Рысюхин, помните свои шестнадцать?

Глава 23

Но давайте о миномётах потом, немного надоели они мне, как ни странно. Хоть и понимаю, что очень нужны, и быстро. Можно, конечно, после изготовления нормативного количества самоходных орудий буксируемые «сотки» по острогам распихать, но у них минимальная дальность стрельбы слишком велика для большинства предполагаемых задач. Это не говоря уж об явно избыточной мощности снаряда. Так, хотел же эту тему отложить…

Иван Никанорович, который бывший Силантьев, а сейчас Прорысюхин, поставил очередной рекорд по добыче, сохранению и перевозке щучьей икры. Не в разы, нет, но процентов на пятнадцать прошлогоднюю добычу превысил. У меня мелькнуло было опасение, что мы такими темпами можем вскоре сократить популяцию зеркальной щуки, но тут же прошло. Просто вспомнил сугробы икры на заливных лугах и свои расчёты, что вся наша добыча даже сейчас не превысит и пятую часть того, что пропадало только на одном этом лугу. Тем более, что мы ловили и «доили» именно тех щук, что заходили нереститься на временное мелководье. Не из особых соображений о сбережении природных ресурсов, врать не буду, просто их ловить было намного проще. Да, на ближайших к острогу участках поймы завалы высыхающей икры стали вроде как немного меньше, но ключевые слова здесь «вроде как» и «немного».

Дед и многие артельщики с ним хором уверяли, что на Земле здесь к концу половодья собирались бы пастись на дармовом угощении все окрестные медведи, раз на Изнанке мы их не видим, значит, подобного им зверя в ближайших лесах точно нет. И аналога земных кабанов — тоже. Птицы, ящерицы всех цветов и размеров, тушканокрысы — куда ж без них, без паразитов — и прочая мелочь, включая насекомых или их аналоги на берегах Щучьей сразу после половодья буквально кишели. При этом совершенно не обращали внимания друг на друга, спеша сожрать как можно больше икры, пока она не протухла под непривычно жарким весенним солнцем. Некогда им было драться между собой — часики халявной раздачи калорий тикали неумолимо. Правда, и на тухлятину находились свои любители, однако прямо сейчас в Щучий ехать я бы не хотел, да и все остальные тоже. Вонь уже стоит вдоль речки несусветная, так что в ближайшие две недели гарнизон острожка будет состоять из парочки залётчиков или просто невезучих гвардейцев, главной заботой которых будет вовремя менять макр, питающий защитный купол, да присматривать, чтобы никакой представитель фауны Лица мира икру из подвалов не крал.

Кстати, о подвалах. Их за зиму неплохо так расширили. Хотя, «неплохо» — это не то слово, не просто раскопали процентов на тридцать в противоположную от реки сторону. Под началом Алеся Кудрина, который в роли временного командира сапёрного отделения на выездах почувствовал вкус к руководству, выкопали ещё два этажа! Спросите, как же грунтовые воды, с которыми тот же Алесь так яростно воевал? А вот в них-то всё и дело, как бы ни странно это звучало.

Раньше боролись с симптомами, и в процессе соорудили немаленькую такую каменную блямбу, но река, пусть и подземная — это такая штука, что и скала по ней уплыть может. Вот и решили устранить первоисточник проблем, так сказать, в корне — пробиться через водоносный слой насквозь и зацепиться за минеральное основание. Пробились, при помощи перенанятых у рыбацкой артели магов мороза, которые оказались более-менее свободны и промораживали вынимаемый грунт. Ну, а два новых подземных этажа, это уже так, приятный побочный эффект, вызвавший бурную радость Ивана Никаноровича. Ну, а с нижнего этажа ещё и несколько свай длиной метров по пять в грунт вбили, как якорь.

Объём работы, конечно, провернули огромный. ­­­Острог под землёй получился намного больше своей надземной части, не айсберг, конечно, и не подводная лодка, как мне их дед из своей памяти показывал, но довольно близко ко второму варианту. Пришлось премировать работников за ударный труд. Даже мелькнула мысль предложить Алесю стать Слугой рода, но по здравому размышлению её отмёл. И ему тоже на всякий случай растолковал:

— Понимаешь, Алеська, про условия нашей договорённости знают слишком многие. Перстень в обмен или на окончание строительства моста или за прорыв в магии. И если я вдруг договорённость нарушу, пусть и в лучшую для тебя сторону — это и моей, и твоей репутации на пользу не пойдёт.

