Русская Америка. Сухой закон 4

Глава 6. Вымирание…

16 февраля 1920 года. Павуска, округ Осейдж, штат Оклахома

Глаза быстро бежали по газетным строчкам:

«…Насколько же наше общество безразлично к детям, если крупные издания, связанные с демократической партией Соединённых Штатов, готовы положить судьбу ребёнка на алтарь политической выгоды?

Маленькая Анастасия, сирота, чьи родители погибли при весьма странных обстоятельствах после того, как глава семейства принял решение выйти из секты Пророка, была вынуждена бежать из Аунего!

Так почему же газеты молчат о том, что дети-сироты в этом поселении не имели опекунов или государственной поддержки?

Или, может быть, они хотели бы, чтобы этот ребёнок попал в ужасный «Ковчег» Пророка и тоже мог погибнуть?

Неужели газета «Демократик Ньюс» считает, что каждый американец поддержит её в травле бизнесмена Алексея Соколова, который приютил у себя ребёнка до того, как девочке будет найден дом. Мистер Соколов активно занимается благотворительностью: открывает социальные кухни, строит детские дома и сейчас ремонтирует здание под школу в Бронксе.

Так кто же достоин называться настоящим гражданином? Те, что в угоду своим политическим целям готов разрушить судьбу маленькой Анастасии и отправить её в неизвестный приют, или тот, кто готов подарить ей новую жизнь, семью и обеспечить всем необходимым, дать хорошее образование. Дать путь в счастливую жизнь!

Для редакции «Нью-Йорк. Факты» ответ очевиден. Пока законодательство Соединённых Штатов в отношении сирот не приобретёт цивилизованные рамки, пока не будут созданы социальные институты, что защищают детей, оставшихся без заботы родителей, нам, видимо, придётся полагаться лишь на таких сознательных людей, готовых бескорыстно заботиться о сиротах.

Бизнесмен Алексей Соколов считает, что публикации «Демократик Ньюс» голословны и наносят удар его репутации. И требует публичных извинений от издания, опубликовавшего грязную клеветническую заметку «Бизнесмен из Бронкса ворует детей из Аунего?» В противном случае он подаст в суд на «Демократик Ньюс».

Также он выразил надежду, что эта ситуация сдвинет с мёртвой точки законопроекты о призрении сирот. И готов вложиться в строительство крупного детского приюта в Бронксе.

Вот — позиция истинного гражданина! Но, к сожалению, Алексей Соколов до сих пор вынужден пользоваться лишь ограниченными правами мигранта в нашей стране. Нам кажется, что эта несправедливость тоже должна быть исправлена!..»

Я свернул газету, привезённую моими людьми из Нью-Йорка. Читал я вслух, чтобы Блум тоже имела возможность оценить «размах» Джеффа Брауна. Нет, я определённо взял в газету нужного человека. Пусть он и приходит в ужас от моих идей, но всё равно исправно включается в работу. А когда погружается в неё, то забывает про все сомнения и жжёт глаголом как следует!

Мисс Брауни дослушала заметку и заговорила:

— Очень неплохо! Думаете, сработает, Алекс?

— Надеюсь… Нужно посмотреть на реакцию служб опеки, если их можно так называть. И потянуть время до реализации плана, что мы придумали с вами.

Блум улыбнулась и отрезала кусочек свежего пирога. Мы сидели в небольшом ресторанчике в Павуске и ужинали. За соседним столиком собрались мои «работники», что сегодня приехали в Оклахому после вчерашнего звонка в офис «Соколов и Ко».

— Алекс, я, признаться, восхищена тем, как вы сразу решились помочь осейджам. Но вы уверены, что не сто́ит обратиться к шерифу? — спросила девушка.

Вчера я посвятил её в общих чертах в мои планы задержаться в Павуске и расследовать смерти индейцев. К моему удивлению, Блум решила тоже остаться со мной и решительно отмела все возражения насчёт того, что подобное может быть опасно. Похоже, её так это заинтересовало, что мисс Брауни готова была провести здесь даже неделю.

