Родное гнездо

Глава 9. Шепот

С того самого дня жизнь Торика переменилась. Почва оказалась благодатной. Он повторял все, чему научил его Женя. Удивляя прохожих, отрабатывал бой, даже стоя на остановке. Тренировался день и ночь, и наработал «молоточки»! Теперь зажимать аккорды стало не больно.

Что изменилось? У него впервые появилась цель — ему захотелось научиться играть на гитаре, и именно песни. Более того, нашелся человек, который поможет до нее дойти. Уже второй из тех, кто сильно изменил линию его судьбы, направив ее в другое русло. Если первым считать тетю Азалию, что увлекла его лингвистикой и подарила инструмент.

Бабушка его поддерживала. Другая бы жаловалась, что он донимает ее надоедливыми звуками. А она улыбалась, глядя на его старания, и говорила на свой лад: «Что знаешь, что умеешь — всегда неплохо».

* * *

Летом Торик без колебаний взял гитару с собой в Кедринск. Чтобы никому не мешать своими неловкими звуками, он занимался в Двудомике. Единственное, о чем попросила тетя — не играть хотя бы по ночам: звук разносится далеко и беспокоит соседей.

Уже в конце мая, когда Торик решил, что изучил почти все аккорды, Женя рассказал ему о баррэ — особом приеме игры, открывающем доступ к аккордам иных тональностей. Пальцы поначалу брать баррэ напрочь отказывались — слишком сложно. И вот теперь он сидел в Двудомике и часами отрабатывал новый прием, и постепенно получалось играть все лучше и лучше.

Не то чтобы при этом Торик был очень счастлив: пальцы болели и никак не хотели слушаться. Но именно эта точка на оси времени, когда он сидит в Двудомике и осваивает новые аккорды, стала для него своеобразным якорем. Островком стабильности и покоя.

* * *

Июнь 1977 года, Кедринск, 12 лет

Как и прежде, в Кедринске Торик старался жить на два дома — часть времени обретался у бабушки Софии, но не забывал и домик над Пральей: бабушка Саша и бабушка Маша теперь стали ближе и роднее, поскольку он и в Городе уже больше полугода жил с ними бок о бок.

Однажды Торик как раз вернулся в дом бабушки Софии, когда услышал, как тетя Таня говорит кому-то:

— Да он уже должен прийти, посиди еще полчасика, расскажи пока, что там у вас нового.

Торик вошел в комнату и с удивлением посмотрел на паренька примерно своего возраста, который смущенно сидел на диване, явно не зная, чем заняться. Живые карие глаза, нос картошкой, волосы темные, складываются в забавные колечки.

— Привет, — сказал он и вдруг засмеялся. — А ты уже слышал про крокодила, который не успел вовремя убрать хвост?

Торик даже опешил: какой еще хвост?

— Толя, здравствуй, — вмешалась тетя. — У нас тут неподалеку живут… почти родственники наши. К ним летом приезжает мальчик. Вот он, зовут его Вася. Я думаю, вам стоит познакомиться.

— Привет, — сказал Торик новому знакомому.

Тетя продолжила:

— Вы могли бы дополнить друг друга. Ты ведь все за книжками сидишь, а Вася носится по улице. И то, и другое — крайности. Ты же понимаешь, что истина — где-то посередине, да?

Торик неуверенно кивнул, поскольку такой образ жизни его вполне устраивал, потом посмотрел на Васю и спросил:

— Так что там с крокодилом?

— Пошли на речку, по дороге расскажу! — сразу оживился тот.

— Вот-вот, давайте, проветритесь, — довольно кивнула тетя.

Анекдот оказался глупым и не запомнился. Но с Васей они с того дня они подружились. Тетя отлично разбиралась в людях, и ее расчет оправдался: ребята действительно дополняли друг друга. Этим, да и следующим летом они были неразлучны. Вася понимал, что его новый приятель вряд ли добежит быстрее него или сумеет хоть раз подтянуться. Зато они постоянно затевали всевозможные приключения.

