Шурик 1970. Книга 2

Глава 16. Дом, милый дом...

— Надо же, четыре месяца парень в чужом мире, — с досадой сказал Николай, выруливая на трассу. — Как только вытерпел? А тут всего неделя прошла. Хотя, иногда пребывание в чужом мире бывает и приятным, верно?

Я промолчал.

— Это я к тому, что… Даже не знаю, Саня, как тебе сказать. В общем, мне показалось, что тот Шурик был не слишком в восторге, что вернулся назад, в свой гараж. Кажется, ему в твоем 2025-м понравилось.

— Бывает, — пожал я плечами.

— Ну и с личной жизнью. Ты извини, может, я лезу не в свое дело, но он кажется с твоей бывшей… опять замутил. Я правильно выражаюсь?

— С Анькой?

Вот уж удивил, так удивил. Я-то думал, что после нашей последней ссоры Анька к моей берлоге и близко не подойдет. Такого друг другу наговорили. А вот гляди ж ты… подошла, замутили… Ну, Шурик, ты даешь…

Мы подъехали к дому на Новокузнецкой.

— Ладно, — отдыхай пока, — сказал Николай, протягивая мне руку. — Завтра позвоню, что как. Министр уже дважды про тебя спрашивал.

Я вышел из машины, прихватил сумку с заднего сидения. Вспомнил про подарки. Снова вручил Николаю чачу в бутыли, кинжал в ножнах, подумал и добавил до кучи лохматую белую папаху.

Николай тут же напялил ее на голову, а кинжал обнажил и взял в зубы, как истинный абрек. И прижал к груди бутыль с чачей. Я посмотрел, не выдержал и заржал. Жаль, фотоаппарат в чемодане остался.

На лестничной площадке пахло дорогим французским парфюмом. Видимо, Шпак недавно пылесосил и ароматизировал. Из-за нашей двери громко жужжало. Я открыл дверь, прошел в комнату, охнул. Ковер уже красовался на стене, где когда-то висели портреты Зины. Теперь все они переместились на узкий кусочек стены над столом по соседству с книжными полками. Натыканы они были так часто, что получившееся походило на иконостас.

Третью стену Зина назначила «под Кавказ». А жужжала дрель. Дрелью работал тот самый парень, что был похож на меня. На Шурика. Видимо, тоже из отдела Николая. Он сверлил дырки и вбивал в них дюбеля. В них заворачивал шурупы. Зина сидела в кресле напротив и указывала, где сверлить и куда что вешать. Блюда, подносы, покрытые чеканкой, загнутые рога, кинжалы в ножнах перемещались из чемодана на стену. Мне все это не понравилось. Но спорить я не стал. Опасливо посмотрел на чудовищный чемодан с подарками, в открытом виде он напоминал бегемота, который собирался позавтракать.

— Шурик! — обрадовалась мне Зина. — Посмотри, как красиво все получается. Наши от зависти помрут! Ты голодный? Давай я тебе яичницу пожарю.

Ай ты моя кормилица! Я услышал про яйца и вспомнил про овощной павильон. Как там гусыня Матильда? Высиживает гусят? А как там веселые девчата — продавщицы? Уже сходили в театр сатиры? А Егорыч как? Вернули ему именной ТТ? Ведь по моей вине, считай, пострадал. Надо бы их навестить.

— Ой, Шурик, тебе ж посылка! Утром принесли, хорошо, что я уже дома была, — вспомнила Зина, вскочила и метнулась на кухню. А я поймал на себе взгляд того самого сверлильщика. Затравленный какой-то взгляд. То-то! А ты думал, просто кинозвезда… С моей Зиной особо не забалуешь!

Зина принесла посылку. Я развернул серую бумагу, внутри был альбом с картинками автомобилей, схемами и чертежами. Довольно грамотно исполненными. Рисунки явно детских рук дело, а вот чертежи, тут точно взрослые постарались. К альбому прилагалось письмо. На листочке в клеточку. Детским почерком.

