Глава 20

После обеда, точнее сказать — двух подряд, сперва с награждёнными гвардейцами, которые всё ещё пытаются привыкнуть к сильно изменившемуся статусу, как-никак, двое высокоблагородиями стали, а потом с домашними, я хотел улучить часик времени для того, чтобы к Котьке сходить. Пока суета, связанная со скорым приездом гостей, не началась. Доча ещё совсем маленькая, только начинает ходить и лопотать, жёны в её лепете упорно пытаются выцепить что-то осознанное и осмысленное, но это пока не её слова, а их выдумки. В общем, что с ней делать, кроме как потискать и просто подержать на руках, вдыхая родной и нежный запах, я плохо себе представляю, но — надо, чтобы не забывала, что в доме ещё и такой странный человек под названием «папа» иногда появляется. И не только надо, но ещё и хочется самому, даже очень, соскучился я по этой мяконькой куколке.

А пока ждал подтверждения, что малышка готова к моему визиту, прямо как королева какая, Ея Катейшество, то есть, её не нужно прямо сейчас кормить, мыть или переодевать, крутил в пальцах ту самую лишнюю медаль, которую не дал коту. И окончательно пришёл к мысли, что отдать её Ромке в игрушки будет очень плохой идеей, даже хуже, чем кота всё же простить и наградить, и не из-за того, что сын может пораниться, он всё же не двухлетний уже и не дурнее паровоза. А потому, что даст повод окружающим считать, будто я её вообще не ценю и за награду не считаю, так, значок бессмысленный, а это очень плохо скажется на морали войска. Так что — в семейный музей её, в одну витрину с казённым орденом и соответствующим пояснением. А пока отнесу в музейное крыло, положу там в рабочий стол.

Спросите, откуда взялась эта самая лишняя медаль? А всё просто: когда Маша перед поездкой в Червень уточнила у Ивана Антоновича, сколько всего человек ездило в горы, чтобы определиться с объёмом заказа, тот ей и ответил, сколько ВСЕГО. Угу, именно так, а не сколько дружинников, то есть, включил в общее число и меня. А награждать самого себя — идея такая, добротно бредовая, так что одна медаль в итоге лишней и осталась. Я и правда хотел было её коту презентовать, но затем одумался: решат ещё гвардейцы мои, что я их наравне со шкодливым котом ценю, зачем мне такое⁈

Выходя из музейного крыла в главный холл, неожиданно столкнулся там с Василисой свет-Васильевной, пока ещё Мурлыкиной! Девчонка, хотя, какое там — уже вполне сформировавшаяся девушка на самом-то деле, была одета в костюм, явно перешитый из полевой формы моей дружины, чумазая, уставшая и очень при этом довольная. Правда при виде меня мордочка стала грустной, но не успел я обидеться, как она объяснила перемену настроения:

— Вот ведь, всё же опоздала! И к обеду, как я понимаю, тоже?

— Вась-вась⁈ А ты здесь откуда, что делаешь здесь вообще⁈ — честно, я думал, она сразу после экзаменов домой рванёт, к своему мамонту, а не ко мне в гости.

И, главное, жёны ни словом не обмолвились! А ведь Васька тут уже не первый день, вон, как обжилась, и на Изнанку шастает, судя по тому, как от неё пахнет изнаночными травами и чем-то ещё, неуловимо неземным.

— Я здесь из Универа, а делаю… Открытие я сделала, вот! Самое настоящее!

И как только язык не показала? Не иначе, чудо самоконтроля явила тем самым. Годы идут, а она по поведению всё та же четырнадцатилетняя обормотка.

— И что же ты открыла? — В том же тоне поинтересовался я. — Дверь или холодильник с пирожными?

— Пф! Очень смешно! Я новый вид открыла! Животное!

— Не обзывайся!

— Не прикидывайся, что не понял. Открыла животное!

— Здесь, в имении⁈

— Да нет же, на Изнанке, конечно!

— Аааа… — не понял я её энтузиазма, если честно. Сравнительно новая, почти не исследованная Изнанка, тут новые виды чего угодно можно при желании по нескольку штук в день открывать. С животными вблизи портала уже сложнее, но тоже вполне решаемо. А уж если на первый уровень выбраться — там вообще открытие на открытии сидит и спину ему грызёт.

