С Букашкой увидеться мне очень хотелось. Отвык как-то от пешей жизни в столице. Однако, никак не ожидал, что встреча с Букашкой и министром будет именно такой.
Утром очень рано позвонили по телефону. Сказали, что из министерства, и что транспорт за мной прибудет ровно в девять. Уточнили адрес, отключились. Ни здрасьте — ни до свидания. У них что, так принято?
А тут еще влил дождь. Да какой! С грозой, громом и молниями. Люблю грозу в начале мая! Но не в конце же! Выходить из дому в этот природный катаклизм совершенно не хотелось. Но надо. Не каждый день тебя на прием к министру приглашают.
Я посмотрел на себя в зеркало. Костюм — свадебный, черный. Рубашка белая, к загару очень идет. Левый туфель чуть жал. Зина прошлась вокруг, смахнула с костюма щеткой последние ворсинки.
Я посмотрел на часы, было без трех. Вышел на балкон, посмотрел вниз. Министерского транспорта видно не было. Только какой-то автобус стоял у подъезда. Без трех девять я уложил детский альбом в сумку, спустился вниз еще минут пять стоял, как дурак, вертя башкой. Наконец водила автобуса не выдержал, высунулся в дверь и призывно махнул рукой. За мной что, целый автобус прислали? Оказалось — да. И не только за мной. В автобусе сидели какие-то люди в спецовках и рабочих куртках. В своем цивильном костюме я на их фоне я выглядел, как белая ворона. Точнее — черная в стае серых. Что, все на прием к министру?
Водила дернул рычаг, закрывавший дверь, матюгнулся на плохо работавшие дворники, автобус чихнул движком, нехотя завелся, и мы поехали.
Ехали мы не в центр, скорее — наоборот. И ехали долго, в конце — по довольно скверной дороге меж полей и по перелескам. В финале водила одолел несколько опасного вида луж, припарковался около двухэтажного здания со смотровой площадкой на крыше, открыл дверь, буркнул: «Приехали» и пошел куда-то докладывать.
Я вышел, осмотрелся. Автополигон с довольно приличным бетонным покрытием. Вот все у нас так! Скоростной полигон, а дорога к нему — хоть плач. На скоростном участке рядом с блестящими свежей краской новыми «Жигулями» и «Москвичом» стояла моя Букашечка. Даже на своих широких колесах смотрелась она на их фоне бедновато и мелковато. Но все равно, увидев ее, я прям неожиданно для себя заулыбался.
Отдельно стояли Газ-69, известный мне как «Козел», и более привычный УАЗ — 469, выкрашенный в защитный цвет. Последний был под брезентом, и его сняли, только когда подъехала высокая комиссия. Видно, секретная разработка. Военная техника.
Комиссия, кстати, приехала на трех «Чайках». Я, признаться, залюбовался. Вроде, совсем древняя модель, а какая красота! Правда изрядно заляпанная грязью. За «Чайками» прибыли с десяток «Волг». Почетный, так сказать, эскорт.
У всех пригнанных на тесты машин были подняты капоты. Около Букашки стоял и рассматривал подкапотное пространство высокий человек. Он наклонился, чего-то там под капотом подергал. Подошел к водительской двери, посмотрел, пощупал крышу, заглянул в салон. Повернулся, пальцем позвал к себе человека. Что-то ему сказал.
Тот, почти не замечая луж, подбежал к нам. Спросил:
— Тимофеев кто?
Я поднял руку.
— Тимофеева к министру!
Все ясно, Букашку рассматривал министр общего машиностроения СССР Сергей Александрович Афанасьев собственной персоной. И я вдруг заробел. Ну не видел я еще министров вблизи, разве что по телику.
Министр был весь из себя такой солидный. На пиджаке — четыре ордена Ленина в рядок. Уголки рта резко опущены. Взгляд — прям рентген, словно насквозь видит.
Я подошел, представился. Он долго меня рассматривал, словно просвечивал своим рентгеном.
— Знаешь, как меня промеж собой называют? — спросил вдруг министр.
Я отрицательно мотнул головой.
— Ракетный министр! Знаешь, почему? Я ракеты для страны делаю. Они в космос летают. Знаешь, кто так первым назвал? Берия. Лаврентий Палыч. Я еще министром не был, а он уже назвал. Берия, слышал про такого?
Я кивнул, теперь уже утвердительно.
