Родное гнездо

Глава 23. Библиотека

Февраль 1985 года, Город, 19 лет

— Вот что я могу вам предложить по этой теме, молодой человек, — сурово изрекла строгая библиотекарша, выкатывая каталожный ящик, полный карточек из плотной желтоватой бумаги.

Торик посмотрел на внушительную стопку библиотечных карточек, шеренгами солдат заполонивших стол, уселся, вздохнул и… решительно принялся перебирать их одну за другой. Получалось медленно.

Здесь, в самой большой библиотеке Города, не разрешали просто листать книги на полках. Книги приходилось отыскивать по карточкам, заказывать, и лишь потом их приносили и выдавали. Да и то читать позволялось только здесь же, в читальном зале. Незнакомые фамилии авторов, малопонятные названия — разве угадаешь, что найдется внутри всех этих книг, и что из этого окажется ему полезным?

Ладно, решил Торик, пусть будет несколько итераций. Отложим карточки к книгам, которые точно не подходят, из оставшихся выберем пару десятков многообещающих и возьмем посмотреть. Если не повезет, будем брать остальные небольшими порциями.

Главное, чтобы дело вообще двигалось.

* * *

Вчера Торик написал в блокноте следующее.

Что у нас есть:

— С помощью прибора мы погружаем мозг в сон (срабатывает не всегда).

— Если удается заснуть, мы можем попадать в момент своей жизни и проживать его заново.

Что мы хотим получить в результате:

— Попадать и в другие воспоминания.

— Как-то отслеживать факт, что человек уснул. Тогда можно будет точнее управлять процессом.

— Пока только мы воздействуем на мозг. Но интересно узнать, что за сигналы передает сам мозг в ответ.

Дальше в блокноте шла фраза, подчеркнутая дважды:

* КАК физически уловить сигналы мозга? *

Торик отодвинул блокнот. Это ключевой вопрос. Если ответ найти не удастся, прибор так и останется забавой, причудливой игрушкой, которая неизвестно почему иногда работает.

И вот теперь он перелопачивал десятки непонятных книг, написанных совершенно нечеловеческим языком для врачей, пытаясь в этих «тоннах словесной руды» отыскать крупицы полезных знаний. Библиотекарши поначалу отнеслись к его поискам скептически — ведь он даже не студент-медик! Потом, видимо, поняли, что молодой человек увлечен своим исследованием всерьез, и разрешили брать даже новейшие журналы.

В итоге, через несколько дней «хождения по мухам», как Торик называл для себя это приключение, в блокнот добавились следующие записи:

— В медицине для изучения сигналов мозга используют энцефалографы (ЭЭГ), это большие стационарные установки.

— ЭЭГ изучают уже давно, излучаемые мозгом сигналы записывают и отображают на бумажных лентах. Расшифровка таких сигналов очень сложна и противоречива, достоверных сведений мало, больше догадки.

— Из проверенного: физически сигналы мозга — это очень маленькие напряжения от десятков микровольт до нескольких милливольт, частотой до 70 герц. Уловить их трудно, обычно мешают помехи, поэтому измерения поводят в специально оборудованных помещениях.

— Медики выделяют альфа-ритм, именно он отмечает начало засыпания, когда человек уже уснул, но еще не видит сны. Это самый сильный сигнал, частотой от 8 до 13 герц, почти синусоида.

— Для качественного снятия сигналов на голове пациента закрепляют не менее трех датчиков: один на затылок, другой на лоб, контрольный — на мочку уха.

С этим уже можно было пытаться работать. Хотя сложностей хватало. Маленькие напряжения, крайне низкие частоты, да еще и получение доступа к результатам со стороны цифровой части устройства — нет, самому такое точно не потянуть. Отец тоже вряд ли поможет: да, микровольты и слабые токи — это его радиостихия, но здесь частоты совсем не такие, чем в радиосвязи, а значит, будет другая схемотехника, понадобятся иные решения. Так что без Семена опять не обойтись. Если только он, поглощенный новыми семейными заботами, согласится помочь.

Замаячил на горизонте и другой вопрос. Хорошо, допустим, мы научимся получать из этих крохотных напряжений нечто осмысленное и измеримое. И что дальше? Как можно обрабатывать эти сигналы?

Как вообще обрабатывают сигналы математически? Конечно, Торик имел об этом некоторое представление, поскольку им начитывали высшую математику. Но то была лишь теория, а для дела нужны реальные рабочие формулы и методики. Так перед ним забрезжила путеводная звезда новой темы для исследования.

И Торик принялся изучать методы обработки сигналов.