«Здравствуйте, дорогой Александр Сергеевич! Пишем вам мы, ребята из кружка юных техников при станции юных техников завода АЗЛК. Как вам отдыхается на Черноморском побережье с Зинаидой Аркадьевной? Надеемся, что хорошо! У нас тоже все отлично! На заводе нам очень нравится! В конструкторском бюро нам все показали. Там интересно. Товарищ Сидорова говорит, что нас хвалят. В конструкторском бюро мы рассказали про вашу машину на батарейках. Но нам не поверили. Сказали, что такого не бывает. Мы начали выполнять ваше задание на каникулы --придумывать лучший автомобиль. Витька Манохин предложил сначала расспросить родителей, какой бы они хотели иметь не дорогой автомобиль и не „Волгу“. Родители предложили много новых, интересных идей. Батя Коровина сказал, что надо сделать рабочую лошадку. Что хочешь, то к ней и прицепи, хочешь плуг, хочешь — телегу. А просто ездить — ничего цеплять не надо. А батя Козлова сказал, что зимой проблемы будут. Надо хоть маленький, но движок на бензине. Можно от мотоцикла. Для обогрева и подзарядки. Движок можно снимать и на нем пахать. У Козлова такой в деревне от трофейного фашистского мотоцикла. Наши идеи мы нарисовали. Инженеры посмотрели и стали смеяться. Но не обидно и помогли сделать чертежи. Вот, посылаем то, что получилось, вам. Завтра мы все уезжаем в пионерский лагерь „Орленок“, в отряд с техническим уклоном. И обязательно вам оттуда напишем. С пионерским приветом, ребята из кружка юных техников при станции юных техников завода АЗЛК и лично тов. Сидорова».

Судя по почерку, писал Борька Богатырев. Под его подписью было еще двенадцать. Чертова дюжина будущих автоконструкторов, включая двух девчат.

Я задумался. Идея с запасным движком мне тоже в голову приходила. Зимы-то у нас суровые. Но вот то, что его можно снимать и к плугу цеплять. А что… Почему нет. Колесо можно взять от запаски. Правда, в Букашку он точно не влезет, нужен новый кузов. Попросторней.

Я еще раз полистал альбом и остановился на одной странице. На ней был квадроцикл! С рамой из труб, с дугами, с двигателем сзади, с большими колесами. Точно — квадроцикл! Это что, пацаны сами придумали? Он даже с лебедкой! Подпись под квадриком — «Вездеход „Пионер“.

Ну и дела…

Я закрыл альбом. Ну пацаны! Ну дают! Надо бы все это дело Николаю показать.

— Ой, а у нас и яиц нету, — крикнула Зина с кухни. — Я и забыла, что мы, когда уезжали, холодильник опустошили. Шурик, ты бы в магазин сходил.

Я снова поймал на себе взгляд сверлильщика. В глазах его мелькнула надежда. Кажется, в магазин он готов был сорваться немедленно. Видно, Зина его уже достала по полной. Она — может. Только не судьба. Тебе, брат, еще бурдюк на кухне вешать. Чтобы захотела Зина винца, бокал подставила, краник приоткрыла, и вино в бокал сверху полилось тонкой струйкой. «И чтобы гости от зависти померли». Как ты это сделаешь, как бурдюк к потолку прилепишь — понятия не имею, но придется. Ибо служба твоя и опасна, и трудна. А у меня, извини, срочные дела.

Я посмотрел на чудовищный чемодан, достал литровую бутыль чачи, избавил ее от газетного кокона. К ней выбрал пару кувшинов поприличней, прихватил плотно перевязанную шпагатом бурку и кинжал. Чачу и кувшины — девушкам, бурку — Егорычу потом отнесу, чтобы не мерз на дежурствах. Кинжал — тоже ему. Согласен — слабая замена пистолету, ну уж, что есть.

— Зайду заодно к девчатам в овощной, — сказал я Зине, заметившей мои сборы.

— Привет девчатам, — сказала Зина и посмотрела на бурдюк, потом на сверлильщика.

Бедолага тяжело вздохнул.

Девчата в овощном встретили меня дружным визгом. Оксанка тут же захлопнула свое «картофельное окошко», повесила на дверь табличку «Прием товара» и бросилась обниматься. Я девчат тут же одарил. Кувшины немедленно были поставлены на полки, очень оживив собой скучный вид солений в банках. Чача тоже была немедленно продегустирована.

