое вино. Может, по стаканчику? Снять стресс…

— Я согласна! — захлопала в ладоши Марина, как будто для неё происходящее было из области невиданных развлечений. Бедная девочка, ни разу не окуналась в простую жизнь? Или играет? — Марго, ты чего такая зажатая? Будешь?

— Конечно, — пожала плечами Рита и перешла на шёпот: — Просто не по себе от этих взглядов. Они как будто меня раздевают.

Ага, хоть одна, но всё-таки заметила!

— Я сгоняю, куплю вина, — Иван снова исчез.

— Миша, а Ваня и в самом деле твой Слуга? — неожиданно спросила Рита. Ого, неужели Иван настолько прозорлив?

— Дубенские — Слуги моего рода, — подтвердил я. — Мы с Ванькой с колясочного возраста вместе росли. Вместе и в школу пошли, все уровни от звонка до звонка. Так что он мне больше, чем Слуга или друг. Побратим, скорее всего.

— Понятно, — протянула девушка и стала накручивать тёмно-русый локон на палец.

Иван вернулся с бутылкой какого-то вина и четырьмя бумажными стаканчиками.

— Прямо, как бродяги на вокзале, — фыркнул я, когда он стал разливать напиток, имевший густо-бордовый оттенок. — Если бы моя мама увидела, её бы удар хватил. С её-то утончённым восприятием мира…

— А оно неплохо пахнет, — пошевелив носиком, сказала Марина и пригубила вино. — О, какой вкус!

К нашему столику подошёл кряжистый кавказец с обритым налысо черепом, с бородой и густыми усищами. В руках он держал большое блюдо, на котором, прикрытые тонким лавашем, лежали восемь шампуров.

— Салам, уважаемые, — бархатистым раскатом поздоровался он. — Добро пожаловать к Ибрагиму. Кушайте на здоровье! Вах, почему не сказал, что с вами такие луноликие и прекрасные барышни?

Укор предназначался Ваньке, отчего тот покраснел и пожал плечами.

— Подождите немного, — лысый бородач подмигнул и вразвалочку отошёл от стола.

— И что сейчас будет? — с подозрением спросила Рита.

— Сидим и кушаем шашлык! — я поднял стакан, призывая всех к пиршеству.

— Ура! — девушки не стали чокаться, зато сразу же бросились смаковать вино.

Пока мы отдавали должное отлично приготовленному шашлыку, вернулся Ибрагим с глубоким блюдом, в котором лежали гроздья зеленого и чёрного винограда, сочащиеся соком гранаты и персики.

— Подарок от Ибрагима! — важно заявил он, глядя на Марину. — Вы, наверное, приезжие, раз с такой храбростью вошли в царство мужского шовинизма. Все знают, что когда люди Нарбека здесь гуляют, женщины сюда не ходят.

— Ой! — пискнула Марина, застыв с куском мяса у рта. — А где эти люди?

— А вот прямо за моей спиной, — Ибрагим, кажется, имел в виду целую компанию бородачей в походной одежде. Он наклонился над столом и негромко произнёс: — Контрабандисты.

И подмигнув, ушёл по своим делам. У Риты сразу пропал аппетит.

— Давайте, возьмём с собой всё это и пойдём к берегу.

— Да пугает он, — заявил Ванька, подлив всем вина. — Не будет никто бизнесу человека вредить. Да ещё днём, при людях затевать всякие скандалы или приставать к отдыхающим.

— Не сейчас, а потом, — Марина посмотрела на меня. — А Миша такой спокойный. Не боишься? Дар ведь нельзя применять…

— Прорвёмся, — хмыкнул я, стягивая вилкой кусок с шампура. — Налетайте, пока не остыло! Давайте выпьем за знакомство и удачную сдачу остальных экзаменов!

Убедил я девушек расслабиться. Да и «бабаи», как выразился Субботин, не показывали свой шовинизм, разговаривали между собой, пили чай, поедали шашлыки и плов. В беседке народу стало побольше. Подошли пятеро молодых парней, крепких и широкоплечих, шумных, как скоморохи в базарный день. На них цыкнул один из бородачей, и они, послушно заткнувшись, сели за последний незанятый столик.

— Откуда эти цыпочки залетели к нам? — сразу же пошли реплики, направленные в нашу сторону. Вот же неугомонные!

Марина с виноватым видом поглядела на меня, сообразив, что идея посетить Ханскую рощу оказалась провальной.

— Такие сладкие, а с какими-то шкетами связались!

— Эй, барышни, а давайте к нам в компанию!

«Сиди, не дёргайся, — предупредил Субботин. — Сегодня без разминки не уйдём. Придётся поработать».

— Может, Кириллу позвонить? — разумно предложила Марина. — Мне не по себе становится. И ты своих личников вызови, Миша. Эти… сразу языки в одно место засунут.

Мне хотелось провести день со своими новыми друзьями, не ощущая за спиной присутствие телохранителей. К тому же появилась стойкая уверенность, что майор Субботин справится с любой проблемой. Как тут не расслабиться? Но я хорошо знал Арсена. Он ни за что не оставит своего подопечного, и будет постоянно держать меня в поле зрения, деликатно не мешая развлекаться. А вот Глеб запросто может разрушить идиллию, раздражая своим присутствием.

А парни странные, так-то. Ведут себя развязно, а в глазах льдом застыла настороженность. Как будто присматриваются к нам и ждут момента для провокации. Двое русских, а остальные или киргизы, или казахи. Ну, это не удивительно. В Уральске довольно много народностей живет. Жузы под боком, киргизы, уйгуры, бухарская слобода, опять же, рядышком, немецкая колония, казаки… Вавилонское столпотворение, не иначе. И как губернатор с этим серпентарием справляется?

Понемногу успокоившись, девушки расслабились, и мы хорошо посидели, допив вино и съев весь шашлык. Ванька опять сбегал к вагончику и принёс плетёную корзинку, в которую сложили фрукты, после чего поблагодарили Ибрагима, сидевшего на корточках рядом с кудлатым огромным псом, за гостеприимство.

