Рысюхин, помните свои шестнадцать?

Глава 11

До Тернополя добираться было почти четыреста километров, но с учётом того, что часть дороги идёт по горам и прочих «неизбежных на море случайностей», за два дня могли и не доехать. Поэтому я на первом же привале предупредил Вишенкова о том, что он теперь главный в колонне, а мой фургон с шофёром и денщиком нужно будет забрать по дороге, сел за руль и поехал вперёд в привычном для себя режиме, разве что с картой время от времени сверяться приходилось. Правда, за день доехать всё равно не успели: в горах и я больше тридцати не разгонялся, да и потом постоянно приходилось притормаживать для ориентирования на местности. Но на ночлег остановились меньше, чем в сотне километров от цели. Мой денщик, наверное, до поступления в родовую гвардию работал в цирке, совмещая амплуа престидижитатора и акробата: он ухитрился на ходу, в имеющейся в салоне микро-кухоньке приготовить сперва горячий обед из первого и второго, а потом ещё и ужин! Нет, я точно ему почётное звание «повар-эквилибрист» присвою, надо только придумать, что подарить по этому поводу.

С ночёвки в каком-то селе снялись не на рассвете, но вскоре после того: село проснулось, разбудило и нас, так что на скорую руку привели себя в порядок, позавтракали сухим пайком с чаем и около семи утра были уже в пути. Мои попутчики отказались ложиться рядом со мной в салоне, мол — невместно, и ушли на постой в одну из хат. Денщик, правда, порывался заночевать сидя в кабине, но я такое безобразие пресёк. Пришли они покусанные и почёсывающиеся, насекомых в доме оказалось «как грязи», но один раз можно и потерпеть — завтра уже смогут заночевать в фургоне, поскольку меня рядом не будет. Главное, чтоб с собой новых постояльцев не принесли — надо будет, кстати, установить в фургоне морилку для насекомых, такую, которые геологи в тамбурах своих модулей размещают. Давно хотелось, но всё как-то то забудешь, то просто руки не доходят. И даже улучшенная при помощи деда память не помогает, просто переключаешься на другие, более важные или срочные задачи и всё — ушло в архив. И вспоминаются такие «архивные дела», как назло, почти исключительно в те моменты, когда ими гарантированно не сможешь заняться. Во время ужина, например, или в душе…

Хоть я и приехал на лётное поле раньше обещанного, ещё даже одиннадцати часов не было, курьер уже ждал, и его экипаж уже нервничал. Правда, глядя на мои знаки различия, лётный поручик, командовавший небольшим экипажем маленького на фоне своих грузовых «сородичей» дирижабля вслух какие-либо жалобы выслушивать не стал. Но и я решил не задерживаться сверх меры, прихватил с собой в добавок к начатому сухому пайку ещё один и поднялся на борт, и уже через пять минут экипаж начал процедуру отстыковки от причальной мачты и взлёта.

Ну, что сказать про предоставленную мне каюту? Только одно — купе второго класса в поездах — это просто роскошные и просторные апартаменты! Я полетел налегке: взял с собой только саквояж с документами, привычный ещё с первого курса, почти столь же привычный полуторный меч и револьвер, без них я себя вообще полуголым чувствую, словно без штанов на улицу вышел. Ну, ещё два сухих пайка в отдельной сухарной сумке, один целый и второй начатый. Так вот, со своими вещами я в выделенном мне помещении еле-еле разместился! Дед, осмотрев «купе», голосом радостного дебила (его определение; по словам самого деда, он долго тренировался воспроизводить именно эту интонацию для совещаний со смежниками) заявил:

«Юра! Я знаю, кому в этом мире продать идею капсульного отеля!»

Он мне напомнил, что имеет в виду, и меня аж передёрнуло! Кошмар какой-то, склад для людей, репетиция укладывания в гроб, простите мне такую ассоциацию! С другой стороны, выделенный мне объём ненамного больше, разве что я кое-где могу встать в полный рост. Хорошо, почти в полный, в двух местах. А другое отличие — материалы, которые используются в оборудовании и отделке внутренних помещений. К ним выдвигаются, похоже, ровно три требования: они должны быть максимально лёгкими, не быть слишком тяжёлыми и, самое главное, весить поменьше. Всё остальное, кроме цены, значения при отборе явно не имело, так что слышимость был идеальная, а вот прочность конструкций внушала опасения.

