Ревизор: возвращение в СССР 48

Глава 6

Москва

Подосадовал, что тот ящик рома, что Балдин для меня прикупил на мои оставшиеся кубинские песо, так ещё до меня и не доехал. Ну да что делать… Заехал в ближайший крупный магазин и приобрёл там самый дорогой ром, что в продаже был. К счастью, предполагая, что наш телефонный разговор с Межуевым может этим и закончиться, я ещё в багажник дополнительно полное собрание сочинений Конан Дойла положил, изданное в нашей типографии. Всё же Межуев полностью уверен, что он меня выручил из очень серьёзной передряги. Одной бутылкой тут уже никак не обойдёшься – надо что‑то более солидное презентовать.

Положил купленную бутылку в один из тех импортных пакетов, в которых нам Диана подарки привезла на Кубу. Как и положено нормальным советским гражданам, мы после приезда, после того как вещи в шкафы выложили, все эти пакетики аккуратно сложили на одну из полок. Я сразу же несколько штук оттуда и прихватил для того, чтобы различные презенты делать. А книги засунул в другой, побольше размером.

Фирменный пакет сейчас, как и в девяностых, – большое дело. Они сами по себе, даже пустые, очень ценятся. Мне, конечно, когда я это вижу, становится немного смешно. Но если людям нравится получать подарки в фирменных иностранных пакетах, то почему я должен быть против? Меньше у меня дома их будет валяться.

Правда, когда приехал, пришлось посидеть в приёмной минут двадцать. Но секретарша была вежлива и даже извинилась, сказав, что неожиданно очень серьёзный человек к Владимиру Лазоревичу пришёл. И я должен понимать, что он должен с ним пообщаться.

Таисии Григорьевне в этот раз ничего дарить не стал, учитывая наши прошлые разногласия и проблемы, которые были. Подержу её пока что на голодном пайке. Если и в следующий раз, когда позвоню, доброжелательность в её голосе сохранится, вот тогда уже и хороший подарок ей привезу, чтоб полностью восстановить отношения. Но буду налаживать отношения с позиции силы. А то привезёшь сейчас шоколадку, она и подумает, что я несерьёзно тот наш конфликт воспринял и можно со мной и дальше стерву включать, когда ей заблагорассудится...

А так она, конечно, с интересом посмотрела на две мои сумки, когда я вошел: одну маленькую, в которой была бутылка, и другую – большую, в которой притаилось творчество Конан Дойла.

Довольно быстро, пока ждал этого важного человека, я сообразил, что, наверное, не стоит мне Межуева подставлять. А то выйдет этот самый важный человек – а тут сижу я с двумя сумками, одна из которых вообще огромная. Два импортных полиэтиленовых пакета могут внутри скрывать что‑то гораздо более дорогостоящее, чем собрание сочинений Конан Дойла и бутылку рома.

Так что я, с разрешения секретарши, ничего не поясняя, пока что подарки свои в шкаф разместил – куда она мне, когда я вошёл, предложила одежду повесить. При себе только портфель оставил.

Наконец этот самый важный чиновник вышел. Низенький такой, нос картошкой, лысый. В лицо я его не узнал – значит, в газетах часто не мелькает. Но достаточно того, что Межуев с ним столько общался, значит он действительно важная птица. Сколько таких чиновников есть, которых в газетах практически не найдёшь, но не дай бог им дорогу перейти – ресурс у них серьёзный, чтобы проблемы тебе создать.

Дождавшись, когда он подальше по коридору отойдёт, после того как вышел из приемной, достал подарки из шкафа. И секретарша очень одобрительно кивнула, сообразив наконец, почему я их туда засунул. Раз она столько с Межуевым работает, то ей должно быть важно, что я забочусь о репутации её шефа.

Межуев вначале напрягся, когда я с такой большой сумкой в его кабинет зашёл. Ну да, мало ли я там какой‑нибудь дорогущий японский проигрыватель притащил. По размеру, который книги занимали, вполне мог влезть в этот полиэтиленовый пакет.

