Родное гнездо

Глава 14. Универ

Октябрь 1982 года, Город, 17 лет

Цветной свет. Позднее октябрьское солнце целится в окно, но лучи его причудливо окрашивает витраж. Непривычно: витражи обычно ставят в окнах храмов, а не вузов. Однако на этой стеклянной картине работают советские ученые. Девушка, слегка прищурившись, разглядывает на просвет колбу, а парень что-то записывает в тетрадь. Убеленный сединами профессор в крошечной шапочке отчеркивает на нарисованной доске формулы. И в этом перекликается с настоящим лектором: тот тоже сейчас пишет мелом. Аудитория вмещает весь поток — десять групп, у каждой своя специализация, а в группах — студенты, и у каждого свой характер. Торика такое обилие незнакомых лиц напрягает: они никак не хотят запоминаться.

Волнения экзаменов позади. В Универе — лишь те, кто прошел. Горькие разочарования не попавших и сломанные стебельки неудачников остались там, за порогом. А здесь… Вчерашние школьники еще не чувствуют себя взрослыми, но уже оценили «ослабление хватки». Никто не ходит между рядами, разглядывая, что ты пишешь. Никаких домашних заданий и проверок. Это расслабляет. Все кажется необязательным, игрушечным. Мы же молодцы, поступили? Вот и все. Больше делать ничего не надо.

Они и не делают. Единицы старательно пишут конспекты. Кто-то тихонько болтает, кто-то спит. Кто-то разглядывает новый журнал. И мне тоже, мне дайте посмотреть, ой, как интересно! Лектор объясняет нечто сложное и понятное лишь ему одному.

А где Торик? В первом ряду, вдохновенно слушает? Нет. Вон они сидят вчетвером — три парня и девушка, играют в «Чепуху в стихах». Первый пишет пару строк, одну загибает, чтобы не было видно, и передает листок дальше. Следующий видит строку и придумывает ей стихотворное продолжение, не зная предыстории. Когда листок заполняется, его разворачивают и читают. Обычно получается смешно и почти в рифму. Иногда стих непостижимо заглатывает кусочки реальности — слова лектора, попутные мысли или несказанные друг другу слова — и вплетает их в себя. А как же лекция? Экзамен? Они не думают об этом. Им хорошо и весело, остальное пока не важно. Понимание и осознание придут позже.

Лектор делает эффектную паузу, и все невольно поднимают головы. Ребятам вроде интересно, но внимание быстро рассеивается, и они возвращаются к стишкам. Хотя любопытство пощекотали — теперь Торик вполуха слушает и лектора. Зацепил.

* * *

В ноябре случилось невозможное.

В холле Универа, под потолком, висели телевизоры, всегда выключенные, молчаливые. А сегодня все они работали, показывая одно и то же: отрывки из балета «Лебединое озеро» в исполнении артистов Большого театра. Звучала грустная музыка и совсем никаких слов. Даже дикторы куда-то подевались. Никаких объявлений, никаких пояснений. К чему бы это?

Весь холл заполнили студенты, глядевшие вверх. В один миг они растеряли свою обычную жизнерадостную наглость, словно кто-то внезапно взял да и превратил их в стариков. Набились в этот холл, крутили головами и совершенно ничего не понимали. Все спрашивали друг у друга, что случилось? Большинство лишь пожимало плечами в ответ. А некоторые отвечали, но какую-то ерунду, нечто невозможное, просто не имеющее смысла. Всего два слова — «Брежнев умер».

Такого не могло быть. Всю жизнь Торика, и даже дольше, Брежнев бессменно управлял страной, и это положение дел казалось незыблемым. Да, он был стар, с трудом двигался и плохо говорил, но никак не мог вдруг просто умереть, как простой смертный. Ведь он — самый главный, к его услугам лучшая медицина, любые ресурсы! Даже если бы он вдруг заболел или случилось несчастье, по телевизору сразу бы об этом объявили, разве нет? Примерно так думали люди. Но телевизоры по всей стране молчали, из них лилась только музыка. Гений Чайковского заменил все официальные слова сразу, оставив лишь полнейшую неопределенность и невнятную тягостную скорбь.