Торик в кои-то веки оценил, что живет не в вакууме, а на берегу реки. Теперь они много купались в Кедринке, бродили по окрестностям, так что Торик незаметно для себя похудел и окреп. Вася оказался очень компанейским и веселым. На радость своей бабушке, он начал хоть что-то читать (в основном длинные сказки про Изумрудный город), потому что Торик много о них говорил, а тетя Таня могла брать их в Кедринской библиотеке.

Они сделали переговорное устройство из двух пустых банок из под кофе и толстой нитки, добывали свинец из старых аккумуляторов и отливали грузило — просто так, для интереса, поскольку рыбачить ни один из них не собирался.

Однажды друзей осенила идея: а вдруг коты не просто мяукают, а разговаривают с нами морзянкой? Азбуки Морзе никто из них не знал, но Торик быстро нашел журнал, где она напечатана. Вася изловил кота Кешу, и они втроем заперлись в Двудомике. Кот исправно мяукал, Торик долго записывал все его точки и тире, пока свободолюбивое животное одним точным движением не выскочило в форточку. Но на листке остались бессмысленные буквы и цифры. Друзья решили, что мудрые коты свои сообщения нарочно шифруют, чтобы люди их не поняли…

Торик хоть немного побыл самым обыкновенным мальчишкой, но не придал этому значения. Он не воспринимал Васю как еще одного воспитателя. Не понимал, что, если бы родители не уехали, он никогда бы не узнал эту простую сторону жизни. Но ведь на самом деле все оказалось именно так.

* * *

После армии Андрей, сын тети Тани, сильно переменился. Из трудного подростка проступал человек дельный и толковый. Вместо старого мотоцикла «Восход», черной рабочей лошадки, у него появилась роскошная ярко-малиновая «Ява». И теперь он забирался на нее гордо, по-королевски. Хотя и ухода мотоцикл требовал не меньше, чем конь. Андрей бесконечно что-то разбирал, промывал, собирал, налаживал. А неизменный легкий дух бензина и ацетона, витавший во дворе, Торику даже нравился.

После того, как Андрей починил в нескольких домах телевизоры, а соседу-дальнобойщику помог восстановить грузовик, по Кедринску потянулись слухи: у реки живет мастер золотые руки. Его стали приглашать для ремонта и наладки.

Физика, механика, электроника не оседали в нем мертвым грузом сухой теории, а становились продолжением умелых рук, когда он применял эти знания на деле. Да и к жизни он относился философски — считал, что любые хитрости можно освоить, а любые трудности — преодолеть, и тогда нужное решение обязательно придет.

* * *

В Кедринске работало собственное радио. Аппаратура и студия, откуда дикторы читали новости и делали объявления, располагались в специальном доме с вывеской «Радиоузел». Год после армии Андрей подрабатывал там техником, чинил аппаратуру, тянул провода к новым точкам. А потом стал начальником.

Сегодня он привел Торика к себе на экскурсию. Студия Торика не впечатлила: маленькая комнатка с занавеской, стул, стол с микрофоном да графин с водой — ничего интересного. То ли дело аппаратная! Жарко и светло, пахнет нагретым металлом, в воздухе разливается мягкое, но мощное басовитое гудение на грани слышимости.

Но самое яркое впечатление оставил усилитель мощности. В просторном металлическом шкафу размещалась аппаратура связи. Верх шкафа забран решеткой, сквозь которую светятся тускло-оранжевым две огромные стеклянные радиолампы размером с пару ведер каждая. Жар по всей комнате, как от печки.

— Нравится? — гордо спросил Андрей. — Вот тут я и работаю. Обеспечиваю бесперебойное вещание на весь район.

* * *

Вечером верный малиновый конь умчал Андрея на поиски личного счастья.

