Глава 11. Новая школа

Октябрь 1978 года, Город, ул. Гоголя, 13 лет

В барак они так и не вернулись. Почти месяц толкались у бабушки, как в чистилище: уже потеряли свой дом, но пока не обрели нового. Уже прибыли из чужой страны, но как бы не совсем к себе. Подвисли всей семьей где-то в безвременье, но вернуться в барак и просто жить, как раньше, казалось совершенно невозможным.

Торик смотрел на родителей и никак не хотел узнавать их: они стали совсем другими — и внешне, и внутренне. Смуглые, словно даже высохли от палящего солнца. Или внезапно состарились? Привезли много новой яркой и непривычной одежды. Отец гордо показывал японские наручные часы: самозаводящиеся, с полудюжиной стрелок, календарем и бог знает чем еще. Мама ходила в магазины с разноцветными сумками, отделанными картинами на восточные мотивы из наклеенного бисера. Другие покупатели смотрели на нее, как на человека из иного мира, впрочем, ведь так оно и было.

Разговаривали родители тоже иначе — стали собранней, уверенней в себе. И это понятно: они многое повидали, побывали за границей, видели совершенно другую жизнь, встречались с удивительными людьми. Торик никак не мог приноровиться: на детском уровне общаться уже не получалось, а к новому, взрослому, он еще не привык. Им тоже было странно: одно дело — читать его письма, и совсем другое — увидеть сына, который настолько изменился.

А потом все-таки дождались — отцу дали квартиру на улице Гоголя. Переехали быстро, ведь большая часть вещей так и осталась упакованной. Квартира оказалась светлая, трехкомнатная, ненадеванная.

Сильнее всего у Торика изменились отношения с отцом: теперь тот с удовольствием общался, рассуждал о чем угодно — о схемах, о животных, минералах, о других странах, об экономике и политике. Но никогда не говорил о людях и отношениях. А вот мама отошла куда-то на дальний план. Ее стараниями серые и безликие комнаты становились уютными и обжитыми. Хотя с сыном они теперь общались меньше.

Правда, решала она в семье по-прежнему многое.

* * *

За ужином мама выглядела рассеянной. Разлив по чашкам чай, она неуверенно сказала:

— Даже не знаю, как быть.

— С чем? — привычно уточнил отец.

— Да Зина приходила. Никитцева. Мама Семена, который учится с Ториком в одном классе.

— Никитцева? — удивился Торик. — Зачем? Я с тех пор с ним так ни разу не разговаривал.

— Пышек принесла, вроде в гости зашла. Ты знал, что они тоже здесь квартиру получили?

— Далеко?

— Рядом где-то, тоже на Гоголя. Семен ведь плохо учится?

— Троечник.

— Вера, не отвлекайся! — Отец допил чай и уже терял терпение. — Представь, что мы на приеме у консула. Давай кратко и по делу.

— Ладно, — вздохнула мама. — Торик, с нового года ты перейдешь в новую школу.

— Ну да, и что?

— Зина хочет Семена тоже туда отдать, чтобы вы попали в один класс. Она много говорила о дружбе и взаимопомощи…

— Это после того, как они выставили нас злодеями? — ехидно вставил отец. Нет, он ничего не забыл.

— Ну… это сколько лет назад было! И потом, Семен ведь и правда серьезно пострадал, хоть и не по нашей вине. А в том, чтобы вместе учиться, есть и свои плюсы.

— Это какие же?

— Торик идет в новый класс, никого там не знает, все чужие. А тут — знакомое лицо. Тем более в детстве дружили. Может, и опять подружатся.

— А Никитцевым-то это зачем? — пытался разобраться отец.

— В новой школе сильный класс, и просто так Семена туда не возьмут. А с Ториком за компанию — может, и проскочит. Заодно, вдруг по учебе его подтянешь, да?

— Чем поможешь троечнику? — безнадежно отмахнулся Торик.

— Но ты не против, если он будет учиться с тобой в одном классе?

— Да пусть учится, где хочет. А дружить… Не знаю.

— Вот и хорошо. Потому что я уже согласилась.

— Вера!

— Ну что «Вера»? Она так просила — невозможно было отказать! Мало ли как сложится? Все бывает, сам знаешь: они там и дерутся, и чего только не делают. А так Торик хотя бы не один будет. Правильно?

Страшно далекий от реальной жизни, Торик потрясенно кивнул. Он еще не думал об этом. Даже не начинал.

