Родное гнездо

Глава 12. За горизонтом

Через пару недель вдруг обнаружилось, что попасть в ансамбль вполне реально! Лика пообещала помочь. А ударник Боря Курбатов сболтнул Семену другую половину правды: ребята из ансамбля сейчас учатся в десятом — доучатся и уйдут. Пора готовить молодых музыкантов на смену.

Так что сложилось все просто отлично! Вечером Торик взял гитару, пришел к Семену, и они разучили пару простых песен, чтобы было что показать.

И все получилось! Долговязые старшеклассники послушали их со скептическими ухмылками, но взяли. А Боря заявил, что возьмет над ними шефство, если ему разрешат стать их ударником. «Разрешат», ха! Да где бы еще они нашли себе в группу уже готового, опытного ударника?

* * *

Их пустили в святая святых! В «Каморку», о которой потом так романтично споет Чиж:

В Каморке, что за актовым залом,

Репетировал школьный ансамбль,

Вокально-инструментальный

Под названием «Молодость».

Ударник, ритм, соло и бас,

И, конечно, «Ионика»…

Вместо «Ионики» у них была «Юность», да и ансамбль назывался совсем не «Молодость», зато в остальном все совпадало в точности!

Ребята из прежнего ансамбля не стали их учить, но посоветовали скорее собрать полную группу. «У нас — свои репетиции, у вас — свои», — объявил парень, что на концерте пел по-английски. Остальные смешно называли его Утюг, но Лика пояснила, что по-настоящему он Денис Устюгов.

А вот Семен обратил внимание на другого участника, чем-то похожего на него самого, только уже взрослого. Потому ли, что его тоже звали Семеном, или из-за необычной гитары, на которой тот играл, — здоровенный такой, красный до малиновости «Орфей» всего с четырьмя струнами. Странно, но и старший Семен тоже потянулся душой к парнишке, рассказал ему о бас-гитаре и показал несколько приемов игры. Так Семен стал басистом. К счастью, это не мешало ему еще и петь.

Торик нацелился на «лидер-гитару», которая иногда играет партии соло, а иногда — ритма. Осталось найти ритм-гитариста. На первой парте, рядом с Алей Рыжиковой, сидел Гера — беспробудный троечник, но при этом активно интересовался музыкой, сам освоил гитару и играл во дворе песни любимой группы «Воскресение». Вот его и решили попробовать.

На репетициях Гера держался скромно. Зато аккорды успевал запомнить налету, пока Торик играл. Буйной шевелюрой и безупречными манерами Гера напоминал воспитанного и дружелюбного щенка крупной собаки. Но имидж троечника недолго обманывал Торика. Зайдя однажды к Гере в гости, он заметил на столе «Словарь крылатых латинских выражений», а рядом блокнот с выписанными цитатами. Выходит, Гера не так уж прост?

* * *

На стену Каморки повесили календарь «1980». Поезд социализма разогнался и шел на полном ходу. Отличные перспективы на будущее. Могучая и сильная страна вовсю готовилась к Олимпиаде-80. Совсем скоро, в августе, нарисованный из тысяч людей Олимпийский мишка пустит слезу под трогательную песню, и этот момент останется в памяти поколения навсегда… Впрочем, Торика и его друзей спорт не интересовал. Их влекла только музыка.

Чаще всего собирались в Каморке «малым составом»: Торик, Семен и Борис. Этого хватало, чтобы понять, подойдет песня или нет. Подключали гитары очень тихо, чтобы не привлекать внимания снаружи. А уже после уроков играли свободней и громче — от души. Помаленьку набирали себе репертуар, но выходить с ним пока стеснялись. Так и сидели в Каморке: момент еще не настал.

* * *

Март 1980 года, Город, 14 лет

К марту они уже многому научились. И наконец количество перешло в качество.

Их первая «публичная» песня название носила знаковое — «За горизонтом». Изначально это была лирическая баллада — неспешная и грустная, с протяжным жалобным вокалом:

Еще вдали разлука наша,

Но летний кончится сезон,

И в поезд сядешь ты однажды,

И он уйдет за горизонт…

Правда, звучала она как-то слишком вяло. Ребята подумали и сыграли ее раза в полтора быстрее, заодно сменив стиль с ленивой баллады на рок. И песня подтянулась, приоделась, сразу стала энергичней, под нее хотелось танцевать или хотя бы бодро маршировать к светлому будущему.