— Приходите ещё, — подмигнул он антрацитовым глазом. — Люблю храбрых барышень!

— Странный он какой-то, — негромко проговорила Марина, идя рядом со мной и отщипывая от грозди виноградинки. — Вроде бы обходительный, даже без акцента разговаривает, про шовинизм знает, а всё равно веет от него звериной жестокостью. Я такие вещи на интуитивном уровне чувствую.

— А вы заметили, что в беседке никто не пытался скандалить, морды бить друг другу? — спросил Иван, идущий позади нас под ручку с Ритой. Ну просто голубки влюблённые. А в другой руке ещё и корзинку умудряется нести.

«Надо про этого Ибрагима собрать информацию», задумываюсь я. «И про Нарбека тоже не помешает собрать информацию. Ясно, что криминальным бизнесом занимается, контрабандой какой-то. Что-то не себе становится. Хозяин шашлычной не просто так сказал про этих людей, только я извилистые намёки не понимаю. Говори как есть, к чему секреты?»

С этими людьми я не собирался общаться как в настоящем, так и в будущем, отчётливо понимая, насколько это другой круг общения. Надеюсь, наши жизненные дорожки будут идти параллельно, нигде не пересекаясь. И всё же я привык собирать сведения о заинтересовавших меня людях впрок. Мой отец на большую половину Оренбурга досье имеет. «Пригодится», говорит он.

Я услышал, как за нашими спинами захрустел гравий под торопливыми шагами. И даже не оборачиваясь, понял, что это по нашу душу. Сразу дал сигнал Субботину, чтобы тот был готов перехватить управление моим телом. Против пятерых накачанных парней я не устою, если не применять магический Дар.

— Эй, молодёжь! А куда вы торопитесь? Давайте, пообщаемся!

— Нет желания! — сделала ошибку Рита, ввязавшись в разговор. А ведь мы даже до парковки не дошли! Там рядом пост охраны, всё лучше, чем в густом подлеске столкнуться с шакалятами. Понятно же было, что репликами в шашлычной не обойдётся.

— Девчонки, бегите к парковке, — говорю я и толкаю Риту в объятия Марины. Ванька сообразил отдать корзинку Марго и встал рядом со мной плечом к плечу.

Очень удачное место. Тропка узкая, по кустарникам за девушками никто не побежит, а вдвоём мы сможем задержать пятёрку разгорячённых идальго-аборигенов.

— Какие благородные! — скуластый, сухопарый и гибкий, как снежный барс, киргиз выдвинулся вперёд, и хрустя суставами пальцев, сжал их в кулаки. — Чего убегали-то? Нельзя так. Раз в Уральск приехали, надо с местными обычаями познакомиться, с людьми поговорить. Студенты, да? Мы тут всех знаем, а вас впервые видим.

Разговорился, волнуется, но виду не подаёт.

— А настроения сегодня нет, — говорю я. — Давайте краями разойдёмся, и в следующий раз встретимся, поговорим без спешки.

— Не, так не пойдёт — мотнул головой местный заводила. — Мы же люди гостеприимные, хотели показать город уважаемым людям, девушек сводить в хороший ресторан, а не в эту забегаловку. Или вы против?

В его голосе прорезалась угроза, и, как будто получив невидимый сигнал, четверо дружков грамотно выдвинулись по бокам, стараясь охватить нас клещами на узкой дорожке. Но мне показалось, что двое из них всё же хотели рвануть за девушками. Только едва заметный жест со стороны заводилы охладил их пыл.

— Ванька, на тебе эти, — кивнул я в сторону худощавого русского и плотно сбитого киргиза. На боевые качества друга надеяться не приходилось, но Иван умел махать кулаками. Главное, пусть свяжет боем половину банды, а я попробую с особо наглыми разобраться.

В руке заводилы что-то мелькнуло, раздался характерный щелчок выкидываемого лезвия, ядовито блеснувшего на солнце. Парень шагнул вперёд и оскалился, как волк, увидевший добычу.

«Ой, халтура, — вздохнул Субботин. — Мишка, забираю управление. Надоело на это убожество смотреть».

Я мысленно ответил «да», и на мгновение в моих глазах появился туман. Надвигающийся на меня киргиз с ножиком расплылся; машинально провёл ладонью по лицу и отступил на два шага назад, боясь, что в этот момент на меня нападут. Как тогда отбиваться?

Действительность вдруг приобрела иные краски, более резкие и отчётливые, словно чужими глазами стал смотреть на происходящее. Так и было в самом деле. Теперь вместо меня Субботин оценивал шансы на победу, вычислял самого опасного в группе, а в голове мелькали варианты, в которых никто из нападавших не оставался в живых. Нет, мне такого счастья не надо. На всякий случай предупредил тёзку, чтобы без трупов.

— Ты куда, птенчик? — ухмыльнулся заводила и торопливо шагнул за мной, подумав, что я собираюсь убегать. — Мы же не договорили.

Шаг вбок, стремительный выпад руки похож на бросок кобры. Запястье киргиза попадает в жёсткий захват, слышится хруст кости — и нож падает на землю одновременно со вскриком озадаченного заводилы. Рывок на себя, сильный и резкий удар костяшками пальцев в шею, разворачиваю парня спиной к себе и толкаю навстречу кинувшимся приятелям. Снова скользящий шаг к барахтающимся в объятиях хулиганам, подсечка, другая, да ещё с добавлением рубящих ударов по шее, а чтобы не прыгали больше, угощаю джебом левой в челюсть низкорослого паренька. Пока тот падает, хватаю за шею очнувшегося от шока заводилу, тяну вниз и коленом бью в переносицу, сминая её до состояния киселя.