* * *

Февраль 1979 года, Город, 13 лет

Настороженные льдинки взглядов новых одноклассников обжигали: кто знает, чего ждать от этих новеньких? Судя по тому, что в классе теперь сидел и Семен, у Никитцевых все получилось. Поначалу ребята относились друг к другу недоверчиво. Но они теперь каждый день вместе проходили километр от школы до дома, и вот так, капля за каплей, отношения налаживались.

Семен вел себя разумно, видимо, родители хорошо настроили его на нужный лад. Он не лез с просьбами о помощи, не делал широких жестов, а просто оставался собой. Но воспитывали их по-разному.

В семье Торика главной доблестью для ребенка считалось умение занять себя интересным делом и не отвлекать родителей от их личной жизни. Нравится музыка? Отлично! Слушай пластинки.

А у Семена дома ценились практика, руки, растущие откуда надо, и освоение навыков, которые пригодятся в жизни. Ребенка тянет к музыке? Родители отдают его в музыкальную школу: «Научишься играть на баяне — нигде не пропадешь, хоть на свадьбах заработаешь». И Семен неплохо освоил баян.

Впрочем, друзья никогда не ссорились по этому поводу. Просто каждый из них нес по жизни незримый флаг, врученный его родителями.

* * *

Кабинет физики оформлен как музей науки. Вся задняя стена класса — огромный шкаф-витрина: на каждой полочке что-нибудь интересное. Тут — семейка братцев-маятников, там — остов электрофорной машины, а здесь — толстый и черный амперметр, настолько древний, что, кажется, должен помнить самого Андре-Мари Ампера.

Физичка, Нина Ивановна, худощавая, темноволосая и энергичная, дело свое знает:

— Никогда не путайте пройденный путь и перемещение! Классический пример: автомобиль выехал из гаража, весь день мотался по городу, а вечером неизбежно вернулся в гараж. Пройденный путь исчисляется сотней километров, а перемещение — ноль!

Самые внимательные из учеников переглянулись: это же материал прошлого года, сегодня тема совсем другая! А она, словно услышав их мысли, поясняет:

— Почему я говорю об этом сейчас? Во-первых, я вас поймала и теперь отлично вижу, кто меня слушает, а кто — нет. А во-вторых, — она картинно разводит руками, — хоть все это кажется очевидным, многие из вас при решении задач до сих пор ошибаются! Возможно, теперь вы меня поймали? Похоже, в прошлом году я вам плохо объяснила эту тему?

Она улыбается немного смущенно, но при этом чуть насмешливо, и Торик осознает, что эта незнакомая физичка ему уже симпатична. Более того, чем-то напоминает ему тетю Резеду — такую же острую на язык, но при этом умную и, как ни странно, доброжелательную.

На одном из уроков Нина Ивановна зачитала определение: «Звук — это колебания воздуха, воспринимаемые наблюдателем». Сделала паузу и продолжила:

— Смотрите: здесь речь идет о наблюдателе. О том, кто слышит этот звук. Если в глухой тайге упало дерево, это уже не звук, а просто колебания воздуха.

Ребята загомонили, что это все-таки может и звуком оказаться для какой-нибудь белки или медведя. Физичка скептически усмехнулась и неожиданно заявила:

— А давайте для чистоты эксперимента сбросим на эту самую тайгу пару хор-роших таких нейтронных бомб, чтобы сосны остались, а вся слушающая живность гарантированно вымерла. Тогда уж точно никаких звуков не будет. По определению. Согласны?

Торик не понял, в какой мере эти слова были шуткой, но широкий философский подход и смелые мысленные эксперименты физички впечатлили его безмерно!

* * *

Ярким педагогом оказалась и Анна Сергеевна, математичка — полная и обманчиво улыбчивая, как раскормленный бультерьер, она обладала стальной волей и сверхспособностью: используя только слова и интонации, могла растоптать любого — ученика, другого учителя, директора, кого угодно. А могла и поддержать, и даже вдохновить, если вдруг захочет.

Вот Вася Пучков, верзила и уже в седьмом классе насквозь прокуренный двоечник со стажем, стоит перед ней по струнке. Он не сделал домашнюю работу, списать не получилось, контрольную написал на двойку, словом, виновен по всем статьям. Она говорит негромко, но методично, выщелкивает одно хлесткое слово за другим, и каждое попадает в цель:

— Пучков! Всегда Пучков. Всегда последний, всегда худший. К чему ты стремишься, Пучков? Что у тебя в голове? Не знаешь? А я знаю. Ни-че-го! Пустота. Изначальная торричеллиева пустота в твоей голове, Пучков! И я очень сомневаюсь, что однажды там поселится хоть что-нибудь еще.

