Русский бунт. Кровавый год

Глава 3

Большие, в красных рамах черно-лаковыми панно с миниатюрной живописью, выполненной в китайском стиле, притягивали взгляд Джорджа Дженкинса помимо его воли. Он нет-нет да косился на них, а также на фарфоровые восточные безделушки на полочках-консолях. Что это? Мечты о дальних странах или мысли дельца, положившего глаз на новые источники богатства? Великая Британия не в силах справиться со своей алчностью и уже мечтает о богатствах Китая? Одной Индии, которую она еще не завоевала, ей мало?

Я принимал личного посланника Фредерика Норта, английского премьера, в Лаковой комнате Монплезира. Джордж прибыл на одном из кораблей эскадры под Юнионом Джеком, подошедшей к Кронштадту и запросившей стоянку. Визит дружбы, а не демонстрация силы. Разве что намек на нее.

Лондон был в восторге. Лондон пребывал в экстазе от появления на континенте парламентской монархии, да еще способной не только себя защитить, но и соперникам островного спрута дать укорот. Лондон надеялся взять неожиданно восставшего сухопутного гиганта под свой контроль, превратить в марионетку, в послушного исполнителя своей воли. Раньше они, гордые бритты, не понимали, с кем имеют дело, видели во мне загадочную фигуру, опасного ниспровергателя основ. Но стоило мне с трибуны Разумовского дворца добровольно отречься от абсолютизма, как на Даунинг-стрит возбудились и отправили Дженкинса учить меня демократии. Не больше и не меньше. Этакие торговцы политической франшизой. И, как ни странно, ситуативные союзники.

— Я уполномочен заявить, Ваше Величество, что Ройал Нэви придет вам на помощь в случае военного конфликта с Францией. Давно пора покончить с этим абсолютистским пережитком средневековья, с диктатом королей и католической церкви.

Серьезное заявление. Я принял его не моргнув взглядом, лишь согласно кивнул. Как и тогда, когда Дженкинс принялся рассуждать о необходимости создать политические партии, аналог британских тори и вигов. «Не учи ученого, а учи копченого!» — так и тянуло меня ответить, но я лишь улыбался и качал головой как китайский фарфоровый болванчик, внутренне насмехаясь над собеседником. Партий он захотел вместе со своими хозяевами! Ага-ага, вам нужны продажные политики, которые начнут на и за ваше золотишко действовать в ваших интересах. Плавали, знаем.

Нет, партии будут. Они уже начали складываться на Соборе. Но это не будет система а-ля «либералы-консерваторы». Россия слишком сложная страна, чтобы свести ее к двум переменным.

— Наша эскадра флага уже посетила Данию, — продолжал заливаться соловьем посол. — И если раньше, мы посылали ее из-за опасений нарушений судоходства в Балтийском море, то теперь…

Дженкинс продолжал плести словесные кружева, а я все пытался вспомнить, кто из британских шишек выдал на голубом глазу: у нас нет постоянных союзников, у нас есть только постоянные интересы.

Говоришь, флот придет нам на помощь…

— Искренне благодарен за протянутую руку дружбы. Было бы неплохо подкрепить ее возвратом моих кораблей, отчего-то застрявших в Лондоне.

Дженкинс на секунду завис, выбитый из колеи моими словами. Все ясно.

— У вас, Джордж, нет полномочий решить этот вопрос?

— Эээ… — промычал он в ответ. Англичанин ждал от меня бурного проявления восторга, а не резкого перехода к торгу с оттенком обвинений в нечестной игре. — Насколько мне известно… Есть какие-то финансовые проблемы… Сэр Норт не исключал возможности выкупить ваши корабли… Взаимовыгодная сделка…

Он мялся и пыжился, как лавочник, пойманный за руку на обвесе.

— Мистер Дженкинс. Доведите до сведения вашего правительства, что Мои — я специально выделил это слово, — корабли нужны на Балтике, причем как можно скорее. Продавать я их не собираюсь. Как и полностью полагаться на британский флот в вопросах защиты нашего побережья. Нахожу это недальновидным, при всем моем уважении к Ройал Нэви.