— Как Егорыч? — спросил я, чокнувшись с дамами стаканом с томатным соком.

— Отлично Егорыч! — заявила Настя, сразу заалев щеками от выпитого. — Ему ж ногу новую выдали. Он отказывался, а ему выдали! Теперь на двух ногах. Сам ходит. С палочкой, но ходит!

— Ему еще «Запорожец» хотели дать. Вместо инвалидки, — добавила Оксана. — Так он отказался. Сказал, мол, сделает Тимофеев машину, вот на такой и буду ездить!

— А гусыня как? — оглянулся я в поисках гордой птицы.

— Матильда? На яйцах сидит. Полную дюжину выдала, теперь высиживает. Кормим теперь будущую мать многодетную.

Мне открыли дверь склада, показали «многодетную мать». Гусыня сидела на яйцах в большом гнезде и смотрела на меня без особого опасения. Перед ней стояла миска с зерном и лежала большая охапка свежей травы.

Все норм. Я купил у девушек банку томатного сока, нужных овощей, загрузил все в сумку, пригрозил, что еще вернусь, и двинулся в «Домашнюю кулинарию». Денег было много, на юге мы с Зиной почти ничего не потратили. В «кулинарии» набрал много вкусностей. Маринованный шашлык брать не стал, смотрелся уж больно подозрительно. Но взял «Домашних котлет» и свежей баранинки. Очень симпатичные ребрышки. И пару посыпанных сухариками шницелей.

В булочной прикупил хлебца, свежего, ароматного, с корочкой. В молочном — молока и кефира. Пару сладких творожков. Забрал с овощного свою сумку, тепло попрощался с девчатами и, сгибаясь под тяжестью снеди, поплелся домой. За прокорм супруги в ближайшее время я был спокоен.

Около квасной бочки обнаружил новинку — круглую тумбу с цирковой афишей. С тумбы на меня пялился Балбес. Вернее, Юрий Никулин. Величайший клоун. Как же здесь все устроено? Как так получается, что этот вот на арене, а второй… Второй прячется по просторам страны от КГБ, беспощадного к шпионам и их пособникам? А третий, может, сейчас с гипсом на руке ходит.

За спиной Никулина стоял на задних ногах и держал на хоботе большой мяч слон в нарядной попоне. Тут я вспомнил лейтенанта Райкина. Каково ему сейчас там? Бритому татарину зверской наружности, но с рассудительным и спокойным характером. Парня жалко, но вины за произошедшее я за собой не ощущал. Я его туда не посылал. Но жалко парня-то!

Во дела! Лифт не работал. И света в подъезде не было. Что-то мне подсказывало, что разгадку локдауна нужно искать на седьмом этаже. Пришлось переться с сумками вверх по лестнице. Открыл дверь. Так и есть! Зина в купальнике стояла в коридоре около запертой двери и была, кажется, близка к истерике. Из комнаты тем временем громко звенело. Звонил телефон.

— Что случилось? — спросил я.

— Я попробовать хотела, — указала Зина на дверь и на коробочку с кнопкой и проводами прикрепленную над косяком. — Этот, который сверлил, сказал, что у нас теперь сигнализация. Что надо нажать, когда будем уходить. Я нажала и чуть-чуть хотела открыть. Проверить. А оно вдруг как заорет. Я опять нажала, а оно как хлопнет! И все погасло.

Так, ясно. Хорошо хоть дома экспериментировать решила, а не в подъезде. Хороша бы она смотрелась в купальнике на лестничной площадке. Ключей у Зины с собой, конечно, не было бы. Я не стал пока разбираться, бросил сумки у двери, бегом добежал до телефона. На том конце встревоженный женский голос:

— Товарищ Тимофеев?

— Да, это я.

— Назовите кодовое слово на сегодня.

Я посмотрел на Зину:

— Про кодовое слово тебе сказали?

— Да, — кивнула Зина. — Было что-то такое. Он говорил…

— Что именно?

— Пшено! — выпалила Зина. — Нет, ячмень! Точно!

— Ячмень, — сказал я в трубку.

— Может быть, овес? — спросил голос понимающе.

— Возможно и овес, — согласился я.

— Сработал сигнал срочного вызова, к вам направлена оперативная группа. Отменяем?

