Шурик 1970. Книга 2

Глава 21. Медовая ловушка

Утром Зина удивила. Вскочила ни свет, ни заря и сварила вполне приличный кофе. Сама! И даже плиту не залила. Принесла мне чашку прямо в постель, похвалилась, что у них сегодня примерка костюмов для новой постановки, а вечером — первая репетиция для нового выпуска кабачка. Так что будет поздно. Отругала меня за то, что такая красивая женщина вынуждена добираться на работу на метро, и потребовала вернуть Букашку.

Я, зевая, пообещал похлопотать.

Зина чмокнула меня в щечку и «ускакала на примерку».

Я же решил придавить еще на массу, но тут снова позвонил Дуб:

— Привет, Тимофеев. Ты сегодня обещался в гости заехать. Кстати, можешь сегодня отпускные получить. Но касса работать будет до часу.

Понятно в чем дело. Дуб опять поистратился. Будет вымогать. Я пообещал, что выезжаю немедленно и положил трубку. Загрузил сумку вином и чеканкой, прихватил пару ракушек под пепельницы, поехал в политех. В поездке на метро что-то утомился. Разбаловался, отвык от общественного транспорта.

Дуб перехватил меня на лавочке в парке. На той самой, где когда-то сидели поклонники «Битлз». Подаренной чаче порадовался, чеканку с пастухом обещал повесить на стену в комнате. Проводил к кассе и привычно стрельнул у меня червонец. Потом повел в лабораторию к Лохонзону. Тот как раз тестировал радиотелефон, переговаривался с лаборанткой посредством толстой такой трубки.

Лохонзон обнял меня как родного, подаренный бронзовый кувшин водрузил на стол, вина тут же попробовал, похвалил.

— Что скажете, Александр? — спросил он, показывая мне трубку телефона. Я взвесил в руке. Тяжеловата, конечно. Из-за батареек, видимо. Я вспомнил про гогатарейки от второго, разобранного «стреляющего» шокера, все еще лежавшие в боковом кармане сумки, и без всякого сожаления презентовал научному руководителю.

Тот недоверчиво их рассмотрел, тут же протестировал, брови от удивления у него встали домиком.

— Но это же совсем другая картина получается!

Дуб тут же сам заменил ими новенькие «Кроны» в устройстве. Протянул получившееся мне. Трубка полегчала вдвое. Номер пришлось набирать посредством маленького диска. Отверстия на нем были маленькие, не очень удобно.

— А не проще вставить обычные клавиши? Как на калькуляторе? — спросил я и сделал пальцами тыкательные движения, попутно соображая, а изобрели ли здесь калькулятор?

Но профессор меня сразу понял. Взлохматил пятерней кучеряшки на голове.

— И правда, мы с этим наборными диском намучались. Чего проще, сделать десятициферную раскладку…

Но я не стал дожидаться новой раскладки и уже набирал номер Николая.

— Тимофеев, где тебя носит, — спросил знакомый голос, словно ждал звонка. — Все утро тебя ищу. И вчера тоже где-то шлялся.

— Что-то срочное?

— Такое, что третьей звездой пахнет, соображаешь? Давай-ка подъезжай… к твоему овощному магазину. Я их туда пока послал.

— Быстро не получится, я без машины, — мстительно ответил я, не до конца соображая, кто кого куда послал.

— Да вернут тебе твою Букашку, вернут. Решение принято. Но не сразу. Ее еще наверху хотят посмотреть. Давай, двигай к овощному, и, если раньше подъедешь, особо не удивляйся.

Ну да, умеет служивый заинтриговать. А связь была просто отличная.

— Так что, Саша, ставим изобретение на ваш чудо-автомобиль? — предложил Лопух, когда я вернул ему трубку. — Руки чешутся — испытать в деле.

— А на «Волгу» пока можно поставить? — спросил я.

Действительно, Николай удивил. Около овощного ларька, на месте, где я обычно оставлял Букашку, стоял длинный «Форд» почему-то с красными номерами, рядом — знакомый мне «Адлер» со здоровой вмятиной в боку. Кажется, авто побывало в дэтэпэ. В «Адлере» на заднем сидении сидел обмотанный бинтами Трус и шикал на мальчишек, собравшихся посмотреть на ретроавто. Увидев меня, он встал, прижал шляпу к груди здоровой рукой и поклонился.

Я зашел в павильон. Жорж Милославский облокотился на прилавок и что-то нашептывал на ушко Оксанке, совершенно раскрасневшейся. Настя тоже слушала красавчика с какой-то странной улыбкой, отвешивая бабке картошки в кошелку.

