Русская Америка. Сухой закон 4

Глава 8. Медленная смерть

2 дня спустя. 19 февраля 1920 года. Центральное управление полиции Нью-Йорка.

— Вы разобрались — как вообще получилось, что всех застрелили на месте?

Шеф полиции Калэханн на глазах раздувался и краснел от злобы.

— Скорее всего, информацию про груз слил человек, который отвечал за транспортировку «порошка» по морю. Его имя Финн, — ответил первый заместитель, — Только он из посторонних мог знать о том — что везли на сухогрузе. Финна выловили там же. Его тело зацепилось за опоры пирса…

Порученец «по особым» щепетильным делам вступил в разговор:

— В любом случае мы выполнили свою часть сделки перед Фалько и его людьми. Ни один патруль в ту ночь не был в старых доках. И судно отвели на дальний причал.

Калэханн посмотрел на него, как на идиота. Его ноздри раздулись от возмущения:

— Выполнили? Люди Фалько лежат в морге! Он в бешенстве. А дальше ты что будешь делать, Пит? Дальше что? Ты забыл про вторую часть сделки? Как мы обеспечим защиту от конкурентов, чтобы помочь в распространении товара? Продавать теперь НЕЧЕГО! Ты теперь не получишь бабки. Он не получит бабки! — Джим Калэханн тыкнул пальцем в первого зама, — Я не получу эти чёртовы деньги тоже! И наши «компаньоны» очень недовольны, что такое вообще возможно на МОЕЙ территории!

Оба посетителя скисли и превратились в предметы мебели, не отсвечивая. Джим чуть поостыл и тихо добавил:

— Фалько планировал продавать здесь свой товар с нашей помощью. Но теперь рвёт и мечет. Если он начнёт искать «порошок» и перетягивать сюда своих «солдат», то Нью-Йорк умоется кровью. Мне это перед выборами совсем ни к чему. Поэтому найдите пропавший груз. Пусть ваши информаторы на улицах следят в оба. Если где-то начнут продавать «порошок» в больших количествах — я хочу сразу узнать об этом. Вам понятно?

Ответом были молчаливые кивки подчинённых.

— Идите!

В это же время. Павуска, округ Осейдж, штат Оклахома.

«Кровавая нефть округа Осейдж»

«…В редакцию „Вашингтон Геральд“ поступили тревожные и шокирующие известия из округа Осейдж, штат Оклахома. Наша газета считает своим долгом рассказать об этом, дабы привлечь внимание властей и общественности к чудовищному произволу, творящемуся в сердце так называемой „цивилизованной“ Америки.

От наших источников мы узнали, что среди коренного населения — индейцев осейджей, продолжается череда таинственных убийств. Жертвами становятся владельцы нефтяных паёв, приносящих баснословные доходы с богатейших земель, которые арендуются у этого народа. Смерть приходит нежданно: выстрелы в спину, подстроенные «несчастные случаи». Последнее убийство трёхдневной давности, когда был зарезан богатый осейдж Дин Шикоба, лишний раз подтверждает это.

Также странными выглядят сообщения о необычных смертях от болезней, которыми до этого никогда не болели умершие, прежде здоровые осейджи. Здравомыслящему человеку может показать, что это не совпадение, а хорошо спланированное злодеяние. Так как все убитые поголовно являются владельцами крупных нефтеносных месторождений. После их смерти право владения и распоряжения паями перешло их супругам, чаще всего пришлым «белым» американцам. Либо было выставлено на открытые торги.

Все инциденты происходят в окрестностях Павуски и Фэрфакса.

Именно политики штата Оклахома являются одними из самых ярых сторонников законопроекта «Об опекунстве», который обсуждается уже полгода.

Напомним, что одним из активных защитников проекта являлся убитый сенатор Билл Хотфилд, что был замешан в недавно прогремевшем деле с убийствами в поселении Аунего, а также связан с попыткой самосожжения секты Пророка. Ведь сам Пророк являлся подельником Билла Хотфилда.

Редакция видит в этих делах схожий почерк: индейцев всячески выживают или истребляют, чтобы завладеть их землями и богатствами. В отличие от мохоков из резервации близ Аунего, у осейджей уже есть неотъемлемое право на их земли. Однако, по нашим данным, в о́круге Осейдж штата Оклахома часто используется порочная практика объявления индейцев недееспособными, чтобы управлять их активами. Закон «Об опекунстве» лишь закрепит эту гнусную практику.

«Вашингтон Геральд» требует ответа: сколько ещё жизней нужно принести в жертву алчности? Когда будет положен конец систематическому истреблению и ущемлению прав индейцев? Мы требуем немедленного и самого тщательного расследования, пока любители быстрой наживы и коррупционеры не уничтожили последних из народа Осейдж!

