Эдгард отвёз Ковара на окраину города Шестерни.
Здесь стояло на отшибе одноэтажное жилище, неровно выкрашенное в синий цвет. Крыльцо глядело на дорогу, задняя стена выходила на пустоши. До первых улиц отсюда нужно было идти не меньше пяти минут.
Двор ограждал плохонький деревянный забор, и внутри бродили куры, разгребая землю лапами и склёвывая что-то — может, зерно. У калитки — пустая будка, поодаль — сарайчик.
Торговец долго терзал гудок. Наконец, дверь отворилась, и на крыльце показался заспанный худой мужчина в мятой рубахе, частично заправленной в мешковатые брюки. В светлых волосах, встрёпанных и примятых, торчало одно или два белых пера.
— Карл, я тебе помощника привёз, как и обещал, — вместо приветствия сообщил Эдгард, выбираясь наружу.
Ковар тоже вывалился на дорогу, едва только разобрался, как открыть дверь. Тело затекло от долгого сидения. Потирая макушку, которой стукнулся на выходе, он встретился взглядом с хозяином дома.
— Вот этот-то — помощник? — фыркнул человек, щурясь презрительно. — И с чем он мне поможет, стать ещё беднее? Ну нет, крысы помойные мне тут не нужны.
С этими словами он развернулся, намереваясь вернуться в дом. Беседу он, похоже, считал завершённой.
— А ну стой! — скомандовал Эдгард. — Этот парень — один из лучших мастеров в городе Пара. И вообще, может, один из лучших, которых я видал во всех Лёгких землях. И если я говорю, что он подойдёт для дела, то так оно и есть.
— Слушать не желаю, — отрезал хозяин, всё так же стоя к гостям спиной.
— А придётся, — ответил торговец. Он, похоже, начал сердиться. — Дрянной свой характер засунь куда поглубже, ясно? Я тебе плачу за это дело, я и решаю, какие у тебя будут помощники. А могу и кого другого найти, мне это будет проще, чем тебе — подыскать дурака, готового платить за твои исследования.
— Ладно уж, — процедил сквозь зубы светловолосый. — Пусть живёт в сарае, еду себе сам разыскивает, а стянет что — пристрелю. По рукам?
— Ты проявишь гостеприимство, Карл, понял? — с нажимом произнёс торговец. — Дом у тебя достаточно велик для двоих, если только ты сам не развёл внутри помойку. На днях я вас проведаю, и если мне будет стыдно за твоё поведение, пожалеешь.
Хозяин буркнул что-то, очевидно, выражающее согласие, и ушёл в дом, не прикрыв дверь.
— Я бы лучше… — начал Ковар, жалея уже о том, что не отправился сразу домой. Затем вспомнил о птице, об обещании отработать, и смолчал.
Эдгард выгрузил тяжёлые мешки на дорогу, сел за руль, кивнул на клетку, стоявшую на сиденье:
— Забирай.
И тут же тронулся с места. Ковару, прижавшему птицу к груди, подумалось: так и уедет. Но нет — развернувшись, торговец остановился, выглянул в раскрытое окно.
— Карл нормальный. Характер только мерзкий, ну а кто полностью хорош? Дело он тебе объяснит, а если за работой говорить не будете, то отлично поладите. Удачи!
И он, взмахнув на прощание рукой, рванул так, что Ковар ещё долго откашливался от дыма и пыли.
Хвостатый втянул свой груз во двор и там замешкался, не решаясь войти в дом. Любопытные куры подобрались ближе. Одна забралась на мешок, хлопая крыльями, вторая клюнула ботинок.
Поразмыслив, Ковар всё-таки двинулся к сараю. На проржавевших петлях висел замок, но хозяин позабыл его защёлкнуть. Хвостатый без труда открыл дверь — и замер.
Машины, подобной той, что стояла внутри, видеть ему прежде не доводилось. Это была повозка с крыльями и хвостом, похожая очертаниями на грубую фигурку птицы. Подобные поделки он мастерил в детстве из лозы — не такие большие, конечно.