— Что бы ты понимал! Я этим самым, дав дополнительно описание и предоставив заспиртованный образец, закрою разом курсовую работу и два зачёта! И ещё один можно будет получить автоматом, по полевой практике!

— Тогда понятно. Потратить неделю-другую сейчас, а потом сэкономить кучу времени и нервов во время учебного года — это идея хорошая, больше скажу — это мудро!

— Да, хвалите мудрую меня! А ещё красивую, быструю и внимательную! А вообще, я на этой своей жабюке могу хоть до диплома доехать, на её изучении и исследовании. Раз уж ту тему, что я хотела, у меня не утвердили, то заткну всем пасти жабюкой, а сама буду над тем, что интересно работать понемногу.

Ух, как много вопросов вызывает такая короткая речь! Так, стоп, как-то мы не совсем удачно расположились.

— Васенька, давай я тебя на кухню проведу? Может, найдётся там пару обгрызенных корок для опоздунов?

Понятное дело, что ни о каких корках речь не идёт, но начни я вокруг неё хлопотать и проявлять «почти родительскую заботу» — она надуется, как ёжик, даже вопреки своим собственным интересам. И дуться будет долго, за то, что её, якобы, маленькой считают. Знаю, проходили, так что — только так вот, с шуточками и подколками. Василиса с сомнением посмотрела на свои руки, опустила голову к плечу, пару раз с силой вдохнув носом, делая вид, что просто решила глубоко подышать, и начала, разглядывая рукава костюма, рассуждать:

— Стоило бы сначала в душ сходить, переодеться… Хотя… Лапы вымою — и хватит, не званый же обед, правда? В конце концов на Изнанке ещё и не в таком виде за стол садиться доводилось!

— Правильно, званым будет ужин, и чтобы до него дожить, надо подкрепиться. А потом уже наводить красоту неземную из того, что есть.

— Что значит, «из того что есть», а⁈ Нет, я не поняла, какое ещё «что есть»⁈ Нет, ты ответь!!!

Из кухни нас выгнали. Да, вот так вот, в собственном доме, взяли и выставили за порог. Поскольку там уже шла подготовка к вечеру, и наше, особенно чумазой Васьки, присутствие оказалось неуместным. Но и голодной родственницу не оставили: стол накрыли в одной из смежных комнат, куда Василисе подали нормальный обед, а не «пару корок», разумеется, а мне, чтобы не скучал — большую чашку чая и кое-какие закуски к нему, которые никакого интереса прямо сейчас не вызывали. Особенно в связи с возникшими вопросами.

— Так, для начала, что за «жабюка» такая?

— Сейчас. Вот, посмотри сам, мне некогда рассказывать! — Василиса, на секунду оторвавшись от первого, полезла рукой в карман.

Да ну, не может быть! Не может даже наша Вася быть настолько «отмороженной», чтобы здесь, на Лице, носить в кармане изнаночную тварь! Да та бы уже давно напала, в любом случае! Сумбур мыслей пресёк появившийся из кармана мобилет — новый, отечественный, но не армейский, судя по весёленькому внешнему виду. Хм, они уже в широкой продаже появились?

— Вот, смотри, сейчас тебе фотографию переброшу!

На фото красовалась скорее лягушка, чем жаба, с острым носом и длинным телом. Даже слишком длинным, раза в полтора-два длиннее нормальной лягушки. А, главное, её окрас! Как у болотной гадюки или у медянки, коричневый разных оттенков с бежевым, охряным и песочно-жёлтым, с изгибами и коленцами. Вообще меня удивляют те хладнокровные люди, которые способны разобрать, что там на спине проползающей в сантиметре от ноги гадины — зигзаг или два ряда ромбиков? Я вот никогда не мог, сначала отпрыгивал, а потом лень было искать в траве, что именно там уползло, и дед то же самое говорит. Ещё удивило телосложение животного, а именно развитый плечевой пояс, даже какой-то неестественный и гипертрофированный, как у циркового борца, при обычных для лягушки лапах.