Трое валяются на земле, постанывая и похрюкивая от боли, а Ванька тем временем героически защищает свою позицию, правда, лёжа на земле, и принимая удары ногами. Все так увлеклись дракой, что не заметили выскочившую из-за кустов невысокую фигуру в чёрном худи и с накинутым на голову капюшоном, хорошо скрывающим лицо. Дальше произошло и вовсе неожиданное. Незнакомец прямым ударом кроссовка в промежность заводилы отправил того в аут. Не ожидавший такой подлости, киргиз завыл и схватился за пах, а неизвестный помощник ловко завалил опешившего худощавого злодея на дорожку. Удара в челюсть хватило, чтобы тот взбрыкнул ногами и замер.

— Эй, спасибо! — успел крикнуть я в спину паренька, сиганувшего в кусты. И пожал плечами. Что это было?

Снова туман перед глазами — и Субботин с удовлетворённой жаждой справедливости затихает внутри меня. Я протянул руку Ивану, помогая ему подняться. Дубенский зашипел, обхватив содранный об мелкие камешки локоть.

— Мы победили, монсеньор? — прогундосил он, нисколько не переживая за собственное состояние, хотя из носа у него сочилась кровь.

— Да, мой верный оруженосец, — кивнул я, глядя на бегущих к нам девушек с двумя мужчинами в синей униформе охраны парка. В руке у каждого была дубинка, а на поясе болтались наручники. — Кажется, к нам подмога.

Марго чуть ли не с разбега уткнулась в Ваньку, обхватила его за шею и отпрянула, зардевшись от переизбытка эмоций. Достала из сумочки платок и аккуратно прижала к носу парня. Физиономия у моего Слуги была неописуемой.

— С вами всё в порядке, господа? — запыхавшийся усатый охранник с жетоном какой-то частной компании оглядел поле боя, с которого поспешно ретировались налётчики. Двое из них подхватили под руки главаря-киргиза, едва передвигающегося после хорошего удара в промежность, а третий поддерживал худощавого приятеля, держащегося за челюсть.

Охранник не стал за ними бежать, хотя мог провести задержание потрёпанной банды. Он лишь махнул рукой и с надеждой спросил:

— Вы не пострадали?

— Не считая носа — нисколько, — ответил я, глядя на Турчанинову, в отличие от подруги, не бросившейся мне на шею. Она оценивала меня с точки зрения будущих дивидендов, и не торопилась проявлять свои чувства. Судя по всему, майор был прав, когда подозревал в Марине «охотницу». — Спасибо, что помощь позвали.

— Да вы и сами справились, — хмыкнула девушка и обернулась к топтавшимся рядом с ней охранников. — Благодарю вас, господа. Было бы хорошо, если бы смогли узнать имена этих грязных подонков, хотевших нас изнасиловать.

«Чего она мелет? — я едва не уронил челюсть. — Ну, подрались парни, бывает. Но зачем их подставлять под тяжёлую статью?»

— Так это гоп-компания Сафара, — сказал напарник усатого, более молодой, подтянутый и к тому же с симпатичной ямочкой на подбородке. И зачем в охрану пошёл с такой внешностью? — Я узнал его, когда уже рядом были.

— Сафар? — нахмурился усатый. — Не их ли банда с Нарбеком якшается? С Юго-Востока?

— Ага, те самые, — подтвердил напарник.

— А вы тут что забыли? — старший снова посмотрел на нас. — Наверное, в шашлычную Ибрагима ходили? Не местные, что ли?

— Приехали поступать в университет, — опять прогундосил Ванька, продолжая принимать ухаживания Риты.

— Понятно, — хмыкнул тот. — К Ибрагиму не принято с девушками ходить. Если хотите шашлыком угоститься, лучше к дяде Фёдору загляните. У него не хуже, да и безопаснее.

Я услышал, как весело фыркнул Субботин, но не понял его веселья.

— А кто такой Нарбек? — спросил я, пока охранники не ушли.

— Контрабандист, женщинами торгует, — усатый посмотрел на побледневших барышень. — Я не шучу. Поэтому и советуем к Ибрагиму не соваться. Сам-то он ни при делах, но вот не повезло мужику, облюбовали его шашлычную всякие ублюдки.

— Теперь ясно, почему он так реагировал, — кивнул я.

— Так это он подарил фрукты? — развеселился напарник с ямочкой, кивая на корзинку у ног Марго. Удивительно, как она не потеряла её во время забегов. — Ничего себе, дядька Ибрагим даёт!

— Ладно, уважаемые, — ворчит усатый. — Будете подавать заявление в полицию? Мы должны подтвердить его, так положено. Или…

— Или, господин охранник, — киваю я. — Всё хорошо, никто не пострадал. Сейчас мы уедем, и всё забудется.

— Как так? — возмущённо воскликнула Турчанинова. — Я буду писать заявление! Эти гады Ваню ногами пинали!

— Ну не убили же, — шмыгнул Иван и смущённо сжал в руке окровавленный платок. — Правильно Мишка говорит: не стоит оно того. Так, хулиганьё.

Охранники облегчённо вздыхают, словно с их плеч упал тяжёлый камень. Я понимаю их. Начнётся расследование, Сафара поймают, начнут вешать на него нераскрытые преступления, а оставшиеся братки найдут нас и порешат. Мне одного раза хватило, когда перед пистолетом стоял. Хочу спокойно жить. Хотя подозреваю, что это вряд ли, пока не будет решён вопрос с Мистером Икс. Плодить новых врагов там, где это не нужно, не в моих интересах.

Зазвонил телефон. Это был Арсен. Я хмыкнул. Так и знал, что он с Глебом крутился где-то поблизости, присматривая за нами. Раз не появился, счёл ситуацию не критичной.

— Говори, — бросил я в трубку.

— Вот, хотел узнать, как отдыхается, — голос Арсена был нарочито беспокойный, якобы, переживает за меня. — У вас всё в порядке? Или нужно бежать сломя голову?

— Не переживай, мы уже домой собираемся, — улыбнулся я. Телохранитель сразу же прервал разговор.

Мы вернулись к «Фиату», подождали, когда Ванька смоет засохшие потёки крови с лица в протекающей неподалёку протоке, и поехали в город.