— Ваше Величество, вашими устами речет сама Мудрость! Конечно, Российская Империя нуждается в сильном флоте на Балтике, — Дженкинс справился с замешательством и начал выражаться более логично. Даже умудрился намекнуть на то, где Лондон готов видеть наш флот, а где нет. — Я приложу все усилия, чтобы решить эту небольшую проблему.

— Нечего там решать! Назовите сумму за ремонт и причал и отпускайте корабли. Я отправлю в Лондон людей.

— Безусловно, Ваше Величество. Вы в своем праве. Мы можем даже захватить ваших капитанов по пути домой…

— Сами доберутся, — буркнул я недипломатично. — Знаю я этих моряков. Зайдут по дороге в чужой порт и зависнут в нем, пока весь ром не выпьют.

Дженкинс засмеялся, посчитав мои слова грубой шуткой. Но я вовсе не шутил. Будто я не знаю уловок «лимонников».

— Раз уж мы заговорили о деньгах, государь, позволю высказать обеспокоенность кабинета Его Величества короля Георга Третьего заметным спадом в торговле между нашими странами. Основные позиции, закрепленные в торговом договоре 1734-го и подтвержденного в 1766-м, вероятно, нуждаются в корректировке.

— Новый договор, безусловно, нужен. Как и признание Лондоном наших территориальных приобретений.

— Это очень сложный вопрос, Ваше Величество…

— Ничего сложного не вижу. Вам показать документы о том, что Австрия и Франция признали Восточную Пруссию русской территорией?

Дженкинс удивленно вытаращился на меня. Услышанное не укладывалось в его голове.

— Расслабьтесь, Джордж. Я говорю не о сегодняшнем дне, а о годах Семилетней войны. Тогда Париж уклонился от прямого ответа, но сообщил, что предоставляет решать этот вопрос Вене. А Мария-Терезия дала свое согласие.

Ну что, съел?

— О, это многое меняет и делает вашу позицию на Конгрессе значительно весомее. Но остальная часть Пруссии, Швеция…

Я не стал объяснять англичанину, что мне плевать как на Конгресс в целом, так и на мнение любой державы, в частности. Что мое, то мое. Что с бою взято — то свято. Хочешь оспорить, приди и возьми. Не можешь? Проваливай! Галантный век породил наплевательское отношение к государственным границам, у всех без исключение рыльце в пушку. Один Фридрих натворил столько всякого… Так что не надо мне тут заливать про то, что можно, а что нельзя.

— Что хочет мой брат, король Георг? — спросил я напрямик.

Дженкинс не скрыл удовольствия от моей прямоты и последовал моему примеру.

— Неприкосновенность Ганновера, курфюрстом которого является наш король, в случае распада Священной Римской империи и гарантии безопасности для Дании.

Ладно. От обещал никто не обнищал.

— Принято! — отрубил я и добавил со значением. — Но только в том случае, если я не увижу брауншвейгские полки или датские корабли в стане моих врагов.

— Мы приложим все усилия, чтобы этого не случилось. Вы предполагаете скорые военные действия в Центральной Европе?

— Сами полезут! Поспешите с вывозом нанятых гессенцев.

— Благодарю за совет.

— У нас есть еще нерешенные проблемы?

Англичанин замялся.

— Ну же, Джордж, не смущайтесь. Говорите все, как есть. Как принято у старых друзей.

— Вы, безусловно, правы, Ваше Величество. Британия была, есть и будет другом великой северной державы. Нас очень волнует сокращение поставок зерна, леса, пеньки и металлов из России. Биржа в Петербурге простаивает…

Каким «другом» является Великобритания, мне рассказывать не надо. До появления «гадящей англичанки» ждать совсем недолго. Веры вам, «лаймы» ни на грош. Так что держим порох сухим, но на публику улыбаемся и машем!