— Конечно, я понимаю. Да и сам тоже не хочу менять договор. Я из-за него стараюсь больше, если приз раньше времени получу — могу и перестать так работать. А я хочу всё же Твердь первичную освоить! Или вторую вторичную стихию открыть, я чувствую, что смогу!

Договорились, что за эту работу вознаграждение он возьмёт просто деньгами. При этом от предложения досрочно погасить долг за обучение он отказался — сказалось общение с семейством Силантьевых, ставших Прорысюхиными. Кстати, о них, точнее, об одной представительнице семейства.

— А Оксане завидовать не будешь, что она тебя обогнала?

— Не, что вы! Оксанка и сама молодец, и они же там всей семьёй над этим работали!

При словах о семье он еле заметно вздохнул. Самодур-пасечник, отец моего мага камня, так и не пошёл на улучшение отношений с сыном, упёрся, как баран, что тот должен, видите ли, покаяться и вернуться к покорности. А у сына характер ничуть не мягче, да и не понятно, в чём именно нужно вдруг каяться и зачем парню всю жизнь себе ломать, а ведь старый Кудрин явно отыграется за всё, дай только возможность. Ничего, получит Алесь серебряную печатку и новую фамилию — будет полностью свободен от любых старых обязательств.

Хотя отцу его на новый статус сына, боюсь, будет плевать так же, как и сейчас, хоть парень добился очень немалого по сельским меркам: дипломированный маг, старший унтер-офицер с настоящей медалью, личной благодарностью самого Императора в личном деле и несколькими наградами от барона, к гвардии которого прибился, включая памятную медаль. Такой набор «регалий» у мужика лет сорока пяти-пятидесяти дал бы своему владельцу прямую дорогу в число старейшин села, сделав один из наиболее авторитетных сельчан, лет в тридцать можно было бы претендовать на роль сельского урядника в полиции — тоже большой человек по деревенским меркам. И это даже без учёта того, что он оказался магом! Возраст Алесю с одной стороны подводил, не давал полностью развернуть авторитет, с другой — помогал, вызывая шепотки на тему того, чего же парень достигнет к тем самым тридцати.

Пока же парень по выражению деда «сублимировал», занявшись изготовлением каменной посуды: тарелки, миски, чашки и плошки. И красиво же получалось! Он «плавил» камень, добиваясь красивых разводов, а заодно запечатывал поры материала, а затем доводил рабочие поверхности до зеркального блеска. Или матировал полированный камень, под настроение. Эта его посуда находила большой спрос, особенно когда Алесь научился делать свои тарелки достаточно тонкими, чтобы они весили не больше, чем обычные керамические. Тонкие, но крепкие, прочнее глиняных в разы, красивые — раскупались в качестве даже не праздничных наборов, а для красоты — поставить на видном месте, чтоб все видели, какая красота есть в доме.

Я тоже стал заказчиком, причём довольно крупным — заказал по своему (точнее — дедову) эскизу каменные пивные кружки с крышкой, которую следовало поднимать, нажимая большим пальцем на специальный хвостовик. Дед в их описании что-то явно напутал: с одной стороны, называл их классической немецкой конструкцией, а с другой уверял, что объём кружки должен быть ровно в одну пинту, которая, вообще-то, английская мера объёма. Всю посуду в трактирах менять, понятное дело, не стал, но по дюжине-полторы посудин для почётных гостей в каждое заведение приобрёл. А резчики барона Клёнова подсуетились и сделали то же самое из дерева, причём в двух вариантах: с цельным телом и состоящую из клёпок, как маленькая кадушка.

Правда, проявился побочный эффект: такую посуду стали понемногу воровать. Не то, чтобы повально, но каждую неделю по всем заведениям купно одна-две кружки пропадали. Причём иногда исчезали и каменные, а ведь их подавали только «чистой публике», наиболее почтенным купцам и нечастым дворянам! Но порой соблазн оказывался слишком силён. Ну, а Алесь убедился, что даже в самом худшем раскладе сможет прокормить себя своим Даром и ремеслом, причём хорошо прокормить, и даже семью содержать лучше, чем подавляющее большинство сельчан. Надо сказать, это сильно сказалось на его самооценке и самоощущении.