А вот сами люди не молчали. Они гадали: что теперь будет? Переворот? Досрочные выборы? Останется ли вообще СССР? Ну конечно, останется! Крупнейшая в мире социалистическая страна. И все же… Как жить дальше? И снова — по кругу — что же будет?

Занятия срочно отменили. Студентов отправили по домам — скорбеть. В этот день вообще много чего отменили — все развлекательные мероприятия, спортивные соревнования, показ кинофильмов.

А на следующий день к власти пришел непонятный Андропов. Непривычно активный, властный, со стальной решимостью во взгляде. И люди говорили, мол, уж этот-то гайки закрутит. Казалось, теперь все будет по-другому, а как — никто не знал. Страна, еще в полном составе, плыла прежним курсом, но лед вокруг нее уже незаметно начал ломаться. О том, что этот день завершил целую эпоху, «эпоху застоя», и о том, к чему все приведет, никто не догадывался. Вот таким случился ноябрь восемьдесят второго.

А Судьба делала свое дело, выгибая жизнь так, как угодно ей.

* * *

Февраль 1983 года, Город, 17 лет

«От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год» — хорошо азартно распевать песенку, а вот реальность оказалась драматичней. Первую сессию пережили не все: в группе у Торика двоих отчислили за неуспеваемость.

Для самого Торика сессия стала барьером. Он сдал дикую физику, которую невозможно понять, и математику, внезапно оказавшуюся чуждой и очень далекой от всего, что изучали в школе. Но бездарно завалил экзамен по истории КПСС. Годы, съезды, директивы, фамилии — все это ужасно путалось в его голове. Разрозненные факты никак не хотели складываться в понятные аккорды знаний, а безудержные шатания курса партии во все мыслимые стороны казались Торику нелогичными, и он их интуитивно отбрасывал. Результат — два балла без права пересдачи. И что? Все пропало? Конец Универу, и здравствуй, армия?

В какой-то степени Торику повезло: вопрос рассматривался уже не как академический, а как политический. Неуспевающих по такой важной дисциплине быть не должно, это бросало бы тень на вуз в целом. И понимали это все: преподаватель, замдекана, еще какие-то люди, сидевшие в комиссии. По итогам Торику, уныло поникшему в коридоре в ожидании худшего, объявили решение, довольно неожиданное. Он должен сдать оставшиеся экзамены, а затем прийти и пересдать историю. Задача Торика — выучить материал не всего курса, не всю эту гору разрозненных фактов, а только три конкретных билета. Этого хватит.

Так все и вышло. Барьер был взят. Он сдал. Но не успокоился.

Кому-то все это показалось бы пустяковым приключением, перчинкой в бурлящем супе студенческой жизни. Однако на Торика сессия произвела сильное впечатление. Словно до этого он весело плескался в море жизни и радовался, а тут вдруг стал тонуть. Мир изменился, стал немного другим. Да, его спасли, но из головы как-то разом ушли беззаботность и ложное впечатление безнаказанности.

Он начал не то чтобы бояться, но стал чуть серьезней. Принялся писать конспекты — хотя бы там, где мог. К своему удивлению, Торик осознал, что бывает интересно следить за ходом мысли лектора. Иногда он теперь даже задавал преподавателям вопросы на практических занятиях.

А иногда Торику малодушно казалось, что он выбрал не тот вуз: он часто ощущал, как знания, которые ему давали, словно обтекали его, почти не затрагивая. И не потому что он был глупым или преподаватели — плохими. Создавалось впечатление, что все это — не его или не совсем его предметы. Впрочем, пока ему хотелось верить, что количество знаний просто еще не перешло в качество. Что позже, может быть, через год или два, все сложится в единое и гармоничное целое, в котором ему будет интересно и комфортно. В конце концов, не зря же все говорили, что первые несколько лет учиться в вузе трудно, а потом становится легче. Или зря?

Он не знал, что Судьба уже приготовила ему новое испытание. Или то был подарок?

* * *

Новое не просто сваливается нам на голову, оно прорастает из старого.

