Не знаю, сколько прошло времени, но, наверное, не очень много. В нос ударил резкий запах. Я открыл глаза. Надо мной стояла врачиха.
Ох, а так надеялся, что просто дрыхну, и приснилось чёрт-те что.
— Вставай, — сказала врачиха. — Мне нужно посмотреть, как прижились разъёмы.
Я поднялся. Попробовал заглянуть себе за спину. Ни хрена, конечно, не получилось.
— Из тебя торчат ужасные железные штуки, — доложила Фиона. Она сидела на кушетке, подтянув колени к подбородку и обвив их хвостом. — Господи, какой кошмар.
— Это не железо, а высокопрочный сверхпроводимый сплав, — обиделась врачиха. — Где ж вас выращивают, таких малограмотных?.. — Ответа она не ждала. — Как себя чувствуешь, дружок? — это было мне.
Я пожал плечами:
— Нормально чувствую. Не выспался только.
— Жжение, зуд? — допытывалась врачиха.
— В голове зудит, ага. У меня всегда так с недосыпу. Можно я ещё посплю?
— Нельзя, — отрезала врачиха. И снова принялась ощупывать мою несчастную спину. Задумчиво проговорила: — Удивительно. Впервые вижу, чтобы разъёмы так хорошо приживались. Хотя обработать, конечно, надо.
Выдвинула один из ящиков, достала оттуда пластиковое ведерко, в каких у нас продают квашеную капусту, и малярную кисть. Обмакнув кисть в ведёрко, провела ею по моей спине.
Я взвился чуть ли не потолка:
— А-а-а!!!
— Что? — отшатнулась врачиха. — Дискомфорт? Боли?
— Прекратите! Нельзя так издеваться! Я понимаю, похитили, но всему же есть предел!
Врачиху, похоже, проняло.
— Я поменяю раствор, — пообещала она. И достала из ящика другое ведёрко.
Я отпрыгнул к стене и прижался к ней спиной.
— Нет!!! Не подходите!!!
— Не волнуйся, — увещевала врачиха, — здесь другой состав, на основе другого действующего вещества. Щипать не будет, не бойся.
— Да при чём тут «щипать»?! Мне щекотно, блин!
Врачиха захлопала глазами. А я виноват, что ли, что щекотки с детства боюсь?
Перестав хлопать, врачиха начала краснеть от ярости. Так побагровела, что хоть прикуривай, я аж заволновался. Потрясая кистью, приказала охраннику:
— Уведи его немедленно! Быстро, пока не убила!
— И кошку? — уточнил тот.
— Обоих! И сделай так, чтобы никогда больше мне на глаза не попадались! Форменный дурдом.
— Слушаюсь, мадам Родригес. — Охранник кивнул на дверь: — Пошли вон отсюда!
Первой соскочила с кушетки Фиона и, прикрывая руками грудь, юркнула за дверь. За ней аккуратно, вдоль стеночки, двигаясь так, чтобы не повернуться к врачихе спиной, вышел я. За мной вывалился охранник.
Когда закрыл дверь, изнутри в неё что-то прилетело.
— Ведро, — сдедуктировала Фиона.
— Кисть, — возразил охранник.
— Мадам Родригес, башкой с разбегу, — предположил я. — Говорят, от нервов хорошо помогает.
Охранник погрозил мне дубинкой, мы выстроились гуськом и пошли в раздевалку.
В раздевалке обнаружили, что нашу одежду унесли, а вместо неё оставили две аккуратных стопки: крутецкие чёрные штаны и куртки со множеством карманов, молний, и ещё каких-то непонятных приблуд.
Под скамьёй стояли две пары сапог из тончайшей кожи.
— Крутяк, — решил я.
— О боже, — простонала Фиона. — Опять эти мучения!
Пояснений мне уже не требовалось. Попросил охранника:
— Дай-ка тесак.
— Может, тебе ещё ключи от камеры? — возмутился он.
— Тоже можно. Только попозже, не потащу же я её на улицу голышом.
Охранник посмотрел на Фиону. На штаны, которые она держала в руках. На хвост. Сделав, очевидно, выводы, протянул:
— А-а.
Выдвинул из дубинки лезвие и кое-как проковырял в нужном месте дырку.
Мы оделись.
— Всё, — вздохнул охранник. — Теперь — на полигон. Хоть немного от вас, придурочных, отдохну.
Через два длинных коридора мы оказались перед металлической дверью с кодовым замком. Охранник приложил к нему браслет, с усилием распахнул дверь — и нам пришлось зажмуриться. На воле, оказывается, вовсю светило солнце.
