Шурик 1970. Книга 2

Глава 14. И в минувшее

Сколько это длилось, точно сказать не могу. Но когда закончилось, меня словно швырнуло вниз, стало темно, тихо… жутковато.

И это не был подвал в гараже. И не наш офис в Москве — точно!

Я лежал на спине на холодном полу в темном помещении, освещаемом слабыми источниками света. Совершенно идиотское выражение, но точнее как-то не нашлось. Да, большая комната с низкими сводами. На одной из стен, дальней от меня, и были эти неустановленные пока источники света.

И тут сверху раздался голос: «Лейтенант Райкин! Если вы прибыли на место, постарайтесь сохранить спокойствие. Сделайте глубокий вдох и постарайтесь осмотреться».

Я с удивлением узнал голос академика Дудинского и задрал голову. Откуда это?! Нет, голос не исходил сверху. Он просто звучал у меня в ушах. Только почему голос называет меня лейтенантом Райкиным? Но совета я послушался и глубоко вдохнул. И ведь, кажется, полегчало. Я постарался спокойно осмотреться. Рядом в стене обнаружил дверь. Почему-то очень низенькую, не более полутора метров высотой. Как в такую проходить-то?

«Лейтенант, — проговорил уже другой голос, похожий на голос Дубцова. — Вы должны как можно быстрее собраться и приступить к активным действиям. Либерея должна находиться в царских палатах в восточном крыле здания, если смотреть от Красного крыльца. Для начала вы должны выяснить, на полках ли стоят книги. Или уже собраны в сундуки. Обоз должен»…

Голос прервался, вместо него в ушах опять затрещало. К счастью, ненадолго…

Я дождался, пока треск в голове затихнет, и ощупал себя. Все норм, ничего не болит. Голоса в голове больше не тревожат, даже очки на носу имеются. Кажется, я — опять Шурик. И я — снова в прошлом. Теперь уже — в глубоком прошлом, судя по окружающей обстановке. Если, конечно, меня не забросило в какой-то музей с максимальным погружением в эпоху. И прав Дудинский со своим советом. Сначала нужно осмотреться, а потом уже что-то делать.

Я встал и осторожно выглянул из-за резного каменного столба, подпирающего свод. Разглядел, что упомянутые источники света — это свечки и лампадки перед иконами. Я в древней живописи не разбирался совершенно, но иконы, кажется, старинные. Толстые такие, в богатых серебряных и золотых окладах. И еще заметил перед иконами какую-то фигуру. Судя по одеянию — монах или еще кто-то из священнослужителей. Стоит на коленях, молится. Вряд ли стоит ему мешать. Что дальше? Лучше всего найти какой-нибудь укромный уголок и там затихариться в надежде, что меня перекинет обратно. Судя по часам, установленное время контакта с континуумом уже вышло. Все девяносто минут. Но стоит ли верить механическим часам «Победа» в пространственно-временном континууме, который явно давал сбой. Ведь попадать в прошлое я сегодня совершенно не собирался.

Внизу под ногами что-то прошуршало. Что-то очень мелкое. Мышь? Я осторожно попятился и… наступил на что-то мягкое. Раздался истошный мяв, из-под ног моих рванулось что-то быстрое и серое. Что, что, кот, конечно, судя по мяву. Или кошка. Кажется, я испортил мышелову охоту.

Человек, стоявший на коленях перед иконами, вздрогнул и обернулся в мою сторону:

— Кто здесь?

Голос густой такой, сильный, хоть и не бас.

Я обернулся на низенькую дверь, замеченную раньше. Блин, надо было проверить, открыта ли? Хотел было рвануть туда, но передумал. Хрен ее знает, что там за дверью? А тут всего один человек, с виду — мирный, к тому ж — богобоязненный.

Человек поднял с пола тяжелый подсвечник с двумя толстыми свечами и двинулся в мою сторону. Особой опасности я с его стороны не почувствовал, но увесистый посох, на который он опирался, меня несколько смутил. Кажется — железный.

— Кто здесь? — повторил он. — Выходи!

Прятаться за столбом было глупо, и я вышел монаху навстречу. Он остановился шагах в трех от меня. Высокий старик с широким из-за залысин лбом, при бороде. Некоторое время мы рассматривали друг друга. Заметно было, что его особо заинтересовали мои белые курортные штиблеты и очки на моем носу. На шорты мои и голые коленки он посмотрел неодобрительно. Я же впечатлился осьмиконечным крестом на его груди. Он был, как пишут в милицейских протоколах — желтого металла на массивной цепи. Видимо, тоже золотой. Крест был с каменьями, довольно крупными рубинами. И весом никак не меньше килограмма. Таким при желании и прибить можно. Но монах применил крест несколько иначе. Он прислонил посох к столбу, крепко ухватился правой рукой за нижний конец креста и протянул его в мою сторону. При этом буквально прошипел:

— Изыди, бес! Власами пресвятой богородицы в сём распятье заклинаю — изыди! Сгинь!