Дома в кои-то веки сидеть не хотелось, и Торик бродил по окрестностям один. Ему нравились августовские сумерки, когда темнеющее небо вдруг становилось пронзительно-синим, глубоким, нездешним. Оттенок завораживал Торика, хотя он и сам не понимал почему. Может, в такие минуты в нем пробуждалось что-то древнее, уснувшее в людях с пещерных времен? Кто знает…

* * *

Сентябрь 1977 года, Город, ул. Затинная, 12 лет

И снова школа. В шестом классе обнаружилась странная вещь. В Городе проводили смотр строя и песни. Ребята и девчонки готовились, всем классом маршировали, дружно выполняли команды и пели отрядную песню.

И тут выяснилось, что ходить строем Торик не умеет! Причем не только в том смысле, что ему не нравилось быть как все и делать как все, но даже физически. Что-то внутри него соединялось не так и не давало правильно махать руками и ногами.

Торика пробовали одергивать, наказывать, увещевали и уговаривали. Военрук, неспособный поверить в такое чудо, оставлял Торика после уроков, лично пытаясь наладить правильный ритм движений. И вот ведь какая штука: пока Торик маршировал один, у него все получалось. Но стоило ему влиться в строй, неведомый демон затевал свои козни, и Торик, при всем старании, неизбежно становился белой вороной.

В итоге военрук пожал плечами и сказал классной руководительнице, что этот мальчик не должен участвовать по причине слабого здоровья. Возражать она не стала. А Торик только радовался такому повороту. Он не любил и не умел ходить строем. Он был одиночкой. А еще — белой вороной. Пожалуй, именно это стало первым осознанным подтверждением его «инаковости».

* * *

Февраль 1978 года, Город, ул. Затинная, 12 лет

После нового года из Ирака пришли сразу три толстых письма, плотно набитых фотографиями. В то, что родители там писали и показывали, верилось с трудом. Казалось, такого просто быть не может! Впрочем, у этой истории длинный хвост, и лучше рассказать ее с самого начала.

Торик с детства знал, как важен для папы норвежский путешественник Тур Хейердал. Он совершил удивительное плавание на плоту «Кон-Тики» и на этом не остановился. В 1969 году он построил из папируса лодку «Ра», чтобы на опыте проверить, могли ли древние мореплаватели на таких лодках переплыть Атлантический океан. Лодка затонула, но команда многому научилась — новое путешествие оказалось удачным. В обеих экспедициях участвовал международный экипаж, где был и русский — врач Юрий Сенкевич.

После успеха этой международной экспедиции, в 1973 году Сенкевича пригласили на телевидение вести передачу «Клуб кинопутешествий». Он вел эту передачу более тридцати лет, рассказывая о разных странах, людях и экспедициях. В СССР мало кто мог побывать за границей, а передача была окошком в мир, поэтому многие с удовольствием ее смотрели. Родители Торика старались не пропускать ни одного выпуска.

И вот теперь Судьба приготовила им невероятный сюрприз. В ноябре 1977 года Тур Хейердал затеял новую экспедицию. Огромную тростниковую лодку решили назвать «Тигрис», поскольку строили ее на реке Тигр. В состав экспедиции снова включили Сенкевича. И все они приехали в Ирак!

Разве мог папа упустить возможность встретиться со своими кумирами? Узнав эту новость, родители сразу же отправились к месту постройки «Тигриса», где уже работали островитяне, специалисты по таким судам, арабы из Ирака, а рабочих рук для создания 50-тонной лодки все равно не хватало.

Поначалу родители хотели только посмотреть на это чудо. Но, пообщавшись с Сенкевичем, поняли, что проекту надо помочь. Папа обратился в консульство, и им разрешили на несколько дней перебросить часть советских специалистов из Басры к месту строительства «Тигриса». Для мамы нашлась другая миссия — она лечила зубы одному из участников будущей экспедиции, иракскому студенту.