Редакция направила в Павуску специальных репортёров и будет держать читателей в курсе «событий…»

— Отличная статья! — воскликнул Артур Бонникасл, когда я закончил читать разворот «Вашингтон Геральд», — Никогда не сомневался в Макбрайде!

Я согласно кивнул. Барни действительно очень хорошо постарался. Признаться, мне пришлось приложить все силы, а Блум — всё своё обаяние, чтобы убедить его задействовать свои связи в Вашингтоне и «пробить» этот материал в печать. Нефтяник вступил в борьбу на два года раньше, чем это случилось «в моей реальности». Он обзвонил всех, кого мог, и статья вышла.

— Это — первая птичка, Артур, — обратился я к вождю, — Если эта информация полыхнёт в газетах хотя бы на четверть от того, как обсуждали Аунего, то мы получим большой общественный резонанс. Два скандала в резервациях за один месяц — это уже не простое совпадение.

Шумиха с Аунего действительно не утихала. Вслед за статьями «Нью-Йорк. Таймс» и выступлением кандидата в президенты Уоррена Гардинга — весть о произошедшем у подножия гор Адирондак покатилась по всей стране.

Бонникасл даже заходил по большому залу люкса взад и вперёд:

— Если всё это «раскрутится» как надо, то мы получим ещё один инструмент против принятия «Закона об опекунстве»! Вы просто гений, мистер Соколов!

Если честно, до встречи с Макбрайдом я даже не думал, что всё так завертится. Идея пришла сама собой. Затормозить обсуждение законопроекта в Конгрессе Соединённых Штатов, приложив «куда надо» усилия и каких надо людей? Почему бы и нет, раз судьба свела меня с нефтяником Макбрайдом.

— Похвалите Барни сами, Артур. Он обещал зайти с минуты на минуту, — улыбнулся я вождю и поймал одобрительный взгляд Блум.

Мистер Макбрайд вошёл в мой люкс не один. Вслед за ним в номере оказался и худой как палка человек. На его длинном крючковатом носу покоились огромные роговые очки. Портье внёс следом два огромных чемодана. Парень поставил их около стола и с облегчением выдохнул. Потоптался несколько секунд, и, поняв, что не дождётся от «человека-очки» чаевых, с разочарованием удалился.

— Прошу любить и жаловать, господа, Герман Кляйн, кандидат химических наук, доцент кафедры прикладной химии университета Остина штата Техас. Герман, разрешите представить: мистер Алекс Соколов из Нью-Йорка, вождь племени осейджей Артур Бонникасл, а эта очаровательная мисс — Блум Брауни… — объявил Макбрайд.

Химик кивнул, даже не удостоив взглядом красавицу. Впрочем, Блум не повела на это и бровью.

— Рад знакомству. Мне сказали, что дело будет очень важным, и здесь… в этой Богом забытой дыре, нужен научный подход для спасения людей, — учёный повёл носом так, будто принюхался, а затем скривился, словно вся Павуска смердела как навозная куча.

— … И мистера Кляйна ждёт приличное вознаграждение за его труды, — подхватил Макбрайд.

— Разумеется! — серьёзно кивнул Герман, — Иначе бы я не оторвался от своих трудов и лекций. Учебный год в самом разгаре. Мне пришлось взять незапланированный отпуск…

Я смерил взглядом немца-химика. В свою бытность преподавателем я таких людей повидал немало. Помешанные на работе, они не видели ничего вокруг. Жизнь как бы проплывала мимо, недостойная их внимания.

— Мистер Макбрайд сказал мне, что он найдёт лучшего химика на несколько штатов вокруг… — с сомнением протянул я, сбивая с нового знакомого спесь.

— Он не ошибся! — возмущённо заявил учёный, — Я консультирую учебные заведения, две лаборатории и предприятия в Техасе, Луизиане и Арканзасе.

Меня этот ответ устроил. Я кивнул Макбрайду и обратился к Герману:

— Герр Кляйн, нам нужно произвести химический анализ лекарств, которые дают индейцам-осейджам, что наблюдаются у местных врачей.

— У всех? — ужаснулся немец.

— Нет, — усмехнулся я, — Круг лиц ограничен.

И переглянулся с Бонникаслом. Мы заранее составили сначала список тех осейджей, что состояли в браке не с индейцами, или имели «опекунов» из-за признания судом их недееспособными. А затем сократили его до тех, кто долго болел, а их симптомы и диагнозы росли как снежный ком. Получилось чуть меньше десяти человек. Эту цифру я и назвал химику. Тот подумал и ответил:

— Это несколько дней работы…

— Погодите, герр Кляйн, для начала достаточно лишь первичного анализа. На инородные примеси. Сколько времени у вас займёт забор материала и выявление того, что в лекарстве может быть простая отрава? Мышьяк, стрихнин, или что-то подобное.