Вечером они впервые вынесли из Каморки все: барабаны, гитары, усилители… Расставив технику в школьном коридоре, подключились, подстроили гитары, старательно посчитали в микрофоны. Раз прятаться не нужно, громкость выставили почти на максимум. И вроде пора начинать, но друзьями овладела робость. Стояли, жались к инструментам и смущенно смотрели друг на друга.

Положение спас самый опытный — Борис привычно дал отсчет барабанными палочками, выдал брейк вступления и повел ритм. Очнувшись от спячки, Семен вступил на басу. Стены коридора подхватили звуки, отразили и понесли мощной волной. На гребне этой волны Торик вступил на ритм-гитаре и запел. В припеве запел и Семен.

Голоса их дрожали от наглости и неуверенности, но сейчас это не имело значения. Звук гремел и отражался от стен, и уже отражения эти причудливо смешивались с новыми звуками, и звучало все вместе просто феерично. Чудилось, в длинном коридоре плескались не только звуки, но и энергии каждого из участников. И тоже смешивались, дробились, сочетались и усиливали друг друга.

«…Забыть твои глаза!» — отзвучала последняя фраза последнего припева, Борис вписал финальный брейк, ударил по тарелке и почти сразу мягко прижал ее рукой. Песня закончилась. Навалилась звонкая тишина.

Они потрясенно молчали. Никто из них по отдельности не смог бы получить такой результат. Каждый дополнял других, а вместе они порождали нечто большее. Только вместе, ансамблем. Вот она, настоящая синергия в действии! И тут…

— О-о-о! — вдруг раздалось где-то рядом.

Они огляделись. Тут и там стояли у стен и сидели прямо на полу школьники. Откуда они здесь вечером? Кто знает. Но им точно понравилось выступление! И это вселяло надежду.

На следующий день к их репетициям присоединилась Лика, орган отлично вписывался в их звучание, да и новых песен прибавилось.

* * *

Выпускной у восьмых классов — это рубеж, за которым многое меняется. Не все его переживут и перейдут в девятый: кто-то уйдет в ПТУ, в техникум, а то и сразу на завод — там ученики всегда нужны. Грядущая разлука терпко повисла в воздухе.

Ансамбль разделило пополам. Торик точно знал, что пойдет в девятый. Лика и Гера понимали, что с их тройками выпускных экзаменов не одолеть, хочешь не хочешь, придется уходить. Но в ансамбле оба обещали играть и дальше. Семен застрял где-то между: решил остаться и продержаться сколько сможет.

* * *

В середине марта в классе появился странный парень — Саша Зорин. Невысокий и жилистый, он ходил в форме, как все, но с первой же встречи чувствовалось: он — иной. Вместо рубашки под пиджак носил белую водолазку. Смотрел обычно в пол или мимо собеседника — непривычно. Но уж если вдруг поднимал глаза, хотелось сразу отвести взгляд. Угольно-черные широкие зрачки будто прожигали тебя насквозь. Разговаривал мало, держался особняком.

Шел восьмидесятый год, и никто еще толком не знал о детях-индиго. Но, оглядываясь в прошлое, ясно видишь: Зорин был одним из них. Ощущение странное, будто в куклу-ребенка упакован злой и умный взрослый.

Торик поговорил с ним только раз, но впечатления от этого разговора остались на всю жизнь.

— Физику — дай? Один раз, сегодня, — сказал Зорин, будто через силу выталкивая слова.

— Не сделал или не понял?

Острый угольно-черный взгляд за мгновение обжег собеседника.

— Как тут понять? Я ведь в лесу жил, пенькам богу молился.

У Торика холодок прошел по спине. Слово в слово! Именно так всегда говорила бабушка Маша: «Откуда мне знать? В лесу я жила, пенькам богу молилась». Пулей прошила мысль, что он вообще ничего не знает об этом Саше.

— Дашь или нет? Я жду, — напомнил о себе Зорин.

— На, — неожиданно для себя сказал Торик, который списывать никому не давал, разве что Семену.

Внезапно Зорин перестал писать и снова выстрелил угольками глаз Торику прямо в душу:

— Странный ты. Не такой. И это видит каждый, у кого есть глаза. У тебя все не как у людей. И будет не как у людей. Всегда.

— С чего ты… — начал было Торик, но осекся.

— Ты слушай, слушай. Один раз говорю, а ты слушай, — скороговоркой, похожей на невнятную молитву, зачастил Саша.