— Я сперва накормлю свой народ, а уж потом стану продавать хлеб. Если останется. Все остальные позиции, о которых вы упомянули, напрямую связаны с военным строительством.

— Это весьма прискорбно. В таком случае можно поискать новые источники для выгодного товарообмена. Я слышал, что ваши золотые прииски на Урале весьма прибыльны. Мы бы хотели в них поучаствовать. Есть некие отходы добычи. Мы могли бы их выкупать…

Я громко засмеялся, снова поставив в тупик англичанина. Достал из кармана новехонький золотой полуимпериал и бросил его на стол. Монета зазвенела, покатилась, достигла руки Дженкинса. Он ее прихлопнул ладонью, подхватил, повертел перед глазами. Вопросительно на меня посмотрел.

— Платина. «Гнилое серебришко» — так, кажется ее прозвали глупцы. Его вы собрались искать в уральских отвалах? Опоздали. Хотите покупать, берите наши золотые монеты. Платина в них.

Мистер Джордж странно всхрипнул и снова уставился на монету, будто надеясь разглядеть в ней добавку.

— Я не понимаю…

— Что тут непонятного? Достойного применения платине еще не придумали, но цена на нее растет и скоро сравняется с золотом. Зачем мне ее копить в сундуках, если есть возможность использовать с толком? Пройдут столетия — нумизматы будут восхищаться редкой монетой с моим профилем.

— Вы повторили уловку европейских фальшивомонетчиков, — помимо воли вырвалось у Дженкинса.

— Я⁈ Тот, кто чеканит собственную монету, не может быть виновным в этом страшном преступлении. Дружище Джордж, я просто использую все доступные мне средства. Эффективность — вот залог моих успехов.

Не дипломат, а хромая утка. У посланника английского премьера не нашлось слов, чтобы достойно мне ответить.

Семь маршалов Франции, пять герцогов и два графа, прибыли в отель де Бриенн на улице Сен-Доминик. Кареты подъехали точно к назначенному часу вместе с министром иностранных дел де Верженном, только что вернувшимся из Кракова. Почтенные господа прошли в кабинет военного министра графа де Сен-Жермена на секретное совещание. Собравшиеся ждали последнего гостя — государственного секретаря по делам военно-морского флота Антуана де Сартина. Этого человека следовало уважать и бояться. Бывший генерал-лейтенант полиции Парижа, он, казалось, знал все и обо всех. Сеть его агентуры раскинулась не только в Европе, но и в Индии и обеих Америках. По его подзаконным судебным повесткам, letters de cachet, в Бастилию и замок Венсен было отправлено народу больше, чем при любом другом правительстве прекрасной Франции. Поэтому маршалы не позволили себе ни тени намека на неудовольствие от ожидания. Завели светский разговор, избегая служебных вопросов. Пили кофе, поздравляли хозяина кабинета с производством его в маршалы. Он отвечал им тем же — все лишь весной обзавелись маршальскими жезлами, за исключением герцога де Дюрфора, уже 20 лет носившего высший армейский чин.

Граф де Сен-Жермен являлся также фельдмаршалом Дании. Он совсем недавно прибыл в Париж по приглашению короля, чтобы заняться серьезным реформированием армии. Одно из его первых начинаний — открытие военных школ — встретило полное одобрение общества (1). Но не с этим нововведением все связывали его назначение. Военно-технические секреты русских, их внедрение и разработка методов противодействия — вот, что ему было поручено. Тем более что он являлся единственным действующим генералом, который скрестил свою шпагу с полками Петра III, пусть даже и ограничился небольшой перестрелкой (2).

О военном министре еще в Дании ходила молва, что он хотел всё упростить, всё сократить и никогда не сталкиваться с препятствиями, главным из которых являлось засилье в офицерском составе «голубой крови». В этом смысле он был похож на де Сартина, столь же активно пытавшегося реформировать флот и столь же часто сталкивающегося с сопротивлением аристократов.