— Но почему ты не захотел подать заявление в полицию? — возмущённо воскликнула Марина по дороге. — Наши отцы стёрли бы эту погань в порошок! Да ещё эти… контрабандисты! Какой ужас здесь творится!

— Потому что это не метод Кости Сапрыкина, — спокойно отвечаю я, не удивляясь тому, что иногда шутник-майор подкидывает такие перлы.

— А кто такой Костя Сапрыкин? — удивляется Марина. — Это кто-то из нападавших? Ты его узнал?

— Нет, так говорил один мой знакомый, из простых, — увернулся я. — Он не любит стучать по каждому поводу. Подумаешь, морды друг другу набили. Надо собрать всю информацию о Сафаре и контрабандистах, и только потом предпринимать какие-то действия. Хочу надеяться, что охрана пошутила насчёт похищений и продажи женщин.

Девчонки мгновенно нахмурились. Я понимаю их. Кому понравится, когда за спиной постоянно пыхтят двое или трое громил с приказом от хозяина не допустить к своей кровиночке бандитов, насильников и уличных хулиганов? Мне вот точно не нравится. Теперь у меня самый настоящий личник, двадцать четыре часа в сутки бдящий за безопасностью.

Оставшуюся дорогу до гостиницы, куда Марина решила нас подбросить, мы молчали, каждый думая о своём. Даже Марго с Ванькой притихли на заднем сиденье. А вот меня больше всего интересовало, что за неуловимый Джо (опять что-то из перлов Субботина) помог нам в парке?

Проверка показала: вы не так просты!

Сафар обиженно сопел, баюкая распухшее запястье, несмотря на компресс, наложенный Аллой на его руку, и смотрел из-за плеча Вадима на экран телефона. Один из парней его банды засел в кустах и снимал всю заварушку от начала до конца. Раз был такой приказ от Ростоцкого, подкреплённый тугой пачкой банкнот, нужно пережить позор, в который молодой смотрящий Юго-Востока окунулся с головой.

— Три минуты! — хмыкнул Вадим, раз за разом прокручивая ролик в том месте, где наглая и высокая лбина мотает по дорожке троих идиотов, не сумевших дать достойный отпор. — Не напомнишь мне, Сафар, что ты там говорил насчёт крутых рукопашников, которые одним махом десятерых побивахом?

— У него невероятная реакция, — проворчал киргиз, присаживаясь на краешек кресла. Одним глазом косил в сторону молчащей красотки в тёмном вишнёвом платьице, из-под которого вызывающе выглядывали длинные и весьма привлекательные ноги. Девушка тоже смотрела ролик, переброшенный на её телефон братом, закусывала нижнюю губу и что-то тихо про себя шептала.

— Да вижу, что невероятная, — почему-то довольным голосом произнёс Ростоцкий. — Сестричка, что скажешь?

— Ну… я не специалист по мужским дракам, — Алла подняла голову и сделала знак Вадиму, что не будет ничего говорить при посторонних. — Будь я простой девушкой, уже давно повесилась бы на шею Дружинину. Он такой смелый и мужественный…

— А не простой? — веселился Вадим.

— Смотря, какие выгоды сулят подобные отношения, — скромно ответила Алла.

— Ладно, Сафар, ты молодец, — молодой человек отложил телефон в сторону. — Хоть и навтыкали вам не по-детски, с задачей справился. И предупреждаю: не вздумай искать парней и мстить им. Девушек — тем более. Узнаю, всю вашу кодлу вырежут. Я не шучу.

— Да понял я, — угрюмо кивнул киргиз.

— Держи ещё пятьсот за моральный ущерб, — Вадим бросил на колени Сафара десять сине-зелёных банкнот. — Всё, на этом твоя работа закончена.

Он ещё долго стоял возле окна и смотрел за гостем до тех пор, пока тот не вышел за ворота и не сел в раздолбанный чёрный «Аргус»; только потом повернулся в сторону сестры, с ленцой орудующей маникюрной пилочкой.

— Что ты хотела сказать?

— Дружинина модифицировали, — высказала свою версию Алла, что не очень-то и удивило Вадима. — Ты обратил внимание, как он резко начал двигаться и валить дружков Сафара? А ведь они не один год занимаются единоборствами. Произошло какое-то преображение: растерянный мальчишка вдруг превратился в матёрого бойца. Я не специалистка по вашим мужским делам, — она предупреждающе вскинула руки, — и могу ошибаться в мелочах, но поверь… Мои глаза не обманывают. Михаил всё-таки прошёл рекуперацию, но усиленную.

— Вздор, — тут же возразил брат, и стал расхаживать по гостиной. — Новым аристократам запрещено боевое модифицирование клонов перед рекуперацией. Дружинины — торгово-транспортный Род, обыкновенные торгаши, не дворяне. За такими вещами следят пристально, все лазейки тщательно перекрыты. Нет, здесь что-то другое.

— Ну… — Алла вздёрнула пилочку вверх и придирчиво осмотрела шероховатую поверхность. — Имею же право на личное мнение. Тогда Михаилу наняли очень опытного профессионала, поставившего ему боевую базу.

— Вот с этим согласен, — кивнул Ростоцкий. — И что нам даёт такое знание?

— Да ничего, просто интересно. Мы же не собираемся шантажировать Дружинина или воевать с его семьёй. Загадка ведь в том, погиб ли он на самом деле или же действительно валялся с переломами в постели. И зачем скрывать этот факт?

— Логическое противоречие, — Вадим сел рядом с сестрой. — Модификации не подвергался, остался жив… и, знаешь, я не верю, что ему поставили боевую базу. Мишка — ленивый парень, поверь. Он не самый лучший боец на клинках, и не пытается исправить этот недочёт. И вдруг в одиночку справляется с тремя подготовленными к уличной драке людьми. Загадка.

— А ты заметил ещё одного человека, помогавшего Дружинину и его другу? Он выскочил из кустов, добавил жару и быстро убежал. Странный какой-то.

— Да, я обратил на этого персонажа внимание, — кивнул Вадим. — И не понял, кто он такой. Что думаешь, сестра? Ты порой парадоксальные версии выдаёшь.

