Не каждое утро тебя вызывают к начальству, а тем более, к самому высокому начальству. Выше которого и нет. Впрочем, после такой ночки вызов был неизбежен.
Я вошел в приемную генерала Кондратьева ровно в девять. Как раз из дверей начальственного кабинета выходил капитан Козырев. Он приветственно мне кивнул, завистливо глянул на звездочки на моих погонах и жестами показал, как грубо и несправедливо поимел его только что непосредственный начальник. Секретарша Наташа хихикнула, я Козырева мысленно пожалел. Мы ж начинали вместе, нас в главное управление в один день перевели. А он еще капитан. Говорит, что невезучий. Может и так, но не везении дело. Это ж ему сначала поручили по политеху работать. Он год поработал, да так ничего путного и не надыбал. Ну пожурили в ректорате стайку битломанов за низкопоклонство перед Западом, за вражьи голоса и самиздат двух бедолаг из института исключили. И все. Так что везение здесь ни при чем. Рыть надо и наукой интересоваться! Я–то нарыл! Через просто аспиранта целого английского резидента взяли! Целое шпионское кубло разгромили! Не да украсть врагам уникальные технологии. Про машину времени и говорить нечего…
— Товарищ Ловчев, генерал ждет вас, — сказала Наташа, ласково мне улыбнувшись, и кивнула на дверь.
Я вошел, генерал сидел за столом, читал мой доклад по ночным событиям.
— Поспать-то успел, — спросил он, поднимаясь и протягивая мне руку.
Рукопожатие у генерала крепкое. И не каждому дано. Мне руку жать он начал совсем недавно. Только после того, как резидента английского в гаражах взяли. Руку пожал и погоны новые лично вручил.
— Да, поспал немного, — сказал я.
— Как там этот Тимофеев? Узнавал?
— Да, звонил утром. Жена сказала, что спит.
— Это хорошо. Как он вообще?
Я пожал плечами.
— Ну да ладно. Главное, что жив. А какой из Шуриков — разберемся. Нам любой подойдет. Главное, что документацию нашли. Она, точно?
— Баталов сказал, что она, — кивнул я. — Только глянул, и сразу сказал, что она.
— Отлично! Тогда… Готов к встрече? — и генерал указал пальцем в потолок.
— Готов.
— Ну и славно. Юрий Владимирович велел, как только появишься, сразу к нему. Это хорошо, что мундир догадался надеть, он любит, когда подтянутый, при параде.
Генерал встал и увенчал седую голову фуражкой нового образца. И новый мундир на нем, как влитой. Мне, если честно, в мундире было некомфортно. Форму в КГБ поменяли в прошлом году, пришлось шить парадный мундир цвета «морской волны». Наряжался в него только однажды, на октябрьские. Ну еще дома перед зеркалом, кода погоны новые примерял. Красиво, но неудобно. По гражданке куда удобнее.
Председатель Комитета государственной безопасности СССР Юрий Владимирович Андропов сидел за столом, перед ним лежала раскрытая папка с бумагами. Он кивком указал нам на стулья за столом и продолжил читать. Мы с генералом сели, я скосил глаза и посмотрел на дверь за спиной Андропова. Вроде как комната отдыха. Разные про нее слухи ходят. Говорят, там целую неделю ясновидец-телепат жил. Шаман из Якутии. С бубном. И Андропов ходил к нему советоваться. А Козырев клялся, что не телепат там жил, а живой инопланетянин. Что он его своими глазами видел, серого, голого, с огромными глазами, когда его по коридору вели. Врет, конечно.
Наконец Андропов закрыл папку, посмотрел на генерала.
— Так что у вас с Тимофеевым?
— Вчера Тимофеев встречался с Леонидом Ильичом, — сказал генерал.
Андропов кивнул, что в курсе.
— Ночью после встречи Тимофееву стало плохо, он стал исчезать, — продолжил генерал, — подполковник Ловчев принял решение и отвез его на объект 17-18.
— Стал исчезать… это как? — повернулся ко мне Андропов.
Я по возможности подробно стал объяснять. Председатель слушал внимательно, не перебивал.
— И в каком он сейчас состоянии? — спросил он, когда я закончил.
— Жена Тимофеева сказала, что заснул, — сказал я.
