Русская Америка. Сухой закон 4

Глава 15. «Vivа lа Siciliа!»

Февральский ветер, резкий и солёный, смешивал запахи мазута и рыбы, крики чаек и докеров. Городок Мессина, встретивший новых гостей на рассвете, был теперь призраком былого величия. Повсюду зияли пустые участки, заваленные щебнем, торчали остовы зданий. И тут же рядом вызывающе ярко сияли свежей штукатуркой и яркими крышами новые маленькие домики. Словно символ человеческого упорства, они как грибы, вылезли на руинах страшного землетрясения двенадцатилетней давности. Стихия природы стёрла с лица земли целые кварталы и унесла под сотню тысяч жизней на побережье.

Среди первых сюда в 1908 году пришли корабли русского флота. «Цесаревич», «Слава», броненосец «Адмирал Макаров»: выпустили на берег сотни матросов. И те день и ночь доставали раненых и убитых из-под обломков и завалов. Громадные военные корабли везли толпы несчастных в Палермо и Неаполь, а обратно загружались медикаментами и провизией для сицилийцев, в одночасье ставших бездомными.

Во всей этой атмосфере полуразрушенного города казалось, что даже море у Мессины шумело приглушённо, не радостно и даже тревожно.

Порт кипел жизнью, резко контрастирующей с мертвенными руинами части города. У длинных пирсов теснились рыбацкие баркасы, пахнущие выловленной рыбой, и неуклюжие каботажные судёнышки, с которых на мостовую под крики и брань сгружали ящики с товаром. Портовые грузчики, закутанные в потёртые куртки, с лицами, огрубевшими от ветра и непогоды, ловко орудовали тачками и телегами. Воздух гудел от итальянской речи — быстрой, громкой, эмоциональной. Она непривычно резала слух Волкова и Молотова, уже привыкших к ровному гулу нью-йоркских толп. Где-то свистел пароход, где-то звеняще бились друг о друга пустые бутылки у кромки берега, сталкиваемые накатывающими волнами. А над всем этим витал тяжёлый запах водорослей, запах, который бывает у зимнего моря.

Илья Дмитриевич Волков окинул взглядом свою странную команду. Рядом прислонился к поручням Степан Молотов, его уверенная казацкая выправка резко контрастировала с суетой сгорбленных итальянских носильщиков. За спиной с чемоданами наготове стояли несколько человек из охранного агентства компании «Соколов в Ко». Стальной взгляд, «Кольты» в кобурах под мышкой. Но так, чтобы оружие было не видно между бортами расстёгнутых курток. Февральская Сицилия — это плюс десять — двенадцать градусов, дождь каждые три дня и вечные туманы.

— М-да… Ну, будем считать, сойдёт… — прокомментировал внешний вид спутников Волков.

Со стороны они должны были выглядеть как охрана бизнесмена, приехавшего по своим делам на Сицилию. Дорогие пальто и шляпы перекочевали в багаж, ещё когда они приближались к итальянскому берегу. Американская щеголеватость выглядела бы на разбитых мостовых Мессины, слишком броским и чужеродным пятном, привлекающим внимание.

Покинув громадный паром, Волков начал поиск автомобиля, который довёз бы всю «команду» до Маринео, где следовало разыскать дона Де Луку и передать ему рекомендательные письма Джонни «Лиса» Торрио.

Пока шулер объяснялся с тощим сицилийцем у старенького «фиата», казак с интересом рассматривал всё вокруг. Здесь на них не обращали такого внимания, как в «материковой» Италии.

Когда они прибыли в Геную, к лайнеру «Каро», ставшему на рейде, подошёл небольшой баркас, принимая на борт тех, кто хотел сойти на берег в местном порту. Забастовка докеров в Генуе привела к тому, что суда приставали к берегу только с разрешения местного профсоюза. «Каро» пошёл дальше огибать Италию, а Волков и Молотов с бойцами оказались на небольшой рыбацкой пристани.

Даже там ходили массы народа, скандируя лозунги. Мальчишки сновали в толпе и совали всем листовки. «Красное двухлетие» Италии разгонялось. Страна застыла в полном непонимании — что будет дальше?

Затем был тряский поезд на юг, в Реджо-ди-Калабрию, где при посадке на паром патрульные в потрёпанной форме проводили всю группу подозрительными взглядами. Видимо, Волкова всё же приняли за какого-то иностранного коммерсанта, и «интуристов» никто не остановил. Но напряжение постоянно витало в воздухе всю дорогу. Гостей из Нью-Йорка разглядывали на каждом полустанке.