Распахнулась дверь, в кабинет стремительно вошел морской министр, как всегда, уверенный в себе и напористый. Маршалы вежливо его поприветствовали, де Верженн ласково улыбнулся.

— Я попросил вас, господа, собраться, чтобы сообщить пренеприятное известие — мой главный агент в России исчез. Шевалье де Корберон в Петербурге потерял его следы.

Раздался общий разочарованный вздох. Первоклассная информация, поступавшая из России от шпиона де Сартина, имела своим следствием не только важные политические решения, но и техническое перевооружение армии и флота.

— Это весьма печальная новость, — выразил общее мнение герцог Эммануэль-Фелисите де Дюрфор, как старший по годам выслуги маршал. — Кто знает, что еще выдумает этот странный русский царь?

— Самозванец. Мы теперь называем его самозванцем или маркизом де Пугачевым, — поправил герцога де Верженн. — Поведайте мне, что удалось использовать из того, что мы узнали от нашего человека в Петербурге до его пропажи.

Военный министр не стал противиться. Начал перечислять, загибая пальцы:

— Пули для нарезных винтовок и усовершенствованный шомпол для штуцера, новая гаубица, шрапнельные трубки — здесь мы добились значительного прогресса. С воздушным шаром сложнее, но два брата из Аннона по фамилии Монгольфье, управляющие обойной фабрикой, предложили использовать свою продукцию, чтобы создать подобные аэростаты. Надеюсь, у них получится. Есть проблема с бомбами. Секрет зажигательной смеси, которую агент назвал «напалмом», нашим химикам раскусить не удалось. Как и инженерам — конструкцию пусковой установки ракет. Применение длинных палок в качестве средства управления полетом показало отвратительный результат. То ли агент что-то не знает, то ли не понял, с чем имеет дело. Мы так надеялись на новые разъяснения.

Де Сартин тяжело вздохнул. Как морского министра, русские ракеты его пугали до чертиков. Видения сгорающего флота стало его ночным кошмаром. Начнут ли русские ставить ракеты на свои корабли — вот, что его больше всего волновало.

— Мы с вами в схожем положении, граф, — пожаловался он военному министру. — Утешает только одно: имеем прототип 24-фунтовой морской пушки с увеличенной дальностью. Вот только время… Мы чертовски отстаем от русских. Они активно меняют орудия на своем флоте.

— Аналогично, — вздохнул де Сен-Жермен. — Нам нужен год, чтобы хотя бы частично перевооружить армию. Из Европы исчезли штуцера. Кто-то их активно скупает…

— Иезуиты. Это их работа в пользу самозванца, — тут же отозвался морской министр.

Его осведомленности никто не удивился. У всех на устах была история с личной просьбой Марии-Терезии к де Сартину. Она попросила его арестовать во Франции одного вора. Он любезно написал ей в ответ, что интересующий ее человек находится не во Франции, а в Вене по такому-то адресу. Вор был пойман.

— Проклятые святоши! — процедил герцог де Дюрфор. — Мы изгнали их из Франции, помогли испанцам поступить также, теперь они прячутся во владениях маркиза, и вот они решили нам отплатить.

— Я не понимаю, — проворчал престарелый герцог д’Аркур. — Вы постоянно так рассуждаете, будто мы вот-вот вступим в войну с московитами.

— А разве это не очевидно? — усмехнулся де Верженн, а министры согласно кивнули. — Британцы уже сделали ставку на Пугачева. Он станет их сторожевым псом в Европе. Если совсем недавно мы готовились воспользоваться волнениями в американских колониях, чтобы получить реванш за унижения Семилетней войны, то теперь вынуждены не спускать глаз с Востока.

— Какие новости из Кракова, господин министр? — спросил де Сен-Жермен.

Де Верженн поделился с высоким собранием своим бессмысленным пребыванием на берегах Вислы. Большинство маршалов с удивлением для себя восприняли его рассказ. С удивлением потому, что они не понимали, что плохого в бесконечной череде увеселений. Все они, несмотря на почтенный возраст, на свои шестьдесят плюс, считали такое времяпрепровождение весьма достойным.