Одним из странных новых предметов, появившихся после сессии, оказалось программирование. Не математика и не иностранный язык, хотя сочетало в себе отдельные черты и того, и другого. Больше Торику сравнить это было не с чем. В школе ведь тогда не было ни информатики, ни инфобезопасности, даже самих компьютеров не было. Пока шли лекции, Торик конспектировал очередной малопонятный предмет, просто чтобы потом сдать. Прорыв произошел на первой же лабораторной работе, когда он прикоснулся к живой компьютерной консоли, набрал первую в своей жизни учебную программу, а она… поехала!

Ощущение очень походило на ситуацию, когда Андрей впервые посадил Торика за руль мопеда. На велосипеде все понятно: крутишь педали — он едет, не крутишь — ничего не происходит. А тут ты просто сидишь, ничего не делаешь, а он все равно едет! С программой то же самое. Да, это ты придумал и набил все буковки, но потом ты уже просто сидишь, а работает только компьютер. Сам. Без тебя.

Задание было примитивным, поэтому другие студенты быстренько справились с ним, получили нужные ответы и ушли. А Торик остался. Он пробовал вносить мелкие поправки в свою крохотную программу, и система честно их отрабатывала, мгновенно выдавая обновленный результат. И результат этот напрямую зависел от того, что Торик перед этим построил в голове!

Когда он все это осознал, для него началась новая эра. У него появился идеальный исполнитель идей. Умело озадаченные компьютеры делали в точности то, что поручал им человек. Если он где-то ошибался, они ругались или творили бессмыслицу. Но если все задумано верно, они работали идеально и невероятно шустро.

Теперь Торик был готов изучать программирование и заниматься им круглосуточно, даже в ущерб всему остальному. Он с упоением читал методичку и писал все новые и новые программы. Зачеркивал нули и подчеркивал пробелы, ощущая при этом себя причастным к клану избранных — настоящих программистов.

Да что там, Торик наконец почувствовал себя в родной стихии! Обогнав учебную программу, он уже сейчас мог ответить на любой вопрос преподавателя, но не высовывался. Зато надкусывал самые вкусные кусочки. Быстро-быстро бежал, совершенно не представляя, куда, для чего и что ждет впереди. Как в детстве — только лучше.

Потому что теперь один лишь Торик видел, что занимается интересной ерундой. А для всех остальных он выглядел целеустремленным студентом, грызущим гранит науки. Очень удобная жизненная позиция!

У него появилось свое «место силы» — уголок Универа, куда хотелось приходить снова и снова. Студенческий вычислительный центр (СВЦ) располагался на втором этаже. Для кого-то — обычная лаборатория. А для Торика и немногих посвященных — экзотическое место со своей атмосферой.

Здесь водились вечно растерянные студенты и строгие преподаватели, а еще бродили загадочные полубоги в белых халатах. Техники? Научные сотрудники? Разве угадаешь. Они знали и умели все. По крайней мере, так представлялось студентам.

Довольно скоро Торик обнаружил, что расписание лабораторных работ в СВЦ составляют с запасом: хотя бы пара консолей почти всегда свободна. И обычно ему позволяли оставаться здесь сколько угодно, что он с радостью и делал.

Все консоли в СВЦ были похожи как близнецы — массивный сундук дисплея, а из него торчит клавиатура примерно как на электронной печатной машинке. Сам компьютер под названием СМ-4 спрятан от глаз людских за перегородкой. В зале всегда стоял негромкий гул. А самыми громкими (не считая студентов) устройствами в СВЦ были перфосчитка и перфоратор, оба работали с перфолентой, первый мог читать ее, а второй — формировать, выпускать новую перфоленту. Ленты узкие, зато очень длинные, как серпантин, их сворачивают в бобины. А самые ценные еще и хранят в специальных пластмассовых коробочках.

Так выглядела рутина. Но еще была и экзотика, правда доступ к ней имели только посвященные. Речь идет о компьютерах серии «Наири». Родным языком для них был не Бейсик, а свой «язык автопрограммирования Наири АП», который мало кто знал даже из преподавателей.