И вот теперь конверты были полны фотографий самого «Тигриса», родителей на фоне лодки, рабочих моментов строительства. Там и сям мелькали Тур Хейердал, Юрий Сенкевич и другие путешественники. В конвертах уместились даже кусочки тростника, из которого строили лодку, с автографами Сенкевича и Хейердала. А прямо перед отплытием Хейердал выступил с обращением, где поблагодарил советских специалистов из Басры за помощь. И этот момент тоже остался на папином фото.

23 ноября 1977 года «Тигрис» отправился в путь. Впереди его ждало множество событий. Но величайшее приключение папы уже свершилось: в тридцать восемь лет он живьем встретил своего кумира — главного путешественника планеты. Говорил с ним и даже помог осуществить его амбициозный проект! Причем нельзя сказать, что у отца была особая цель, которую он специально достигал, прикладывая усилия. Как и в жизни Торика, все происходило само собой. «Случайно». Само? Или все-таки это Судьба иногда дарит нам удивительные подарки?

* * *

Июнь 1978 года, Кедринск, 13 лет

Летом в Кедринске тоже активно обсуждали путешествие «Тигриса» и иракские приключения родителей. Дядя Миша, навещая сестру, заметил, что такая удача выпадает раз в жизни, да и то мало кому. А Торик удивлялся переменам в Андрее.

Вот он сидит, машинально перебирает карбюратор, а сам слушает музыку. Последнее время он часто ставит одну песню. Как ни странно, Толкунову, но редкую вещицу, совсем без музыки — песня звучит а капелла. Слова тоже необычные:

Чере-чере-черемуха,

Чего-чего тебе вздыхать?

Не где хотела выросла,

Взошла, где птица вытрясла…

Глаза Андрея устремлены куда-то вдаль — или в глубину себя? Он весь поглощен невеселыми мыслями. О чем он думает? Может, и он, как та черемуха, вырос не там, где хотел бы? Может, он и бунтовал-то не только из-за дурного характера, но из-за острого ощущения, что живет как-то не так, не там, не с теми, не для того? Кто знает? Чужая душа — потемки. А спроси — не ответит.

Впрочем, такие периоды грусти находили на него не так уж часто. Вскоре Судьба улыбнулась и ему.

* * *

Андрею все же удалось встретить подходящую девушку, и теперь дома вовсю готовились к свадьбе. Бабушка София тоже была за него рада, хоть и поддразнивала: «В своем огороде не нашел, в чужом репа слаще?» Мила, невеста Андрея приезжала каждое лето из Подмосковья. Но если для москвичей это означало «провинциалка», то в Кедринске она считалась «столичной штучкой».

Мила понравилась всем, хотя каждому по-своему. Андрею нравилось, какая она красивая — эффектная блондинка, стройная, но при этом крепкая: на селе это важно. Бабушку радовало, что Мила умна, всегда знает, что сказать, а о чем — промолчать. Тетя оценила ее хозяйственность: избранница Андрея многое умела делать по дому и часто предлагала свою помощь. Кроме того, тетя надеялась, что Андрей после свадьбы остепенится, возможно, станет реже пить.

Позже буквально все эти ожидания не оправдались, но сейчас Андрей чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он считал, что ему помогло чудо. Иначе с чего бы столичную штучку заинтересовал задира и гроза местных хулиганов, пусть и мастер золотые руки?

Судьба в тот год вообще оказалась щедра на подарки. Не всегда приятные, но неизменно потрясающие, оставляющие глубокое впечатление. Торик не подозревал, что скоро его ждет встреча с настоящим чудом — без всяких кавычек и иносказаний. С необъяснимым.

* * *

Август 1978 года, Кедринск, 13 лет

«И шумливой Пральи берега…» — вспоминал Торик стихи, лежа на нагретой солнцем крыше картофельного погреба. Читать книги здесь не хотелось. Книге надо отдавать все внимание, погружаться в ее мир. А тут и так много интересного: шумели огромные клены, листья на них с каждым днем менялись, то уходя в малиновый, то рассыпая щедрые цветовые переходы, то загораясь отдельными огоньками цвета. Снизу поднимались ароматы накаленной солнцем глины, свежего сена и молодого осеннего лука.