— Значит… континуум? — спросил Андропов.
Мы с генералом одновременно кивнули.
— А вот эти карты. Перфокарты… Карты Березина. Что говорят ученые?
— Пришел ответ из академии наук, — быстро сказал генерал. — Ничего подобного, нигде, ни у кого… Сначала вообще думали, что бессмыслица, потом снова попробовали двоичный код… Да, похоже на карту, но стандартная перфокарта содержит восемьдесят байт информации, карта Березина — более двух тысяч. Он сам дырки шилом колет.
— И почему американцы не придали им, этим картам значения, раз хранили в гараже?
— В сейфе второго секретаря посольства США содержался один совсем свежий документ, — поспешил объяснить генерал. — Экспертиза по картам Березина была выполнена в двух американских университетах. Они пробовали запустить их на своих ЭВМ. Общий вывод — бессмысленный набор отверстий в картоне. Никакой ценности не имеет. Предложено просто уничтожить.
— А по грамоте этого… лейтенанта Райкина что? — спросил Андропов после довольно долгой паузы.
— Анализ материала и чернил показал, что грамота подлинная. Шестнадцатый век, — сказал генерал. — Но чернила совсем свежие. Сажевые. Изготовлены, предположительно, во Флоренции. Тоже шестнадцатый век.
Я посмотрел на лицо Андропова. Ни намека на удивление, что чернила шестнадцатого века. Но совсем свежие. Он достал из папки какую-то бумагу, положил перед собой, сказал:
— Товарищ Дубцов прислал на мое имя докладную. По поводу ночного происшествия на объекте 17-18. Он считает, что товарищ Ловчев грубо нарушил установленные на секретном объекте правила и поставил важный эксперимент на грань срыва.
Я удивился. Ну и Дубцов, вот тебе и историк. Настучал. И когда только успел, грамотей хренов?
— Я же на основании услышанного считаю, что товарищ Ловчев поступил правильно и оперативно в силу сложившей ситуации.
Андропов посмотрел на меня:
— Объявлю вам благодарность.
Я вскочил, вытянулся:
— Служу Советскому Союзу!
— Теперь про объект 17-18, — сказал Андропов, давая мне знак снова сесть. — Политбюро и лично Леонид Ильич считают, что проводимые там эксперименты очень опасны и могут повредить стране, гражданам. Тем более, учитывая личность этого Березина. Объект решено законсервировать, пока не поступит подтверждение, что наш противник тоже работает по континууму. Мне удалось убедить руководство разрешить провести еще одну попытку вернуть нашего сотрудника Райкина. Разрешение было дано, спасательная операция пройдет в ходе экспедиции товарища Дубцова, которая назначена сегодня в полдень. Товарищ Ловчев, как вы оцениваете перспективы подобной попытки?
Я отвечать не торопился. А Дубцов в курсе, как вообще вытащить оттуда Райкина? Вот Шубин, тот, кажется, врубился, как эта машина работает. Но Дубцов… Какой-то… скользкий что ли…
— Попытаться стоит. Мы своих не бросаем, — сказал я.
Кажется, ответ председателю понравился. Он чуть посветлел лицом и спросил:
— Кого вы предлагаете отправить в этот… континуум? Можно ли еще использовать в этом плане Тимофеева?
— Разрешите мне самому, — твердо сказал я.
— Хорошо, — сказал Андропов несколько удивленно. — Если товарищ Кондратьев тоже за, то я не возражаю.
У ворот автокооператива «Фауна» привычно стояла аварийная машина газовой службы. Автовладельцы уже не возмущались и разворачивались у ворот, прочитав объявление, что профилактические работы продлятся до 15 часов. Там же сообщалось о возможном профилактическом отключении электричества в районе.
Я припарковался у бокса, условно постучался и был запущен в гараж. Дубцов в той же красной рубахе сидел за столом и что-то писал в блокноте, заглядывая в какую-то грамоту. На меня посмотрел сердито, особо — на золотые погоны, буркнул что-то вместо приветствия, потом глянул на часы и повернулся к люку.
Люк в подвал был открыт, оттуда с кряхтением вылезал академик Дудинский. Шубин подал ему руку, помог подняться. Ученые сели за стол. Лаборанты разместились у аппаратуры за их спинами.