Я, конечно, не видел штатного расписания экипажа курьерского дирижабля, но все четыре воздухоплавателя явно совмещали несколько должностей. Так, штурман явно выполнял ещё и обязанности суперкарго, как его обозвал дед, а один из палубных матросов был помимо прочего коком. Во всяком случае, через два с небольшим часа он принёс что-то наподобие обеда. Пусть на основе разогретых консервов, но — горячее. В качестве ответной любезности сдал на камбуз оба своих суточных пайка, начатый и нетронутый: раз уж взялись кормить, то смысла нет есть консервы холодными, да и объедать парней не хочется.

Курьерский дирижабль представлял собой вытянутый полужёсткий баллонет с небольшой гондолой, где размещались рубка, каюты экипажа, которым скорее подошло бы название «пеналы», четыре чуть-чуть больших ячейки для пассажиров и крохотный трюм. Всё же задача кораблика не переброска войск и не перевозка товара, а срочная доставка фельдъегерей, курьеров, посыльных офицеров и срочных грузов, в основном — почты. Дед комментировал увиденное в своей манере, то поминал какую-то япону мать и истово благодарил богов за то, что хоть стенки не из рисовой бумаги, при этом просил меня вслух это не повторять, чтобы на мысль не наводить, то вовсе песенку напевать начинал. Со словами «Порнография девять на двенадцать, с лохматой пиською на па-а-а-мять…», благо, кроме меня этого никто не слышал, а то бы точно обиделись.

Для управляемости полёта служили два двигателя с тянущими винтами, запитанные от макров. Кроме того магией питался какой-то «ветровой щит», о котором матрос отказался говорить подробнее, ссылаясь на незнание, но явно что-то, снижающее сопротивление воздуха, и устройство, каким-то образом повышавшее подъёмную силу. Дед, узнав об этом, обрадовался: он, дескать, уже начал сомневаться в своём рассудке и математических способностях, поскольку по его расчётам для того, чтобы поднять «даже такую дендрофекальную гондолу» нужен пузырь раза в полтора больше, а то и в два, для гарантии. По словам того же матроса, который кок, а ещё и гид, моторы позволяли развивать крейсерскую скорость около шестидесяти километров в час. Но это — относительно воздуха, так скажем. То есть, скорость встречного ветра следовало вычитать, попутного — прибавлять. В отличие от литерного поезда, способного разогнаться до сопоставимых скоростей, дирижаблю не нужно каждые шестьдесят — семьдесят километров останавливаться, чтобы залить воду и каждые сто шестьдесят — двести для загрузки угля. Плюс можно лететь по прямой, не нужно сбрасывать скорость на подъёмах и крутых поворотах…

Благодаря всему этому мы, с учётом борьбы с боковым ветром, добрались до Могилёва за десять с половиной часов, к одиннадцати часам вечера. Я уж готовился отправляться на ночёвку в гостиницу, но — нет, мне было сказано, что полёт продолжится. Сталкиваться в небе не с чем, навигационные огни на земле горят, следить за курсом экипаж может посменно — почему бы и не лететь? Процесс подхода к мачте, швартовки и приземления занял как бы не втрое больше времени, чем пребывание на земле. Старпом, он же штурман, он же ответственный за груз сдал использованные макры, получил заряженные в двойном количестве, передал мешок почты и получил взамен два других — и всё, подъём и отлёт. Двойной запас макров позволил держать моторы в режиме, близком к максимальной тяге, а не оптимальной, так что шестьсот тридцать с лишним километров до посадочного поля под Питером одолели тоже за десять часов, даже чуть быстрее, несмотря на почти встречный ветер: он дул с Балтики в левую скулу под углом градусов пятнадцать от нашего курса.