Кстати, об успехах. У меня тоже наметился не то, чтобы прорыв, но явственные намёки на его приближение. А именно — мне стал отзываться камень! Не весь и не всегда, пока только те породы, что обладают явным кристаллическим строением, пусть это и поликристаллы или конгломерат кристаллических зёрен, начиная со слюды и заканчивая гранитом. Скрытокристаллические и аморфные горные породы пока не отзывались или делали это очень неохотно и за счёт чудовищного расхода энергии. Но ведь изначально камень был и вовсе ко мне глух! Я прямо «нутром чую», что очень близок к прорыву, к тому, чтобы освоить или третью по счёту вторичную стихию — Камень, или сразу свою первичную Твердь.

Во втором случае это сразу же значительно усилит мои Кристалл и Металл, открыв новые возможности и упростив применение уже освоенных методик. Ну, и даст доступ, пусть урезанный, ко всем остальным вторичным стихиям. А открытие Камня позволит работать с этим материалом на уровне, который в принципе недоступен тому же Алесю, что всё ещё далёк от второго барьера. Ну, и я смогу, уверен — точно сумею по уже ранее освоенной методике добиться синергии между Камнем и Кристаллом, а постаравшись и поработав с рудными минералами — между Камнем и Металлом. Ещё две синергии усилят мой дар настолько, что, может быть, я даже на пятый уровень выскочу! Что, конечно, вряд ли, это до двадцати бы сработало, ну, до двадцати пяти может ещё, позже шанс просто мизерный, но усиление и углубление будут очень и очень заметными. Ну, и Твердь в таком раскладе откроется с гарантией.

Вот так подумал посидел — и понял, что уже только мне знаю, чего больше хочу добиться, прорыва в Твердь или в Камень. А это плохо, даже не так — это очень-очень плохо, почти катастрофически! Потому как сильное желание и уверенность как в своих силах, так и в желаемой цели играют едва ли не ключевую роль в такого рода прорывах! То есть, вариант «я буду стараться, а там посмотрим, что получится» не вариант вообще, потому что в таком случае совершенно точно не получится ничего. Будет как в любимом анекдоте деда, одном из, о том, что «труд сделал из обезьяны уставшую обезьяну».

«Тут другая поговорка уместна — во многом знании многие печали. Не знал бы тонкостей, не стал бы в них вдаваться — не впал бы в сомнения».

«М-да. Хотя фразочка какая-то странная, если честно. Почему это знания должны обязательно печалить⁈»

«Ну, автор сентенции относился к так называемым „отцам церкви“. Он вывел в своих размышлениях и доказал закономерность, что чем больше знаний, любых, в любой области — тем меньше веры в тех же вопросах. А истинная радость, по мнению автора, и настоящее счастье возможны только „в истинной вере“ и „в лоне церкви“, потому чем меньше веры — тем меньше счастья. Стало быть, чем больше знаний — тем больше печали[1]».

«Странная концепция, если честно».

«Ну, у нас её многие разделяют. Но я их тоже не понимаю».

Ну, и главный на сегодня строительный объект на Изнанке — мост через Умбру. Большой автомобильный мост, который пока ещё стоит «в эскизном варианте», но уже и так оказывает впечатление, когда открывается глазу по мере приближения к нему. Потом дорога делает петлю, чтобы поворот на мост не был крутым и в этом месте не возникали заторы и вот — начало подъёма. Надо сказать, выглядит довольно странно, когда просёлок, не особо далеко ушедший от простой колеи, вдруг выходит на каменное полотно, а за мостом — опять колея, ещё более узкая, поскольку на нашем берегу она хоть при подвозе материалов для стройки набита. Очень сильно на вырост мост, но есть ощущение, что пригодится, обязательно. Хоть и не знаю пока, как, когда и для чего, но уверенность полная.