Пучков, весь пунцовый от стыда и унижения, так и стоит, ведь сесть ему не разрешили. А Анна Сергеевна тем временем переходит к теме урока:

— Сегодня мы повторяем число пи. Хабарова, напомнишь нам определение?

— Пи — это отношение длины окружности к ее диаметру, — чеканит отличница Кира Хабарова.

— Верно. Васильев, а каково численное значение числа пи?

Торик же не может просто спокойно сказать нужные цифры. Это было бы слишком скучно.

— Три целых, один, четыре, один, пять, девять…

— Достаточно, — пытается его остановить математичка, но не тут-то было.

— …два, шесть…

— Все-все, садись, спасибо. Пи — число иррациональное, точно его значение записать невозможно, поскольку оно выражается бесконечным рядом знаков после запятой. Однако для практических задач обычно хватает двух знаков: 3,14.

— Анна Сергеевна, а вы про меня не забыли? — вдруг вступает Вася.

— Что, Пучков, устал стоять столбом? — в притворном сочувствии ахает математичка, всплеснув руками. — А мне казалось, ты такой сильный, спортивный, подготовленный молодой человек. Нет? Так ты не только по математике отстающий? По физкультуре тоже? Садись. Давай-давай, можно, я разрешаю. А то как бы ты у нас тут в обморок не грохнулся от усталости.

Класс взрывается хохотом. Анна Сергеевна довольно улыбается, а затем продолжает:

— А зачем оно вообще нам нужно, это число пи? Кто скажет?

— Вычислять длину окружности? — с места отзывается Лена Буйнова.

— Да, конечно, но не только. Вы уже знаете, что число пи входит в очень разные формулы. А в тригонометрии без него так и вовсе не обойтись, я уж не говорю о физике.

Взгляд математички на секунду сосредотачивается на облаках за окном, а голос становится мягче, напевней. Видимо, только теперь она открывает классу то, что ее действительно интересует.

— Иногда я и сама удивляюсь: почему вроде бы такие разные вещи в нашем мире связаны именно через число пи. Объективно такого быть никак не должно, а оно есть… — Несколько секунд она задумчиво молчит. А потом спохватывается: — Но мы с вами не будем отвлекаться, а повторим формулу площади круга, которую изучили на прошлом уроке…

В голове у Торика что-то тихонько щелкнуло. По спине пробежал легкий холодок. А правда: почему 3,14? Почему не два и не пять? Почему число не просто дробное, но еще и бесконечно длинное? И почему оно так часто попадается в формулах? В этом таилась какая-то загадка.

* * *

Май 1979 года, Город, 14 лет

Уроки сменялись уроками. Безликие одноклассники понемногу обретали имена, характеры и лица. Например, нашлось много общего со Стасом: его родители тоже только что вернулись из-за границы, но из Монголии. Причем сам Стас тоже там жил и теперь рассказывал много интересного.

Именно Стас сидел рядом, когда в актовом зале школы шел праздничный вечер. Выходили ребята, читали какие-то стихи, играли сценки, хотя все это мало занимало Торика. Но он мужественно сидел: надо так надо! А потом случилось чудо.

Занавес поднялся и открыл музыкальные инструменты для ВИА — вокально-инструментального ансамбля. В центре размещалась ударная установка, рядом — ярко-зеленый электроорган, в углу — блестящие золотом и изумрудом гитары, а у края сцены — микрофонные стойки, прямо как на настоящих концертах. Не успел Торик все это разглядеть, как ребята постарше живо запрыгнули на сцену и расхватали инструменты. Грянула песня. Кудрявый ударник, прикрыв глаза, самозабвенно лупил палочками, три парня с гитарами слаженно исполняли свои партии, у микрофона пела и пританцовывала пухленькая старшеклассница. А за органом сидела — ух ты, не может быть! — девчонка из их класса!

Торик вопросительно посмотрел на Стаса, и тот понимающе подмигнул:

— Лика? Да, она играет в ансамбле. Но не заглядывайся, она такая… — Он неодобрительно помотал пальцами.