Жорж обернулся, заметил меня, сделал мне ручкой, поприветствовал по-пижонски:

— Хелло, долли!

Да уж, хорош. В костюме с отливом, в рубахе с широчайшим воротом наружу, с цепью золотой на загорелой шее. Для моего времени — слишком пестро. Но я посмотрел на Оксанку, кажется, она была близка к экстазу. Или к обмороку. И даже бабка с картошкой, глянув на Жоржа, заулыбалась, показав единственный зуб.

А тут еще Бывалый с Балбесом явились. Каждый нес в руках по корзине цветов. С чего такая щедрость? А, это их Жорж за цветами посылал…

Жорж вручил цветы дамам, и даже бабку одарил, выдернув три цветочка из одной из корзин.

— Дамы, прошу прощения, у нас с приятелем небольшое суаре, — сказал он девчатам, кивнув мне в сторону выхода.

Видно было, что такое «суаре», дамы не знали, но заморское слово их окончательно добило.

— Так что, получилось? — спросил я, когда мы вышли на улицу и Жорж вытянул из красно-белой пачки сигарету.

— Шурик, а вы что, изволили сомневаться? — спросил Жорж и похлопал «Форд» по капоту. — Гениальная, фееричная комбинация, внезапное знакомство и вот…

Что вот? Жоржу для задания выдали авто с дипломатическими номерами?

В это время подъехала серая «Волга». Николай припарковался, вышел из машины, остановился около багажника «Форда». Посмотрел на Жоржа.

— Здесь?

Жорж выдержал паузу, неотразимо улыбнулся, блеснув фиксой, посмотрел на Балбеса и щелкнул пальцами.

— Фокус-покус, — произнес Балбес и открыл багажник «Форда».

В багажнике — большая коробка. В коробке — картонные прямоугольники с проколотыми дырочками. И еще какие-то бумаги. Мы с Николаем переглянулись.

— Честно говоря, не ожидал, что получится, — сказал Николай. — Теперь вопрос, куда это везти? В гаражи к машине или в клинику Березину.

Николай взял несколько карт, рассмотрел их. Кстати, на карточках были какие-то каракули, выполненные химическим карандашом. Какие-то цифры, буквы. Николай одну положил в карман, остальные бросил обратно.

— Что думаешь? — спросил он.

— Если по уму, то они принадлежат Березину, — ответил я.

— Тогда в клинику?

Я молча кивнул.

— Уважаемый, вы это… ничего не забыли? — сказал Милославский Николаю, пряча в карман сигареты.

Николай посмотрел на красавца, забрался рукой во внутренний карман. Протянул Жоржу документ. Тот раскрыл паспорт, с явным удовлетворением прочитал:

— Юрий Владимирович Милославский… — перелистнул, сделал обиженное лицо. — Эй, а прописка?

— Про прописку еще поговорим, — пообещал Николай, берясь за коробку и делая мне знак подсобить. — Не все сразу. Тебе еще почетная грамота положена. Хотя посмотрим еще, как сегодня сработаешь.

Мы поставили коробку в багажник «Волги», Николай захлопнул крышку, повернулся к троице:

— Так, ждите здесь. Сейчас приедут наши, проведут инструктаж.

Мы ехали в клинику. Николай крутил баранку и как-то нервно похохатывал.

— Слушай, вот ты говорил про Бонда… — начал он.

— Я? Про Бонда?

— Ну ладно, это я говорил про Бонда. Но ты сказал, что видел. В кино. Этот правда у него такое было, что в чужом посольстве он все самые важные секреты выкрал?

Я постарался вспомнить фильмы «Бондианы». Мне-то больше всего самые первые нравились с Шоном О.Коннери. Они повеселее были. Потом чего-то жестить начали. Было этих серий и Бондов так много… что и где спер суперагент — хрен вспомнишь. Многоликий Бонд много чего выкрадывал, в том числе и в посольствах. И, кажется, даже в советском.

— Вроде было такое… — не очень уверенно сказал я.

— Так то — в кино, а тут на самом деле…

— Я не понял, что, у Жоржа ничего не получилось? — спросил я.

— Если бы не получилось — я бы даже не удивился. Но тут даже больше, чем получилось. В общем, этот твой Жорж… он склеил второго секретаря посольства США.

— Склеил мужика? — удивился я.

— Почему мужика? Бабу… Хотя да, че-то мужицкое в ней есть. Это я про характер. Такая козел! Но баба, она по должности — второй секретарь.

— Прям в посольстве козла… козу склеил?

— Нет, конечно. Он там и не был. Так, небольшая авария на трассе с ограниченным движением и…

— Ограниченное движение по причине ремонта газовых коммуникаций? — предположил я.