Работы на мосту, кстати, уже стартовали. Поднятый по осени на верхушку опор пешеходный мостик облегчил это самое начало и позволил не дожидаться окончания половодья. Половину ширины соорудили ещё в прошлом году, осталось проложить ещё одно такое же полотно, потом накатить поверх них обоих финишный слой из металлической арматуры и дорожного камня, который свяжет две стороны воедино. После поставить защитные ограждения, выделить часть полотна для пешеходов — или использовать для них технологический мостик, подвешенный чуть ниже основного моста? Потом устроить хоть какое-то освещение, чтобы в темноте шофёры не промахивались мимо створа моста, обустроить до конца въезды на мост с обеих сторон, укрепить откосы как насыпей, так и берегов…

В общем, как говорит дед — осталось только начать и кончить. Одна надежда, что с использованием первой половины и пешеходного мостка положить вторую половину будет намного проще и быстрее, равно как залить её. И потому остаётся неплохой шанс в этом году мост всё же закончить. За зиму он наберёт расчётную прочность и в следующем году уже сможет использоваться в полной мере — знать бы ещё, для чего.

У меня, помимо техники для будущей отдельной самоходно-миномётной батареи, появилась ещё одна производственная задача: сделать небольшой грузовичок для нужд нашей районной почты. И учредить новое почтовое отделение в Рысюхино, которое будет обслуживать кроме моего посёлка ещё и ближайшие деревни. Обещал подумать об этом ещё когда ко мне стали приходить мешки писем после публикации о дельталёте, но тогда просто стали забирать письма в Смолевичах своим транспортом. Сейчас пошёл вал приглашений на разного рода празднования моим офицерам. Почтальон мотался по два раза в день, что его совсем не радовало, мягко говоря — и это ещё лето на дворе, не сезон для всякого рода балов и приёмов! На Вишенкова, как дворянина, легла особая нагрузка, но и Старокомельский с Нюськиным вниманием обделены не были. Причём приходили приглашения простолюдинам на семейные обеды по случаю чьего-то дня рождения!

Как с усмешкой пояснил дед, холостой подполковник — это дичь премиум-класса, а такой, который на слуху у самого Императора и потому имеет шанс ещё подняться в чинах — вдвойне. А уж в провинции, где хорошего жениха попробуй найди — ценность надо домножать ещё минимум на десять. А уж когда их два в одном месте, да в довесок ещё такой же холостой дворянин в чине, равном капитанскому, то мимо такого месторождения ни один родитель или родительница невесты, потенциальной или готовой, пройти физически не может, как алкоголик против открытой ничейной бутылки водки. И «простая» фамилия ну никакой роли не играет, поскольку право на личное, пожалованное дворянство имеет, причём дворянское собрание его прошение уж точно не развернёт, особенно если поручителем выступит доверенное лицо Его Величества — это дед про меня, да. Так что и Ивана Антоновича, и Леопольда Гавриловича можно считать дворянами без малейших опасений ошибиться.

Я же подумал, что в лейб-гвардию людей неблагородных не берут вовсе, так что как бы им обоим не приехали дворянские перстни от Канцелярии безо всякого запроса с их стороны. Ну, и вариант с принятием в Слуги рода всегда остаётся, с учётом моего титула это будет как бы не повыше жалованного дворянства, хотя бы от того, что этот статус при желании может легко стать наследственным.

Ну, и вариант, который был, пожалуй, предпочтительным для родителей многочисленных потенциальных невест: жениха можно взять в род, дав свою фамилию. В случае, если «молодой» в таких чинах, подобное назвать мезальянсом никто не подумает даже, позавидовать — да, осудить — нет. Надо сказать, что офицеры мои понимали это даже лучше меня самого, так что Изнанку и форт почти не покидали, если же заставляла служебная необходимость, то садились в РДА или даже броневик внутри здания и не выходили до приезда на место назначения.

Однако в ответ на подобное поведение офицеров многократно увеличилось количество молодых и незамужних девиц или почти столь же молодых вдов, желающих получить место в имении, форте или при гарнизоне. А впереди ещё сезон ягод, в котором предвижу небывалое количество дворянских дочек в числе сборщиц. У меня и моих офицеров вся эта суета вызывала только досаду и опасение, что может помешать работе (это официально, хе-хе). А вот жёны оживились, глазки заблестели, ушки зашевелились — в полной готовности внимательно изучать все перипетии и всех участников представления, а пуще того — участниц.

[1] На всякий случай напоминаю: дед имеет полное право ошибаться и часто им пользуется. Ну, и вольности в трактовках известных ему (не полностью) фактов и событий допускает с лёгкостью необыкновенной.