Рысюхин, помните свои шестнадцать?

Глава 16

При входе в зал князь Медведев извинился и ушёл по своим делам, а возле меня откуда-то снова появился Семён Аркадьевич. Это было чрезвычайно вовремя и очень порадовало, поскольку он взял на себя роль своего рода консультанта. Я же никогда не бывал на дипломатических приёмах, не видел их и тем более не предполагал, что когда-то доведётся стать участником одного из них. Поэтому вообще не представлял себе ни куда встать, ни на кого смотреть, и подсказки секретаря Государя оказались настоящим спасением.

— Сейчас будет техническая часть, — тихим голосом, но не шёпотом, а своеобразным бормотанием, которое намного хуже слышно со стороны, объяснял мне Прокречетов. — Служащие проверят, что присутствуют все, кому положено и все, кому разрешили из числа желающих, а также выяснит причину отсутствия, если кого-то не хватает. Потом будет доклад Государю, что всё готово или о возникших проблемах, и он или выйдет в зал, дав начало церемонии, или перенесёт её на другое время.

Служащие в ливреях на самом деле быстро пробежались по залу, почти не тревожа собравшихся вопросами, видимо, знали в лицо тех, в чьём присутствии должны были убедиться. Подошёл один из них и к нам, но получив короткую отмашку от моего сопровождающего тут же ретировался.

— Государь поприветствует собравшихся, затем послы зачитают верительные грамоты и выступят с приветственной речью. Затем вручат грамоты министру иностранных дел, или его доверенному товарищу[1], но последнее редкость и происходит или в случае отсутствия его высокопревосходительства или как знак крайнего недовольства Государя в отношении страны, посол которой принимается таким образом. Затем ответная речь Государя, потом обычно даётся время на неформальное общение дипломатов между собой, с сотрудниками министерства и с Его Величеством. Это общение плавно переходит в небольшой фуршет, и через какое-то время завершается, причём Государь никогда не присутствует на приёме до конца. И по тому, когда именно он уйдёт, некоторые умудряются делать весьма далеко идущие выводы.

— И что, они совсем необоснованные, эти выводы?

— По большей части — да. Просто у Государя много других дел и очень плотное расписание. Но иногда — иногда! — он на самом деле демонстративно уходит раньше запланированного или, ещё реже, задерживается, перенося другие дела. Да, раньше Его Величества уходить нельзя. Далее — по заведованиям, нельзя уходить раньше начальника, если он сам не отошлёт по делу или не разрешит уходить по усмотрению, но вас это на данный момент не касается.

— Кстати говоря, а я тут где и как вообще вписываюсь в регламент?

— Государь объявит о награждении в конце своей речи.

В этот момент церемониймейстер объявил о выходе Императора и все разговоры тут же, разумеется стихли. Присутствующие начали перестраиваться и переглядываться, при этом я несколько раз ловил на себе удивлённые или заинтересованные взгляды, но большинство мою особу попросту игнорировали. Да и интерес, как я понимаю, был вызван вопросом кто я такой и что здесь делаю. Всё же дипломатическая служба это довольно узкая и закрытая от посторонних лиц прослойка чиновничества, и появление в их среде новых незнакомых людей кое-кого тревожило.

Пётр Алексеевич вышел минут через пять-шесть после объявления о таковом, давая публике время определиться с ранжиром и нашебуршаться вдоволь. Тут, кстати, снова пригодился Семён Аркадьевич: без него меня бы явно затёрли куда-то в дальний угол, невзирая ни на какие эполеты с аксельбантами, а вот этого скромника, который когда-то уверял, что «никакое я не благородие» задвигать куда-либо никто не рискнул, и меня за компанию. В итоге где мой сопровождающий встал в момент декларации о намерении Государя выйти к собравшимся, там мы и остались стоять, плюс-минус сантиметр.

