Охранник привёл меня в ту же камеру. Ну, или в точно такую же. Только подстилка с пола исчезла, а вместо нее появилась застеленная койка.
— Что, мебель обновили? — кивнув на койку, спросил я. — А чего сантехнику не поменяли? — повернулся к зарешеченной дыре в углу. Задрал голову: — И потолок не побелили…
— Да ничего я тут не менял, — простодушно отозвался охранник. — Я перваков всегда на подстилку складываю.
— Кругом дедовщина, — возмутился я. — Что за произвол? Почему это перваков — на подстилку?
— Дак, а если б ты, к примеру, не согласился гонять? Тебя тогда — куда?
— Куда? — заинтересовался я.
— Дак, известное дело — в расход! Куда тебя ещё-то? А мне бельё менять. Вот и приноровился, не ставлю сразу койку. Этьен, дубина, ставит. А я нет. — Охранник горделиво посмотрел на меня.
Похвастался, типа — али я не гений?
— Ну… молодец, чё, — только и смог выдать я.
А койка выглядела неимоверно притягательно. Надо брать, пока дают. Пока охраннику ещё какая-нибудь гениальная идея в голову не пришла… Я рухнул поверх аккуратно застеленного одеяла, скинул ботинки и вытянул ноги. Ух, хорошо-то как!
— Душ здесь, — сказал охранник. И встал в угол с забранным решёткой полом. Показал на торчащий из стены рычаг: — Воду включать здесь. Вверх холодная, вниз горячая. Вот на эту хрень нажмёшь, она мыло выплюнет.
— Угу, — пробормотал я — чувствуя, что глаза закрываются. — Ты иди, а то я раздеваться стесняюсь.
— Порошок-то дать от головы? У меня с собой, — охранник похлопал по карману.
— Не надо, прошло уже.
Гудение действительно унялось. Да и в целом я себя неплохо чувствовал, разве что спать хотелось до смерти.
— Ну, пойду тогда, кошке твоей отнесу. Жратва попозже будет.
Как охранник вышел за дверь, я уже не видел. Дрых без задних ног.
Проснулся от того, что меня трясли за плечо.
— М-м-м? — не открывая глаз, пробормотал я.
Снилось что-то восхитительное. То ли Диана, эротично снимающая мою футболку, то ли товарищ инструктор, несущийся по трассе с фейерверком в заднице. Но точно что-то такое, чем можно любоваться бесконечно.
— Ужин, — объявил мужской голос. Спросонья я не сразу узнал охранника. — Вставай, а то назад на кухню отнесу.
— У вас отвратительно жестокий мир, — пожаловался я. — Встречу вашего Творца, башку сверну.
Открыл глаза и увидел в камере ещё один новый предмет обстановки: металлическую тумбочку типа «две полки без дверцы». Сверху стоял поднос с пластиковыми судками, на полках лежали две стопки чего-то.
— Бельё и полотенца, — проследив за моим взглядом, пояснил охранник. — В гоночном костюме долго ходить нельзя, а то разъёмы забьются. Снимай.
Я расстегнул и стащил куртку.
— Как там мой навигатор?
— Кошка-то?.. Нормально, только грустная какая-то.
Ну, еще бы. Несколько дней подряд хлестать пиво без ограничений, а потом оказаться в мире упоротых трезвенников. Кто бы не взгрустнул.
Я понимающе кивнул:
— Это она по родине скучает. Ностальгия, слыхал?
Охранник сделал умное лицо.
— Слыхал, конечно. — Задумался. — А она же с Кошачьего Е@лища, да?
— Угу.
— А правда, что они там все?.. Ну, это самое?
— Правда. Мы с Фионой, думаешь, как познакомились? Я оттянуться приехал после гонок. Ну, адреналин там, напряжение снять — сам понимаешь.
— Понимаю, ага. — Охранник снова задумался. — А только чего ж ей тогда по родине скучать? Наоборот, радоваться должна, что ты её из борделя забрал.
— Да я б не забирал! Я кошек вообще не очень. Вот змеедевочки — другое дело. Была у меня одна, Гадей звали. Такое вытворяла, ух! Пятую жизнь живу, до сих пор фигею. Но однажды она обиделась, что я ей нечаянно хвост прищемил, и в окно уползла. В общем, долгая грустная история, — закруглился я. Что-то не чувствовал сегодня вдохновения — устал, наверное. — А Фиона прицепилась, как банный лист — люблю, говорит, не могу, забери с собой! Буду век тебе верна, и все такое. Хочешь, говорит, твоим художественным редактором буду — я тогда стихи сочинял, — хочешь — навигатором. Гонял-то для денег, жить на что-то надо. Ну, я её и забрал. А теперь оба мучаемся. Она и меня любит до смерти, и по родине скучает. Профессию ведь тоже любит.