Надо понимать, куда-то в крест были вмонтированы эти самые власа богородицы, раз он ими грозится. Что касается сгинуть, я и сам рад был покинуть эти не самые гостеприимные покои, только как?

А монах, поняв, что просто видом золотого креста пусть и с локонами богоматери меня не возьмешь, оставил его в покое и достал из-за пазухи какой-то флакон на цепочке.

— Святая вода из Иордана! — предупредил он, сковырнув крышку крепкими белыми зубами. А потом взял и натурально плеснул в меня из этого самого флакона. И тут же впялился в меня глазами.

Попал большей частью на рубаху, но и на лицо тоже. Особого вреда не причинил, просто обидно. Не знаю, чего именно монах ожидал от данного действа. Что меня обожжет, как кислотой, или что я вот сейчас весь растаю, как ведьма Бастинда из сказки Волкова? Я молча утерся и сказал:

— Я не бес. И не демон. И вреда вам не принесу.

— Да как же не бес, когда на глазах у тебя стекла бесовские?! — сказал монах с явным разочарованием рассматривая оказавшийся бесполезным флакон со святой водой.

— Это — чтобы лучше видеть, — просветил я, не без опасения наблюдая, как он, отбросив флакон, снова тянется за посохом. — Я — точно не бес. Хотите — перекрещусь?

— Крестись, — охотно согласился монах, поднимая подсвечник выше, чтобы в полной мере меня осветить.

Я сложил пальцы щепотью и старательно перекрестился. Трижды. Монах за действиями моими внимательно наблюдал. Кажется, я сделал правильный выбор, после моего троекратного «крещения» суровое выражение его лица несколько смягчилось.

— Ежели не бес ты, а господу слуга верный, так почто явился ты в день годины по супруге моей убиенной? — спросил он. — Видит бог, нет моей вины в смерти жены моей Марии Темрюковны.

Твою ж дивизию! Темрюковна! Вот чего я точно помнил из истории, что у царя Ивана Грозного была жена Мария и именно Темрюковна. Нет, в фильме про Шурика была Марфа, третья. А до нее — Темрюковна. Вторая! Из-за отчества запомнилось. Не каждый день такое встречается. Так неужели этот монах — царь?! Иван Грозный? Он? В голове у меня, конечно, был образ из фильма про Шурика. Там Грозный, гениально воплощенный артистом Яковлевым, вот уж царь так царь! А этот… Сутулый какой-то, волосья жиденькие лохмотьями висят, бороденка спутанная. И видом совсем не грозный.

А тот вдруг прищурился, отошел на пару шагов. Сказал:

— Погодь, погодь. Раз ты не бес и не ангел, как в палаты царские попал? Иноземец чоль? Как тебя стража пустила?

Царь наклонился, поставил подсвечник на пол. И очень мне не понравилось, как он посох свой перехватил. Если верить известной картине Репина, то грозный царь этим посохом мог очень серьезно приложить. Вплоть до летального исхода.

— Погодь, погодь, — повторил он и обернулся, словно кого-то искал взглядом. Мне показалось, что он собирался вызвать охрану. И по низу живота прошлось холодком. Как там в кино царь про попаданцев Буншу и Милославского Шурику сказал: «Да головы им отрубили». Простенько так, мимоходом. Взяли, да отрубили, и это еще хорошо, если без пыток.

— Эй там, стража, — крикнул царь, действием подтвердив мои худшие подозрения.

Не знаю, чем бы все это дело кончилось, но тут за спиной моей что-то скрипнуло и раздался густой гул. Жутковатый такой, пугающий. Что-то прокатилось по полу мимо моих ног, зашипело и ярко вспыхнуло, рассыпая искры и отчаянно дымя. Очень много дыма! Последнее, что я успел разглядеть в дымных клубах, как царь испуганно выронил посох и вжал голову в плечи. Чья-то сильная рука схватила меня сзади за локоть и дернула в сторону той самой дверцы.

— Бегом! — дыхнуло мне в ухо.

Я спорить не стал, низко согнулся, прошмыгнул в дверь и оказался в узком коридоре.

— Стража! Кхе, кхе. Стража! Ко мне! Кхе, кхе, — раздалось у меня за спиной, это опомнившийся государь звал охрану и кашлял от дыма. А громкий топот подтвердил, что глас его был услышан. Тут же спасительная дверь захлопнулась, громко звякнул запор. Почти сразу же в дверь сильно ударили.

— Бегом, — снова поторопил меня незнакомый голос, а та самая сильная рука подтолкнула в спину. И я побежал. Побежал по узкому коридору. Коридор скоро уперся в дверь, она была не заперта.