* * *

Март 1985 года, Город, 19 лет

Теперь Торик уже поднаторел в китайской грамоте работы с каталогами, да и подходящих книг по математической обработке сигналов нашлось куда больше, чем по изучению волн мозга. Он наметил себе шесть книг, четыре из которых библиотекарша тут же принесла: видимо, ими пользовались чаще, чем заумными медицинскими.

— А вот эти две? — деловито уточнил Торик. — Их нужно заказывать?

— Нет, они в основном фонде, — пояснила библиотекарша. — Но сейчас на руках. Их уже взял кто-то из читателей.

— Как жалко! По описанию они бы мне даже больше подошли. А другого экземпляра нет?

— Эти издания достаточно новые, по одному экземпляру в фонде. Подождите, я сейчас посмотрю записи. Вот, моя коллега пишет: обе книги выданы сегодня в читальный зал.

— Даже так? А… как узнать…

— Вообще-то обычно мы так не делаем, но, полагаю, большого вреда не будет. Книги взял читатель… э… читательница Зоя Ключевская. Второй читальный зал, это вон там.

— А как мне ее найти?

— Давайте я вам помогу. — Вздохнув, библиотекарша тяжело поднялась со стула и зашагала в сторону зала. — Соблюдаем тишину.

— Конечно.

Бесшумно, как истинный библиотечный ниндзя, она приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

— Вам повезло: там всего три женщины. У окна сидит наша Людмила Николаевна, в глубине — та, что руками машет, видите? — читательница из музыкального отдела. Получается, что ваша Ключевская — вон та девушка у стены. Попросите, может, ей прямо сейчас книга не нужна? Только тихо!

— Я тихонько, — пообещал Торик. — Спасибо вам.

Он вошел в читальный зал и мягко прикрыл за собой дверь. Выбрал стол рядом с девушкой, аккуратно положил книги и блокнот и попытался работать. Сосредоточиться на формулах не получалось. Он то и дело отвлекался, поглядывая на девушку.

Старшеклассница, худенькая, в восьмом-девятом учится, решил он про себя. Не сказать, чтобы красивая, но приятная, нос крупноват, с заметной горбинкой. Щеки с еще детской припухлостью. Волосы цвета темного меда свободно лежат по плечам. Глаза… Пока не разглядеть: она сосредоточенно выписывала что-то из книги в тетрадь и ни разу не посмотрела на него. Сотни беспокойных мыслей метались в его голове. Что ей сказать? С чего начать? Вдруг она встанет и уйдет вместе с книгами? Да еще этот чертов режим тишины! Как вообще разговаривать, если нельзя издавать звуки?! Звуки? А это мысль!

Торик негромко прочистил горло. Девушка наконец оторвалась от книги и впервые заметила его. «Серые!» — не к месту проскочила мысль. Да, глаза у нее темно-серые, взгляд глубокий и внимательный, вдумчивый, и… звучит банально, но где-то он ее уже видел.

— Привет, — прошептал он. Какая нелепость! Ничего получше не мог придумать?

— Здравствуйте, — тоже шепотом ответила Зоя, вопросительно глядя на него.

— Дело в том, что… — привычно начал он издалека, но тут мужчина, сидевший сзади, возмущенно шикнул на них, и Торик решился. — Мы можем выйти в коридор?

Она молча кивнула, легко и изящно встала и без колебаний направилась к двери. Торик пошел за ней, невысокой и гибкой, подумав: как все-таки хорошо, что это библиотека, а не темный подъезд!

— Зоя, мне сказали…

— Мы знакомы? — перебила она. Голос звучал приятно. — То-то мне показалось, я вас где-то видела.

— На остановке! — вдруг вспомнил он. — Долго не было троллейбусов и там…

— …никого не было, только я и… вы. И еще какая-то смешная бабуся.

— Со мной лучше на «ты», — смутился Торик.

— Хорошо, — согласилась она. — Чем я могу помочь?

— Я взял несколько книг математических, мне нужно для… одного исследования.

В серых глазах появился какой-то новый интерес. Одна бровь полезла вверх. Зоя слушала внимательно и не перебивала. Он рассказал ей про книги, про библиотекаршу, про читальный зал, но ее занимало совсем не это.

— А какую тему вам… в смысле… тебе задали исследовать? Я сюда давно хожу, могу что-нибудь посоветовать.

— Это не по учебе, — сразу уточнил он. — Мне нужна математика для обработки сигналов, и я решил посмотреть, может, уже есть что-то на эту тему.