— Вот, слышал. А я — знал. Лично! И лично ему возражал. А таким похвалиться могут единицы. Ну, те немногие, кто жив остался. И вот скажи мне, инженер Тимофеев, стоит твоя машина того, что целый министр машиностроения бросает все дела и едет в чертову даль на подмосковный полигон?
Я промолчал. Ответить было нечего. А я особо-то и не просил, чтобы целый министр только ради меня куда-то ехал. Тут и других машин хватает.
— Молчишь. Откуда ты только такой взялся? — продолжил буравить меня грозным взором министр.
— Из политеха, — буркнул я.
— Политех? Ну, тоже ничего. А я Бауманку закончил. С отличием, между прочим. На ЗИСе станки-автоматы налаживал. Во время войны, под бомбежками. Знаешь, каково работать в цеху, где тротилом начиняют артиллерийские снаряды во время бомбежки?
Я не знал. Но министр, вроде, и сам сообразил, что достаточно нагнал на меня страху. Сказал миролюбиво:
— Ладно, не робей. Раз за тебя Совет ветеранов просил… Мы ветеранов уважаем. Вижу, что ты — не из этих лохматых прощелыг, что клешами тротуары метут. Брюки у тебя нормальные, только узковаты на мой взгляд, а так — прическа, костюм, туфли опять же. Только в костюме и туфлях — это ты зря. Тебе, наверное, сказали, что министр Афанасьев тебя в кабинете с коврами встречать будет? Чаем с лимоном и плюшками сладкими угощать. А министр Афанасьев вот он где — на полигоне. И сейчас ты мне сам покажешь, на что твое авто способно. К машине!
Команда прозвучала по-военному, да и ко всем трем автомобилям кроме водителей подошли солдаты с лопатами и топорами. Топоры зачем? И еще я обратил внимание, что все были в сапогах. Ну, солдаты, понятно, им положено даже летом. Но почему заводские водители в резиновых сапогах?
Водитель с АЗЛК был в обычной спецовке и черных резиновых сапогах. На водителе с ВАЗа был синий комбинезон с большими буквами «LADA» на спине. Сапоги — тоже синие.
— Ну чо, куда нам тут садиться? — спросил меня усатый сержант с автомобильными крылышками в петлицах. По лихому виду и загнутой бляхе ремня — дембель.
— А что, вам садиться обязательно? — удивился я.
— Начальство велело, — сказал сержант, заглядывая в салон. — Салага тут в зад не влезет. Он — с лопатой. Если только лопату в окно высунуть? А у тебя что, багажника нет?
Я посмотрел на лопоухого салагу с большой совковой лопатой и от такого пассажира решительно отказался. От лопаты тоже.
В это время к полигону подъехали еще пара машин, из одной вышел Николай Ловчев, вытащил что-то из багажника и почти бегом направился ко мне.
— Уф, еле успел, — сказал он, переводя дух. — Был у начальства на ковре. По поводу Райкина. Получил пистон. Вот, держи…
Николай поставил у моих ног большую брезентовую сумку.
— Че это?
— Лебедка. Электрическая. Прикуриватель работает?
Я кивнул, но зачем мне лебедка — не понял. Но спорить не стал, уложил сумку за спинку сиденья. Тяжелая! Вспомнил про альбом. Вручил его вместе с сумкой Николаю.
— Что это? — удивился он.
— Детское творчество. Посмотри — интересно.
В это время со стороны смотровой площадки что-то проорали через мегафон. Что именно, я не разобрал.
— Давай на старт, — кивнул Николай в сторону трассы скоростного полигона, где перед жирной белой чертой уже выстроились «Жигуль» с «Москвичом».
— Я бы рад. Ключей нет.
Николай спохватился, начал хлопать себя по карманам.
— На три круга у тебя заряда хватит? — как-то без особой надежды спросил Николай, протягивая мне найденные ключи.
Я сел за руль, вставил ключ, вкрутил переключатель, посмотрел шкалу зарядки. Полная!
— Хватит, — заверил я Николая.
Перед стартом лопоухий салага принес нам с сержантом по мотоциклетному шлему. Оно и понятно, тест был на скорость.
— Команда «На старт», — прохрипело с вышки.
Ну, «Москвича» я сделал уже на старте. Там и сам водила замешкался, хотел рвануть с места, да заглох. А вот «Жигуль» — копейка с места стартанул хорошо, в виражи вписывался лихо, видно, что водила был опытный. Я решил особо не гнать, сел ему на хвост и таким вот образом через три круга на почетном втором месте пришел к финишу.