— Спасибо, — улыбнулась Алла. — Наконец-то признал мои заслуги на интеллектуальном поле.

— Жду…

— Мне показалось, этот паренёк знаком со студентами. Вероятно, просто шёл мимо, увидел драку и решил помочь. Он как-то излишне суетливо выскочил из кустов, но быстро оценил ситуацию и накинулся на тех двоих, что дрались с Дружининым, хотя мог помочь его приятелю, находившемуся в более худшем положении. Насколько я знаю, Дубенский — Слуга Дружининых. Получается, незнакомец не с бухты-барахты помог именно Михаилу, а не Ивану.

— Забавно, — Вадим ещё раз просмотрел запись, рассеянно слушая рассуждение сестры. — Лица не видно.

— Да зачем тебе? — отмахнулась Алла. — Может, мне с Михаилом поближе познакомиться? Страсть как тайны люблю. Как думаешь, клюнет на мою красоту?

— Ты бесподобна, — нисколько не кривя душой, ответил Ростоцкий. — Но подумай, как твою задумку воспримет отец?

— А что отец? — пожала плечами девушка. — Поставлю перед фактом, что увлеклась молодым человеком, студентом из Оренбурга, из богатой семьи. Чтобы предотвратить его реакцию, которая может мне помешать.

— Именно в таком порядке и скажешь? — рассмеялся Вадим.

— Да ну тебя, — Алла шутливо хлопнула по лбу брата. — Лучше подумай, как познакомить Дружинина со мной. Сойдись с ним, стань приятным собеседником, другом, наконец. А уж потом я сама его выпотрошу.

Визит к дьяволу

Самолёт делал уже второй плавный круг над аэропортом Остафьево, расчерченным строгими геометрическими посадочными и техническими линиями, на которых рассыпались мелкими бусинками разнообразная техника, вроде машин для чистки полос, топливозаправщиков, автобусов для подвоза пассажиров, самоходных трапов. Распластав крылья, устало замерли лайнеры в стояночных «карманах», но чуть в стороне в небо взмыла сине-голубая сигара. Видимо, её взлёта и дожидался пилот самолёта, в котором сейчас находился граф Татищев со своими «нукерами».

Василий Петрович оторвался от иллюминатора, чувствуя неприятную и сосущую пустоту в животе. Нет, его никогда не укачивало в полёте или при посадке. Ему было дурно от предстоящей встречи с канцлером Шуйским не потому, что в чём-то провинился или уличён в противоправных действиях. Нет, совсем по другим причинам, не относящимся к государственным делам. И причина эта крылась в неудачном ритуале, после которого призываемая душа куда-то потерялась.

Скажи такое другому, менее властному и не страшному человеку, чем Шуйский Александр Александрович (Сан Саныч в узких кругах), тот бы рассмеялся удивительному анекдоту, не придав ему значения.

Мужчине в безупречно сидящем на нём сером в полоску костюме, столь жутко боящемуся встречи с канцлером, было чуть больше шестидесяти, благородная седина обсыпала тщательно уложенные в аккуратную причёску волосы. Скуластое, волевое лицо, тщательно, до синевы выбритый острый подбородок, придающий зловещее сходство с дьявольским порождением ада и безмятежность в глубоких глазницах могло привести в трепет любого, но только не Шуйского. Тот сам кого угодно напугает до колик в животе и дрожи в коленях.

Чернота в зрачках постепенно ушла, отражая рассеянный свет солнца, пробивающегося сквозь курчавые и пышные облака, висящие над аэропортом.

Улыбчивая стюардесса заглянула в салон, где находились всего шестеро мужчин, и попросила пристегнуть ремни. Самолёт пошёл на посадку, и уже через несколько минут лёгкой тряски по бетонным стыкам закатывался в «карман». Татищев снова кинул взгляд в иллюминатор, чтобы убедиться, что его встречают. Как раз в этот момент к трапу подъехал блестящий чёрным лаком «Аксай» и два внедорожника, похожих на современную карету на колёсах. Сумрачный гений немецкого автопрома выдал очередной шедевр, оказавшийся востребованным у аристократии. Жуткий снаружи, он был надёжен, как швейцарские часы, и до безобразия комфортен, как мебель в английском аристократическом особняке.

Первым на трап ступил Бикмет со своими людьми. Он хотел убедиться, что тех, кто их встречает, прислал канцлер. И заметив среди них невысокого, в идеально сидящем по фигуре пальто (и это только в начале сентября!) старичка с бросающимися в глаза серебристыми висками, удовлетворённо кивнул. Тот заметил его жест и отдал короткий приказ окружавшим его людям.

— Можно выходить, — сказал Бикмет Татищеву, отодвинув бархатистую штору. — Басаврюк здесь.

Личный клановый секретарь канцлера Шуйского сам приехал встречать важного гостя, и от этого у Василия Петровича сжалось сердце. Он несколько раз вдохнул и выдохнул, заставив выползшую из тёмных закоулков панику забиться обратно и решительно шагнул к трапу.

— Господин, когда готовить самолёт к отлёту? — спросил его старший пилот, тоже почувствовавший настроение графа.

На мгновение Татищев задумался. А ведь он может и не вернуться, если канцлеру покажется, что его нерадивый вассал испортил дело. Но нельзя показывать страх перед своими людьми.

— Возможно, к завтрашнему утру, — произнёс граф безразличным голосом. — Но будь готов уже сегодня к вечеру.

— Слушаюсь, — кивнул пилот и скрылся в кабине.

Басаврюк дождался, когда Татищев окажется на твёрдой бетонной поверхности, шагнул к нему и почтительно склонил голову, сверкнув серебристыми висками. «Вот же чёрт живучий, лет под восемьдесят, а волосы до сих пор черным черны, — сердито подумал граф, одновременно с этим важно кивая в ответ. — Две рекуперации прошёл, а вот этот шик в виде седых висков так и не убрал».