Девчонка невысокая, круглолицая, темноволосая и не особо приметная. На уроках Торик ее вообще не замечал. Зато теперь она сидела за электроорганом, ловко и привычно играла, да еще успевала подпевать солистке.

Песня шла за песней, закончились комсомольские, спели грустную, про нелетную погоду, затем быструю, про «дом вон за тем углом». А потом солистка ушла, а пегий парень с гитарой вдруг запел по-английски. Да так легко и запросто, будто всю жизнь на нем разговаривал.

Торик сидел ошеломленный и поглощенный зрелищем и звучанием. И тут его буквально шарахнуло, иначе не скажешь. Впервые в жизни у него появилась цель! Накатила, точно свалилась откуда-то сверху. Ему безумно захотелось однажды тоже встать там, на сцене, с красивой и непонятной гитарой с кучей кнопок и ручек и петь в микрофон.

И дело совсем не в зрителях — он бы согласился стоять даже в пустом зале! Чудо в другом: несколько человек вместе творили музыку. Каждый был уникален, каждый привносил свою частичку, и сообща у них получалось не просто громче — их действия дополняли друг друга. Вместе они создавали нечто новое, причем такое, чего не мог бы сделать поодиночке ни один из них. И теперь Торик тоже так хотел!

Торик огляделся. Рядом сидели школьники — ребята и девчонки. Кто вполуха рассеянно слушал, кто болтал, кто зевал. И не было ни одного, кто бы испытывал хоть что-то подобное. Хотя…

Справа, в конце ряда, Никитцев даже привстал, весь подался вперед и неотрывно смотрел на ребят. И в его напряженном лице, во всей его позе Торик угадал отсвет того же огня: да, Семену тоже хотелось быть там, на сцене! Он уловил взгляд Торика, обернулся, слегка улыбнулся другу, потом чуть поджал губы и медленно, с чувством, поднял вверх большой палец.

* * *

Июль 1979, Кедринск, 14 лет

Странное лето выдалось: вроде июль, а не жарко, вроде дожди — но короткие, не мешают. И даже купаться на речку Кедринку народ ходит реже обычного.

В начале 1979 года на орбиту успешно запустили космический корабль «Космос-1074», а в домике над Пральей бабушка Саша по-прежнему готовила еду на керосинке. Самое смешное, что космический корабль на картинке в журнале «Наука и жизнь» формой и очертаниями очень напоминал ту самую керосинку! Торик теперь читал не так много: родители купили в Кедринске отдельный дом с большущим огородом недалеко от реки, а главное — по соседству с «Гнездом», домом бабушки Софии. Дел хватало: перевозили вещи и стройматериалы, обустраивали быт.

Торик, как всегда, слонялся вокруг и все никак не мог приладиться, с чего начать, но тут отец принялся шкурить свежеспиленные деревья. О, вот тут все понятно! И Торик тоже подключился — топор умело взялся за дело, быстро ошкурил дерево, а потом ловко и привычно разделал ветки. Отец немного удивился, а потом буркнул маме: «Я же говорил: придет время — сам всему научится. Видишь? Так и вышло!» Торик про себя усмехнулся и подумал: как здорово, что Андрей обучил его хотя бы этому!

А еще Торик неожиданно осознал: отец — не божество, не супермен, он просто человек. И тоже может ошибаться.

* * *

Октябрь 1979 года, Город, 14 лет

В восьмом классе Торик начал различать более тонкие нюансы жизни. Из небытия вдруг явилась литература, а вела ее Раиса Михайловна, попутно еще и библиотекарь. Мягкая и задумчивая, в сильных очках и с неброской внешностью, она умела пробуждать в учениках гуманитарные струны, о которых те даже не подозревали.

Однажды после урока Раиса Михайловна попросила Торика зайти к ней в библиотеку:

— Я считаю, тебе будет интересно почитать вот это. — Она смущенно поправила очки и протянула ему тонкую сине-белую книжицу «Человек: психология», добавив: — Если понравится, можешь оставить себе: она из резервного фонда.

Книга, написанная простым и понятным языком, оказалась невероятно полезной! Торик прочел ее несколько раз и понял, что совсем не представлял себе этот пласт жизни. И именно оттуда он узнал слово «синергия», означавшее то, что ему так нравилось.

Синергия — это когда каждый человек вносит свою частичку в общее дело и вместе они получают нечто новое, чего не смог бы добиться ни один из них по отдельности.

А звучит-то как красиво — синергия!

Загрузка...