— Налево и вниз, — продолжал направлять меня неизвестный спаситель.

За дверью оказалась пустая комната с несколькими выходами. Я послушно свернул в левый, там была каменная лестница, которая вела вниз. Я засеменил по неудобным ступенькам подошвами белых курортных туфель. Бежал я, как мне показалось, долго. По каким-то коридорам, переходам и лестницам. Снова уперся в дверь. Голос сзади вдруг приказал остановиться. Я повернул голову и, наконец, рассмотрел своего провожатого. Татарин весьма зловещего вида в плаще, в лохматой шапке и с саблей на широком поясе. В руках — странный предмет. Овчинная шкура с приделанной к ней медной трубой, как на старинных патефонах. Он, не выпуская предмета из рук, быстро скинул с плеч свой плащ и сунул его мне в руки.

— Надевай быстрее.

Я надел. Татарин сам прикрыл мне голову накидкой и приказал:

— Сейчас во двор выйдем. Пойдешь за мной. Шаг в шаг. Голову склони и по сторонам не зыркай. И очки сними. Не дай бог в очках увидят. Идешь за мной, понял? Кто окликнет, не отзывайся, просто идешь за мной. Эх, обувка слишком заметная. Сымай давай, в руках под плащом понесешь.

— Как, босиком? — спросил я.

— Так! Ничего, не растаешь, — ответил татарин, дождался, пока я спрячу туфли под плащом, и толкнул дверь.

Ого! На дворе-то, оказывается, день. А в палатах-то совсем сумрачно было, я уж думал — вечер поздний. Это был двор, видимо, у царского терема. Сейчас двор был похож на растревоженный муравейник. Все куда-то бежали, чего-то орали. Видимо, царь реально объявил тревогу. И теперь все бегают, ищут демона. Но рассмотреть все подробно мне не удалось. Я встретился глазами с одним из бежавших стрельцов, тут же низко наклонил голову и старательно выполнял все инструкции провожатого, то есть, быстро шел по ним. По дороге через двор наступил сначала в лужу, потом на конское яблоко. Ничего, терпимо. Никто нас не окликнул, никто, к счастью, не остановил. Татарин быстро дошел до ворот какого-то громоздкого амбара, пристроенного к каменной стене, стукнул в створку кулаком и что-то гортанно крикнул. Створка немедленно приоткрылась, татарин зашел внутрь, я немедленно шмыгнул за ним. В нос резко ударило звериным запахом. Где-то рядом раздался звериный рык. Это что, зоопарк?

Бородатый мужик, впустивший нас, поклонился татарину чуть ли не до земли, видимо, татарин — его начальство.

— Иди, дом вада калодец принэси, многа вада дома нада, — зачем-то коверкая слова произнес татарин, хотя только что по-русски говорил совершенно чисто.

Мужик снова поклонился, немедленно подхватил деревянное ведро и вышел за ворота. Татарин створку захлопнул и немедленно звякнул затвором.

— Уффф, успели вроде. Еще бы немного и того… — выдохнул татарин, бросил свой шкурный инструмент на кипу сена, снял шапку, обнажив гладко выбритый череп, и вдруг мне подмигнул. — Вам привет от Николая Павловича.

Видимо, в этот момент у меня был совершенно дурацкий вид. Признаюсь, не ожидал.

— Райкин? Ты?! — я даже забыл сказать отзыв. Да в этой ситуации он вроде и не к месту.

— А кто же еще? — ответил татарин. — Устал уж ждать. А как голоса утром услышал, так понял, что гости будут. Правда, конкретно вас увидеть не ожидал. Очки, кстати, можете надеть.

— Погоди, какие голоса? — удивился я, надевая очки и сразу обретая четкость мира.

— Известно какие. «Лейтенант, — очень похоже изобразил Райкин голос Дубцова с характерной гнусавинкой. — Вы должны как можно быстрее собраться и приступить к активным действиям. Либерея должна находиться» … Ну и так далее. Наизусть выучил уже. Мудила этот Дубцов. Вместо библиотеки закинул меня в царскую молельню. Библиотека совсем в другом месте. В подвале она нынче. Тут пожара боятся. Правильно боятся, хоть и не знают, что через год почти всю Москву сожгут. Слушайте, какое сегодня число? Там, дома.

— Шестое… Точнее — двадцать восьмое мая, — спохватился я. — Для тебя — точно двадцать восьмое.

— Год какой?

— Тот же, семидесятый. Тысяча девятьсот.

Райкин не стал уточнять, что значит «Для тебя», просто криво усмехнулся.

— А тут — шестое сентября семь тысяч семьдесят восьмого. От сотворения мира. Аккурат недавно новый год справили. Если от рождества Христова, то тоже семидесятый. Только тысяча пятьсот.