Но когда я книги начал на стол выкладывать, благодаря его ещё раз за помощь в мое отсутствие, сразу же расслабился и даже одобрительно кивнул. Ну да, книги, несмотря на немалую стоимость на чёрном рынке (это собрание сочинений запросто может сто пятьдесят, а то и двести рублей потянуть), официально-то каждая книга два с чем-то рубля только стоит за штучку. Получается по общей сумме меньше половины стипендии студента. Поэтому никто это взяткой назвать не сможет. И вообще в СССР везде твердят, что книга – лучший подарок.

Что такое сочинение в магазине не найти, и его с удовольствием купят из-под полы за круглую сумму, которую не каждый инженер за месяц зарабатывает, Межуев наверняка знал. Сейчас практически любой серьёзный чиновник активно читает художественную литературу и прекрасно знает, что именно в дефиците.

Правда, большинство серьёзных чиновников, конечно, могут не знать цену черного рынка. Зачем им пользоваться чёрным рынком, если всегда есть друзья, которые свежие издания достанут и лично привезут по государственной цене или вовсе в подарок? Но вот Межуев как раз мог знать, учитывая его место работы. Если он постоянно везде с ревизиями ездит, то должен он знать цену на любой советский дефицит – и государственную, и чёрного рынка тоже.

Вот когда я уже начал бутылку рома вытаскивать из второго пакета, вот тогда он уже немножко неодобрительно нахмурился и сказал, что не стоило ещё и бутылку тащить. Но не настолько сильно неодобрительно он смотрел, чтобы я его послушался. И конечно, пользуясь своим богатым опытом из предыдущей жизни, сумел его уговорить.

Всё‑таки я прекрасно знаю разницу между категорическим отказом, когда подарок надо немедленно убрать, иначе очень серьёзно ухудшишь отношения с человеком, и выражением лица: «Мне очень хочется, но я не уверен, что это можно брать». Вот тут уже и можно, и нужно уговаривать, потому что если сразу сдашь назад, то оставишь человека недовольным. Он же на самом деле хотел это получить в подарок, просто стеснялся: не слишком ли это уже будет?

Тут, блин, целое искусство. И, к счастью, в прежней жизни я его превосходно освоил – на шесть баллов из пяти, я так думаю.

Межуев начал меня сразу с интересом расспрашивать про Кубу, причём очень специфически, сразу чувствуется родственная душа ревизора: такие детали стал копать, которые Захарову и в голову не пришли.

Но, естественно, я так и не выдал тайну, что мне его поддержка вообще не нужна была. Описал только казус с подставой от Вильмы, и сказал, что Захаров мне сообщил о его большой роли в той помощи, что мне была оказана по линии МИД, и поэтому я очень признателен за то, что он меня выручил.

Чётко уловил грань, когда понял, что он удовлетворился моими благодарностями. Тут же тоже целое искусство – благодарить тоже надо уметь правильно. И мало добрых слов скажешь, плохо. Но и есть линия с благодарностью, которую тоже ни в коем случае нельзя переходить, а то прослывёшь подхалимом, с которым приличному человеку неудобно общаться.

Так что едва я понял, что высказанная в следующий раз признательность за его помощь и поддержку вызовет у него уже гримасу неудовольствия, то немедленно с этим делом завязал и стал рассказывать о том, как хорошо на Кубе отдыхать и что, возможно, ему тоже стоило бы туда съездить для того, чтобы здоровье поправить.

По прошлой жизни помню, что люди в возрасте обожают разговоры про их здоровье. А также если ты заботишься об их здоровье, будучи сам молодым и не зная проблем с этим. Опять же главное – не скатиться в подхалимство и быть искренним. В моём случае это было совершенно не трудно, потому что Межуева я лично очень уважал, и был ему благодарен за то, что он влез в эти проблемы с Громыко без всякой просьбы с моей стороны. Так что был очень заинтересован в том, чтобы с его здоровьем всё было в полном порядке и дальше. И он это, конечно, почувствовал.