— А ты откуда… хм… В общем, да. После случайного дорожного знакомства твой Жорж был приглашен на загородную дачу к виновнице аварии. Там и заночевал. А утром она сама, прикинь, сама дала Жоржу ключи от своего второго автомобиля. В замену пострадавшего. Сказала, что в багажнике «разное барахло». По-русски, кстати, сказала. А в багажнике — сам видел…

— Погоди, архив Березина — барахло? Так зачем они тогда…

— Сам ничего не понимаю. Да и не это главное. Главное, что твой Жорж так за ночь ее ухайдохал, что она спала без задних ног.

— А он?

— Заглянул тихонько в ее сейф. Мы, конечно, подсказали, где его искать, и какой там код, но остальное все он сам. Отснял все по полной программе! Утром пленку проявили, а там такое… Я как раз от начальства. Генерал материалы с пленки одним глазком глянул, сразу меня вызвал. Даже улыбнулся, прикинь. Намекнул сверить дырку под орден. Голова кругом… И знаешь, что самое смешное? Завтра твоя троица поедет в гараж американского посольства — ремонтировать пострадавший в аварии кабриолет за счет правительства США.

— А Жорж?

— Сейчас поедет к секретарю продолжать поддерживать отношения. С большущим таким букетом. Она, секретарь эта, уже пробила его по полной программе. Все его судимости. Для нашего дела очень кстати пришлись.

Николай продолжал хвалить Милославского, а я пытался вспомнить, когда и где Куравлев так удачно освоил амплуа героя-любовника? В Иван Василиче? Ну да, засматривались на него волоокие девки в царских палатах, когда он про «Счастье вдруг» петь начал, но не так, чтобы очень. В Афоне? Совсем не то. А вот поди ж ты, целого секретаря «ухайдохал»…

Тут я вспомнил, как это называется. «Медовая ловушка». Когда вражескому агенту как бы случайно подсовывается очень привлекательная особь противоположного пола. И эта особь добывает важную информацию или вообще — вербует.

— А эти… троица? — спросил я.

— Сработали отлично! Этот придурок у открытого люка чуть ли не под колеса американцам бросился. Мордатый бок подставил, а тощий из машины вывалился и так увечье разыграл, так громко стонал, что даже врачи скорой поверили, прям на ходу его реанимировать стали.

— Слушай, а может того… зачесть им помощь органам и отпустить троих на все четыре стороны? — предложил я.

— Посмотрим…

Мы приехали в клинику. Пропускной режим, кажется, даже усилился. У нас проверили багажник. На перфокарты внимания не обратили, просто порылись, посмотрели, нет ли чего на дне коробки.

Заминка вышла перед входом в лечебный корпус. Решали, что делать с ценным грузом. Березину нужна вся коробка? И вообще, нужны ли ему эти карты в клинике?

А врач уже спешил к нам навстречу.

— Скорее! Ради бога скорее! Карточки у вас с собой? Слава богу!

Кажется, мы приехали вовремя.

Санитары подхватили коробку, втащили ее в дверь и почти бегом потащили ее по коридору. Я посмотрел на Николая. По взгляду понял, что он тоже ничего не понимал, и тоже последовал за доктором. Неужели с Березиным случилась беда?

Но Березин был в норме. Он сидел на кровати и тыкал шилом в кусок обоев, сорванных со стены. У ног его валялось еще несколько подобных исколотых обрывков. Кажется, у него что-то не получалось.

А вот с Раисой Михайловной была беда. Она лежала на кровати и тихонько стонала. И она… исчезала. Частично. То есть — по частям. С нее исчезала кожа. Может и не исчезала, а становилась прозрачной, как и часть лицевых мышц. Смотреть на ее просвечивающий череп было крайне неприятно.

Березин увидел санитаров с ящиком, отбросил обои, воткнул шило в крышку тумбочки. Показал, куда ящик поставить и начал быстро в нем копаться, просматривать карточки и складывать их на кровати стопками. Нужное нашел довольно быстро.

— Вот это должно подойти, — сказал Березин, выбрав одну карточку. Взял ее обеими руками, поднял на уровень глаз, словно хотел посмотреть на Раису Михайловну через дырочки в картоне.

Получилось как-то быстро. Раиса Михайловна перестала стонать и сразу обрела нормальный вид. Более того, она села на кровати и начала озираться по сторонам.

— Ой, господи! Где я? — спросила она на чистом русском языке.

Увидела доктора, улыбнулась, но вот встретившись со мной взглядом, сразу отвела глаза. Знает кошка, чье мясо съела.