Когда девушка сказала, что ей ещё надо завершить все дела со сделками на ярмарке лошадей, и она всё равно не собирается уезжать домой, я сдался. Хотя подозревал, что на все оформления ей хватило бы и пары суток.

— Я думаю, что у убийц есть свои люди в полиции, — понизил я голос.

Она недоверчиво нахмурилась:

— Это серьёзное обвинение.

— Общее число смертей при странных обстоятельствах — девять. Девять, мисс Брауни.

— Но индейцы очень часто болеют после того, как начали часто общаться с приезжими. Здесь такие условия работы и такое количество больных, что иммунитет осейджей, не привыкших к такому и живших до этого «замкнуто», просто не справляется… — начала она.

— Мисс Брауни, я прекрасно понимаю это. И знаю — где вы почерпнули эту информацию. Все газеты пишут об этом уже несколько лет и посыпают голову пеплом — мол, «мы навлекли на индейцев эти проблемы». Но у меня есть возражения!

— Какие же? — полюбопытствовала Блум.

Я начал говорить осторожно, чтобы достучаться до красавицы. Она очень умная и образованная по местным меркам девушка. Но не видела многого, что происходит за пределами её «среды» и кругозора.

— Смотрите, газетная заметка «Демократик Ньюс» выставила меня в негативном свете. А мой ответ показал, что, оказывается, желание мигранта помочь ребёнку может порицаться. В то же время американцы что-то не стоят в очередях за десятками тысяч сирот по всей стране, — хмыкнул я, — Вопрос не в том, что пишут газеты, а в том, КАК они пишут. Следите за мыслью… Теперь мы возвращаемся к теме индейцев. Газеты настойчиво уже лет пять твердят о том, будто осейджи, мохоки, ирокезы и прочие болеют, потому что белый человек принёс на них «Кару божью» и теперь несёт за это ответственность…

Я заглянул в глаза девушке и спросил:

— Ну как? Понятно, куда я клоню?

Она прищурилась и отпила чай:

— Кажется, понимаю…

— То есть получается, словно индейцев за что-то якобы наказывает Бог… Вопрос: а за что, Блум? Вы сможете ответить? Сомневаюсь. Я вот тоже не могу. Но в сознании простого американца, который, будем честными, относится к индейцам не лучше, чем к неграм, всё нормально. Всё в рамках! Больше ста лет индейцы были не богоугодны, и читателю скармливают эту байку снова и снова. Идём дальше! Белый человек ДОЛЖЕН нести ответственность за то, что навлёк «кару божью». А дальше начинаются разглагольствования о том: как можно помочь индейцам? И тут же даётся ответ: держать дальше в резервациях, чтобы они якобы не болели и не страдали, и распоряжаться богатствами их земель, потому что сами они не могут… Хитро, не находите? Интересное такое искупление вины получается у «приезжих». Оглядитесь вокруг, мисс Брауни. Похоже на то, что осейджи плохо устроились и им надо помогать? Их называют «самой богатой нацией» Штатов. Мне кажется, они и так отлично справляются…

Я откинулся на спинку стула, удовлетворённый своей пламенной речью. Блум родилась и выросла в потомственной семье аристократов. Там было другое воспитание. При этом она обладала весьма большой широтой взглядов. Но о таком, видимо, не задумывалась.

— Алекс, на вашем месте я была бы осторожнее. Получается, вы посягаете на то, что строилось столетиями… — заметила девушка.

Но я увидел, каким интересом зажглись её глаза. Она явно посмотрела на меня «по-новому». К сожалению, я не мог никому признаться: ни друзьям, ни ей, что я ещё многое намерен «пошатать» в головах американцев. Правда, на это понадобятся десятилетия моей новой жизни.

— Я присматривалась к городу и здешним людям, — призналась красавица.

Я усмехнулся:

— Понимаю… И как вам?