— Прошу в машину, Ваше Сиятельство, — секретарь показал на бронированный «Аксай» и не преминул добавить: — Александр Александрович ожидает вас с нетерпением.

Представительский автомобиль был взят в «коробочку» из жутких немецких карет — и скромный по численности кортеж помчался по великолепной трассе из Остафьево в Москву.

«Только бы не в загородную резиденцию», — мелькнула мысль у Татищева. Среди старой аристократии упорно ползли слухи, что неугодных людишек канцлер зовёт в Царицыно, где у него находилось огромное имение, и оттуда они уже не возвращались. Графу было стыдно осознавать, насколько ему страшно до колик в животе встречаться с Сан Санычем, и когда кортеж пролетел мимо указателя с названием того самого населённого пункта, испытал невероятное облегчение.

Его привезли в особняк канцлера, называемый в народе просто «Палатами Шуйских». Автомобиль с графом и секретарём остановился возле парадного входа, охраняемого чуть ли не отделением хорошо экипированных бойцов. Второй человек в государстве охранялся не хуже императора, и это — не считая личной гвардии, которую ему разрешалось иметь. Сан Саныч был глыбой в империи, подпиравшей спину Романовых, но мало кто знал, какие тектонические процессы шли в политических глубинах. Граф Татищев знал, поэтому и жил с чувством грядущего апокалипсиса. Ему страстно хотелось, чтобы разлом прошёл только в одном месте и забрал с собой малое количество людей — иначе Россия просто станет другой.

Не замечая роскоши залов, он в сопровождении Басаврюка шёл на встречу с хозяином Палат, краем сознания отметив, что его не встретили домашние канцлера: ни жена, ни старшие сыновья, ни дочери Шуйского. Возможно, они даже не знали о его приезде и находились сейчас в другом крыле особняка. Василий Петрович бывал здесь несколько раз и хорошо знал расположение жилых корпусов. Там, куда его вели, располагалась малая канцелярия (в шутку её называли «работой на удалёнке»), кордегардия и собственно кабинет Его Сиятельства.

Под Палатами находилось мрачное подземелье, в котором Сан Саныч, обычно, прятал свои секреты, и как положено одарённому — родовой Алтарь с невероятно мощным Оком Ра, по силе уступающим разве что романовскому Алтарю. Вот это обстоятельство больше всего и напрягало графа, больше чем тысячи гектаров леса в Царицыно.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, я доложу хозяину, — Басаврюк остановился перед двустворчатой дверью, перед которой безмолвно возвышались две горы мышц в камуфляже. Они даже без оружия могли запросто остановить злодеев, настолько их вид внушал если не страх, то осторожность точно. «Модифицированные бойцы», сразу просчитал Татищев, заметив радужные переливы в зрачках охранников. «Да ещё с сетевыми имплантами. Значит, минимум один раз они уже погибали».

Только старая аристократия имела право на полную модификацию и улучшение генов своих родственников, Слуг и бойцов личной гвардии, но лишь после подписи канцлера и императора. Можно сколько угодно догадываться, какую власть в своих руках имел Сан Саныч, но посторонние, знавшие немного, и то старались держать рот на замке, а уж приближённые, которые знали о могуществе Шуйского поболее, и так бы ничего не рассказали.

Басаврюк появился через несколько минут, значит, получал какие-то вводные по поводу гостя. Он распахнул двери и пригласил графа в огромное помещение, которое являлось тем секретариатом, где на данный момент находились ещё двое гвардейцев и парочка смазливых секретарш с выдающимися формами. Они, как ни странно, работали в поте лица, беспрерывно щёлкая клавиатурой. Видать, документации было огромное количество, некогда даже охмурять посетителей и бравых бойцов.

Татищев дождался, когда Басаврюк лично откроет перед ним тяжёлую лакированную дверь из массива дуба, ведущую уже в сами рабочие апартаменты хозяина. Удовлетворённо кивнул, и, сделав надменное лицо, вошёл в кабинет, в котором запросто могли поместиться до ста человек. Огромные окна, однотонные красные шторы, невероятно длинный стол, двухметровая телевизионная панель под потолком, мощные, внушающие уважение, стеллажи с деловой литературой и разнообразными сборниками имперских законов — и сам хозяин, встречающий графа чуть ли не на пороге. Серый костюм в полоску из английской шерсти, белоснежная рубашка с платиновыми запонками, галстук цвета индиго, дорогие туфли из натуральной кожи придавали Шуйскому вид лорда и денди одномоментно. Короткая бородка, может, и не очень шла к округлому лицу канцлера, но умение выражать эмоции только одними глазами заставляло людей падать на колени. Даже без помощи магии. А такое нарабатывается годами, и, что самое главное, репутацией.

Падать перед канцлером Татищев не собирался. Он слегка смягчил выражение с надменного на радостное, остановился в паре шагов от Сан Саныча и склонил голову:

— Ваше Сиятельство…

— Здравствуй, Василий Петрович! — раскинув руки, Шуйский по-отечески обхватил плечи гостя и сжал их в своих лапищах. — Долго что-то! Я ведь тебя утром ждал. Нехорошо опаздывать.

Никакого приказа прибыть ровно в назначенное время граф не получал, но изобразил смущение:

— Пришлось облетать грозовой фронт над Волгой.

— Ну, ладно-ладно, не спеши оправдываться, — добродушно проговорил Сан Саныч и повёл Татищева в уголок с мягкой мебелью для задушевных разговоров. На столике, изготовленном из гренадила (чёрного африканского дерева) со вставками из амаранта и слоновой кости, уже стояла бутылка французского коньяка, тонко нарезанный лимон на изящном фарфоровом блюдце, шоколад в вазочке и маслины в глубокой хрустальной розетке. — Присаживайся, Василий. До обеда ещё часа три, поэтому нам хватит времени обсудить дела, ради которых я тебя вызвал.