Император коротенько, минуты за три, рассказал что-то насчёт того, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», высказал пожелание провести сегодняшнее собрание результативно и ко взаимной пользе, после чего занял своё место на троне и уступил место церемониймейстеру. Тот тоже тянуть не стал и передал слово послу, который, строго говоря, до момента вручения вертельной грамоты таковым ещё не являлся. Ведь, в теории, грамоту могут и не принять, мол, рожа не нравится или ещё что, но это уже как минимум на грани оскорбления главы чужого государства, а то и за этой гранью, если повод не будет достаточно убедителен. В общем, хороший заход для последующего объявления войны. Надо сказать, что имя у посла было настолько многосуставчатым, что меня так и подмывало спросить у Семёна Аркадьевича «кто все эти люди».

Посол, вопреки стереотипам не пузатый в халате и феске, а худощавый и в европейском костюме, вышел с помощником, который и зачитал текст. Насколько я понял — стандартный и всем наизусть знакомый, для меня же интерес представляло в первую очередь то, что документ выполнен оказался в виде архаичного свитка, как бы не на пергаменте. Как я понимаю, в дипломатии традиции — это всё, и гораздо важнее даже здравого смысла, не говоря уж о каком-то там удобстве. Затем посол взял снабжённый большой висящей печатью свиток у помощника и задвинул ту самую приветственную речь, делая паузы для перевода, причём выступал он почему-то не по-турецки, а по-французски. И, судя по выражениям лиц присутствующих, речь тоже была составлена из абсолютно стандартных и безликих кирпичей-фрагментов, и её эти самые присутствующие тоже могли предсказать заранее с точностью процентов так восемьдесят в худшем случае. Но всегда оставалось место для внезапных нюансов и импровизаций, так что слушали внимательно. Наконец, он закончил речь, но дальше что-то пошло не по плану.

Человек в мундире со знаками различия канцлера[2] Империи в помещении, да и вообще в стране, был только один, так что перепутать министра иностранных дел с кем-то другим не получилось бы даже с пьяных глаз. Однако он, как ни в чём не бывало, вёл тихую, но явно увлекательную беседу со всё тем же главой СИБ. Более того, его товарищ в мундире вице-канцлера стоял рядом, и если министр повернулся к послу боком, то этот и вовсе оказался к выступающему спиной, так скажем. Пауза грозила затянуться, когда из толпы сбоку от трона выскочил какой-то шустрый тип в мундире МИДа, знаки различия которого я рассмотреть не успел, и ловко вывернул свиток из руки растерявшегося посла, который только впустую схватил воздух, рефлекторно, должно быть. Служитель принёс грамоту Императору, а когда тот отмахнулся от неё, то сунул документ куда-то за трон.

— Это что это сейчас было⁈ — не поворачиваясь, лишь слегка наклонив голову к Прокречетову едва шевеля уголками губ спросил я.

— Секретарь министерства забрал документ.

— Но это же… провокация⁈

— Да. Тише.

Последняя просьба была лишней, поскольку Государь встал с трона и, опередив уже набравшего воздуха в грудь посла, начал свою речь.

— Верительная грамота — это послание от одного правителя к другому, которое говорит о том, что принёсшему её посланцу можно верить, что ему на самом деле доверено право говорить от имени своей страны и своего государя. Потому это — очень ценный документ, ибо доверие стоит дорого, а доверие между государями — и вовсе бесценно. Или не стоит бумаги, что на него потрачена, если доверие подрывается действиями, которые никак не назовёшь добрососедскими. Действия, направленные на то, чтобы нанести вред соседу, чтобы стравить его с другим соседом, а если не получится — то выставить виновником третьего. При том, что ни второй, ни третий не виноваты ни в чём, кроме излишней жадности и глупости отдельных своих подданных. К счастью, есть подданные и иного рода, те, на которых можно положиться в нужную минуту, готовые честно и непорочно выполнить свой долг. Невзирая на личные интересы отстаивать интересы Императора и Империи в любом её удалённом уголке, вставая на защиту Империи и её подданных. Барон Рысюхин, Юрий Викентьевич, подойдите ко мне.

— Есть! — команда «Смирно» не подавалась, потому шагать строевым, вытягивая носок и «рубя» шаг, не нужно, но и «штатской походкой» расслабленной гулять тоже не стоит. Так что — строевой походный. Боги, о какой ерунде я думаю! Волнуюсь, наверное.