— Есть-есть, я сейчас как раз взяла одно пособие, там ряды Фурье, Тейлора, Маклорена, а еще мне нравятся их свертки. Там получается очень изящно, сейчас покажу. — Она повернулась к залу, но он остановил ее.

— Погоди, а ты-то каким чудом во все это попала? Это ведь даже не вузовская программа, а где-то за пределами. Или ты — вундеркинд?

— Нет, я… Мне просто все это очень близко. Давно. Всегда. — Голос ее потеплел, а зрачки чуть расширились. — Понимаешь, школьная математика дает лишь самые азы, а мне всегда хотелось заглянуть дальше. И пока одноклассники безнадежно топчут тригонометрию, я немного ушла вперед.

— Немного? — улыбнулся он, и она чуть кокетливо улыбнулась в ответ:

— Чуть-чуть. Меня интересует разная математика, там столько подразделов, в голове не укладывается.

— А физика? — не мог не спросить он.

Она пожала плечами:

— Физика? Там же такой примитив. Эм вэ квадрат пополам… И вот это изучать пять лет?

— Нет-нет, это же самый верхний уровень, а под ним — глубины. Знаешь, там полно математики, большой и настоящей математики, которая тебе нравится. Там высшая математика встречается с силами природы и объясняет их. Роторы, векторы, дивергенции, тензоры — все это реально оживает только там, в физике.

— Хм… Пожалуй, когда я закончу с преобразованиями и функциями, надо будет посмотреть и эти вещи. Звучит интересно. Спасибо, эмм… а как тебя зовут?

— Торик.

— Толик?

— Да, Анатолий. Но друзья называют меня Ториком, мне так больше нравится.

— Торик… Надо же! — Она взглянула на свои наручные часики. — Пойдем, покажу тебе ряды и свертки, а то у меня всего полчаса осталось.

— А потом?

— А потом — в школу. Я же еще маленькая! Буду тихо сидеть и слушать про эм вэ квадрат.

— Какие знакомые ощущения, — пробормотал он.

— Правда? — И снова этот глубокий изучающий серый взгляд.

— Ага, я тоже всегда изучал совсем другое, чем мое окружение.

Нужные формулы они, разумеется, нашли. Но, выйдя из библиотеки, он вспоминал не их, а необычную девушку, искренне и без притворства увлеченную математикой. С ней даже поговорить оказалось интересно. Жаль, что они больше никогда не встретятся. Или все-таки встретятся?

* * *

Дома опыты с прибором продолжались. Одному было неудобно и проводить эксперименты, и участвовать в них же в качестве подопытного. А снова звать Семена Торик не решался. У того свои дела, своя жизнь. Причем, судя по скомканным огрызкам телефонных звонков, жизнь эта ладилась не очень. Отец тоже приходил с работы усталым, а вечерами либо сидел в эфире, либо дорабатывал радиостанцию.

Так что Торик экспериментировал один. Подбирал другие частоты. Варьировал разбег и амплитуду по электродам. Пробовал даже применять больше или меньше соли в электролите. Кстати, оказалось, лучше работает концентрация в 1,4%, а не в 1,0%. Зато при 3% все вообще переставало действовать, только зря щипало кожу.

Здесь Торик задумался: как все-таки удачно все сложилось в тот жаркий зимний день! Случайно коммунальщики перестарались. Случайно лил градом пот, а в нем соль случайно оказалась как раз нужной концентрации, случайно кожи его лба коснулись электроды… Не будь этой цепочки случайностей, они с Робертом так и махнули бы рукой на всю затею с электросном.

Он подавал напряжение плавно или скачком. Менял глубину «махания пальцами» на электродах. Результаты получались нестабильные, неустойчивые. Чаще всего, даже если он засыпал, это был обычный сон без всяких воспоминаний. Но на частоте 2,7 герца с небольшой девиацией и широким разбегом по электродам Торик вдруг наткнулся на новый островок памяти.

* * *

…Меня несет, просто тащит волна восхитительного запаха. Уж точно не картошки, а… чего? Духов? Леса? Травы? Неожиданно я осознаю: мое лицо мое к чему-то прижато, я почти ничего не вижу. Светлое, чуть желтоватое… Сильный приятный запах перебивает все остальные ощущения. Судя по положению тела, я… сижу на корточках? Вокруг тепло, мягко шелестит ветер в листьях.

Ароматный предмет отдаляется, я выпрямляюсь и понимаю, что это цветок. Роза. Не пунцовая, не розовая, как на торте, и не белая, а нежного желтовато-бежевого оттенка. Рядом со мной бабушка София. Она улыбается и спрашивает: «Теперь ты понял? Чайную розу ценят не за то, какая она красивая, а за ее запах. В ней много розового масла, и люди это любят. Тебе нравится?»