Я почти не удивился узнав, что в десяти километрах от Летнего дворца в Царском Селе есть своё посадочное поле, на котором не только установлены причальные мачты для дирижаблей самых разных классов, но и проложены взлётные полосы для аэропланов. Меня внизу уже ждали: автомобиль, но обычной, традиционной конструкции, имитирующей ландо с моторчиком. В половину десятого утра солнце уже высушило росу на дорогах, так что пыли будет предостаточно, пусть и ехать всего десяток вёрст, и мундир мой по приезде будет в печальном состоянии, даже несмотря на предлагаемый пыльник. Да и помыться бы мне: больше суток в пути на колёсах, почти сутки на дирижабле…

Сбылось всё, что предполагал, и плохое, и хорошее. И пропылился я, как старый половик, хоть выбивай на турнике, но и время на приведение себя в порядок выделили, целый час. Причём пока я мылся, слуги накрыли лёгкий завтрак, вопреки обыкновению без утончённостей, но такой, что можно съесть быстро и неплохо подкрепиться. Вот как это расценивать, видеть ли какой-то знак, и если видеть, то какой? Другие перенесли мои награды, точнее — миниатюрные копии, на новенький мундир, хоть повседневный, но генеральского сукна, со всеми положенными шнурами и эполетами. И вот это уже точно знак, причём хороший. То, что вообще новый мундир предоставили, не заставив являться к Государю в старом и потрёпанном дорогой, это одно, а что мундир не парадный, предусматривающий некую торжественность, это другое. Значит, предстоит работа, а не некое ритуальное действо, хоть с награждением, хоть с торжественным срыванием погон и наград. Хотя, таковое действо со старым мундиром смотрелось бы лучше, более жалкий вид у наказуемого.

Ровно через час в дверь постучался вестовой и проводил меня в уже знакомый Малый Кленовый кабинет, где меня ждал сам Государь, а кроме него, вместо уже знакомого секретаря, какой-то крепкий старик, на котором из всех украшений, наград или знаков статуса был только перстень Слуги рода. Тем не менее, в компании Императора этот вроде как простолюдин чувствовал себя вполне спокойно и привычно. Выслушав мой рапорт, государь обратился к своему соседу по кабинету:

— И вот что, Антон, прикажешь с ним делать, а? Нет, конечно, он поручение выполнил: с проблемой разобрался, оружие испытал. Только вот нюансы…

— А что «нюансы»? — названный Антоном вообще не робел. — Ну, перестарался парень немного, точнее даже не так, просто план перевыполнил, но ведь на пользу же?

— Ага, на пользу! Своих запугал до тихого шёпота, чужих запугал. Соседи, вон, вообще разбежались!

На последней фразе Государь не удержал, а скорее, не захотел удержать ухмылку.

— Зато во всём регионе наступила полная тишина. Всё, как ты хотел.

На «ты»⁈ К Императору⁈ Да кто же он такой, что может себе подобное позволить, да ещё и при посторонних, да ещё и так привычно, мимоходом⁈ И тут меня осенило, слово «привычно» сработало. Это же, получается, Антон Прокречет, который ещё в детстве будущего Императора нянчил, личность не просто легендарная, а в буквальном смысле — сказочная! Да-да, он в сказках народных как персонаж не раз и не два встречается. Ему же как минимум под четыреста лет должно быть, если он старше Государя! Простолюдин, говорите, не одарённый⁈ Ну-ну… Но от мысли о том, с какими двумя мастодонтами меня свела судьба в одной комнате аж во рту пересохло. Оба собеседника явно заметили, как меня проняло, но только коротко переглянулись и продолжили, как ни в чём не бывало.

— Обманчивая тишина, Антон! Сколько там разных разведок уже отметилось, напомни?

— По докладам на девять утра сегодня — ровно двенадцать.

— И все хотят узнать, чем и как «эти русские» за каких-то десять минут снесли крепостной щит, не сровняв при этом окрестные горы с землёй.

Видимо, возмущение на моём лице было написано слишком большими буквами, так что Пётр Алексеевич кивнул:

— Говорите. И давайте, это, без чинов и прочей шелухи, просто побеседуем.