— Поскольку орден «За вразумление» Мы пока ещё не учредили, то за действия по вразумлению противника на Наших рубежах, действия быстрые, решительные, результативные и бескомпромиссные, направленные на безусловную защиту рубежей и подданных Империи, поздравляю вас «Орденом защитника Империи» с мечами!

Секретарь Императора, не Семён Аркадьевич, другой, подошёл ко мне с сафьяновой коробочкой и маленьким шильцем, ловко проткнул мундир и закрепил знак ордена на груди.

— Служу Вашему Императорскому Величеству!

Если бы награждал кто-то другой, то следовало отвечать «Служу Империи», но если Государь Император награждает лично, то и ответ меняется. Однако, Его Величество называл вариант такого награждения «скучным», и князь Медведев сюрприз обещал, так что явно ещё ничего ен кончилось.

— Отменно служите. Поскольку дважды за одно дело не награждают и не наказывают, а я хотел бы отметить ваши редкие бескорыстие и самоотверженность, то желаю сделать небольшой личный подарок. И дарю вам одну просьбу.

Государь сделал паузу, пережидая возникший лёгкий гул и продолжил:

— Точнее, одно желание. Каковое, если оно не будет противоречить законам природы, магии и Империи, обязуюсь исполнить, как своё собственное.

Слитный выдох собравшихся пронёсся по залу коротким, но мощным гулом. Казалось, даже портьеры колыхнулись. Я уже хотел ответить, как Пётр Алексеевич продолжил. Слегка наклонившись ко мне и совсем чуть-чуть понизив голос, сказал:

— Если потратишь на какую-нибудь ерунду — я обижусь. Серьёзно говорю.

Пришлось закрыть рот, вздохнуть, стараясь сделать это незаметно, и ответить по протоколу:

— Благодарю, Ваше Величество!

Именно так — если подарок заявлен как личный, то и отвечать нужно, как при личном общении, а опускать в таком случае слово «Императорское» мне приказано было уже давно. И ведь хотел же попросить что-то, для Государя необременительное, какой-нибудь сувенир на память, или фотографию с дарственной надписью. Но он меня, разумеется, просчитал — а что вы хотите, три сотни лет на престоле, это просто чудовищный опыт!

Наш короткий разговор тоже привлёк внимание и вызвал усиление лёгкого гула, что прервался на короткое время только когда церемониймейстер по знаку Императора грохнул посохом о пол и объявил об окончании официальной части.

Первым к нам подошёл британский посол, который не поленился представиться мне, здороваясь сперва с Государем, а потом и со мной.

— Я очень благодарен Вам, Ваше Величество, за то, что вы не поддались на попытки очернить Британскую Империю в ходе прискорбного инцидента в Румынских горах!

Вот вроде и вежливый, и благодарит, но делает это так, что даже я вижу минимум два проявления неуважения. Прямо захотелось ответить что-нибудь едкое, но нельзя: и обращается не ко мне, и вообще в присутствии Государя без его разрешения в разговор вступать не стоит.

— О, да, этот тот редкий случай, когда наши первые подозрения оказались необоснованными. Сожалею, что в этом инциденте в нашем приграничье погибли подданные Британской Империи.

Кто бы сомневался, что Государь и сам может ответить так, что мало не покажется. Британец тут же отреагировал:

— Что вы, Ваше Величество! Это были настоящие отбросы общества, за одного из них Корона даже назначила вознаграждение, — и тут же сменил цель, обратившись ко мне: — Если не ошибаюсь, это именно вы ликвидировали бандита Поллака?

— Увы, ошибаетесь. Это сделали бойцы моей родовой гвардии.

— Ой, да кого интересует простонародье! Всё равно заслуга принадлежит их лорду!

— Вот сейчас командовавшему огнём орудий гвардии капитану артиллерии запаса было бы обидно и оскорбительно!

— Простите великодушно, я никого не хотел обидеть!