— Так сколько ты тут уже? — спросил я. — И можно на ты. Не до реверансов.

— Да вот сам и считай. Закинули двадцать второго мая. Как только тебя на юга отправили, на следующий день и начали с континуумом экспериментировать. Начальство торопило. Сначала хрономашину на полигон вывезли, потом в лабораторию под Коломну. Ничего не получалось, вообще машинка не запускалась. Вернулись в гараж, подключили, как было. Вроде заработала. Сначала Дудинский вектора выстраивал. Законтачились! Сталина на мавзолее видели! Потом Дубцов, сука, за вектора взялся. Сказал, что у него правительственное задание. Либерею эту найти. И вот сам видишь, что получилось. Выстроил вектор на мою голову. Кривоват вектор-то получился. Выбросило не в то место, не в то время и непонятно в кого. С тех пор и обретаюсь. Ты туфли свои можешь надеть, тут до обеда никого не будет. Ногу в лохани омой, она у тебя в навозе…

— А мы вообще где? — спросил я, принюхиваясь и оглядываясь. И тут… я увидел слона. Реально слона! Тот стоял в загоне за железной решеткой и меланхолично жевал, иногда закидывая посредством хобота в пасть свежего сена из копны в углу. Из соседней железной клетки на меня очень внимательно смотрела львица. Гривастый лев лежал рядом с закрытыми глазами — кажется дрых. В загонах были обычные лошади, хотя нет, в одном я разглядел пару верблюдов, имелись также ослик и зебра.

— Слушай, откуда это здесь? — только и спросил я.

— Зверинец царя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича, — сказал Райкин. — Слон прислан шахом Персии, так и именуется слон персидский. Львы от англичан, королева лично прислала. Елизавета, которая Тюдор. Тут даже крокодил имеется — подарочек от султана блистательной Порты. Кажется, нильский, из Египта. Но он во рве. Прикинь, перед Спасской башней ров. Широкий такой! Там для крокодила что-то типа бассейна с камышом устроено. Остальные звери тоже во рве под стенами обычно обретаются на радость зевакам. А я при слоне вроде как государев конюшенный или стремничий. Царь этот чин вроде как упразднил, но для меня одного исключение сделал.

— И как тебя в слоновожатые занесло? — спросил я, обуваясь.

— Араба, что со слоном из Персии приехал, сожгли. Колдуном оказался, мор распространял. Предрассудки, конечно, хотя, может, и правда с ОРЗ был, или с гриппом каким. Все чихал да кашлял. Ну конечно, с югов, да в наш климат… В общем — ни за что пострадал. Что со слоном делать — никто не знал. Не корова ведь. Я и вызвался, сказал, что знаю этого зверя. Видел у персов. Царь поверил, велел за год научить слона на колени перед ним вставать. Если обучу — село обещал подарить, а то и городок. Вот, учу потихоньку. Ну за год, сам знаешь, либо я, либо он, либо… Нет, Грозный определенно еще долго править будет. Меня Дубцов по эпохе поднатаскал.Хотя в опричной сотне мне край было. Так что обретаюсь при слоне, иначе пришлось бы душегубством заниматься. А душегубства здесь… Такого насмотрелся… Кстати, а ты здесь как оказался? Неужто меня искать послали?

Я вздохнул и кратко рассказал свою историю попадания в это дикое Средневековье. Но про грядущее особо не распространялся. Райкин выслушал, тут же посмотрел на мои часы и обнадежил, что возможно меня скоро перекинет обратно.

— Видимо, они программу запуска контакта с континуумом на одной пленке держат. Понимаешь? Машина отсчитывает время пребывания и дает команду на прерывание контакта. Контакт прерывается. Но поскольку следующая команда, которая меня сюда отправила, на той же пленке записана, машина снова команду приняла, вот тебя сюда и забросило. Не нарочно. По ошибке.

— И что дальше?

— Ну, если Шубин сообразил уже, что не так пошло, то тебя минут через… Сколько там на твоей «Победе»? Минут через двадцать назад перекинет.

— А если не сообразил?

— Ну еще покукуекшь пока здесь. Часика полтора или три. Ты с Ловчевым в гаражи приехал? При нем хронотень запустили? Не сомневайся, Ловчев тебя вытащит. Он тебя ценит. Заставит Шубина мозгами скрипеть. Так что посидим, подождем. Не боись, сегодня година по Темрюковне, траур. Зверей в ров выпускать не будут — всякие потехи под запретом. Никто здесь не потревожит.

Едва он это сказал, в дверь загрохотали. Кажется, били кистенем. Или рукояткой бердыша.

— Эй, басурман, открывай! — раздался чей-то голос.

Райкин обернулся к двери, схватился за рукоятку сабли. Крикнул:

— Хито там.

— Государевы люди. Открывай, тебе говорят!