Расчистив место на столе и водрузив туда клетку, хвостатый двинулся вокруг машины. Мастер пустил в дело ткань и дерево — видимо, для лёгкости. Но прочность от этого наверняка пострадала. А топливо, используется ли оно? Ведь дерево легко горит.
— Уже замок сломал? — злобно прозвучало от порога. — А ну, назад, и руками ничего не трогай! Каков ты там мастер, я не знаю, в деле не видал.
— Было не заперто, — холодно ответил Ковар. — И я лишь смотрю.
— Лишь смотрит он, значит…
— Мерзкий, — внезапно раздалось от стола голосом Эдгарда. — Мерзкий.
Карл даже опешил. Огляделся, нигде не увидел торговца, но затем догадался стянуть с клетки платок.
— Ну а кто полностью хорош? — задумчиво спросила птица, склоняя голову на бок. — Кто?
— Это ещё что такое? — ожил, наконец, хозяин. — Ты что притащил? Мало мне тревог…
— И волка ещё, — добавил хвостатый, чувствуя злорадное удовлетворение. — Стальнозубого. Без дозволения господина Ульфгара. Вижу, у тебя тут и печь стоит, буду возиться со зверем в свободное время.
— Эдгард! Проклятье, Эдгард, ты где? — заорал Карл, выбегая наружу.
— Уже уехал, — сообщил ему Ковар, выходя следом. — Так где, говоришь, я могу устроиться? И расскажи уже, что ли, о деле.
Дело состояло в том, что Эдгард желал иметь летательный аппарат, а Карл мечтал смастерить подобный, и они договорились. Торговец добывал нужные материалы и платил мастеру, чтобы тому не требовалось тратить время на другую работу.
— Любопытная затея, — сказал хвостатый. — Но удивительно, что прежде вас до этого никто не додумался. Отчего, интересно, таких аппаратов ещё не создали?
— Не знаешь, что ли? — поднял бровь Карл. — В какой глухой дыре ты сидел все эти годы? Указом господина Ульфгара строго запрещено. Поговаривают, потому, что правитель предпочитает держать всё под надзором, а в небе нет дорог, у которых можно поставить стражу. А ещё говорят, он ненавидит саму возможность полёта. Потому сидим тихо, следим, чтобы двери оставались закрытыми, любые испытания — только в безлунные ночи. Ясно тебе?
Хвостатый согласился и немедленно засел за наброски и чертежи. Ему сейчас годилось любое дело, лишь бы отвлечься, а это ещё и оказалось своего рода вызовом. Он припоминал всё, что слышал от мастера о лёгких сплавах, извёл стопку бумаги, уставил верстак и пространство под ним моделями и забывал есть и спать.
За работой он и не заметил, как прошёл месяц лета.
Для ворона соорудили насест. Тот начал уже понемногу летать и полюбил сидеть наверху, наблюдая за работой. Что странно, вырваться на волю он и не пытался, хотя дверь порой оставалась открытой.
А на свисток, выточенный когда-то отцом Гундольфа, ворон не реагировал. Мастера по очереди насвистывали разные мелодии, особенно старался Карл, но пернатый вовсе не обращал внимания на эти звуки.
— Вот дрянная птица, глухая, что ли. А может, она во дворце и не была никогда, — с досадой сказал наконец Карл. — Или свистулька эта поддельная.
— Должна быть настоящая. Думаю, там особая мелодия нужна, да мы её не знаем.
Ковар подумывал отнести птицу в лес, но то некогда было, то жалко становилось. Карл вроде бы тоже привязался к новому питомцу, хоть и ворчал всё время, что мастерская загажена. Это он зря: ворон оказался на редкость чистоплотным, а клетку Ковар вычищал каждый день, да и пол заодно мёл, так что в сарайчике было опрятно, как никогда прежде.
Карл дал ворону имя Вольфрам — за цвет и ещё потому, что был у него прежде знакомый с таким не то именем, не то прозвищем.