Торик даже не пытался освоить эти системы, ему вполне хватало и Бейсика. Но пару раз он видел, как на Наири работает преподаватель Пчелинцева, которая вела у них практические занятия. Все вместе производило впечатление чуда. Если бы слова просто дописывались на экране, эффект был бы слабее, а тут, здоровенная печатная машинка разгоняется, гудит, строчит буквами, как пулемет, а потом вдруг замирает, ждет, пока рыжая и слегка мужеподобная Пчелинцева в больших квадратных очках введет очередные данные. Полное ощущение симбиоза человека и машины!

Оглядываясь позже на этот момент, Торик удивлялся: как все-таки зыбко все устроено у людей в судьбе! Не заинтересуйся он компьютерами и программами, не поселись в этом самом СВЦ, он стал бы совсем другим человеком. Унылым инженером, всю жизнь безрадостно тянущим лямку нелюбимой работы где-нибудь на задворках страны. Да, все могло сложиться и так. Но в этот раз Судьба распахнула перед ним нужную дверь.

* * *

«Задачка не решается, не сходится ответ…» — заезженной пластинкой крутилось в голове Торика уже полчаса. Программу он написал правильно, да и задачка несложная — вычисление интеграла с заданной точностью. Но результат напрочь отказывался сходиться с ответом, приведенным в методичке! Алгоритм простейший: разбить график функции на маленькие элементы, вычислить в цикле парциальные суммы, сложить их и вывести результат. Казалось бы, чему тут не работать?

— Маешься с интегралом из шестой части? — неожиданно раздался ехидный голос из-за спины.

Торик недовольно обернулся. Позади стоял смутно знакомый парень, высокий, почти на голову выше него, и очень худой. С таким острым подбородком, что аристократическое лицо казалось треугольным. Серо-зеленые глаза парня смотрели насмешливо, а кривоватая улыбка выдавала самоуверенность. Или уверенность в себе?

Отвечать не хотелось, хотя вопрос попал в цель. А парень продолжил:

— В программе ошибок нет.

— Вот именно, только ответ не сходится.

— Я знаю. А хочешь, фокус покажу?

— Попробуй. — Торик хмуро встал, уступив место за консолью.

— Поставим число итераций двадцать, как нормальные чайники. А не тысячу, как у тебя.

— Но так мы теряем точность.

— Я знаю. Сейчас не это важно. Смотри.

Он запустил программу. На экране появился ответ: 21.41838.

— Не сходится, — сказал Торик.

— Я знаю. — Опять! Самоуверенность парня начинала раздражать. — А теперь посмотри ответ.

— Да я помню, там совсем другое число.

— По-смо-три, — раздельно произнес парень, — прочти его вслух.

— 814.12, — машинально прочитал Торик, и тут его осенило: — Постой!

— А-а, теперь понял? Эти идиоты в методичку вписали ответ задом наперед. И ведь ни одна собака не проверила его перед тем, как отдать в печать. А студенты мучаются!

— Спасибо! Я бы еще полдня тут сидел.

— Я бы тоже, только мне сказали, что консоль занята. Тобой. Будем знакомиться? Роберт.

— Анатолий, — официально представился Торик, но любопытство тут же взяло верх. — Ты тоже программируешь после занятий?

— Обычно — да. Вот сегодня хотел посмотреть, как работают четыре вложенных цикла, а потом…

— Четыре? — перебил его Торик. — Забудь. Эта версия Бейсика поддерживает только три.

— Я зна-аю, — снова завел свою песню Роберт. — Но есть у меня одна хитрая идейка, как это дело обойти.

— Серьезно? А можно посмотреть?

— Сейчас. Марина Андреевна, позволите стульчик на время одолжить? Спасибо большое! Милейшая женщина, просто чудо!

— Ты тут всех знаешь? Я сколько хожу и…

— Ну, не всех, — скромно улыбнулся Роберт. — Только ключевые фигуры. Так вот, моя гениальная идея состоит в том…

Они просидели вместе за консолью почти час, отыскали много общего и вышли почти закадычными друзьями. Общие интересы очень сближают, особенно если выходят за рамки обыденного. И кто бы знал, что случайная встреча двух парней «у интеграла» так сильно изменит судьбу одного из них.

Роберт принес много перемен.