— Вась, это скорее лягушка, чем жаба. «Жабюка» — это же от «жаба и гадюка», из-за окраса?

— Да, я по привычке ляпнула[1], потом уже поздно было исправлять. Да и в любом случае, на самом деле это и ни то, и ни другое, изнаночный вид, понимать надо. К тому же поймали мы её в трёхстах метрах от ближайшего водоёма, так что можно считать, что она ведёт сухопутный образ жизни, как жаба. А вообще –красавица, да? Жабюка плащеносная, или жаба-зашкирятница!

— Кто-кто, прости⁈ Даже если бы не знал, что ты числишься первооткрывательницей, по одним названиям мог бы догадаться!

— У неё на шее и дальше видишь утолщение?

— Это где могучие плечи?

— Нет, это кожаный мешок, который она может или раскатать по всей длине спины почти, как плащ, или собрать в валик чуть пониже шеи. Зачем ей этот мешок, никто пока не знает. А если взять за шкирку, как кота, мешок растягивается, а лапки наполовину втягиваются куда-то внутрь, становится похожа на арбуз в авоське. Только маленький и очень злобный: в отличие от того же кота не замирает, наоборот: шипит, рычит, лапами машет и пытается за что-нибудь укусить. А поскольку у неё в пасти пара ядовитых клыков, как у той же гадюки, то цапнуть она может знатно!

— Ну, такая вот у меня изнанка, что почти всё на неё в той или иной степени ядовито или может яд переваривать.

— Да и ладно, это же можно минимум три или четыре научных работы написать: строение ядовитых желёз и клыков, в сравнении с земными змеями, состав яда, его действие на местных животных и на наших, с Лица мира, а ещё отдельно — перспективы использования яда в алхимии или медицине. По последней теме вообще целую серию исследований при желании развернуть можно. А, главное, никто не посмеет не одобрить тему по изучению собственнолично открытого вида! Анатомия, физиология, классификация: какому земному отряду или семейству больше соответствует, повадки и условия обитания, пригодность и непригодность для полезного использования в целом и для разведения в частности…

— Вась, «полезное использование» — это тавтология.

— А, плевать наплевательски, вот буду заявку писать — там и стану формулировки править. Ха, да я под её изучение могу даже финансирование экспедиции выбить! Записать туда пять-шесть сокурсников, из вменяемых, взять нормального ассистента с кафедры в качестве номинального руководителя — и на каникулах не только у тебя на Изнанке оттянуться, но и заработать на настоящее исследование!

— Васенька, а что за «настоящее исследование» такое?

Надо сказать, этот вопрос меня немало тревожил. Зная шебутной характер этой особы, она могла выбрать что-то такое, что не пропустили из соображений безопасности, в том числе и Имперской. В таком случае разрешать её заниматься самодеятельностью в выбранной области, а тем более потакать работам будет как минимум неверно и предосудительно.

— Да, понимаешь… — смутилась Василиса, что для неё вообще не слишком свойственно, так скажем, — Мы хотим…

Это вот «мы» ничуть не успокоило, как бы не наоборот. Потом уже подумал, что воспринимал Василису в этот момент как самую настоящую близкую младшую родственницу, если не дочку, то младшую сестрёнку точно, и в голове проскочило несколько вариантов этих «мы», один другого хуже, от революционеров до сектантов.

— Мы… Только ты не смейся! Мы хотим возродить мамонтов.

— «Мы» это?..

— Мы с моим Мамонтёнком.

Ну, это не разработка боевых вирусов в целях «социальной справедливости» или ещё чего, это сравнительно безобидно. Хм, там уже «мой мамонтёнок», да? Интересно, когда помолвку ждать? Но спрашивать это не стал, чтобы не смущать Ваську, у Мурки узнаю. Точнее, она сама мне расскажет при первой возможности, причём независимо от того, хочу я этого или нет.