Дубцов встал, прокашлялся, начал говорить, почему-то глядя конкретно на меня:
— Товарищи. Еще раз напоминаю, что руководство сегодняшний операцией доверено мне. В силу объединения двух операций в одну мною составлен новый вектор перемещения. Не скрою, я возражал против такого объединения, но… так решило руководство. Теперь о сути самого вектора. Я не уверен, что лейтенант Райкин выполнил возложенную на него задачу и нашел следы перемещения либереи. Поэтому я решил обратиться к самому носителю информации — великому князю Ивану Васильевичу. Думаю, десяти минут пребывания в его мыслях в 1572-м году позволит нам точно установить место хранения интересующих нас документов. А посему сначала товарищ Ловчев отправится в 1570-й год, где постарается найти Райкина-Улюкаева и выдернуть его в наше время путем прямого обмена. После этого я сам на том же энергопотоке отправлюсь в год 1572-й, дабы через мысли великого князя узнать место хранения либереи.
— А почему так сложно? — подал голос Дудинский. — Может оба действа совершить в семьдесят втором году?
Дубцов хмыкнул:
— К сожалению, сие невозможно. Судя по документам, государев стремничий Панкрат Улюкаев не пережил набега крымчаков Девлет-Гирея и сгорел в большом московском пожаре 1571-го года вместе с опричным двором.
Мне это не понравилось. Шансы выжить слоновожатого Райкина таяли на глазах. А Дубцов еще раз посмотрел на часы.
— И где же ваш этот…опричник? А? Товарищ подполковник?
Дубцова словно услышали, раздался звук мотора подъехавшей машины, в ворота условно постучались. Капитан Козырев привез из клиники тело лейтенанта Райкина. На нем была смирительная рубашка, во рту торчал кляп.
— Ругался сильно, пытался кусаться, — пояснил Козырев, заглядывая в гараж через калитку.
Нашли кому доверить доставку. Я по возможности закрыл обзор своим телом и втащил буйного клиента внутрь. Козыреву сказал, что свободен, и захлопнул дверь.
— Что ж, не будем тянуть, — сказал Дубцов, указывая на Райкина, злобно пучившего глаза. — Товарищ Ловчев, займитесь этим, раз он проходит по вашему ведомству.
Я кивнул лаборантам, они подхватили Райкина и потащили к люку. Я двинулся следом.
Я снял фуражку, сел в кресло, надел шлем. Внимательно выслушал последние инструкции Дубцова. Первым делом — осмотреться и определиться в локации. Вторым — обнаружить Райкина, вернее, тело Улюкаева и вернуться. Все!
Инструкция Шубина была более конкретна:
— Смотрите, Николай Павлович. Направленный вектор должен переместить вас прямо к нему, к Улюкаеву. Вы должны встать перед ним и, глядя ему прямо в глаза, громко скомандовать: «Обмен начать! Возврат!» И ждать перемещения. Ни в коем случае не соприкасайтесь с ним в этот момент, иначе обмен может не состояться и вас обоих затянет в континуум.
Если я понял правильно, переместиться должен разума Райкина в тело, привязанное сейчас к крюку в стене у железной плиты. Тело татарина с белым милицейским мотоциклетным шлемом на башке. А мое тело должно вернуться обратно в кресло.
— Должно сработать, — сказал Дубцов, колдуя над кнопками пульта управления. — Если верить Тимофееву, то Улюкаев должен находиться в великокняжеском зверинце. Это примерно здесь, у Спасских ворот…
Я заметил, что на электронном циферблате высветилась дата 1570.
— Пора, — сказал Дубцов, опуская забрало моего шлема. — Товарищ Ловчев, представьте объект. Чем подробнее представите, тем легче будет найти…
Я прикрыл глаза и послушно попытался представить себе этого самого Улюкаева. Судя по рассказу Тимофеева, это должен быть злобного вида, выбритый наголо молодой татарин. В последний момент я подумал, что парадно-выходной мундир подполковника КГБ стоило сменить на что попроще. И к ПСМ* прихватить вторую обойму.
•ПСМ — Пистолет Самозарядный Малогабаритный — «генеральский карманный пистолет». В 1970 году — секретная разработка тульских оружейников под патрон 5,45×18 мм. Длинна 155 мм., вес — 460 г., емкость магазина 8 патронов. Принят на вооружение в 1974 году.