— Благодарю вас за то, что послали со мной своего водителя. Здесь действительно много жуликов и мужланов. У меня последний конюх и то воспитанней.

— Но вы хотели сказать не это…

— Да. Я слышу: о чём говорят люди. Они ненавидят осейджей.

— И? — подбодрил её я.

— Осейджей ненавидят ни сколько за то, что им достались паи… А за то, что эти земли достались именно ИНДЕЙЦАМ.

— Вот! — торжествующе поднял палец я, — Вы и сами это увидели всего лишь за один день в Павуске. Здесь всё строится на выкачке денег из карманов племени.

— Это я тоже заметила. Вчера я предложила обычную цену за лошадь двум осейджам, когда набирала людей и скакунов для «индейских скачек». Так вокруг поднялся такой крик местных, и такое столпотворение, что меня чуть ли не затоптали… Спасибо Матвею, он угомонил парочку особо «бешеных» мужчин. Дело в том, что я по местным меркам очень сильно сбросила цену. И после этого осейджи захотели иметь дело только со мной. А я всего лишь предложила те деньги, что заплатила бы за коней у себя в Кентукки.

Я мысленно похвалил себя ещё раз за то, что отправил Матвея вместе с девушкой. И сделал себе зарубку: похвалить своего верного спутника.

— Блум, я бы, может, и обратился в полицию. Но есть одно но. Погибшие все до единого: чистокровные осейджи. Девушки были замужем за приезжими. А мужчины не имели близких родственников. Либо сами были из одной семьи с этими девицами и могли унаследовать землю после них «по роду». Все нефтяные паи умерших таким образом отошли либо мужьям, либо в фонд аренды на аукционе «Вяза». Я не верю в такие совпадения… И при этом полиция за два года не преуспела в том, чтобы найти убийц. Я уверен, что их намеренно свели в могилу. А особо нетерпеливые «новые» родственники даже постреляли своих жён или их братьев. Либо «заказали» их…

Брауни допила чай и тихо спросила:

— И поэтому ваши люди привезли в своих чемоданах столько оружия? Алекс, мой отец был заядлым охотником. Я прекрасно помню, как пахнет оружейное масло. Из люкса, где остановились ваши «бойцы» так и тянет им…

Я не стал отпираться:

— Да, если дело зайдёт слишком далеко, то я хочу иметь под рукой хороших солдат.

Мисс Брауни посмотрела на спокойно и неторопливо расправляющихся с ужином бойцов и поинтересовалась:

— Кто они, мистер Соколов? Ваши люди действительно так хороши и преданы вам? Судя по тому множеству статей в газетах, в Аунего было очень жарко. И от них за милю «пахнет» войной.

Я ответил, ни капли не смущаясь:

— Так и есть. Видите того человека, — я кивком показал на Ивана Кислова, что помогал Волкову в щепетильном деле с фотографиями-компроматом на агентов бюро расследований, — Который больше похож на буйвола. Он был пехотинцем. После того как у него шрапнелью оторвало несколько пальцев, его перевели в санитарную команду. Он носил товарищей из-под огня почти до конца войны. А тот, правее, из егерей, это мобильные стрелки, — пояснил я Блум, — Приехал сюда со своей семьёй. Еле спас их в эвакуации. Повезло. Дальше сидит артиллерист, что дошёл при прорыве до Карпат. Вы же знаете, где это? Отлично. Он знал моего «офицера», бывшего капитана, а ныне начальника моего охранного агентства. Хотя бывших капитанов не бывает… Мир тесен, и они встретились здесь в Нью-Йорке, когда мы набирали новых людей, — затем я показал на Горохова, — Этот молодой парень — снайпер. И уже несколько раз спасал мне жизнь. Не смотрите на его молодость. Думаю, как раз он убил больше врагов, чем все остальные за тем столом, вместе взятые. С Матвеем и Вольгой вы уже познакомились…

— Вы так хорошо знаете своих людей?