Примостившись в упругом и до безобразия комфортном кресле, затянутом в чехол из бархатного плюша, Татищев смотрел на разливающего по хрустальным чаркам янтарно-соломенный напиток канцлера, и ощущал зарождающееся беспокойство. Сан Саныч умел играть как гостеприимного и хлебосольного хозяина, так и жуткого палача.

— За приезд, Василий! — Шуйский поднял чарку, заставив графа сделать то же самое. Аккуратно соприкоснулись краями. Хозяин, как и подобает, выпил первым, демонстрируя безопасность напитка. Хотя мог запросто отравы сыпануть, прежде приняв антидот. Он был тем ещё затейником.

Татищев тоже воробей стреляный, поэтому противоядие выпил в самолёте перед выходом на трап. Был риск, что канцлер мог влить доселе неизвестную Василию Петровичу отраву, но это уже как Бог распорядится… Да и какой резон Шуйскому травить своего вассала, если вызвал его на аудиенцию? Нужен он Сан Санычу, подсказывало сердце.

Коньяк обжёг пищевод и приятно разгорелся внутри трепетным огоньком. Граф закинул в рот кусочек шоколада, ощущая его приторно-горькую вязкость. Шуйский, крякнув, закусил лимоном. Даже не поморщился.

— Рассказывай, Вася, как ты облажался с этим малым… как его… — пощёлкал пальцами канцлер.

— Дружининым Михаилом, — пробурчал Татищев, раздражаясь манере Шуйского делать вид, что не помнит фамилии людей, на которых ведёт досье.

— Дружинин… А ты уверен, что призванная сущность поселилась в его теле? Может, это ошибка, неверный след?

— Астральный след призванного ведёт, как раз, в Оренбург, — осторожно ответил граф. — Вы же, Александр Александрович, на сто рядов проверили трассировку после ритуала, точнее, ваши чародеи. С них и спрос, если дали неправильную наводку.

— След ведёт в твой город, — так же неторопливо произнёс канцлер, наливая по второй. — Всё верно. Искать реципиента надо было именно там. Давай ещё раз пробежимся по ситуации. Ритуал был подготовлен моими магами с особой тщательностью. Жертвоприношение из двух десятков человек планировало напитать сущность особой силой, чтобы её хватило для переноса сознания из другого мироздания…

Татищева едва не вывернуло от его слов. Два десятка человек… Старинный род Засекиных, включая старшую и младшую ветвь, перестал существовать только из-за того, что Глава отказался отписать свои земли и поместье в пользу Шуйских. На землях Засекиных планировалось создать автономный жилой комплекс со своей электростанцией, магазинами, школой и гимназией, огромным развлекательным комплексом в центре великолепного парка, прудом с лебедями и утками… Но истинная причина уничтожения Засекиных крылась в родовом Алтаре. И граф Татищев знал, зачем это делается. Канцлер собирал силу Ока Ра, как голодное чудовище, пожирая каждый элемент магического артефакта. Жрать начинал его прапрадед, продолжили деды и отец, те ещё монстры политических интриг, но Сан Саныч превзошёл всех своей ненасытностью. Сколько Родов, владевших Оком, сгинуло в его пасти, трудно сосчитать.

И в какой-то момент канцлер решил свои действия укрепить вызовом из какого-то иномирья жуткой твари, чьи свойства были тщательно прописаны в чародейском гримуаре. Отожравшись на эманациях боли, страданий и крови она должна была воплотиться в одном из сыновей Сан Саныча, в двадцатишестилетнем Григории.

Младший сын Шуйского давно и безнадёжно болел, и это было удивительно, учитывая, какие медицинские светила бились за его жизнь, а ещё более удивительно, почему насыщенный магической энергией организм не поддавался натиску Целителей, имевших дипломы Сорбонны, Оксфорда, Петербургского Императорского Университета. Поговаривали, «серую хворь» Григорий подцепил во время путешествия по Франции с помощью местной контрразведки, игравшей на две стороны, и пытавшейся таким образом рассорить канцлера с Романовыми. Причём, слух пустили качественный, основываясь на давней неприязни между двумя великими родами. Шуйские пытались восстановить «справедливость», когда их предка во время Великой Смуты отстранили от власти, после чего, собственно, Романовы и воцарились на русском престоле. Имея мощную поддержку среди коренного дворянства, Шуйские чувствовали себя вполне неплохо в противостоянии со своими политическими противниками.

Как бы там ни было, в России все «знающие» люди верили: Григория заразили Романовы. В открытую не говорили, боясь потерять не только языки, но и жизнь, как свою, так и домочадцев. Зато за рубежом британские, немецкие, североамериканские бульварные газетёнки вовсю изгалялись в версиях, неустанно проводя один и тот же нарратив: канцлер не простит смерти сына Романовым. Странным и пугающим обстоятельством было то, что Григорий до сих пор оставался жив. Как будто неведомый враг изгалялся над несчастным парнем, а заодно и держал в напряжении всю его семью.

Татищев не присутствовал на ритуале, но слухи о кошмаре, случившемся у родового Алтаря Шуйских, просочились сквозь завесу молчания. Может, намеренно, а может, и случайно, кто знает. Весь род Засекиных тайно привезли в Царицыно и держали в подвале имения, чтобы жертвы осознали свою участь, напитались ужасом и безнадёжностью. Глава сломался и подписал все бумаги, которые ему подсунули ушлые адвокаты, наивно полагая, что детей и женщин отпустят из узилища, но когда увидел всех своих родных стоящими на коленях возле антрацитового постамента, впитывающего свет факелов, он сошёл с ума, потому что понял: это конец.

Григорий сам попросил яд, не до конца осознавая, какую миссию должен выполнить. Отец убедил его, что рекуперация пройдёт с элементами модификации, и он возродится куда более сильным, с новыми возможностями. Канцлер не сказал одну вещь: кто будет повелевать его сознанием.

Алтарь жадно впитывал биологическую жидкость, насыщенную силой погибающих одарённых, старшему из которых перевалило за девяносто, а самому младшему едва исполнилось восемь лет. Два клановых ритуалиста слаженно читали заклинания из гримуара… но что-то пошло не так. Может, виной всему стал нарушенный контур ритуальной пентаграммы или стёртая подошвой обуви закорючка руны — после ритуала целостность рисунка тщательно проверили и не нашли ошибок — или голос сорвался, изменив тембр звучания.