— Отменяем, — вздохнул я.

— Удачного дня, — с сочувствием сказали из трубки.

Запикало отбоем, я положил трубку, посмотрел на супругу. Зина, конечно, у меня та еще чудила, но и они хороши. С чего это от сигнализации пробки во всем подъезде выбило?

Давненько я не гулял по лестнице с лестницей, но, видно время пришло. Я прихватил стремянку и отправился по известному маршруту. Быстро вернул подъезду свет и оглянулся на звук шагов, заранее придумывая оправдание. Почему-то я был уверен, что это — управдом Бунша.

Но нет. Вошедший в подъезд человек был в щегольском велюровом пиджаке, с цветастым шейным платком, с фиксатой улыбкой… Жорж Милославский собственной персоной!

Тааак. Не понял. Жорж Милославский здесь?! Сейчас? Если мне не изменяет память, и если я правильно понимаю, как здесь все устроено, явиться он должен не раньше чем через три года. К тому времени как Шурик, то есть я — перетащит машину времени в квартиру.

Жорж прошел мимо с видом человека, который точно знает, что ему нужно, и при этом он очень торопится. Я же подхватил лестницу и поспешил следом, примерно догадываясь о его намерениях. Он зашел в лифт, я немедленно последовал за ним. Вместе с лестницей. Меня прямо-таки распирало от желания посмотреть своими глазами, как работает этот элегантный жулик.

— Молодой человек, куда вы претесь со своей лестницей? — сказал Жорж, явно недовольный тем, что поедет в кабинке не один. — Вы что, так сильно торопитесь? Подождать не можете? И крупногабаритные грузы разве разрешено перевозить в лифте?

— Кабина рассчитана на четырех взрослых человек, — указал я на прикрепленную к стене жестяную табличку с инструкцией по пользованию. — А алюминиевую лестницу к крупногабаритным грузам отнести никак нельзя. Это — не рояль!

Двери лифта меж тем закрылись. Жорж одарил меня презрительным взглядом, но, видимо, решил не связываться с такой очкастой мелочью.

— Вам какой этаж? — потянулся он к кнопкам.

— Седьмой, — мстительно произнес я.

Жорж пожал плечами и нажал на семерку. Поехали вместе, вышли порознь. Я на седьмом, Жорж поехал дальше, на восьмой. Там он вышел и затихарился. Что ж, прием старый, но и мне торопиться некуда. Я поставил лестницу к стене, подошел к своей двери, демонстративно ею хлопнул, но сам остался на площадке. Тут же раздались быстрые шаги по лестнице. Жорж спустился, быстро направился в сторону квартиры № 22 и тут увидел меня. Неприятно удивился и сделал вид, что у него развязался шнурок — присел, стал завязывать. Но и я опять никуда не торопился. Аккуратно разложил стремянку под плафоном на потолке и начал хлопать по карман, типа искал отвертку.

— Что-то случилось? — спросил Жорж заботливо.

— Да вот, лампочка перегорела, — соврал я.

— Почему перегорела?

— Видите, не светит, — указал я на плафон.

— Так они все не светят — начал терять спокойствие Жорж. — День ведь еще!

— Так она и вечером не светит. Перегорела.

— Вот вечером и меняли бы.

— Так вечером темно, не видно, — продолжал я валять дурака. — А вы к Шпаку?

Жорж, то и дело бросавший взгляд на дверь квартиры № 22, явно занервничал.

— А вам-то что?

— Да нет, ничего, просто Шпака нет дома. Я видел, как он выходил из подъезда.

— Да? Странно, — изобразил лицом удивление Милославский. — А мне он сказал по телефону, что ближе к вечеру будет дома.

Жорж подошел к двери и нажал на кнопку звонка. Сделал вид, что прислушивается к звукам за дверью, позвонил снова.

— Надо же, действительно нет дома, — сокрушенно сказал он. — Ай-я-яй, какой необязательный оказался человек. Ну ладно, тогда пойду, дела. Я, знаете ли, очень занятый человек. Если встретите Шпака, передайте, что к нему заходил доктор… Преображенский.

— Доктор? — переспросил я. В фильме Жорж представлялся артистом больших и малых театров.