Я посмотрел в сторону трибуны на вышке. Члены комиссии совещались, сам же министр смотрел на нас молча, видимо, оценивал.
— Слушай, круто! — пришел в себя сержант, снимая шлем. — Че за движок? У меня у бати тоже «Горбатый», он так ездить не умеет.
— Экспериментальная модель, — ответил я. — А ты того… на дембель скоро?
— Ага, — кивнул сержант, поглаживая топорище. — Дембель в маю, все по… в общем, не имеет особого значения. На полигоне новую вышку строим — дембельский аккорд.
— Топор тебе зачем? — спросил я.
— Ща сам увидишь, — пообещал дембель и указал направление движения. Я поехал за подтянувшимся «Москвичом», и в скором времени мы были у «Бездорожного полигона» — изрытого ямами и траншеями, с участками совершенно разбитого асфальтового, щебеночного и бетонного покрытия. То есть — в точности повторяющего советскую замкадовскую автодорожную действительность. Особую опасность на мой взгляд представлял грунтовый участок около болотца, от которого явно попахивало тиной. Откровенно пугала разбитая колея, кажется, там недавно буксовал грузовик.
В скором времени подъехала черная «Волга». Какой-то дядька вышел из машины, посмотрел на нас, включил секундомер.
Первым стартанул «ВАЗ». «Жигуль» с горем пополам справился с бетонкой и щебнем, погромыхал подвеской на разбитом асфальте, но, съехав на грунтовку, в первой же луже сел, причем, довольно плотно. Из задних дверей вылезли служивые и начали авто толкать. Ага, понятно теперь зачем солдаты. «Жигуль» газанул, обдал их фонтаном жидкой грязищи, но из лужи выполз. Сел в следующей и надолго. Служивые потолкали и так, и враскачку, убедились, что дело — глухо, без особых эмоций отерли морды от грязной воды и пошли рубить березки и придорожный кустарник. Бросать все это дело под колеса.
«Москвич» проехал много дальше. Обошел на скорости буксующий «Жигуль», обдав солдат новой порцией грязищи, но у болота тоже увяз и сел на брюхо.
С вышки дали отмашку на старт. Моя очередь.
Сержант глянул в сторону луж потом вопросительно посмотрел на меня.
— А может это… ну бы ее на хрен? Все равно ведь потонем.
— Держись крепче! — сказал я и смело послал авто вперед на испытание. На широкой резине с колдобинами я справился легко, обошел продолжавшего буксовать в грязи «Жигуля» и… сел рядом с «Москвичом». Малооборотистая Букашка педали газа слушалась охотно, но видно, попала в скрытую водой колею. Я чуть газанул, увидел сзади грязевой фонтанчик, перестал маяться дурью. И тратить энергию.
Сержант опустил стекло выглянул в окошко. Присвистнул:
— Дембель под угрозой. Я за хворостом?
— Топор положи и на багажник сядь, — велел я.
— Чо?
— Через плечо! Не чо, а есть! Выполнять! — сказал я командным голосом я и ткнул пальцем в клавишу магнитофона.
И Высоцкий запел песенку про колею, из которой хрен выберешься и хрен с нее свернешь!
Сержант одобрительно кивнул, открыл дверь и вылез в лужу. Держась за крышу Букашки добрался до багажника и забрался на него. Посмотрел в сторону сослуживцев, временно переставших толкать «Москвича», указал на меня и покрутил пальцем у виска.
— Держись! — крикнул я и нажал на газ.
Задние колеса под нагрузкой зацепили грунт, машина дернулась, сержант чуть не свалился в грязь. Но удержался. Выбрались!
— В натуре круто! — признался сержант, усевшись в салон. Посмотрел себе под ноги. — Я тебе, зема, все половички уделаю. Но ты это… Не ссы. Салаги вылижут — блестеть будет!
А вот следующая лужа и вовсе оказалась непроходима. Букашка буквально «поплыла». И дембель подтвердил:
— Ну все, приплыли. Зато всех обошли!
Я молча повернулся, извлек из-за сиденья сумку. Извлек лебедку, воткнул штекер лебедочного кабеля в прикуриватель. Показал сержанту в сторону березок у обочины.
— Справишься?
Сержант с лебедкой выбрался в грязь, подцепил крюк за ухо под бампером Букашки. Умело стравил трос, добрался до обочины, вторым концом зацепился за березку. Особой уверенности в успехе у меня не было. Лебедка, выданная Николаем, была мне неизвестна. Древнее что-то, но на электричестве. Да ладно, будь, что будет! Надеюсь, получится.