Григорий не встал со своего ложа, как должно было быть при вселении сущности в тело молодого человека. Он продолжал лежать с закрытыми глазами, а возле Алтаря нарастала паника. Канцлер с застывшим лицом выждал ещё какое-то время и дал команду медикам на рекуперацию. Сын получил вторую жизнь… как бы помягче сказать, в качестве тихо помешанного. Часть его сознания словно стёрли, а вторая половинка с трудом узнавала не то что окружающих его людей, но и самого себя.

Чародеи, стоя на коленях у ими же выкопанной в лесу ямы, клялись всеми богами и демонами, что призванный уже был на пути в своё новое обиталище, но по каким-то неведомым причинам изменил траекторию подселения и улетел к другому человеку. И маршрут, проложенный в астрале, вёл в Оренбург.

Шуйский с любопытством разглядывал стремительно седеющих магов, а потом внезапно пощадил их. Только он один знал, в какой дальнейшей комбинации использовать этих людей. Но многие смутно догадывались, что доброта хозяина зиждется не на ровном месте, и от этого становилось страшно.

Поэтому и Татищев сейчас сидел перед добродушным канцлером, едва не исходя потом.

— Призванный сорвался с крючка, — нисколько не переживая за дела минувших дней, продолжал рассуждать Шуйский после третьей чарки. — Я смирился с тем фактом, что не всегда квалифицированные чародеи могут исполнить древний ритуал, написанный, к тому же на старофранцузском языке. Ошибки, порой трагические, случаются сплошь и рядом. Бог с ним, с этим гримуаром и моими балбесами-магами. Надеюсь, кроме седых волос у них прибавилось ума. Знаешь, что они утверждают?

— Нет, — прокашлялся граф, — откуда же мне знать, если я не общаюсь с ними?

— Тот, кого призывают, должен появиться в момент смерти человека, чей мозг ещё жив, — Шуйский наклонился вперёд, пристально глядя на гостя, отчего тот испытал жуткое желание поёрзать и сесть поудобнее. Сейчас Татищев в полной мере осознал истинную глубину народной шутки «жопа подгорает». — Когда умер Григорий, в этот же день погиб в аварии юноша по имени Михаил Дружинин. Одна нелепая ошибка — и вся подготовка, к которой я шёл десятки лет, пошла прахом. Сущность поселилась в сознании мальчика. Насколько же загадочно наше мироздание, что случайная авария, одна из сотен, происходящих каждый день на российских дорогах, и которую сотворили твои люди, Василий Петрович, вдруг стала эпицентром событий вселенского масштаба.

По спине графа ледяными крошками скользили капельки пота. Он машинально схватил чарку и опрокинул в себя, и, не закусывая, шалыми глазами посмотрел на канцлера, всё так же наклонившегося вперёд.

— Перепутали машину клиента, да… — промямлил он. — Такое тоже случается, кха! У них было задание совершенно иного характера…

Шуйский откинулся назад, положив руки на подлокотники кресла. Слушал он оправдания Татищева рассеянно.

— Я уже через несколько часов знал, кто теперь носит мою вещь в себе, а ты старательно заметал следы за ублюдками, умудрившимися своими действиями нарушить гармонию вселенной. Можно сказать, это ты украл новую жизнь у Гриши. А воровство — это страшный грех, Василий.

— Я… я исправлю ошибку, Александр Александрович, — захрипел граф от накатывающих на него волн ненависти и ярости.

— Накажи своих людей, — а вот голос канцлера стал безжизненным. — Сделай так, чтобы они пропали безвозвратно…

— Уже… двое умерли, — вытолкнул из себя Татищев.

— Умерли? Молодец, лихо работаешь.

— Нет, их убил этот мальчик… Дружинин Михаил.

Глаза Шуйского налились жуткой чернотой и тут же посветлели.

— Убил? Восемнадцатилетний парень убил твоих бандюков? — неожиданно для графа канцлер расплылся в улыбке. — Ну надо же! Неужели сущность активировала свои силы? Ох, как бы это было хорошо. Но!

Канцлер снова превратился в опасного зверя, а его палец едва не уткнулся в грудь Татищева.

— Есть один неприятный момент в нашей истории, дорогой мой Василий Петрович. Очень неприятный. Все, кто малейшим образом прикоснулся к тайне переноса, должны покинуть этот мир. Безвозвратно.

Любил это словечко Шуйский, и частенько им щеголял. Граф почувствовал, что его душит галстук. Устраивать гекатомбу в Оренбурге ему очень не хотелось. Ведь в таком случае всю семью Дружининых нужно вырезать, семьи Слуг и друзей того мальчишки тоже… под корень.

— Так он же сейчас в университет «Уральский» поступает, — снова прокашлялся Василий Петрович. — Если следовать вашей логике, то и половину учебного заведения под нож пустить?

Шуйский задумался, медленно постукивая пальцами по мягким подлокотникам.

— Говоря эти слова, ты, Василий, берёшь на себя неподъёмную ответственность. Малейшая утечка по Дружинину меня очень расстроит. Если так переживаешь за окружение молодого человека, то действуй по обстановке. А мальчишка должен быть у меня, точнее, в Царицыно. Привези мне его живым. Будет сопротивляться, можешь поломать кости, отрубить руки и ноги, но голова должна остаться целой.

Татищев снова содрогнулся от бесстрастного голоса канцлера, с тоской понимая, что никогда не сможет вырваться из цепких лап жуткого паука, плетущего смертельную паутину. Шуйский уверенно вёл свою партию, стоящую на фундаменте чужой крови, собирая осколки Ока Ра в свою коллекцию. Единственный род, который ему может противостоять — Романовы, но даже они не представляют, какое чудовище обитает подле них, набирая силу и готовясь смести их с престола.