— Профессию? — обалдел охранник. — Это е@аться, что ли?
— Да тьфу на тебя! Вечно вы, грубые приземлённые люди, всё опошляете. Не е@аться, а дарить любовь. Кто такие гейши, знаешь?
Охранник помотал головой.
— Ну, погугли как-нибудь на досуге. Это, в общем, за деньги — но настоящая любовь. Такая, что помирать будешь — вспомнишь. Ты с кошкодевками — ни разу, что ли?
Охранник помотал головой.
— Сочувствую. Но тут, видишь ли, тонкий нюанс. — Это я заметил, как подозрительно заблестели глаза охранника, и спохватился. — Надо, чтобы ты её тоже любил. Искренне и беззаветно. Иначе ничего не получится.
— Бл@ буду, люблю, — сказал охранник и ударил себя в грудь. С надеждой посмотрел на меня.
Я помотал головой:
— Не… Как говорил один широко известный в узких кругах моего мира человек, не верю. А кошки — они пипец до чего чуткие, их не обдурить. Если хочешь феерического секса, надо влюбиться без памяти. По-другому никак.
— Прям, без памяти?
— Угу.
Охранник снова впал в задумчивость.
— А ты зачем спрашивал-то? — прикинулся идиотом я. — Запал, что ли?
Охранник покраснел. Застенчиво выдавил:
— Она красивая. И понимающая.
Не, ну про красоту — спору нет. А вот насчёт понимания — а это мужик, видимо, про бухло, поскольку других точек соприкосновения я у них с кошкодевкой не заметил — тут самым сложным оказалось не заржать.
Понимающая, ага. Ты бы знал, насколько.
— У вас же с ней — несерьёзно, да? — Охранник с надеждой уставился на меня.
— У тебя ж аллергия, — напомнил я. — Ты ж Фиону даже охранять отказывался! Если и серьёзно, тебе-то что с того?
— Да когда я отказывался? — обиделся охранник. — Уж сколько времени прошло.
— Часа три? — прикинул я.
— Да ты что! Все шесть.
Не, ну если шесть — тогда, конечно, другое дело. За шесть часов горы свернуть можно, не то что влюбиться.
Н-да, вот что значит родственные души. Ей-богу, не знал, ржать мне над охранником или сочувствовать.
— Тебя как звать-то?
— Жерар.
— Костя. Будем знакомы. Так вот, брат Жерар, — я положил охраннику руку на плечо, — у меня-то — несерьёзно, сколько таких кошек было. А Фиона аж родину покинула. Так что, сам понимаешь.
Жерар пригорюнился.
— В общем, поживём — увидим, — закончил я. Подустал гнать, да и жрать хотелось. — Ты иди. И подумай, может, подвиг совершишь какой? Фиона подвиги любит.
— Подвиги?
— Ну да. Чтобы ты ей, к примеру, звезду с неба достал. Ну, или чтобы хоть товарищу инструктору морду набил.
— Товарищу инструктору — нельзя, ты что! — встрепенулся охранник. — Меня вмиг уволят.
— Тогда про звезду подумай. — Я снова хлопнул охранника по плечу. — Топай, Жерар. Мне ужинать пора и медитацией заниматься.
Жерар покосился с подозрением.
— Не пацан уже, вроде — медитацией? И вообще. При такой женщине — грех это, я считаю.
Я сперва не отдуплил, потом заржал.
— Ты инициацию с индустриализацией тоже путаешь?
— Чё?
— Ничё! Вали, говорю. Мешаешь.
Спорить Жерар не стал. Он вообще выглядел человеком, глубоко погрузившимся в себя. Задумчиво вышел из камеры. Закрыл дверь и приложил к замку браслет.
Замок щёлкнул. Жерар свалил.
А я снял оставшуюся одежду и потопал в душевой угол.
Стоять босыми ногами на холодной решётке было не сильно приятно, зато способствовало скорости помывки и приливу к башке умных мыслей.
Каждый день упахиваться до смерти, привозя товарищу инструктору драгоценные секунды, мне как-то не сильно светило. Погонял разок, хватанул драйва — и хорош. В общем-то, хоть сейчас к рокерам с попсовиками вернусь, там воздух свежий и пиво вкусное.
Но, если меня до сих пор не выпнули отсюда под зад мешалкой, значит, время я, как ни старался, привёз неплохое. И значит, хрен меня кто отпустит, так и будут соки выживать, пока не сдохну. А сдохнуть, судя по словам Фионы, в этих гонках — вообще не проблема. Проблема, скорее, выжить.