Отправив подкрепившееся стихийное бедствие приводить себя в порядок и наряжаться к вечеру, опять пошёл к Катеньке, и опять не дошёл. Звуки скандала доносились откуда-то из подсобных помещений кухни, и я пошёл на голос, причитавший:

— Ты хоть понимаешь, что ты натворила, морда ты наглая⁈

Открыв дверь увидел ту самую морду, принадлежавшую, кто бы сомневался, нашей Мурысе. Морда лежала на полу и выражала попеременно довольство, страдание и тоску. На том же полу лежало и всё остальное тело, включая подозрительно раздутый живот.

— И что она натворила? Опять что-то стащила и сожрала?

— Ваша милость, вы посмотрите на неё! Это же не животное, а триста рублей убытку! Икру щучью малосольную добыла и сожрала!

— Сколько?

— Да всю. что была, целое ведро, и ещё само ведро вылизала! Котам же солёное нельзя!

Не успел я порадоваться, что повариха так заботится о животных в имении, как она продолжила:

— Сдохнет ещё неровен час, а кто виноват будет, что не уследила? А как за ней уследить-то, если она и отобрать может⁈

Ромки рядом нет, уже хорошо. Значит, прохиндейка шерстяная увидела, что он играет и её в ближайшее время искать не будет, после чего отправилась промыслить что-нибудь вкусненькое. Знает, что многие в доме её боятся, всё хищник, и немаленький, чем и пользуется без малейшего зазрения совести.

— Не помрёт, не бойтесь. Это фамильяр — существо больше магическое, чем телесное. Обычная рысь — да, ей бы это на пользу не пошло, а наша отлежится и дальше побежит.

— Так, вроде, страдает, мучается вон…

— Страдает она от того, что вкусняшка кончилась. И место в животе — тоже. Ну, может и болит этот самый живот от обжорства немного. Это не страшно, главное, чтобы у Ромки от фамильярной связи тоже живот болеть не начал.

— Ваша милость, а можно её как-то убрать отсюда? А то ходить же мешает!

Я с сомнением посмотрел на наглую кошатину. В ней своего веса за сорок пять кило — фамильяры всегда крупнее исходных животных, да ещё двенадцатилитровое ведро щучьей икры внутри… Нет, на руках я эту даму носить не буду, а сама она идти тоже не в состоянии или просто категорически не хочет. Остаётся один вариант. Я со вздохом наклонился, взял её передние лапы за запястья и потащил волоком. А что делать? Артистка сперва подняла на меня свою морду с выражением недоумения, мол, «меня, королевну, волочь⁈», но потом опустила голову вниз между лап, изображая раненого бойца. Но когда я затащил её в малую гостиную тут же «ожила» и с намёком посмотрела на диван.

— Мурь, не дури!

— Мря?

— Будешь выделываться — потащу наверх, по лестнице. Причём за задние лапы!

Не знаю, насколько она меня поняла — со временем фамильяры становятся сперва полуразумными, а потом, если доживают, и вовсе разумными существами и отлично понимают человеческую речь, но на каком этапе находится наша рысь — сказать может разве что Ромка. Но он сам ещё, извините, полуразумный, как бы я его ни любил. Тем не менее кошка показала некоторое осознание, или просто интонацию уловила, так что снова повесила голову, разве что язык не вывалила, артистка. А, нет, вывалила, просто чуть позже. Уложил заразу пятнистую, которой, похоже, далеко не так плохо, как она изображает, на коврик и пошёл наверх.

К Катюшке я всё же попал, только ненадолго, буквально на пол часика. Помимо тискания и подкидывания, ещё немного поводил её за ручку, точнее — за обе ручонки. Ей, кажется, было глубоко всё равно, кто именно выступает ходильным тренажёром: я, мама Ульяна, няня Зося или вообще соседка, если бы её допустили до такого дела. И всё-таки замечательная она девочка, мне так и вовсе кажется самой красивой на свете, милой, нежной, мяконькой… Нет, своя маленькая любимая девочка — это просто чудо.

Ну, а потом — переодевание, приведение себя в выставочный вид и встреча гостей. Ну, и приём, почти один в один как предыдущий, также посвящённый награждению. Разве что офицеры моей гвардии отсутствовали — они отмечали свои награды в своём кругу.

[1] Напомню: по-белорусски «лягушка» — это «жаба», а «жаба» будет «рапуха».

Загрузка...