— Тоже болтуном был ещё тем, — пояснил тогда он. — Что ни доверь ему, назавтра уже весь город будет знать.
— Ну а кто полностью хорош, — сонно проворчал ворон, приоткрывая один глаз. Затем взъерошил перья спины и глубже погрузил в них клюв.
Здесь, у Карла, было удивительно тихо. За последние годы хвостатый совсем от такого отвык: в городе Пара, в Литейном переулке у соседей-мастеров круглые сутки кипела работа, и доносились то удары молота, то равномерное гудение машин, то плеск и шипение воды, падающей из труб в канал. А в этом доме на отшибе можно было услышать собственное дыхание.
Если работала печь, то ещё гудение искр в трубе да изредка — нарастающий, а затем удаляющийся шум колёс проезжающих экипажей. А если кто останавливался у ворот, то тут и гадать не нужно было — Эдгард, только он сюда и заглядывал. Больше к Карлу никто не наведывался ни по делу, ни по дружбе.
Одним тихим утром, когда хозяин дома ещё спал (обычно он не вставал раньше полудня), Ковар услышал, что кто-то подъехал и остановился неподалёку. Он выглянул из мастерской, думая, что увидит Эдгарда, хотя того сегодня и не ждали.
Но это оказался не торговец. Экипаж был незнакомый, серо-стального оттенка, начищенный до блеска. Из него вышел человек в светлом летнем костюме, быстрым шагом обошёл машину, откинул дверцу грузового отсека и что-то вышвырнул наружу с такой силой, что оно описало дугу, прежде чем с глухим стуком приземлиться в пыль. Ковару сперва показалось, это был тюк тряпья, но вот вещь зашевелилась. Зверь, ребёнок?
— Думаешь, дрянь, я тебя не заметил? — прорычал человек. — Ты смердишь, как тухлятина, тебя и не глядя учуять можно! Что ты там делала, мерзавка?
— Мне нужно в другой город, довезите, пожалуйста, — прозвучал шепелявый голосок в ответ. — Прошу, ну что вам стоит! Может, сговоримся?
— Ишь какая наглая тварь, надо же! А ну, пошла прочь!
Человек на дороге не замечал Ковара, выглядывающего из-за створки двери. И пока хвостатый решал, стоит ли вмешиваться, тот, на дороге, раз или два пнул ребёнка, затем вернулся в экипаж и завёл мотор.
А после этого рванул с места, но не вперёд, а назад. Хвостатый дёрнулся, понимая, что не успеет помочь, но с облегчением увидел, что дитя шустро скатилось на обочину, и колесо не задело его.
— Сегодня тебе повезло, но только ещё мне попадись! — выкрикнул незнакомец, вдавил педаль в пол, и экипаж его полетел вперёд, исчезая в клубах пара.
Конечно, после такого Ковар не мог закрыть дверь сарая и продолжать работать. Он вышел за калитку, дошёл до встрёпанного существа, сидящего в пыли, и протянул руку.
— Ушиблась? Гляди-ка, а ведь я тебя знаю. Понравился мой светляк?
Девчонка отползла от протянутой руки, поглядела хмуро и недоверчиво, ожидая, что сейчас опять влетит.
— Не бойся ты, — сказал ей Ковар. — Поднимайся, поищем, чем тебя накормить. Или ты куда-то спешишь?
— Да не спешу я, так, катаюсь туда-сюда, — угрюмо ответила наконец девчонка и встала на ноги, не принимая помощи. — И еда мне твоя не нужна. Я лучше в город вернусь.
И поморщилась — видать, крепко ей досталось. Даже слёзы на глазах выступили.
— Идём, и не спорь, — решительно сказал хвостатый, взял девчонку за плечо и подтолкнул к калитке.
Та шла, озираясь по сторонам с тревогой. Видно было, не ждала ничего хорошего и искала пути отступления, если придётся бежать.
— А почему ты теперь здесь? — спросила она. — Работал же в городе Пара. Скрываешься?
— Сменил работу, — пояснил Ковар. — Проходи внутрь, тут у нас мастерская. Кашу будешь? Я с вечера варил. Могу разогреть.