Получилось! Трос натянулся, машина медленно поползла вперед.
Вытянула!
А вот в следующей луже, когда до конца заболотистого участка оставалось совсем чуть-чуть, сержант дал маху. Зацепил трос за ближайшую сухую березку. Когда трос натянулся, она и рухнула. Да ладно бы, что рухнула, конец с крюком и брезентовой петлей отлетел аккурат в лобовуху бедной Букашки. Я и испугаться толком не успел, когда услышал глухой удар и увидел, как лобовое стекло покрылось трещинами.
— Эх ты, «дембель в маю», — только и сказал я сержанту.
Тот, уныло загребая воду сапожищами, и склонив повинную голову, пошел цеплять трос к здоровому дереву.
Выбрались потихоньку.
После болота были еще песчаный карьер, каменистая россыпь с ручьем, прочие неприятности. Обзор через треснутое стекло был еще тот, но в общем с полигоном Букашка справилась, и я снова выкатился на асфальт.
Пока ждали отставших, мы с сержантом даже успели поменять лобовуху. Сержант сказал, что у «Горбатых» ветровые стекла — одинаковые. Что спереди, что сзади. Я, если честно, такой подробности не знал и приятно этому удивился.
Где-то через полчаса подъехал «Москвич». Трассу он одолел, но и водитель, и солдаты были злые и грязные, как черти. «Жигуль» приволокла на тросе «УАЗка». ВАЗу напрочь залило электрику, заводиться автомобиль отказывался. На меня водила в синем комбинезоне с белыми буквами «LADA» на спине посмотрел с явной неприязнью. А я-то при чем?
Я посмотрел на шкалу зарядки. Зарядка батарей после таких испытаний была в районе 50%. До дома должно хватить. Только на мойку заехать обязательно
— Ну что, Кулибин, одолел народные автомобили? — услышал я за своей спиной.
Министр вылез из-за руля новой «УАЗки» и подошел ко мне.
— Вижу, вижу, уделал, — продолжил он, рассматривая Букашку. — Не ожидал! Признаюсь! Не зря мне ветераны писали. Я-то думал, ну сделаем опытную партию для ветеранов-инвалидов, кто с одной ногой, пусть на электричестве катаются. А тут вот оно как. Сам придумал?
— Ну, в общем-то да, идея моя, но…
— Ладно, ладно, расскажешь еще, — сказал министр, откровенно любуясь Букашкой. — Лебедку так с собой в салоне возить и собираешься?
— В принципе, можно встроить вместо переднего бампера, только эта модель не для этого. На грязищу не рассчитана, — признался я.
— Так ведь справилась! Своими глазами видел! Сказал бы кто — не поверил. Батареи на крыше солнечные?
Я кивнул.
— Солнца у нас маловато. Но для южных республик будет самое то! Эх, и хороша ж машинка! Дай-ка я тебя обниму.
И министр обнял меня, как Петр Первый отличившегося гардемарина. Целовать не стал. Повернулся в сторону второй подъехавшей УАЗки. Из нее выходили люди в форме. Судя по звездам на погонах — большие чины.
— Ладно, инженер Тимофеев, иди, сейчас тебя военные пытать будут. А машина твоя хорошая. Маленькая, но хорошая. Так я Леониду Ильичу и доложу!
Почему-то «пытали» меня военные — танкисты. По крайней мере в петлицах у полковников были маленькие золотистые танчики. Меня посадили в УАЗик, долго везли по ухабам, и привезли к бункеру. Реально к бетонному бункеру, врытому в землю. Снаружи виднелись лишь узкое смотровое окошко и окуляры перископов.
За нами приехал тягач с Букашкой, установленной на платформе. Ярко красная на фоне всего этого хаки выглядела машинка здесь совсем несуразно. И зачем они ее сюда притащили? Они что, собираются расстреливать мою маленькую Букашку из пушек? Или вот с этой зенитки?
Действительно, перед бункером была установлена такая фигня с двумя стволами, торчащими в небо. Около нее стоял часовой с автоматом, который при виде полковников вытянулся по стойке смирно.
К счастью, ничего такого здесь не замышлялось, меня провели в бункер, где обнаружилось довольно просторное помещение с картами и картинами на стенах. На картинах были танки не очень мне знакомые, впрочем, юркий лейтенант с красной повязкой «Дежурной» тут же закрыл изображения и карты специальными занавесками. Указал на стул, сказал: «Ждите» и убыл.