Ага, «просто побеседуем» с Императором и его учителем, да-да. Мне, чтобы на самом деле в таких беседах не то, что на равных участвовать, а хотя бы в одной лиге быть нужно ещё минимум полтора века опыта набираться, вот только и они тоже на месте стоять не будут…

— Не было там никакого крепостного щита! Просто изнаночный купол…

— А вы думаете, слухи только мешочек монет в сундук с сокровищами превратить могут? Особенно, если первоисточник — не слишком опытный наблюдатель? Минимум треть Европы уверена, что мы — точнее вы, Юра — за четверть часа пробили осадный купол и сожгли прикрываемую им крепость. Причём без привлечения больших сил, да и то, что крепостью это считалось ещё в царствование моего отца тоже не все знают.

Тут я начал думать исключительно дедовскими словами и выражениями, причём исключительно непечатными! А Антон Прокречет ещё и добавил:

— Те, кто знают настоящие подробности про «крепость» и её защиту, тоже роют активно. Такой купол, бытового класса, так сказать, можно перегрузить огнём батареи полковых орудий примерно за сутки, от двадцати до двадцати пяти часов обстрела нужно, при использовании шести орудий нового образца. Причём независимо от количества макров у обороняющихся: питающие контуры перегреваются и выгорают. Поэтому всем очень-очень интересно, как можно заменить суточный обстрел из шести пушек на десятиминутный из пары мортир.

— Пусть ищут, мы им мешать не будем.

— И даже поможем…

Эти двое переглянулись и захихикали. Нехорошо так захихикали. Ой, чувствую, найдут там любопытные такого, чего никогда не было…

— Ладно, посмеялись — и хватит. Как вы думаете, Юрий Викентьевич, кто там воду мутил, какие у вас соображения?

— Никаких, Государь!

Тот аж крякнул.

— То есть⁈ Что, вообще никаких⁈ А мне иное докладывали…

— Простите. Их слишком много, настолько, что всё равно, как если бы их вовсе не было. Потому что просто не могу выбрать более-менее правдоподобные, поскольку не знаю ни условий, ни ограничений для задачи. Это как нащупав кусочек хвоста пытаться всего слона описать.

— Надо же, на самом деле умный! — на кого другого я за такое точно бы обиделся, и сильно, но на Наставника Императора⁈ — А если без учёта ограничений?

— Тогда хоть и испанцев подозревать можно, при желании.

— А они-то каким боком⁈ — искренне удивился Государь. Ну, или убедительно изобразил искренность, м-да.

— Устроить беспорядки во всём регионе, лишить Империю доступного местного вина и закрыть возникший на нашем внутреннем рынке дефицит своим… спиртовым раствором смолы.

— Кхм… Да уж, неожиданный взгляд на ситуацию. С профессиональной, так сказать, спецификой.

Антон Прокречет заинтересовался другим:

— Не любите испанские вина?

— Не то, чтобы я слишком много их пил… Встречаются великолепные, есть обычные, но много и ужасных. По крайней мере, на мой вкус, слишком грубые и вяжущие.

— Да, есть такое, смолистость у них в массе своей высоковата, как и у чилийских.

— Не знаю, не пробовал, не слышал даже про такие.

— Антон! — Пётр Алексеевич прервал наш диалог, причём каким-то слишком уж недовольным тоном, да и сам Антон смутился. Он что, что-то лишнее сказал, что ли? — Про вино потом поговорите, при удобном случае. Скажи лучше, что с нашим дарованием делать?

— Как что? Награждать, разумеется! Не наказывать же за то, что на пользу Империи сделано, да ещё и по приказу самого Императора⁈

А этот самый «сам Император» внезапно развеселился:

— Ты смотри, как его перекосило, когда про награды заговорили? Словно лимон съел или про ссылку услышал! Вот ведь парочка подобралась, что один от графского титула отбивается руками и ногами, как от каторги, что второй уж который век от всех попыток возвышения отбыкивается, даже от простого дворянства, ультиматумы мне ставит. Два сапога на одну ногу! Ты посмотри на них, даже скривились одинаково! Вы, случайно, не родственники, а?

— Нет. Я проверял, — мрачно буркнул Антон, я же просто промолчал.

Тут у них явно что-то личное, не мне в такие разговоры влезать. Но награждению точно быть, это уже неизбежно. Главное, чтобы не чин и не титул — просто не потяну пока. Не удержавшись, вздохнул, вызвав ещё один наигранно-возмущённый фырк от Императора. Один в один как Мурыська — но этого я ТОЧНО никогда вслух не скажу!