Девчонка немедленно вцепилась в котелок, застучала ложкой. Хвостатый даже не успел предложить тарелку.
— Да ты присядь, что ли, — сказал он, придвигая табурет. — Стол сейчас расчищу, погоди.
Вместе с охапкой бумаг Ковар нечаянно зацепил край платка и стянул его с клетки. Ворон, дремавший внутри, вскрикнул недовольно.
— Что это? — ахнула девчонка, позабыв даже о каше. — Вот так поделка, как живая!
— Она и есть живая, — улыбнулся хвостатый. — Это ворон Златого Перелесья.
— Вот это да! А что…
Скрипнула створка, и встрёпанный Карл появился на пороге мастерской, едва заметно покачиваясь. Покрасневшие глаза остановились на девчонке.
— Та-ак, — протянул он, криво усмехаясь. — Пусти сегодня одну крысу, назавтра у тебя уже целый выводок. Я тебя, ушастый, и самого-то едва терплю, с чего решил, что можешь притаскивать кого ни попадя? Может, тебе почудилось, что это твой дом?
Девчонка отскочила назад, прижимая котелок к груди.
— Не пугай ребёнка, Карл, — строго сказал хвостатый. — Её и так сегодня уже один негодяй едва колёсами не переехал. Эта девочка нас с мастером однажды крепко выручила, и я её должник. Если что, отвечаю за неё.
— Хорошо добрым быть за чужой-то счёт? — прищурился хозяин. — И дом не твой, и котелок, и еда в котелке. Конечно, тебе не жалко делиться. А я-то сам как, не мешаю тебе? Может, мне и вовсе уйти?
— Держи, забирай свой котелок и свою еду! — закричала девчонка, запуская посудину под ноги Карлу. — И пропусти, не собираюсь задерживаться в этом доме!
— Мерзкий, мерзкий! — захлопал крыльями и ворон, встревая в перепалку.
Карл покачался на пороге, не спеша отходить.
— Ах, да будьте вы все прокляты, — проворчал он наконец. — Даже этот пучок перьев против меня, будто не я ему зерно сыплю каждый день. Делайте что хотите — живите тут, жрите кашу, пожалуйста. Только отмой свою гостью, тощий, и тряпки её смердящие сожги, не то подхватим какую заразу да и помрём. Да с пола уберите.
С этими словами он развернулся и нетвёрдым шагом ушёл в дом.
Ковар опустился на табурет, потянул к себе дрожащую девчонку, обнял, погладил по голове.
— Всё хорошо, не бойся. Он не злой человек, кричит только много. А и правда, оставайся пока с нами. Тебе, как я понимаю, всё равно, где быть. Прибирать будешь, по хозяйству помогать, справишься? Да ты чего?
Девочка в его руках будто одеревенела, кажется, даже и дышать перестала.
— Знаешь, меня ещё никто никогда не обнимал, — тоненько произнесла она.
— Да ладно, — не поверил хвостатый. — А мать, отец?
— Может, когда-то очень давно. Помню только, как гнали на улицу, чтобы выпросила что или стащила. Если не удавалось, били. Если мало приносила, тоже били. Так я уж сообразила после, что мне лучше самой по себе, и к ним не вернулась.
— Ах ты, бедняжка, — сказал Ковар, хмурясь. Он повидал всякого, но и не представлял, что бывают такие негодные родители.
Девочка наконец нерешительно обняла его в ответ, неловко, точно не понимая, как это делается. Ворон подошёл по столу ближе, принялся перебирать клювом её волосы, будто гладил.
— Какая трогательная сцена, — язвительно прозвучало от двери. — Прямо слёзы на глазах. Я там воду поставил греться, идём пока вещи чистые подберём, у меня в сундуках кой-чего осталось. Да живее, пока я добрый. Как тебя хоть зовут-то, пакость?
Тут Ковар понял, что и сам не знает имени девочки — никогда не спрашивал.
— Не Пакость, а Каверза, — ответила та.