И вот они здесь. Сицилия. Неприветливая, бедная, выжженная. Земля, где писанные законы меркнут перед законами омерты. Взгляд Молотова привлекло яркое пятно сквера, что был единственным спокойным местом в бухте. Там прогуливались редкие парочки[5]…

Волков, наконец, договорился. Машина была нанята. Молотов скептически осмотрел не автомобиль, а нечто, похожее на проржавевшую консервную банку на колёсах, но водитель Никколо, судя по его энергичным кивкам, клятвенно уверял, что довезёт их аж до самого Маринео в провинции Палермо. И даже обещал подрядить своего сына с грузовиком, чтобы могли поместиться все члены отряда и их вещи.

— Готовьтесь, друзья! — хрипло бросил Волков, открывая скрипящую дверцу. — Трясти нас будет долго!

Он не соврал. Мостовая быстро кончилась. Землетрясение не пожалело даже метра в Мессине. Дороги пока что восстановили только на набережной и центральных улицах. Проехав восстающий из руин городок, «фиат» запрыгал по узкой, петляющей меж холмов дороге, а потом и вовсе покатил по земле, утрамбованной сотнями гужевых повозок. Машина подлетала на ухабах, кренилась на поворотах и истошно завывала мотором на подъёмах. Позади трясся старый грузовик с открытой кабиной. Сын Никколо крутил баранку, нацепив на лицо шофёрские очки, плотно прилегающие к лицу, чтобы как-то спастись от ветра и пыли. В кузове отбивали себе бока бойцы Молотова.

Каждый очень быстро ощутил на себе реалии этого времени. Бедная Сицилия, дороги и нормальные авто — были попросту несовместимы.

Земля вдоль обочин была цвета охры и меди. Бесконечные поля, поделённые низкими стенками кустарников, тянулись до самого горизонта, где в дымке еле виднелись горы. Старые скрюченные оливы цеплялись корнями за каменистые склоны, когда машины проезжали небольшие ущелья. Изредка попадались миндальные деревья, уже покрытые нежным бело-розовым цветом — первые вестники скорой весны. Их яркие пятна выделялись на фоне всеобщей суровости уходящей туманной сицилийской зимы.

Авто проезжали деревушки, прилепившиеся к вершинам холмов, словно орлиные гнёзда. Коричневые, песочные, серые домики с плоскими крышами теснились друг к другу, а над ними неизменно возвышалась квадратная колокольня местной церкви. Возле редких придорожных харчевен собирались кучки мужчин в потёртых пиджаках и кепках. Они переставали говорить и провожали машину тяжёлыми, изучающими взглядами.

Волков почувствовал, что письмо Джонни «Лиса» Торрио, припрятанное во внутреннем кармане, явственно «жжёт» ему грудь. Люди у харчевен могли быть кем угодно — фермерами, пастухами, а могли быть и людьми местных донов. Шулер вспоминал «инструкции», которые ему дал по поводу местных Алексей Соколов. А он постарался в общих чертах описать то, чем предстояло столкнуться русским парням, прибывшим из Нью-Йорка. И угадать: «дружественный» ли дону де Луке тип с ружьём стоит у кабака или нет — было невозможно. Слишком сложные хитросплетения отношений царили на Сицилии.

Местная мафия была серьёзным противником. Её настоящая история началась не в подпольных игорных клубах и не со стрельбы из автоматического оружия. Она зародилась не по вине злодеев, а из-за вакуума. Вакуума власти. Остров за свою долгую жизнь видел слишком многих: греков, римлян, арабов, норманнов, испанцев… Каждый приходил, брал своё и уходил, оставляя после себя культурный налёт и тяжёлое чувство отчуждения. Власть всегда была чем-то далёким, приходящим на кораблях из-за моря. Она была сборщиком налогов, но почти никогда — надёжным защитником.

Настоящими правителями здесь уже лет сто — сто пятьдесят были бароны. Аристократы, жившие в роскошных палаццо Палермо или вовсе в Неаполе на «материке». Их владения простирались по всей Сицилии, но сами они были даже «дальше», чем любая столица.

За бескрайними виноградниками и полями нужен был присмотр. И бароны сдали землю в аренду «габелотти».

Вот с них-то всё и началось…

Эти арендаторы нанимали бедных крестьян, собирали урожай и платили барону. Защищали виноградники от воров, посевы от пожаров, а себя от конкурентов. Полиции долгое время фактически не существовало. Она жила будто в «параллельной вселенной», а местные служаки так и вовсе были связаны с самими габелотти.