— Как я понимаю, с возвращением, Раиса Михайловна, — сказал Николай, подходя к кровати. — Вы опять говорите на великом и могучем. Что радует. Давать показания будем, или еще хотите полежать?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — тихо ответила пособница шпиона и отвернулась к стенке.

— Отлично! Придется начинать все заново! Что ж, уважаемая, у нас накопилось много вопросов к воспитателю младшей группы на станции юных техников, — потер руки Николай и повернулся к Березину. — Ну а вы, молодой человек…

А «молодой человек» тем временем выбрал пару карт и сунул в руки Ловчеву:

— Ваш Райкин. Возврат. Должно сработать.

Еще одну карточку протянул мне:

— Завтрашняя встреча. Важно. Всякий вектор имеет начальную точку и конечную точку. Куда укажет стрелка.

— С кем встреча? — удивился я.

— Важная встреча, — повторил Березин, снова перебирая карточки. — Очень важная.

— А остальное, — указал я коробку. — Векторы счастья?

— Варианты, — кивнул Березин, — множество вариантов.

Как-то все это сложно с этими векторами, подумал я. Вот в кино было все куда проще, вдавил Шурик рычаг, закрутила машинка антеннами, хлоп, и Жорж с Буншей в царских палатах. Без всяких векторов. А царь-батюшка анисовую вкушает под килечку на типовой кухне.

А Березин тем временем выбрал еще одну отложенную карту и поднял ее на уровень глаз…

Это был какой-то странный вектор. Похоже на кино, даже, скорее — на презентацию. Хотя сначала раздался треск, характерный для древнего киноаппарата, и нехитрая мелодия, исполняемая на пианино. Словно играл не очень умелый тапер. Перед глазами замелькали кадры. Черно-белые, с пятнами и царапинами. Кадры хроники, кажется, это была демонстрация. Серая толпа двигалась по широкому серому проспекту, неся в руках серые транспаранты. На одном я разобрал: «Вся власть Советамъ!» На шинелях серых солдат серые банты. Потом лысеющий мужчина заметался по трибуне, активно жестикулируя. Раздался хриплый голос со знакомой картавинкой. Хриплый, видимо, из-за того, что звучал из медной патефонной трубы. «Товагищи, коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны»!

В кабинете двое. Два великих мечтателя и фантазера. Ленин и Уэллс. Они стоят у большой карты со светящимися лампочками. Мечтатель Ленин показывает гостю карту и рассказывает про план ГОЭЛРО. Фантазер Уэллс ему не верит. Лапочки на карте светятся от слабенькой аккумуляторной батареи.

Снова хроника. Строительство на большой реке. Кажется, Днепрогэс. Звук марша духового оркестра. Заводской цех со станками, крепкая рука дергает рубильник, станки начинают работать, сверлить, точить, прессовать.

Опять хроника. В деревенской избе вкручивают в патрон лампочку. Посмотреть на диковинку собралось полдеревни. Заглядывают даже в окна. Лампочка сразу начинает светиться. Восторг и радость в глазах сельчан.

И опять голос Ильича: «Главным из искусств для нас является кино и цирк»!

Точно знаю, что записи такой в природе не существует. Но это — кино, и здесь может случиться всякое! Здесь случилась кинопередвижка в горах. Знакомый мне Гурейко крутил фильм в горном ауле. Большинство зрителей никогда не покидали аула и его окрестностей, не видели асфальта и высотных домов. Для них изображение на простыни, натянутой меж двух жердин — единственное окошко во внешний мир. Неизвестный, незнакомый, возможно — опасный, но такой манящий.

Я тоже зритель и тоже смотрю в экран. Жду с нетерпением. Сегодня Гурейко обещал показать новый фильм про будущее. Про светлый мир, где победил коммунизм.

Но вместо фильма на экране появился… Березин. В той же больничной пижаме на белом фоне. Он сел, свесив ножки прямо из экрана, и обратился прямо ко мне:

— А ведь нет, Сань, такого фильма. Боялись наши кинематографисты браться за эту тему. Вот Хрущев коммунизм обещал, а какой он будет — не объяснил. А раз не объяснил, никто снимать не взялся. И что имеем? Белое пятно.

Березин обернулся, посмотрел на светлый фон за своей спиной. Фон вдруг стал голубым, и по небу пролетела аттракционная кабинка из парка Горького. Как я понял, в ней летел ученик Коля, одноклассник Алисы Селезневой. Кабинка была несколько обшарпанная, могли бы ради такого случая и подкрасить.

— Ну, хоть попытались, — хмыкнул Березин. — А какой вектор построил ты?

И я его, этот вектор, увидел.