А значит, что?.. Значит, надо придумывать, как отсюда свалить. Захватив обеих девок — не оставлять же их Жан-Полю. И пофиг, что секс у него раз в две недели — если я сбегу, а Диана с Фионой останутся, небось, со злости не сексом с ними заниматься будет. Н-да, осталась фигня — придумать, как свалить.
Рассчитывать на то, что ко мне и в эту камеру явится местная принцесса с просьбой лишить её невинности, определённо не стоило. Жан-Поль на принцессу как-то не очень смахивал. И охраняли меня тут куда серьёзнее, чем на Планете Невест. Жерар — мужик, конечно, не самый умный, но, если я у него на глазах начну побег устраивать, вряд ли будет столбом стоять. И усыпить-то нечем, Розалинда с пульверизатором далеко… Так, а если во время гонок попробовать смыться? Тян говорила, что заключительный этап проводят в воздухе, значит, теоретически, моя тарелка летает?.. Завтра надо будет это выяснить. Во-первых. А во-вторых, разузнать, где Диана — для того, чтобы её спасти, нужно хотя бы понимать, откуда спасать. Ну и в целом пообщаться не мешало бы. Все-таки, опыт попадания в переделки у Дианы в разы больше моего. Может, она уже давно всё придумала…
Так, ну окей, план на завтра есть. Сейчас-то я к побегу один хрен не готов. Даже если дверь камеры распахнут настежь и расстелют красную дорожку, скажу: «Идите в баню, дайте выспаться».
Я выключил воду. Прошлёпав мокрыми картонными тапками к тумбочке, вытащил из неё полотенце. Быстро вытерся, натянул трусы и рухнул в койку.
Проснулся от того, что в камере включили свет. По ощущениям — с десяток прожекторов врубили. Включение сопровождалось воем сирены. Если бы такое исполняли на кладбищах, покойники дружно восстали бы из мёртвых и сбежали, прикрывая головы гробами.
— Охренели, что ли?! — я, жмурясь, сел на койке.
— Подъём, — объявил стоящий за стеной из решётки охранник.
Не Жерар, какой-то другой. У Жерара, видать, смена закончилась.
— Поднялся, не видишь? — буркнул я. — Могу на руки встать, только светомузыку выруби!
Охранник не отреагировал. Отпер дверь и вкатил в камеру многоярусную тележку, уставленную подносами.
Объявил:
— Завтрак.
— А сирена орёт для улучшения пищеварения?
— Поднос бери, — велел охранник.
Я взял один из подносов, поставил на тумбочку.
Сирена заткнулась. Прожектора выключились.
— То есть, это мне надо было поднос взять? — уточнил у охранника я. — Если так, то в следующий раз тебя прямо у двери караулить буду. — Охранник молчал, но когда Костю Семёнова смущали такие мелочи? — Слушай, друг. Со мной девушка была, красивая такая. Блондинка, зовут Дианой, одета в футболку с Риком и Морти и трусы. Наверное. В смысле, насчёт трусов — не точно. Не знаешь, случайно, где она?
— Как поешь, поднос поставь на пол возле двери, — не реагируя на вопросы, сказал охранник. — Через полчаса ты должен быть одет и готов к выходу на полигон.
— Слушаюсь, ваше благородие, — проворчал я.
Нужен ты больно. Я не гордый, потом у Жерара всё, что надо, выспрошу.
— Один вопрос, окей?
Охранник, уже подошедший к двери, остановился.
— Ты, часом, товарищу инструктору не родственник?
— Зять, — удивился охранник. — На Жозефине женат. А ты откуда знаешь?
Вообще, в родственных связях я не силён, всяких шуринов с деверями и кузенами перепутать могу запросто. Но про «зять» точно знал, что он — муж дочери. В жизни б не подумал, что у этого робота-садиста дочь есть.
— Сердцем почувствовал. Я Жозефину ещё со школы люблю. Для того и стал гонщиком, чтобы ей понравиться.
Глаза охранника налились ненавистью. Ярко и заметно, как в аниме. Рука метнулась к дубинке:
— Не приближайся к моей жене! Убью!
Ещё один псих на мою голову, господи-прости. Если Жозефина в папу уродилась, аж думать страшно, кем у товарища инструктора внуки вырастут.
— Эй, ты чего, — поспешно сдал позиции я. — Может, это вообще не та Жозефина? Говорю же, ещё в школе было. Я её и не помню почти.
— Смотри мне, — пригрозил дубинкой охранник. Тяжело посопел, унимая ненависть. Повторил: — Через полчаса ты должен быть готов к выходу, — развернулся и ушел.
— Как же я с вами мучаюсь, — закатив глаза к потолку, повторил я любимую реплику Дианы.
Прозвучало почти как молитва. Я открыл пластиковый судок, взял пластиковую ложку и приступил к трапезе.