Несогласные и не желающие горбатиться над лозами винограда уходили в горы. А то и просто беднота сбивалась в шайки, которыми кишели сицилийские хребты. От них надо было отбиваться, и габеллоти создали свою собственную силу. Постепенно при их поместьях появлялось всё больше парней со здоровенными кулаками и сломанными носами, не расстающимися с ружьём и день и ночь. Эти молодцы охраняли поля, обеспечивали «справедливость» и взимали плату «за защиту».

Власть, как правило, строится на трёх китах: авторитете, силе и деньгах. По правилу двух из трёх, если есть хотя бы два пункта, то можно добиться и третьего. Так что если у вас есть сила и деньги, то рано или поздно появится авторитет. Влияние.

И постепенно к габелотти начинали обращаться не только за защитой от бандитов, но и чтобы решить спор с соседом, вернуть долг, наказать обидчика. Они стали альтернативой государству.

Почему их слушались? Потому что за спиной у них стояли те самые «парни». А ещё это в принципе было понятно любому сицилийцу. Его культурный код за столетия принял наличие «невидимой» руки.

Века подчинения чужакам научили сицилийца одному: официальная власть на острове — это не тот, кто тебя защищает, а тот, кто отнимает. А габелотти всячески развивали это чувство. Обратиться в полицию — значит стать предателем, stronzo, который не может разобраться со своими проблемами сам или обратиться к «своим». Правосудие сливалось с делом чести семьи и личным отмщением. Так постепенно зарождалась «омерта».

Габелотти превращались в мафиозо. Их называли uomo rispettаto — уважаемый человек. Они стали арбитрами, защитниками. «Плати мне, и я наведу порядок». Платой были не только деньги, но и абсолютная лояльность. Но, как и всегда — вседозволенность развращает…

В 1860-ых Гарибальди высадился на Сицилии, чтобы присоединить её к единой Италии. Габелотти быстро сориентировались и поддержали его, получив в благодарность карт-бланш от новой власти. Объединённой Италии нужен был хоть какой-то контроль над мятежным островом, и она делегировала эти полномочия тем, кто и так уже всем заправлял.

Так «уважаемые люди» перебрались из сельских угодий в города. Они теперь контролировали выборы, муниципальные контракты, целые отрасли. Подмяли под себя реальное управление богатейшими серными шахтами. Доны стали незаменимым посредником между народом и далёким, абстрактным государством.

Мафия в самом начале родилась не из криминальных разборок. Она родилась из пустоты. Она дала людям закон — свой, жёсткий, кровавый, но закон. Но затем эта сделка превратилась в сделку с дьяволом…

Многие бывшие габелотти, а теперь доны наподобие Альберти, что держал в заложниках семью Паоло Колетти по просьбе Джо «Босса» Массерии — почувствовали вкус вседозволенности. Их палаццо прирастали этажами, а пропасть между «парнями с лупарами» и народом становилась более широкой. Любые движения профсоюзов тут же давились палками и ножами. Иногда даже стрельбой по толпе. И сейчас Сицилия замерла в ожидании нового взрыва. Взрыва, когда «материк» попытается навести свои порядки. Такое всегда приводило в этих землях к одному. Обнищание местных, кровь всех, и обогащение тех, кто приезжал из Неаполя и Палермо, чтобы получить свои деньги за аренду земли и шахт.

Бойцы в кузове грузовичка молчали, изредка перебрасываясь короткими фразами. Они провожали взглядами повозки, запряжённые усталыми лошадьми, и громко тарахтящие открытые гружёные грузовики.

День начал клонился к закату. Солнце, из бледного и зимнего, стало вдруг густым, алым, заливая кровавым светом долины и горные утёсы. Водитель, перебрасывающийся всю дорогу фразами на итальянском с Волковым, вдруг повернулся и, показывая рукой куда-то вбок за темнеющий силуэт горы, сказал:

— По берегу путь был бы длиннее. Хотя дороги там лучше. Кстати, там есть «ваши».

Он хитро улыбнулся.

— «Наши»? — удивился шулер.

— Да. Несколько поселений русских. Я ваш язык слышал, когда в Мессине после землетрясения стояли русские корабли. Русские давно уже там живут. За этой горой. Лет тридцать, а то и больше.

Илья Митрич обернулся к Молотову и повторил ему уже на русском. Казак прищурился:

— Надо будет рассказать Алексею Ивановичу. Он собирался вести какие-то дела с местными. Может, получится всё сделать через «земляков».