Перемещение произошло как-то очень быстро. Вот я сижу в кресле, пристегнутый ремнями, и вот я валюсь спиной на что-то мягкое. Я действовал по инструкции — сразу огляделся и попробовал определиться с локацией. Я должен оказаться в зверинце у Спасских ворот Кремля. Но по запаху — больше на конюшню похоже. И горелым несет. Визуально — какой-то склад. Без окон и без дверей. Оттого и сумрак. На ощупь — я на кипе сена. Мягко приземлился, удачно. Рядом что-то громоздкое на колесах. Кажется, карета. Точно, карета! На больших колесах. И не одна. Вторая рядом — попроще, и колеса у нее поменьше. Типа — малолитражка. Так, и где Райкин? Шубин обещал, что меня перебросит близко к нему.
Глаза привыкли к сумраку, и я реально увидел Райкина. Вернее — крещеного татарина Улюкаева, еще вернее — его зад. Человек в длиннополом кафтане стоял согнувшись, спиной, то есть задом ко мне за той самой маленькой каретой и куда-то смотрел. Услышал мое шевеление, обернулся и прижал палец к губам.
Не очень теплый прием. Но и ситуация не самая простая. А татарин поманил меня рукой и снова прижал палец к губам.
Больше всего меня удивило, что мое появление его совершенно не удивило. Словно он меня ожидал. Надо выяснить, в чем дело. Я встал и по возможности тихо прокрался к нему, рассмотрел вблизи. Все, как рассказывал Тимофеев — бритый татарин зловещей наружности. Но одно дело — рассказ, совсем другое — своими глазами увидеть. Действительно, вид очень зловещей…
— Лейтенант Райкин! — сказал я тихо. — Я прибыл за вами, я…
Договорить я не успел, потому что татарин зажал мне рот и указал пальцем куда-то в сторону. В ту самую, куда сам смотрел.
Я поглядел, сначала ничего не понял, потом разглядел каких-то людей у железной жаровни. Так это кузнечный горн. Мы что, в кузнице? Вот откуда горелым пахнет. Рядом у горна трое, один в парадном наряде, двое в каких-то рясах. Один из них, с посохом в руках смотрит, как второй что-то делает с лицом наряженного. Словно массирует.
— Кто это? — шепотом спросил я, когда чужая рука освободила мой рот.
— Царь, — прошипел татарин.
Я посмотрел снова. Понятно, вон тот, нарядный — царь Иван Васильевич. Но почему царь — без охраны? И почему царь здесь? Царю положено быть в палатах, а не по складам шариться. И что делают с его лицом?
— А с ним кто? — попробовал уточнить я шепотом.
— Мастер Фрязин, — ответил татарин.
— И что он делает?
— Правит личину государеву болвану.
Ну очень доходчиво и подробно. Я прям все понял.
— Лейтенант Райкин! Отвечать по существу! — строго приказал я, но опять же шепотом.
— Личину… лицо государеву двойнику. Государь опасается заговоров. Надо узнать, как мастер это делает.
— Зачем?
— Это важно, это очень пригодится, — заверил татарин, снова выглядывая из-за кареты. А я заметил у его ног какую-то надутую овинную шкуру с приделанной к ней трубой. Я вспомнил, что Тимофеев про что-то такое говорил. Гудит она громко. Да откуда он, Райкин вообще знает, что пригодится, что нет? Но вдруг… И я почувствовал что-то такое… Что я здесь, в этой конюшне уже был. И не конюшня это вовсе, а каретный сарай, мастерская мастера Фрязина. Вон та малая карета — самокат. Без лошадей катит. Все думают — колдовство, а в горшках пластины медные да свинцовые кислотным раствором залитые. С приводом к электромотору на задней оси. И то, как этот Фрязин «делает личину» — очень важно. Что очень пригодится.
Я мотнул головой. Какая еще личина?! У меня четкое задание. Надо убираться отсюда и как можно скорее. И забирать с собою Райкина. Возвращать его разум обратно в его тело.
— Райкин, приготовьтесь к перемещению, — сказал я, выпрямляясь.