— Стараюсь. Что же я за начальник такой, если не в курсе — кто у меня в подчинении… — скромно ответил я, — Многие из них прибыли сюда с семьями. Я даю им кров, пищу и хорошее жалованье. И цель. Ведь значительная часть денег идёт на развитие общины в Бронксе.

— Санитар, снайпер, стрелки… Вы хотите начать здесь маленькую войну, мистер Соколов? — напряжённо спросила Блум.

— Что вы! Просто у меня других и нет! — засмеялся я, — Абы кто у нас в охранное агентство не попадает. Тем более, если я достигну договорённостей с осейджами, мои люди будут охранять часть месторождений, что принадлежат индейцам. И мои нефтевышки тоже. И я надеюсь, всё обойдётся без большой крови. Просто вы уже поняли: что это за край.

— Понимаю. В статье из вашей газеты сказано о детских садах и школах. Я могу увидеть их, когда в следующий раз буду в Нью-Йорке?

— Конечно, лично проведу вам «экскурсию», — улыбнулся я, — А что за «индейские скачки», для которых вы покупаете лошадей и ищете наездников?

— После дерби в Атлантик-Сити Енох Джонсон, видимо, решил снова поработать со мной и Дэннисом…. Точнее, со мной. Я буду организатором конного представления на открытии ряда казино и отелей в Атлантик-Сити во время Сезонного фестиваля.

— Отлично! Я тоже буду там, только по другому поводу. Мы презентуем наши радиоприёмники и проведём первую в стране радиопередачу на много городов одновременно! — нашёлся я, — Предлагаю поехать в Джерси вместе.

— Согласна, — одарила меня кокетливой улыбкой Блум.

Она приблизилась ко мне и уже почти шёпотом произнесла:

— Вы уверены, что человек, которого мы ждём, сможет нам помочь?

— Думаю, он, как минимум, подскажет нам: кого сто́ит опасаться в первую очередь. И укажет на потенциальных «союзников» в Павуске, — не стал раскрывать я все карты девушке.

Я ведь не объясню ей, каким образом уже знаю про Уильяма Хэйла. Но бюро расследований так и не нашло всех убийц в округе Осейдж. А вот человек, который сейчас вошёл в ресторанчик, вполне мог дать зацепки.

Поднявшись навстречу мужчине в красивом пальто с серебряным отливом, я протянул руку:

— Мистер Макбрайд! Рад знакомству!

Пожилой нефтяник пожал мою ладонь и склонился, целуя руку Блум:

— Я тоже. Но теперь, видя…

— Мисс Блум Брауни!

— … Видя мисс Брауни, я ещё больше воодушевлён этой встречей, — рассы́пался в комплиментах новый знакомый.

Он уселся на стул, а я представил нового знакомого Блум:

— Мисс Брауни, это мистер Барни Макбрайд. Он уже довольно давно занимается нефтью и очень дружен с вождём племени.

В «моём времени» осейджи с ним общались очень хорошо, и именно его вчера мне посоветовал Артур Бонникасл. Индейцы направили в 1923 году Макбрайда в Вашингтон с письмом для властей, когда отчаялись получить поддержку от Федерального агентства по делам индейцев.

Уильям Хэйл послал своих головорезов за нефтяником. И того нашли с множеством ножевых ранений. Когда стало известно, что убит белый богатый промышленник, газеты взорвались скандальными заголовками, а Вашингтон, где у Макбрайда были обширные связи — наконец-то обратил внимание на происходящее в Оклахоме.

Но у меня нет трёх лет. И сейчас я, скорее всего, спасаю жизнь этому человеку. О чём никто, конечно же, никогда не узнает.

— Итак, о чём вы хотели поговорить, мистер Соколов? — спросил Барни и подозвал между делом официанта, — Жаркое из индейки. И стаканчик «горячительного». Шелл в курсе, какого… А вы как, господа? — подмигнул он.

— Соглашусь, — усмехнулся я.