Министры обменялись понимающими и разочарованными взглядами — эта семерка аристократов, эта обуза, мало чем могла помочь. Но приходилось считаться с ее общественным положением и влиянием при дворе, помалкивать тогда, когда хотелось цыкнуть.

— Нам нужно дипломатическое решение, несмотря на активную военную подготовку, — терпеливо, как маленьким, объяснил де Сартин. — Франция совершенно не готова к войне. Все вы должны помнить весеннюю «мучную войну». Войска еле справились. Словно кто-то дирижировал из-за ширмы. Теперь появились какие-то странные слухи о новом 5-м Евангелии. Мой преемник на посту генерал-лейтенанта полиции Парижа гоняется за антиклерикалами повсюду — не сказал бы, что с большим успехом. Большая война нам не только не по карману, но и чревата народными бунтами.

Неожиданно вмешался герцог Шарль де Фитц-Джеймс, больше всех среди присутствующих успевший повоевать в Семилетнюю войну.

— Вы, граф, — с легким укором сказал он де Верженну, — напрасно спрятали в дальний ящик своего секретера старую идею Шуазеля. Можно ведь воевать чужими руками. Неужели турки позабыли, как русские их размазали в пыли?

— А это мысль! — загудели синхронно маршалы.

— Кто бы объяснил это королю? — грустно ответил министр иностранных дел. — Он стремится избавиться от расходов, а партия реванша в Диване без нашего золота задавлена партией мира.

— О, граф, вы признанный знаток восточного мира и все-все понимаете, как крутятся колесики османской политики, — любезно отметил герцог Шарль и решительно махнул рукой. — Мы все вместе пойдем к королю и уговорим его!

Министры радостно переглянулись. Оказывается, можно извлечь пользу от этих старых пердунов, которых произвели в маршалы, чтобы не путались под ногами, пока идут судьбоносные реформы.

— Это было бы прекрасно, господа маршалы — тут же заявил де Сен-Жермен.

Папские апартаменты на третьем этаже Апостольского Дворца плохо оберегали от июльской римской жары. Спасения не было нигде, даже в личных покоях, не говоря уже о саде на крыши. Там дышать было нечем — Тибр обмелел, зловоние от реки накрыло древний город. Так хотелось удрать в Кастель-Гандольфо, укрыться в тени садов, окружавших летнюю виллу. Не отпускали дела — преимущественно семейные. Ставший в феврале папой Пием VI Джованни Анджело Браски активно занимался возрождением к жизни своего обедневшего аристократического рода.

Непотизм не мешал ему ловко маневрировать между двумя партиями католического мира — реформаторами и зелантами. Последних называли ревностными, и они постепенно набирали силу. Папа даже был готов ради них освободить Лоренцо Риччи, но узнал, что его предшественник, Клемент XIV, уже все в тайне провернул перед своей смертью. Пий VI переключился на идеологию — его секретарь готовил энциклику «Inscrutabile divinae sapientiae», осуждающую Просвещение. Чтобы заткнуть рот реформаторам, папа публично осудил казнокрадство в Папской области.

Жарко!

Джованни не знал, куда приткнуться. Тонзура не спасала. Пот стекал с почти лысой головы на тонкую полоску волос надо лбом, ее приходилось промокать батистовым платком. Ему физически становилось нехорошо при одной только мысли, что на аудиенцию придется надеть красную шляпу с золотистыми кисточками и моццетту из красного атласа поверх белых одежд.

— Ваше святейшество! — раздался голос секретаря из-за закрытой двери. — Прибыло письмо от вашего нунция в Петербурге, Джованни Аркети.

Официально епископ Халкедонский Аркети являлся нунцием не в ортодоксальной России, где к папским посланникам относились с настороженностью и пренебрежением, а в бывшей Речи Посполитой. Появление большого числа католиков, подданных русского царя, потребовало немедленных действий. Формально нунций отправился в Петербург на переговоры об образовании Могилевского архиепископства. Неформально ему было поручено прозондировать почву на предмет перспектив католической церкви в свете Указа о веротерпимости. Папе в данную минуту меньше всего хотелось заниматься делами, но долг пастыря и хранителя престола святого Петра, его наместника на Земле возобладал.