Торик принадлежал сам себе: его никто не звал и не ждал. В одном доме бабушки знали, что он рядом, а в другом занимались свадебными приготовлениями. Хорошо! Иногда это очень нужно — принадлежать только себе, впитывать мир вокруг и тихонько его переваривать. Кстати, насчет «переваривать»…

Сверху, прямо над головой, висели желтые яблоки — только руку протяни. Кому-то антоновка показалась бы кислой, недозрелой, а Торику — в самый раз. Он не спешил, растягивал удовольствие, смаковал. Со стороны Гневни донеслось нестройное мычание: пастух перегонял стадо на новое место. Торик дожевал последний кусочек яблока и вдруг — без связи с предыдущими мыслями — в голове возник вопрос: сейчас семьдесят восьмой год, мне тринадцать лет. Интересно, а сколько будет в 2000 году?

Вопрос пустяковый, задачка для первого класса: тридцать пять. Он попытался представить себя взрослым, но получалось плоховато. Он будет как Андрей? Нет, старше. Как папа сейчас? Почти. У него будет своя семья, дети, свой дом? Наверное. У всех же так бывает. У всех, кто доживет.

И тут сознание кольнул второй вопрос. Торик ни к кому не обращался, да и кого спросишь, если рядом нет никого? Мысленно бросил вопрос куда-то в пустоту:

— …Кто знает, сколько лет мне всего отпущено?

Вопрос явно был риторическим. И даже не заданным. Торик просто «громко подумал» эту мысль внутри своей головы. И вдруг четко услышал ответ:

— Семьдесят шесть.

Он даже подскочил от неожиданности. Кто здесь? Может, кто-то незаметно подошел? Или он сам не заметил, как задал вопрос вслух? Торик закрутился на крыше ужом, глядя во все стороны, — никого и ничего. Так откуда прозвучал ответ? Это был не просто невнятный призвук или шелест ветра в листьях. Прозвучали конкретные слова, цифры.

Странным был и сам голос. Непонятно, мужчина это или женщина, далеко стоит человек или совсем рядом. Шепот из ниоткуда. Хотя… Даже если говорить шепотом, в голосе все равно будет жить интонация — можно понять, сердится человек или спокоен, спешит он или тянет время. А тут — совсем ничего. Казалось, голос шел из глубины души, с самого ее дна. Много лет спустя у Торика возникнет подозрение: а может, так оно и было?

А вдруг это сказал ангел, один из тех, о которых так часто говорит бабушка Саша? Интересно, как звучит голос ангела? …если они вообще бывают на свете.

Голос без голоса сказал ему… Что же он сказал? Ох… он сообщил точный год, когда Торик перестанет жить, исчезнет. Это будет… опять задачка для первого класса, но теперь ему стало страшно. Разве можно узнавать о себе такое?! И все же. Это будет 2041 год. Такое далекое будущее даже трудно представить. В памяти тут же включилась песня: «…В сорок первом, в сорок-памятном году прокричали репродукторы беду…»

Нет. Не надо так! Как там говорит бабушка Маша? «Все там будем». Да, каждый человек рождается и умирает, кто раньше, кто позже. Но никто не знает, сколько проживет. Или знает? А вдруг все взрослые знают это, но молчат? Как про половые отношения — взрослые знают, а дети — нет. Может, и тут так же?

Нет. Вряд ли. Если бы все знали, они бы так не удивлялись и не делали столько глупостей. Сосед, дед Митяй, затеял строить новый дом, столько сил вложил, построил, а потом прожил всего полгода и умер! Знай он точно свой срок, разве взялся бы строить дом? Нет, спокойно дожил бы век в старом.

Или, может, такое знают… но не все? А кто знает, тот молчит? Теперь Торику показалось, что это очень удобно — заранее знать свой срок. Хотя… Лишь время покажет, правду ли говорил тот голос без голоса. И времени впереди очень-очень много.

Вся жизнь, сколько бы ее ни было.