Взгляд Зорина слегка смягчился, смазался, он будто смотрел внутрь себя. А голос стал резким, обвиняющим, обнажающим суть вещей:

— Ты не такой. Особенный. Все не как у людей. У отличников сроду все не как у людей. Живут не как люди, а по-своему, по-отличнически. И жену свою ты тоже будешь любить по-своему, по-отличнически, не как все. А потом забудешь, пропадешь, сгинешь в нигде, в никогда… Странно там. Нет. Сначала ты — там, в нигде, потом жена. Тоже не как все, оба такие. А у тебя — свой путь, своя судьба. Судьба ведет тебя. Пусти!

Его никто не держал, но Саша вдруг вскочил и взмахнул руками, точно сдирая невидимую простыню, мешавшую смотреть. Или, наоборот, открывавшую ему что-то незримое?

Торик словно прирос к месту. Он испугался. Этот загадочный монолог оставил гнетущее впечатление. Но ведь все не так! Торик никогда не считался отличником. Он держал курс на твердые четверки, хотя иногда ставили и пятерки. Судьба? Ведет? Хм… И про какую еще жену Зорин говорил?

Прозвенел звонок.

* * *

Май 1980 года, Город, 15 лет

Шум. Гомон. Радостная суета и оживление. Девчонки в белых фартуках. «Последний день, учиться лень…» на каждой доске. Учителя стараются казаться строгими, но все уже расслабились, галдят. Звоно-о-ок! Двери классов выстреливают толпы в коридор.

Скорее, скорее! Цель только одна — бывшая столовая, а теперь снова актовый зал, где скоро начнется концерт прежнего школьного ансамбля. Последний. Но пока они — всеобщие любимцы и короли сцены.

Аншлаг. Географичка-завуч говорит высокие слова, но ее никто не слушает. Занавес. Герои уже на сцене. Борис выдает затейливый брейк и играет… вальс? Певцы с гитарами пододвинулись к микрофонам и затянули:

Когда уйдем со школьного двора

Под звуки нестареющего вальса…

Надоевшая песня, затертая до дыр. Но вот странность: именно сегодня она словно обрела новый смысл. Пухленькая солистка Валя даже слезу смахнула. Десятиклассницы в зале зашмыгали носами, а их выросшие одноклассники слушали, покачивая головами в такт и растерянно улыбаясь. Пели и другие песни, но запомнится всем эта.

А во втором отделении — сюрприз! Ребята спели песню, потом дружно поклонились, сняли гитары, да так и остались стоять. И тут на сцену резво взбежала смена: Семен, Торик и Гера. Гитары с чувством передали из одних добрых рук в другие. Лика и Борис остались на местах — вот вам и новый ансамбль.

Новичкам хотелось исполнить что-нибудь эффектное, чтобы все сразу поняли: на сцену пришли другие люди, теперь все будет иначе. И они грянули свою проверенную «За горизонтом». Расчет оправдался: пусть они еще толком не умели строить аранжировки, пусть песня была ни о чем, зато эта вещь казалась быстрее, энергичней, да даже просто громче большинства песен прежнего состава. И зрители тут же это оценили.

«Король умер — да здравствует король!»

* * *

Октябрь 1980 года, Город, 15 лет

Все получилось само. Торик не прикладывал усилий, чтобы стать известным. Он делал то, что ему нравилось. Они все вместе могли бы, скажем, собирать бабочек. Возможно, тогда бы их заметила биологичка — и все. Но они играли музыку. Выступали на сцене, специально предназначенной, чтобы показывать то, что ты делаешь. Не все ими восхищались — успехи поначалу были скромными, — но в лицо их в школе знали все, даже ребята из младших классов. Да что там говорить, даже многие из старших.

Торик перестал быть никому неизвестным ботаном. Его заметили. Стас, с которым они теперь общались все меньше, однажды с горечью бросил: «Да все понятно, куда уж нам тягаться со звездами. У тебя теперь свой мир». Это было обидно, но… слишком близко к правде.

Да, почти весь мир Торика теперь занимал ансамбль.

* * *

Англичанка Торику нравилась. Она даже внешне отличалась от остальных учителей, будто и правда приехала из настоящей Англии. Тонкая кость, изящные очочки, лицо без возраста, тщательно уложенная прическа и неизменно строгие костюмы. Отношения у них сложились теплые, поскольку английский в пределах школьной программы он знал отлично, на уроках не выпендривался и даже порой подтягивал «этого оболтуса Никитцева». За это Торик имел некоторые привилегии.

Сегодня, спешно покинув Каморку, друзья добежали до класса и отдышались.

— Давай! — шепнул Семен. — Если пойдешь первым, нам ничего не будет.