— Послушайте, мистер Соколов, варианты дилетантского простого анализа для меня оскорби…

— Мистер Кляйн, — «лишил» я немца уважительной приставки к фамилии, — Сколько вы получайте в год в университете Остина?

Химик удивлённо захлопал глазами:

— Что?

— Сколько. Вам. Платят. В год. В Остине, — холодно повторил я, сверля глазами учёного.

— Почти две тысячи долларов, — с достоинством произнёс Герман.

Действительно, приличная сумма. А он ещё и в лабораториях дополнительно трудится. И консультирует химпромышленность. Богатенький немец.

— Мистер Макбрайд огласил вам сумму вознаграждения?

— Тысяча долларов.

— … и пятьсот свыше за молчание, пока всё расследование не будет закончено! — поправил его я.

— Именно так, — потерялся химик.

— Мне кажется, это достаточная сумма за то, что вы чётко выполняете условия заказчика. То есть — мои условия! Дело идёт об убийствах людей. Мы не можем терять время! Если вы найдёте хоть какие-то ядовитые примеси — мы будем делать анализ этих проб уже лабораторным методом. Полный анализ, мистер Кляйн. Все как вы любите… Вы готовы поступиться жизнью кого-то из пациентов и затянуть этот процесс?

— Конечно, нет! Я всё понимаю. Прошу прощения, господа, я, видимо, не с того начал наше знакомство… — торопливо пролепетал учёный, — Простейший анализ на токсичные алкалоиды я смогу сделать за несколько часов. Благодаря полевой лаборатории, что я привёз с собою, — и он указал на огроменные чемоданы, с которыми пять минут назад надрывался портье.

— Отлично! Тогда вы сейчас переоденетесь с дороги. Приведёте себя в порядок. Соберётесь с мыслями и приложите все свои усилия. Потому как мы начнём уже сегодня.

— Понимаю, мистер Соколов. Но разрешат ли больные взять их лекарства для пробы?

— За это не беспокойтесь. С нами будет вождь Бонникасл. Ему они не откажут.

Артур важно кивнул, подтверждая мои слова.

— Дайте мне немного времени на сборы, — уже стал совсем сговорчивым вредный химик.

К добротному одноэтажному дому, расположившемуся под тремя раскидистыми вязами, мы подъехали на одной из машин моих людей. За руль я сел сам, получая удовольствие от езды. А указания — куда ехать, мне давал Бонникасл, сидящий рядом. Позади расположились Блум и Кляйн.

Около дома был припаркован новёхонький красный Додж.

Артур нахмурился и произнёс:

— Интересно, у Степсона[1] гости? Он в последнее время не любит лишние глаза.

— Почему? — полюбопытствовала Блум.

— У них с женой разногласия. Ругаются постоянно. На людях — ещё сильнее, — объяснил вождь.

Мы вчетвером поднялись на высокое, выкрашенное в белый цвет деревянное крыльцо, и позвонили в колокольчик.

Через некоторое время раздались гулкие шаги. Дверь отворилась, и на пороге нас встретил рослый осейдж.

— Кто тут… О! Кто к нам пожаловал? Тилли, у нас высокие гости! Добрый день, вождь, — сердечно затряс руку Артура индеец.

— Уильям, это мистер Соколов, Кляйн и мисс Блум. Мы к тебе по делу.

— По какому? — прокряхтел индеец, ведя нас вглубь дома.

По нему было видно, что некогда этот человек был очень мощного телосложения. Но сейчас хворь словно «высушила» здоровяка. Кожа приобрела синюшный оттенок и кое-где висела складками: на руках, на лице, на шее. Круги под глазами Степсона были настолько большими, что казалось, будто тот полжизни спит по три часа, не более.

— Мы надумали провести инспекцию лекарств в Павуске. Слишком много «наших» болеет. Хотим открыть здесь новое представительство. Ещё две аптеки, — проговорил вождь.

— Ох, эти лекарства скорее меня в гроб загонят. И доктора. Лучше бы и не лечился вовсе… Тилли, накрывай на стол!

Невысокая женщина засуетилась, тут же скрывшись на кухне. А в гостиной за столом сидел худощавый темноволосый человек.

— Келси Моррисон. И ты здесь? — в голосе вождя послышались раздражённые нотки.

— Да вот зашёл к своему другу выпить рюмочку — другую, — ответил визитёр.