Блум вежливо отказалась от виски.

Видимо, бизнесмен бывает здесь часто, и у бармена для него припасён эксклюзив.

Понизив голос, я изложил цель встречи:

— Хочу поговорить о том, что вы знаете об убийствах осейджей…

Барни Макбрайд словно наткнулся на невидимую преграду. Затем снял очки, опустил глаза, протирая стёкла, и тихо произнёс:

— А какой в этом ваш интерес, мистер Соколов?

Вечером. Нефтяная вышка в о́круге Осейдж. Недалеко от Фэрфакса.

Студебекер свернул с дороги и покатил по потрескавшейся земле. Вокруг вышки на несколько десятков метров расплылось большое пятно, на котором ничего не росло. Поверхность здесь походила на панцирь черепахи с неровными сегментами. Нефть, разливавшаяся при добыче, «выжгла» всё живое. Двигатель авто заглушили…

— Эй, Фредди! Мы приехали! Вылезай!

— Ааааа? — осоловело протянул вусмерть пьяный индеец.

— Я говорю… ик… Фредди Ахайя, вылезай из машины! Я что, один буду искать бухло?

— Что?

— Говорю, тут рабочие по-любому спрятали бухло… Я видел у них утром. Помоги найти! Эх… С этим сухим законом только одни проблемы…

Фредди вывалился из машины, зацепившись носком дорогой туфли за порог шикарного автомобиля, и растянувшись на земле.

— Он что? Совсем нажрался? Эй, Фред, ты чего? Сдаёшь позиции, ха! — заржал третий собеседник.

Они с товарищем подхватили хихикающего индейца под руки и потащили за собой.

— Э-э-э-э эээй, Мэри… подари мне ночку! — пытался напевать наклюкавшийся индеец.

— Держи его, Байрон… — вдруг просипел тот, что был за рулём Студебекера.

— Ага… Здоровый, сволочь… — с натугой ответил его компаньон.

Один из них неуклюже подбил ногу осейджа, и тот рухнул на колени.

— А-а-а-а-а? — только и смог удивлённо произнести он, прежде чем четыре руки с силой макнули его в глубокую лужу нефти шириной в несколько метров.

Индеец слабо забился, пытаясь выбраться из железной хватки убийц. На поверхности нефти возникло несколько пузырей.

— Держи! — прохрипел душегуб подельнику и сжал от напряжения зубы.

Через полминуты осейдж прекратил барахтаться. Он так и застыл: лёжа на животе на краю чёрного маслянистого пятна.

— Ну, вот и всё… Король будет доволен, — встал, отряхиваясь, Байрон, — Судья скажет, что он сам нажрался и упал сюда.

— Поехали отсюда…

— Куда? Ты чего, совсем спятил? Пойдём сами.

— Да здесь пять миль топать!

— А ты хочешь забрать машину Фредди? Всё должно выглядеть убедительно. Не сам же он сюда пешком забрался. Да ещё и пьяный. В такую-то даль от Фэрфакса! Терпи. Хочешь бабки — топай и не жалуйся!

— Два индейца за два дня, Байрон! Это вызовет подозрение! Ты уверен, что осейджи поверят, будто Ахайя захлебнулся сам?

— Так надо! Поверят или нет — нам любой расклад на руку! Завтра в Павуске начнётся ещё большая шумиха, а Король Хэйл с шерифом начнут трясти всех приезжих, чтобы найти якобы «залётных» убийц. Так что одним осейджем больше, одним меньше! Ты что не помнишь, о чём Уильям говорил вчера на Совете?

Оба душегуба уже шагали по равнине в сторону Фэрфакса.

— Помню…

— Так что если вождь подумает, будто Ахайю тоже убили, Король точно продавит проверки! А если нет, то и все карты нам в руки на аренду его паёв!

— Всё! Понял-понял! Не ори!

— На кону стоят такие земли, что лишние лица на следующих торгах нам не нужны…