— Сунь под дверь, — отозвался Пий VI, не желавший надевать ни туфли, ни хоть что-то поверх ночной рубашки.

Письмо появилось.

Постанывая и проклиная жару, папа добрел до двери, поднял с пола письмо. Распечатал, нашел уголок, где небольшой лучик света пробивался за плотно закрытые шторы.

Вчитался.

Письмо выскользнуло из его рук, как только он добрался до последних строчек, и беззвучно спланировало на бесценный персидский ковер. Пухлое лицо папы исказила болезненная гримаса. Жара была немедленно забыта. Мысли заскакали как перепуганные зайчики, застигнутые взбешенным огородником за поеданием капусты.

Снова появился он, тайный апокриф от апостола Петра. На этот раз в Московии, да еще в руках человека, которого Пий VI считал угрозой всему католическому миру. Этот Петр III — не реформатор, как его великий дед. Он ниспровергатель тронов, начавший с протестантов, но кто знает, когда в его амбициозных дойдет дело до столпов христианской веры, до его главных твердынь. До Австрии, Франции и Испании. Его военные успехи поражают. Блистательная победа над Фридрихом, казалось бы, должна была воодушевить Ватикан, но она его напугала.

Нунций написал, что тщетно добивался аудиенции. Что пытался даже действовать через патриарха схизматиков. Бесполезно. Царь ясно дал понять: встречи не будет, а Аркети не самый желанный гость в Петербурге.

Что он задумал, этот восточный варвар? Понимает ли он, какое оружие попало в его руки? Как он им воспользуется? Нунций ничего узнать не смог, даже соджержание древнего манискрипта.

Для папы же он не был тайной. В первые дни после его избрания хранитель архивов по традиции информировал о пергаментах, которая церковь столетиями бережно укрывала от посторонних глаз из-за содержащегося в них запретного знания. К ним относились Евангелия от Фомы, Марка, Марии Магдалины и Петра, книги Еноха, а также ряд шокирующих записей о странных явлениях, встречах и пророчествах. Апокриф от апостола Симона был опасен прежде всего тем, что разрушал канонический образ союза между Петром и Павлом, выставляя первого яростным критиком стяжательства второго. Очень удобная коллизия для реформаторов и убийственная для зелантов. И смертельная для папского престола.

Джованни покосился на окно, выходящее на площадь Санкти Петри. Ему не требовалось отдернуть штору, чтобы посмотреть на одну из главных скульптурных композиций у подножия ступеней, ведущих в базилику. Он помнил все ее детали. Там стояли статуи Святого Петра и Павла работы Паоло Такконе и Мино дель Реаме. Духовные союзники — вот какой образ создал Ватикан для двух самых важных апостолов. Опровергни этот союз — рухнет вся конструкция, а католический мир расколят распри между «петринами» и «павлинистами».

Что делать, на кого опереться?

На Австрию надежды мало, несмотря на религиозность Марии-Терезии. Ее сын и соправитель заражен идеями Просвещения. Остаются лишь Париж и Мадрид. Людовик XVI, объединившись с Карлом II, могли бы обратиться к папе с предложением крестового похода против угрозы католической вере в лице монарха России. Пий VI их поддержит и заставит князей Священной римской империи, включая его императора, объединиться.

Он накинул халат и позвал в комнату секретаря.

(1) В открытых де Сен-Жерменом военных школах учился юный Бонапарт — в Бриеннской (1779–1784) и в Парижской (1784–1785).

(2) Де Сен-Жермен командовал датской армией в 27000 человек, которая выступила против русских полков из-за спора вокруг Шлезвиг-Гольштейна. Военные действие закончились, не успев тольком начаться из-за свержения Петра III.