Я молчу. Я в восторге! Просто не нахожу слов, чтобы передать, как мне нравится этот запах. Щеки мои опаляет жар запоздалого раскаяния: какой же я был глупый! Столько раз проходил мимо этой розы, невзрачной на фоне других чудес бабушкиного сада, и ни разу не наклонился понюхать ее! Внезапное открытие будоражит меня. А бабушка прекрасно знала про этот секрет и мне о нем не сказала! Она словно читает мои мысли: «Ты был слишком маленький. Нам надо собрать букет. Поможешь? Пойдем, будешь держать цветы». Мы обходим Двудомик и по тропинке, огибающей кусты сирени, поднимаемся в верхний сад.

— Вон там, у калитки, растут… — начинает объяснять бабушка, но тут мир переворачивается, изгибается, сминается ненужной бумажкой, и я вывинчиваюсь в комнату…

* * *

Надо же! Торик совсем забыл об этом случае. А сколько еще таких теплых и вдохновляющих воспоминаний утонуло в глубинах его памяти? Судя по яркости ощущений, он там совсем еще маленький, года четыре. И да, бабушка и потом часто поручала ему держать срезанные цветы, когда собирала кому-нибудь букет. Многие делали заказы — кто на свадьбу, кто отблагодарить важного человека, кто на особое свидание, когда просто полевых цветов для разборчивой невесты недостаточно. А бабушка выращивала лучшие в Кедринске цветы, да и букеты составляла отлично.

Маленькие жемчужины памяти… Вот бы научиться находить их все сразу! Чтобы не блуждать в потемках. Но для этого надо двигаться дальше.

Значит, все-таки придется вытаскивать Семена, «хоть он дерись».

* * *

Семен согласился встретиться только в парке, под пиво. Домой пригласить Торика ему теперь оказалось неудобно — снова поссорился с женой. Личная жизнь не ладилась. Оксана, такая кроткая и застенчивая до свадьбы, теперь все чаще бывала недовольна Семеном. Впрочем, при его ветрености и склонности находить радости жизни где угодно, это было логично и предсказуемо. Для всех, кроме Семена.

Оксана по-своему пыталась удержать мужа и наставить его на путь истинный, чтобы хоть не пропал по глупости. Семен в ответ хорохорился и, как мог, боролся за свои права. Естественно, пара часто ссорилась. Мало-помалу Семен начал осознавать, что красивая и умная женщина — совсем не синоним доброго и уступчивого человека. А невеста и жена действуют очень по-разному, даже если это одна и та же девушка. Он обижался, но сам меняться не собирался, ушел в глухую оборону и теперь просто пореже бывал дома.

Все это Семен вывалил одним сплошным потоком слов. Обиженный, растерянный, оставшийся с ощущением, что попал в западню, а теперь не знает, как оттуда выбраться.

Потом друзья поговорили о музыке, о группе в каком-то полузакрытом клубе, куда Семена после школы вытащил Курбатов и куда Торик уже не попал. Там тоже не все было ладно — группу снова раздирали разногласия: непонятно, в каком направлении им стоит развиваться. Ярик погряз в своих странных, ему одному понятных песнях. Семен даже предполагал, что он курит что-то не то. А может, и колется. Музыку Ярик писал ритмичную и заводную, но тексты оставляли ощущение оторванности от реальности.

Прямолинейный Курбатов иногда спрашивал: «Ярик, объясни, о чем ты поешь?» Тот отвечал туманно и зло: «О любви. Все мои песни — о несчастной, неразделенной любви. К миру. И обратно. Без надежды на понимание. Сути и мира. Зачем тебе? Зачем? Тебе!» Это звучало совершенно непонятно, но почему-то обидно. И в группе тоже копилось напряжение.

Семен поставил под скамейку вторую бутылку из-под пива. И только после всего этого друзья плавно перешли к главному. Торик не спеша обрисовал новые перспективы. Семен особенно заинтересовался физическими параметрами, так что пришлось достать блокнот и зачитать. Договорились, что новое устройство Семен сделает отдельной платой, без связи с первой частью. Здесь действовали совсем другие требования, иная схемотехника. Условно говоря, к существующему кентавру схемы они теперь собирались приделать глаза и уши.

Для начала друзья решили поймать альфа-ритм, как самое простое, но показательное физическое проявление активности мозга. Если даже это у них не получится, дальше идти нет смысла. Семен сказал: «Ладно, давай попробуем, а дальше видно будет».

На том и разошлись.