Ага, щаззз, как говорит дед, через три «з». Попасться ты не хотел, а обгадить всех, кого можно — со всем удовольствием. Тем временем посол продолжил:

— Вас устроит чек Банка Англии?

— Нет-нет, что вы! Карьера охотника за головами не прельщает меня ни в каком виде, а своих людей я привык награждать или наказывать сам, и не вижу причин изменять этой привычке. Лучше передайте чек на благотворительность, например, в один из сиротских приютов Ирландии. Я слышал, там много сирот?

— Да, пэдди плодятся, как кролики. Я обязательно оформлю перевод от Вашего имени.

— Ну что вы! Я ни в коем случае не хочу влезать посредником при передаче денег между Короной и её нуждающимися подданными!

Ещё после первого упоминания Ирландии и без того неестественная, как мне показалось, картонная улыбка стала деревянной, а сейчас и вовсе морда окаменела. Британец отошёл в сторону, я же запоздало подумал, что было невежливо разговаривать с третьим лицом в присутствии Государя, но когда обернулся для извинений увидел, что Пётр Алексеевич уже общается с кем-то ещё. Ко мне же снова «подкрался» глава СИБ.

— Здорово «сэра» укротили, зря некоторые переживали, что вас «съедят». Последний пассаж вообще отличный! Думаю, получи ирландцы от английской короны премию за убийство англичанина, у них возникло бы много вопросов!

— Простите, ваша светлость, но я думаю, что вопросов было бы не слишком много. В основном они бы сводились вовсе к двум.

— Ну-ка, ну-ка?

— Первый: «А шо, так можно было?» и второй: «А у вас есть ещё соб… кхм… такие ненужные англичане?»

Князь рассмеялся.

— Да уж, умеете формулировать! И, пожалуй, соглашусь — если так смотреть, то вопросов всего парочка. Я же имел в виду, что спрашивающих окажется много. К сожалению, ничего подобного не будет: перевод сделают анонимный, и, возможно, из-за границы.

— А не зажмут? Зачем платить деньги, если можно не платить? Тем более «каким-то там ирландцам»?

— Нет, если всплывёт факт, то ущерб для репутации будет несопоставим с копеечной экономией. Более того, даже сумму, указанную в объявлении, уменьшать скорее всего не станут. А что это вы почти оговорились насчёт собак, если не ошибаюсь? Так не любите британцев?

— Нет, просто не ко времени один анекдот вспомнился, по аналогии.

— Не поделитесь?

Пришлось делиться не слишком-то и смешным анекдотом про деда, городского внука и собак.

— Да уж. И грустно, и смешно, и на самом деле немного напоминает сложившуюся ситуацию. Да, что ещё хотел сказать: если МИДовцы начнут сманивать к себе — не поддавайтесь! Я был первым, и условия у меня получше будут.

— Сомневаюсь, что начнут. У них там каста, а я чужой.

— Да и вы уже не столько в Корпусе, сколько в Свите. Эх, не успел. С другой стороны, у Государя кадры отбивать идея не самая мудрая.

— Мне, конечно, лестно слышать подобное, но вряд ли моя персона стоит таких усилий и сожалений.

Князь демонстративно пробежался взглядом по моим погонам и наградам, хмыкнул что-то вроде «ну-ну» и откланялся, сославшись на дела, я же спрятался за одной из колонн, дожидаясь момента, чтобы уйти не прощаясь, что называется, по-английски.

К моему счастью Государь не то, что не стал задерживаться, а и вовсе ушёл буквально минут через десять, ну, а я сбежал едва ли не сразу вслед за ним. Так, если я что-то в чём-то понимаю, мне сейчас лучше отсюда сбежать как можно быстрее…

[1] Товарищами министров (и не только их) в Российской империи называли заместителей.

[2] Канцлер Империи не должность, как многие почему-то думают, а чин первого класса по табели о рангах. В нашем мире никогда не было больше одного канцлера и двух вице-канцлеров одновременно, зато бывали периоды без канцлеров вообще. Всего канцлеров было меньше, чем царей, и все они были по должности министрами иностранных дел.