— Да готов уже, готов, — сказал Райкин почему-то вслух и вдруг с силой наступил на тот самый бурдюк с трубой. Раздался рев. Райкин, уже не таясь, схватил меня за руку и резко дернул к себе.
Очень вовремя! Карета, за которой мы прятались, вдруг громко скрипнула и с ускорением откатилась в глубь сарая, словно ее резко толкнули. Да так и есть — толкнули. То есть, толкнул. Тот самый, нарядный. Которому лицо правили. Он встал в освободившемся проходе и посмотрел на нас. Странный взгляд, пустой какой-то. Бессмысленный. Жутковатый. Из-за плеча его выглядывал мужик с посохом.
— Я так и знал! Демоны! — крикнул мужик с посохом и с силой этим посохом ударил в землю. — Стража! Ко мне! Взять демонов!
Я с удивлением заметил, что они очень похожи. Тот, что нарядный в шапке с меховой опушкой. Только как он карету сдвинул? Да, лицами они похожи, но вот глаза…
— Давай, подполковник, давай! — громко крикнул Райкин, хватая меня за обе руки, и даже подсказал начало команды: «Обмен…».
— Обмен начать! Возврат! — выкрикнул я, глядя прямо в глаза Райкину и пытаясь освободить руки от сильной хватки.
Грома не было. Была молния. И она с характерным электрическим треском ударила прямо в посох царя. Это я точно заметил, обернувшись от неожиданности.
Невидимая сила рванула меня вверх. Успел!
Сразу же включилось аварийное освещение. Я с облегчением выдохнул. Я дома! Хотел снять шлем, но вдруг понял, что сделать этого не могу. Во-первых, шлема на моей голове не было. Во-вторых, я был крепко привязан к креслу веревкой. Кажется, бельевым шнуром. Что за дела?
И вообще в подвале гаража творилось что-то странное. Почему-то я сначала обратил внимание на тело Райкина. Он был еще привязан за руки к крюку в стене, но от кляпа уже избавился и громко ругался по-татарски, часто поминая шайтана. Но это ладно. Совершенно непонятным было то, что творилось у стола с машиной времени. Она, кстати, продолжала гудеть, вращать антеннами и моргать лапочками. У стола шла борьба. Боролись бритый татарин Райкин и… профессор истории Иван Дубцов. Вот у него на голове и был шлем № 1. Они… пытались вырвать друг у друга посох. Тот самый тяжелый посох, в который ударила молния. Дубцов был явно крупнее и тяжелей, но татарина выручала ловкость. На них без всяких эмоций смотрел… Даже не знаю, кто это был. Царь? Похожий на него болван? Точно — болван в царском платье и в шапке Мономаха. Истинный царь прятался у него за спиной. Он без конца крестился, в глазах его был неподдельный ужас.
Не знаю, чем бы закончилась борьба, Дубцов явно побеждал, но тут татарин схитрил. Он вдруг выпустил посох, и когда Дубцов вместе с ним врезался спиной в стену, подскочил и мощным ударом под дых отправил историка на пол. Наклонился, вырвал из рук Дубцова посох. Повернулся к болвану, указал на Дубцова посохом, емко приказал:
— Охранять!
Болван дернулся, подошел к Дубцову, наклонился над ним.
Сам татарин подошел к машине, начал жать какие-то кнопки. Я заметил, что цифры на электронном циферблате начали меняться. Только что было 1572, теперь снова 1570. Черт! Чего же это я сижу?! И кто меня связал?
Я задергался, пытаясь освободиться.
— Сейчас, Николай Павлович, сейчас, — приговаривал татарин голосом Райкина, продолжая мудрить над машиной. — Тут каждая минута дорога, каждая секундочка… Тут такой сложный вектор, что…
Райкин вдруг бросил посох на пол и с силой вдавил рычаг в панель.
Свет погас, посыпались искры. Единственное, что теперь светилось в темноте — панель электронного будильника. И цифры на нем быстро менялись. Очень быстро. И вот высветилось 1970. Я облегченно выдохнул. Кажется, поторопился. Вот 1971-й, вот 1972-й… Меня несет в будущее? Зачем?!
Наконец ход времени остановился. На панели ярко высветилось — 1991!
— Приехали, — раздался из темноты голос Райкина.
КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА. Продолжение здесь: https://author.today/reader/500294