Пока охранник нас куда-то вёл, глаза слезились, и оглядеться толком не получилось. А когда привёл, оказалось, что мы стоим перед невысоким, сухоньким дядькой в таком же костюме, как у нас, только красном. И приблуд на костюме было навешано побольше.
— Принимай, — сказал охранник. — Здоровья тебе, — и шустро почапал прочь. Опасался, видимо, что дядька откажется нас «принимать».
— Меня зовут товарищ инструктор, — равнодушно глядя на нас, объявил дядька.
— Хорошее имя, — похвалил я. — Мама выбирала, или папа?
— Ко мне следует обращаться только так, — продолжил дядька, будто не услышав. — За неподчинение буду бить, — и показал тонкую трость, которую держал в руках. — Это понятно?
— Да мы вообще понятливые, — попробовал успокоить очередного нервного гражданина я, — а что охранник сбежал, так это ты не обращай внима… Ай, блин!
Трость хлестнула меня по плечу.
— Правильный ответ: «Понятно, товарищ инструктор», — глядя всё так же равнодушно, сказал дядька.
— А если непонятно?.. Блин, ты чего?!
Трость хлестнула меня по другому плечу.
— Следующий — по морде, — пообещал дядька. — Теперь понятно?
— Понятно… товарищ инструктор, — сквозь зубы выдавил я. Больно было так, что аж слёзы навернулись.
— Понятно, товарищ инструктор, — пискнула Фиона.
Дядька кивнул. Приказал:
— За мной. Не отставать, — и, развернувшись, куда-то пошёл.
Мы поспешили за ним. Ещё раз огребать тростью не хотелось.
Пока препирались с «товарищем инструктором», глаза успели привыкнуть к яркому свету, и я наконец разглядел, где мы находимся.
Если бы меня выкинуло сюда в первый день шатаний по Сансаре, я бы решил, что попал в мир своей мечты.
Передо мной простиралась гоночная трасса. Мы попали на неё, выйдя из небольшого двухэтажного здания. Крепкого такого, с металлическими дверями и решётками на окнах. В общем, тюрьма она и есть тюрьма, странно, что забор колючей проволокой не обмотан.
Тюрьма соединялась крытой галереей с другим зданием, гораздо более нарядным. С колоннами, подпирающими треугольную крышу, с завитушками лепнины и высокими окнами. От крыльца здания начиналась дорожка, которая вела прямо на полигон. К знакомому мне по тысячам телетрансляций длинному ряду, состоящему из металлических боксов. Ничего, кроме гоночных машин, внутри боксов находиться не могло… Блин, аж сердце заколотилось.
Мимо боксов проходила трасса — тут мне всё тоже показалось знакомым. Рамка, фиксирующая скорость, со светофорами и большим табло наверху, стартовая разметка. А напротив боксов располагалась ступенчатая трибуна — отсюда, снизу, кажущаяся бесконечной и уходящей куда-то в небеса.
Центр трибуны был украшен балдахинами, или как уж эта фигня называется — что-то вроде крыш из тёмно-красной ткани. С крыш свисали золочёные кисти.
Вип-места, к гадалке не ходи. Если во время гонок рядом с ними появляются машущие опахалами рабы — ей-богу, не удивлюсь. От раба с опахалом я, кстати, и сам бы не отказался, жара стояла адская. Можно даже просто опахало, без раба. Ну, или раба с портативным кондиционером — вообще отличный вариант.
Интересно, а в этом мире девчонки-модели в купальниках выносят таблички с номерами гонщиков?.. У меня-то на родине девчонок давно отменили, то ли из-за гендерного равенства, то ли неравенства — в общем, чего-то гендерного. Везде отменили, не только на гонках. А сюда, может, прогресс не добрался пока? Было бы круто. Домой вернусь, папе похвастаюсь, он по тем временам, когда равенства не было, жуть как скучает…
Ух ты!
А вот такого мне по телеку не показывали. По трассе, с очумело-свистящим звуком, пронеслась летающая тарелка.
Я не оговорился: она не пролетела, а действительно с бешеной скоростью проехала мимо. Следом, с отрывом секунд в тридцать — ещё одна.
По сравнению с тарелками из мира альянсовцев здешние казались маленькими. И колес у альянсовских тарелок я тоже не наблюдал, пока не приземлился в арийском мире. Да и не колёса это были, а так — колёсики. На парковочное место, там, закатиться, или толкнуть, если заглохла. У местных тарелок, правда, тоже колёс было не особо видно — на такой скорости поди разгляди. Может, это даже вовсе не колёса, а какие-нибудь магнитные подушки.