«Фиат» обогнул горную гряду, а затем впереди показался небольшой городок. Никколо указал на него и произнёс:

— Маринео…

Туман уже рассеялся, и поселение было хорошо видно. Маринео расположилось на откосе длинной скалы. Каменные дома карабкались вверх по склону, узкие улочки-лестницы обегали их словно ручейки. На самом верху, стоял большой дом с квадратной массивной башней и несколько пристроек. Возле него, чуть пониже, желтело в последних лучах солнца здание церкви.

Машина, с трудом одолев последний крутой подъём, остановилась на крошечной площади, вымощенной неровным булыжником. Было пустынно. Только из-за приоткрытой двери траттории доносился приглушённые голоса, и пахло чесноком и жареным перцем. Где-то на соседней улице пронзительно ревел осёл.

Усталые путники вылезли из машин.

— Ну что, Степан Григорич, — грузно ступив на мостовую, проговорил Волков. — Приехали.

— И где здесь искать этого дона Де Луку?

— Есть у меня мысль, что во-он тот дом — его… — усмехнулся шулер и кивком указал на здание с башней.

Казак оглядел темнеющие улочки, ведущие вглубь городка. Из-за угла траттории вышел мальчишка лет десяти. Несмотря на холод, на нём были коротких подранные штаны. На плечах висела большая, не по росту, куртка. Он замер и уставился на приезжих.

Илья Дмитриевич медленно достал пачку американских сигарет и закурил. Затем выудил из кармана пару монет, наменянных ещё в Генуе. Мальчишка не шелохнулся, только следил за каждым движением. Волков сделал шаг к нему. Ребёнок отступил, но не убежал. Его глаза, чёрные, как маслины, были полны детского любопытства и животной осторожности. Он стал похож на пугливого зверька.

— Дон Де Лука, — чётко произнёс Волков и бросил монету.

Мальчик ловко поймал её, но не сдвинулся.

— Эта — потом! — улыбнулся шулер и показал вторую монетку.

Мальца как ветром сдуло.

— Контакт установлен! — картинно расставил руки Илья Митрич.

Молотов лишь покачал головой.

— А если он просто забрал деньги и был таков?

— Если я хоть немного понимаю местные порядки, то, поверь, нас скоро «найдут». А пока предлагаю перекусить. У меня в животе уже киты поют.

Расплатившись с Никколо и его сыном, вся «команда» забрала вещи и двинулась в забегаловку.

Дым от дешёвых папирос и самокруток застилал низкий потолок траттории, смешиваясь с ароматом чеснока и вина. За столиком в углу, под покосившимся образом местного святого, сидели гости из Нью-Йорка. Немногочисленные местные бросали на них украдкой взгляды и наблюдали, как суетится хозяин, почувствовавший неплохую вечернюю выручку.

Дверь скрипнула, и в тратторию вошёл пожилой мужчина, по одежде больше похожий на пастуха. Но через плечо у него висело ружьё. Его обветренное лицо было испещрено морщинами. Он подошёл к хозяину, что-то коротко сказал и затем повернулся к приезжим. Пронзительный взгляд смерил всю компанию, и мужчина, поправив ружейный ремень, не спеша подошёл к столику.

— Новые лица. Добро пожаловать в благословенную землю Маринео, — произнёс он. Слова были гостеприимны, но в глазах читалась настороженность. Долгая пауза прозвучала скорее как немой вопрос: зачем такие гости забрались в этакую даль?

— Благодарю! — кивнул Волков.

Тишина затянулась. Местные, уже не стесняясь, переключили внимание на компанию русских.

— Меня зовут Бернардо. Кто искал дона? — тихо спросил порученец Де Луки.

— Я, — ответил Волков, — У нас к нему очень важное дело. И письмо от его старого друга.

Бровь мужчины слегка изогнулась:

— Кто этот… «друг»?

— Передайте дону Де Луке, что мы привезли тёплый привет от Джонни Торрио.

Бернардо нахмурился:

— Я знаю — кто такой Торрио. Но вы не итальянцы. А Торрио вряд ли бы послал сюда кого-то другого…

— Наш босс — партнёр Торрио, — нашёлся Илья Митрич.

Бернардо задумчиво пожевал ус, и всё также негромко ответил:

— Думаю, дон встретится с вами. Но пойдёт только один человек. И без оружия, — мужчина усмехнулся и кивком указал на чемоданы, — Остальные останутся здесь.

Волков переглянулся с казаком и произнёс:

— Что же… Нас это устраивает…

Памятник русским, что помогали мессинцам после землетрясения.

Русские моряки разбирают завалы Мессины

Гуманитарная помощь