А я напрягся, пока нас представляли. Келси… Что-то такое я помню. Но не могу ухватиться за мысль. Всё же я читал об осейджах вскользь, так как мой научный интерес лежал в области истории экономики. А всего, как известно, упомнить нереально…

— Заодно и лекарства мне завёз, — похлопал товарища по плечу Степсон, — В отличие от многих, у нашей семьи лучший «опекун»! — похвалился индеец.

Я увидел на полке над камином много кубков. На одном из них значилось: «Чемпиону родео…»…

И это чемпион? За сколько же Степсона съела болезнь? Блум тоже заметила награды и быстро сделала выводы. Она посмотрела на угасающего осейджа, и в глазах её мелькнул ужас.

После обеда мы приступили к делу. Уильям толкнул в бок Келси и произнёс:

— Видал, проверяют лекарства. Может, будут новые аптеки. А то в нашей, единственной, уже цены такие заломили, что половине Павуски страшно туда заходить…

Моррисон пристально посмотрел на Кляйна, что уже возился со своим чемоданом и доставал какие-то склянки.

— Не надо, доктор! — махнул рукой хозяин дома, — У меня теперь этих ампул куча. Спасибо Келси! Возьмите одну. Деньги у нас есть, купим ещё. На благое дело не жалко!

Химик взял из кожаного футляра одну из ампул, посмотрел её содержимое на свет и довольно хмыкнул.

Мы ещё посидели, поболтали с хозяином дома. Бонникасл много шутил и смеялся. А вот Келси был задумчив. Жена Уильяма так и не показалась после того, как накрыла на стол, поэтому всё обошлось без семейных драм.

Уже когда мы шли к машине, Блум спросила:

— Алекс, вы заметили: как странно вёл себя мистер Моррисон? Мне показалось, что ему не понравился наш визит. На мистера Кляйна он вообще волком глядел. Если бы не присутствие Бонникасла…

— Заметил, — кивнул я девушке, — Думаю, этот «опекун» не просто так здесь трётся…

Так мы проездили почти пять часов. Я был очень благодарен вождю за то, что он составил нам компанию. Было видно, что он беспокоится за исход этого «расследования». Одной из последних мы посетили одинокую индианку, жившую в небольшом домике на отшибе около Грей-Хорс.

Форд остановился в небольшом дворике. Вокруг царило запустение. Артур озабоченно осмотрел покосившуюся ограду, облупленные столбы на крыльце, и решительно направился к двери:

— То-ми! Хлу-а-то-ми![2] Ты дома?

Из открытого окна послышался очень слабый голос:

— Открыто. Заходите.

Надо же. Даже дверь не запирает. Внутри нас встретил полумрак. В доме было холодно. Вся четвёрка прошла в небольшую комнатку, где на кровати, закутанная в множество одеял, сидела трясущаяся женщина.

— То-ми, почему у тебя открыто окно? Ты же и так болеешь? — в сердцах вымолвил вождь и широкими шагами пересёк комнату.

Он захлопнул ставни и повернулся к хозяйке. Та лишь слабо улыбнулась и произнесла:

— Заезжал «опекун». Забыл закрыть окно. Экономлю силы, мистер Бонникасл. Мне ещё вставать, чтобы поесть. Тогда бы и закрыла…

— Хлу-а-то-ми! Почему ты не оповестила Совет? Я срочно пришлю работников, и они все тут утеплят. И обязательно приведут дом в порядок.

Он развернулся к нам и развёл руки, словно извиняясь:

— Всё время и силы отнимают эти разборки в Комиссии по делам индейцев, не могу уследить за всем.

— Женщина племени осейдж может позаботиться о себе сама! — гордо произнесла больная и вскинула подбородок.

Сейчас с неё можно было лепить статую или писать картину. Настолько горделивой и пронзительной была эта поза, да ещё и в окружающих То-ми условиях.

— Но вы же дадите нам возможность добрым делом искупить грехи? — мягко улыбнулась Блум.

Взгляд То-ми смягчился. Она с одобрением посмотрела на мисс Брауни, и та молча ушла на кухню. Оттуда послышалось позвякивание посуды. Я внутренне подивился такту девушки. Как перевернула ситуацию!

Вождь тем временем объяснял в очередной раз — зачем мы прибыли, а Кляйн открывал свой большой саквояж, в который он переложил всё необходимое ещё перед выездом из гостиницы.

Вскоре мы уже ехали обратно в Павуску. Теперь рядом сидела Блум. Брови красавицы были нахмурены. Позади Бонникасл что-то обсуждал с химиком. Девушка протянула ладонь и прикоснулась пальцами к моей руке, лежащей на руле Форда:

— Я верю в вас, Алекс…