Но ехали тарелки по земле. Точнее, по покрытию трассы — такому гладкому, что асфальтом назвать язык не поворачивался. Хоть расстилай на нём лист бумаги и письмо любимой девушке пиши. Ну, или завещание, тут уж как пойдёт.
— Не пойму что-то, — тихонько окликнул я Фиону. — Так, гонки — они на земле или в воздухе?
— Там несколько этапов, — прошептала в ответ она. — Первый, самый простой — обычная трасса, по земле. Второй этап — тоже на земле, но там уже трасса, вроде, с какими-то препятствиями, я в этом плохо разбираюсь. А финал, говорят, в воздухе. Но про него в принципе мало кто знает, потому что финал — запрещённое мероприятие. Говорят, что во время финала гонщики часто калечатся и гибнут. Поэтому принято считать, что его как бы не существует. Если ты понимаешь, о чём я.
Я кивнул:
— Понимаю, чего ж тут непонятного. Как в твоём Кошачьем Е@лище — все знают, что этот мир — бордель с кошкодевками, но принято считать, что ничего такого там нет. И ездят туда исключительно для того, чтобы горами и озёрами любоваться. У нас та же история, я так в колледже на практику ездил бухать. Но считалось, что учиться, и все дружно делали вид, что верят.
Фиона поправила несуществующие очки.
— Распитие спиртных напитков в юном возрасте может серьёзно травмировать психику, — назидательно объявила она.
— Да ты что? — охнул я. — То-то, думаю — и почему я такой травмированный? А оказывается, вот в чём дело! Надо будет переродиться и не позже, чем со второго класса, в завязку уйти. Так, это. Насчёт финала…
— Пришли, — объявил «товарищ инструктор».
Он остановился возле одного из боксов.
Внутри бокса стояла ярко-синяя тарелка с выведенным на боку номером: «13». Если бы не номер, я бы решил, что ничего прекраснее в жизни не видел.
Глядя на цифру, пробормотал:
— И пусть удача всегда будет с вами!
Товарищ инструктор покосился, но ничего не сказал. Зашёл в бокс и продолжил:
— Аппарат, — приложил браслет к борту тарелки. Из борта выехала и поднялась вверх дверь. — Кресло пилота, — товарищ инструктор ткнул тростью в кресло. — Первый этап: подготовка разъёмов, — и повернулся к нам спиной.
То, что на куртке от воротника до самого низа тянется молния, я разглядел, ещё когда одевался. Удивился еще, что с застёжки молнии свисает длинный, сантиметров двадцать, кожаный шнурок. Сейчас понял, для чего он нужен: товарищ инструктор, привычным движением вывернув руку за спину, ухватил шнурок и потянул вниз.
Молния разошлась. Спина оголилась.
— ***, — пробормотал я. Повернулся к Фионе: — У меня что, тоже в хребет болты вкручены?!
— Я пытался тебя предупредить, — пискнула она.
Товарищ инструктор обернулся. Приказал мне:
— Приготовить разъёмы, — и выразительно постучал тростью о ладонь.
— Давай помогу, — сунулась Фиона.
По лицу товарища инструктора пробежала презрительная гримаса.
— Давай, — согласился я. И пояснил товарищу инструктору: — Не могу отказать ей в удовольствии меня раздеть. Это у нас прелюдия такая.
Товарищ инструктор сменил выражение лица на каменное.
Фиона расстегнула молнию. По спине пробежал холодок, на жаре даже приятный.
— Садись, — приказал товарищ инструктор, снова тыкнув тростью в кресло.
Я подошёл. Сел. Показалось, что прямо на асфальт — из-за непривычно низкой посадки.
— Приборная панель. — Товарищ инструктор коснулся тростью узкой блестящей полоски металла, из которой торчал руль.
Полоска плавно переходила в лобовое стекло, которое плавно переходило в стеклянную крышу. Задрав голову, я увидел над собой потолок бокса.
— «Слияние», — сказал товарищ инструктор, касаясь тростью большой металлической кнопки справа от руля. — Прижмись к спинке.
Я прижался. И чуть не заорал — почувствовал, как меня притянула к креслу неведомая сила. Приподняла на сантиметр. Опустила на полсантиметра. Сместила на пару миллиметров вправо. Я почувствовал себя дверцей, которую неведомый мастер навешивает на шкаф.
— Не шевелись, — велел товарищ инструктор. — Нужно дождаться, пока шунты попадут в разъёмы. В первый раз долго, потом будет быстрее.