— Доктор! — повторил Жорж совершенно уверенно. — Зайду, пожалуй, позже.

Да уж, зайдет, это точно!

Я дождался, когда Милославский войдет в кабинку лифта, убедился, что он стал спускаться. Только тогда вернулся в квартиру, пристроил лестницу в угол, помыл руки в ванной и быстро прошел на балкон. Посмотрел вниз.

Жорж Милославский стоял около телефонной будки и, задрав голову, смотрел в мою сторону. Видимо, его очень интересовал балкон Шпака. Но вместо Шпака он опять увидел меня. Точно увидел! Но сделал вид, что не узнал. Развернулся, пошел в сторону остановки.

Но я эту породу людей знал. Этот — не успокоится. У него уже азарт! Взять именно квартиру Шпака! Но, по крайней мере, на сегодня я домашнюю кражу в доме, который борется за высокое звание «Дом показательного содержания», предотвратил. Или как там было? «Дом высокой культуры быта»? Управдом Бунша должен быть мне благодарен.

С сознанием выполненного долга я вернулся домой, стал разбираться с сигналкой. Все понятно, они свою сигналку подключили к моей, вот и коротнуло. Пришлось звонить на пульт, извиняться, отключаться и все перепаивать, перекручивать.

Вечером позвонил Дуб, спросил, как отдохнул, как загорел? Я его намек понял, сказал, что чачи привез. Потом позвонил Лохонзон, спросил, как загорели, как отдохнули? Поинтересовался, стоит ли ехать в отпуск в Лазаревское? Я санаторий порекомендовал и поездку на Рицу тоже. Профессор не без гордости сообщил, что радиотелефон полностью доведен до ума и готов к установке на Букашку. Я по понятным причинам — отсутствием самой Букашки предложил события не галопировать, но обещал подъехать при первой же возможности. Привезти хорошего вина и подарить кавказскую чеканку.

Я вышел на балкон перекурить и не без удовольствия поздоровался с дорогим соседом Шпаком.

— Как отдохнули, Александр Сергеевич? — спросил он, угощая меня новой сигарой. — Судя по загару и бодрому виду — хорошо.

Я поблагодарил соседа, а себя мысленно погладил по головке. Спас соседа от обноса.

— А знаком ли вам доктор Преображенский? — спросил я.

— Впервые слышу, — удивился Шпак.

Я спохватился, метнулся в комнату к чемодану и одарил соседа довольно милым кофейным набором из бронзовой турки, украшенного чеканкой кофейника и шести милых чашечек на круглом подносе, также покрытом затейливым узором. Вообще-то Зина планировала подарить набор своему главрежу. Ничего, перебьется.

Шпак рассыпался в благодарностях и взаимно одарил очень дефицитной цветной фотопленкой фабрики «ORVO» производства ГДР. И набором итальянского перламутрового лака для ногтей. «Подарил один благодарный клиент из внешторга, прошлось править ему сложный мост».

Зина увидела подарок, взвизгнула, сбегала на балкон, чмокнула Шпака в щечку, вернулась, бухнулась в кресло и принялась лак тут же пробовать. Видимо, явление на балконе смуглой, пышущей здоровьем Зины в купальнике ввело соседа в ступор. Когда я вышел на лоджию, чтобы развесить сушиться постиранные брюки и рубашку, Шпак стоял там же, не мигая. И сигара дотлела едва ли не до его пальцев.

И уже поздним вечером, после программы «Время» позвонил Николай.

— Ну что, поздравляю. Завтра тебя ждет министр.

— Ка-ка-ка-кой министр, — даже стал заикаться от неожиданности я.

— Самый тяжелый и быстрый. Ракетный. Министр общего машиностроения СССР Афанасьев Сергей Александрович. Слышал про такого?

Я промолчал, признаваться, что не слышал, было стыдно. Хотя нет, кажется пара писем и отвергнутых заявок Шурика по электромобилю были написаны как раз на имя Афанасьева.

— Готовься, мужик он крутой, — предупредил Николай. — Зато с Букашкой увидишься. Соскучился по Букашке?

По букашке я соскучился, но ночью мне приснилась бомба. Та самая бомба в чемоданчике мэрского безопасника Валерия. И она тикала…