— Опоздали на восемь минут! — возразил Торик.

— Не тяни! — с нажимом прошептал Семен и негромко, но решительно постучал в дверь.

Отступать поздно. Торик подобрался, просунул в дверь голову и спросил:

— May I come in? (Позволите войти? — англ.)

В ответ раздалось дружелюбное:

— Come in, don't be late, man! (Заходи и больше не опаздывай — англ.)

Она не сердилась, ей нравилось, что хоть кто-то в классе может к месту сказать фразу не из учебника. Рядом, втянув голову в плечи, безмолвной тенью шмыгнул Семен. Ладно уж, так и быть.

— So what should I tell you today… (Итак, вот о чем мы сегодня поговорим — англ.) — продолжила англичанка и взглянула на класс.

Пустые глаза, пустые головы, ни одной мысли. Хотя нет. Двое опоздавших сидят и внимательно слушают. Васильев понимает ее. Никитцев пока старательно делает вид, но это лучше, чем его обычная зевающая физиономия на уроке. Все к лучшему!

* * *

Ноябрь 1980 года, Город, 15 лет

Музыка пропитывала всю их жизнь, была отдыхом и работой, вечно дразнящей целью и неожиданным утешением.

Концерт. Белый танец. Отличный шанс для девушек, которых никто не приглашает танцевать. В актовом зале почти темно, горит всего один светильник. Дежурные учителя дружно куда-то делись, вот и хорошо. Звучит музыка. Медленная, обволакивающая…

Лики нет: это не ее песня, значит, пудрит носик. Борис почти уснул: легонько отстукивает ногой бит на большом барабане с самодельной кривоватой надписью «AMATI», а сам сосредоточился на тарелочках хай-хэта. Семен старательно воет в микрофон, добавляя таинственности, Гера тихонько щиплет одну струну — такая сейчас у него партия. А Торик выстреливает отдельные аккорды и поет:

Всех нас согреет вера одна,

Кто-то ошибся — ты или я?

Последний бесконечно долгий аккорд, бегающий по всем ладам сразу бас и замирающая фасоль дроби палочками по тарелке.

Пора будить аудиторию! «Да?» — с надеждой кричит Борис. «Да!» — кивает Торик. И вот уже бас с ударником заводят энергичный рок, Торик играет соло, зал энергично скачет, а Семен поет:

Мы себе давали слово

Не сходить с пути прямого…

Песня Торику не особо нравится, но она всегда пользуется успехом, к тому же близка Семену, может быть, потому, что сочинил ее тоже бас-гитарист?

Торик чувствует себя необычно: он словно раздваивается. Одна половинка стоит на сцене, играет на гитаре и подпевает в микрофон. А другая в это время удивляется. Как странно: вот сейчас они играют на вечере, где танцуют все… кроме тех, кто играет! Парадокс!

Впрочем, и здесь не обходится без исключений. Песня закончилась, Торик поймал умоляющий взгляд Семена, подмигнул, соглашаясь с невысказанной просьбой, повернулся к Борису и поднял четыре пальца чуть выше головы. Тот кивнул и начал отстукивать легкий латиноамериканский ритм песни «Дождь». А Семен ловко вывинтился из сбруи ремня своей бас-гитары и радостно спрыгнул в зал.

Эту песню Торик сочинил сам. Взял как-то у мамы томик Расула Гамзатова, где нашлось много стихов, но зацепило его лишь одно стихотворение. Почти сразу родился ритм — сложный, нездешний, латинский. А мелодия и аккорды словно сами притянулись. И теперь Торик долго чередовал два джазовых аккорда, чтобы создать настроение, а потом приник к микрофону:

Дождь, оставляя капли на окне,

Стучит, стучит в стекло порой ночною…

И снова Ториков стало двое. Нет, теперь уже трое! Один старательно играл на гитаре и пел, второй отстраненно оценивал звучание — тут потом надо будет расширить паузу, эту часть лучше поднять…

А третий Торик смотрел на счастливого Семена. Пару месяцев назад у того появилась Надя из восьмого класса, на год младше. И вот теперь они слились в медленном танце, забыв обо всем. Она положила стриженую голову ему на плечо, а он галантно приобнял подругу, на зависть прочим желающим. Двигалась пара слаженно, размеренно, в своем ритме. Им так хорошо, подумалось Торику, пусть еще побудут вместе — и вместо коды спел еще раз первый куплет, вызвав удивленный взгляд Бориса.

Как все-таки приятно, когда ты можешь на что-то повлиять!