— А с какого раза удовольствие получать начну? — не сдержался я.
По выражению лица товарища инструктора понял, что, если бы не ювелирный процесс слияния, непременно огрёб бы тростью.
На всякий случай замер. Подождал. Больше ничего не происходило.
— Долго ждать-то?
— Товарищ инструктор, — с нажимом поправил дядька.
— Долго ждать, товарищ инструктор?
— Пока система не прекратит подстраиваться.
— Это, двигать меня, что ли? Товарищ инструктор.
— Да.
Я прислушался к ощущениям.
— Так она вроде всё, товарищ инструктор. Не двигается.
Дядька недоверчиво посмотрел на меня. На кресло. И ткнул тростью в другую кнопку.
Посреди приборной панели засветился небольшой экран. Он схематично изобразил мой хребет и воткнутые в него разъёмы. Я быстро посчитал — девять штук.
Разъёмы светились зелёным. Лицо товарища инструктора сохраняло каменное выражение, но я почему-то понял, что он удивился.
Снова ткнул в кнопку тростью. Экран погас. Ткнул ещё раз. Засветился. Ничего не изменилось, все девять разъёмов по-прежнему горели зеленым.
— Что, лагает? — посочувствовал я. — Перезагрузить, может? Товарищ инструктор.
Инструктор не ответил. Посмотрел на меня, будто надеясь прочитать ответ на вопрос, как я это делаю. Я, увы, ничем не мог помочь. Да если бы и мог, не стал бы — не хрен тростью драться. Но вид на всякий случай принял непроницаемый. То есть, лихой и придурковатый.
Помогло или нет, не знаю. Но больше товарищ инструктор вопросов задавать не стал.
Повернулся к Фионе:
— Приготовить разъёмы.
— У меня нету! — взвизгнула она и загородила руками почему-то сиськи. — То есть, мне и не надо, товарищ инструктор. Я не пилот! Я… я… Костя?.. — и чуть на зарыдала.
Вот ведь память девичья, простое слово запомнить не может! Или это не девичья, а мужская алкоголическая? Тогда, боюсь, у меня для друга Филеаса плохие новости.
— Она — навигатор, товарищ инструктор, — подсказал я. — Недавно стала. Так радуется, что до сих пор никак не поверит. Ну, и любит меня без памяти — вот и сбоит иногда.
— В этом экипаже нет настроек для навигатора. — На презрительном лице товарища инструктора внятно читалось, что навигаторов не худо бы истребить, как класс. Чтоб настоящим мужикам, пилотам, под ногами не мешались. — Только для второго гонщика, чтобы перехватывать управление, если возникнет необходимость.
— Ничего, товарищ инструктор, она у меня не балованная. И без настроек управится… Садись быстро, — цыкнул я на Фиону.
Она юркнула в соседнее кресло. Мгновенно нашла ремни безопасности и пристегнулась.
А товарищ инструктор продолжил:
— Руль, — коснулся тростью руля.
— Да ладно? — восхитился я. — В жизни б не подумал, товарищ инструктор!
Он подозрительно покосился и закончил:
— Педаль под правой ногой — газ. Под левой — тормоз. Взлетать нельзя. Стартуешь по моей команде от стоп-линии, — махнул тростью.
Я посмотрел. Кивнул, что линию увидел.
— Первый круг — прогревочный.
Угу, значит колёса у этой штуки всё-таки есть, не магнитную же подушку прогревать? Ну, и то слава тебе господи, на колёсах оно привычнее. Я с умным видом кивнул.
— Второй круг — разгонный, — продолжил инструктор. — Второй круг проходишь с максимально возможной скоростью и останавливаешься в зоне торможения, там отмечено. Допустимая погрешность остановки — полметра в обе стороны. Всё ясно?
— Ясно, товарищ инструктор.
— На старт.
Инструктор развернулся и пошёл к стоп-линии.
Я осторожно придавил педаль газа. Тарелка плавно, неторопливо тронулась.
К стоп-линии я подъехал раньше инструктора и постарался, как мог, выровнять возле неё машину. Габаритов пока не чувствовал, поэтому сложно сказать, насколько удачно получилось.
Вместо стартового пистолета инструктор поднял трость.
Скомандовал:
— Ready! — Хрен его знает, с чего вдруг так резко сменил языковую направленность. — Steady!Go!
Из трости забил искрящимся фонтаном новогодний фейерверк. Если бы я от этого внезапного зрелища не так офигел, то, конечно, быстрее бы тронулся.