В общем, нормально пообщались. Процесс нашего общения ни я не стал затягивать, ни он. Минут в двадцать уложились.

Уехал от Межуева с большим облегчением. Всё, этот пункт закрыт – и закрыт достаточно красиво и профессионально. Да, он считает искренне, что я ему очень должен. И никакими книгами и бутылкой рома такой долг, конечно же, не закрыть. Этим я просто показал, что ценю его помощь. Но да, с этим уже ничего не поделать. Долг всё равно придётся отрабатывать.

***

Сразу после этого пообедать заехал в гостиницу «Россия», тут куча ресторанов и днем в понедельник вполне свободно. А затем решил поехать в редакцию газеты «Труд». Веру тревожить не стал, пошёл сразу в кабинет к Ландеру, потому что главный вопрос у нас именно с ним. Мне надо знать, как он на кубинскую ситуацию со мной планирует реагировать? Пока это не узнаю, и нечего Веру лишний раз дёргать.

А вот уже потом планировал обязательно зайти к ней, обсудить итоги этого разговора.

Конечно, я понятия не имел, что именно услышу от Ландера. Насколько сильно он обиделся на эти проблемы с МИД, возникшие у него из-за меня? Теоретически, если будет наезжать по этому поводу, то можно напомнить ему о том, что всё началось с того, что он меня сам отправил на этот конгресс в Кремлёвском дворце, где я и познакомился с Вильмой. Дальше одно зацепилось за другое, и пошло-поехало…

Но нет, так я делать не буду, это неправильная стратегия. Не надо вообще ничего упоминать по поводу того, что я каким‑то образом поссорился с Вильмой, хотя теперь этот вопрос уже и позади – она вроде как снова меня любит после того доклада в кубинском Совете министров.

Ну а почему? Потому что Ландер – типичный шаблонный начальник, живущий по принципу как бы чего не вышло. Такому ни в коем случае нельзя жаловаться на то, что кто‑то серьёзный плохо на тебя в прошлом смотрел, не то что сейчас к тебе плохо относится. У таких людей главное правило – не спасай тонущего, а топи тонущего. Словно если у человека какие‑то неудачи в жизни пошли, то они могут и к тебе прицепиться, если ты не примешь участие во всеобщей травле…

Поэтому с Ландером надо говорить, если он будет мной недоволен, сугубо с позиции силы, уверяя, что у меня всё хорошо, всё прекрасно, связи на высшем уровне и тому подобное. Только такой язык такого рода люди уважают и понимают. И только так с ними можно нормально общаться и сотрудничать.

Ну а если это не поможет, то просто расстанемся. Вот чего хватает в Москве, так это крупных газет, с которыми можно будет сотрудничать без проблем. Если по‑доброму расстанемся с Ландером, а шансы на это велики, если он поверит, что мои связи не утеряны, то вряд ли он начнёт выносить сор из избы и обзванивать другие редакции, прося, чтобы мне не давали возможности там печататься.

Секретарша в приёмной главного редактора, спросив мою фамилию, тут же нажала кнопку интеркома и доложила о моём появлении. Пришлось, правда, подождать минут пять, пока из кабинета Ландера не вышло четверо сотрудников – видимо, он какое‑то небольшое совещание проводил.

Правила вежливости после приезда из длительной командировки требовали при появлении у начальника какого‑нибудь презента. Кубинского рома я и для него прикупил, когда закупался для Межуева. И в пакет положил с рекламой «Мальборо».

По поводу того, чтобы подарить одно из привезённых манго, даже и не думал. Они у меня все наперечёт и чётко распределено, кому их дарить нужно.

Ландер меня поприветствовал, помахал рукой, улыбнувшись, предложил сесть перед ним.

«Ну что же, вроде бы пока начало разговора намечается достаточно многообещающее. По идее, не вёл бы он себя так, если бы планировал мне какую‑то выволочку делать». – подумал я.

– Ну что, Паша, навёл ты шороху, конечно, не по‑детски, – начал разговор Ландер. – Но можешь не волноваться, я всё уже урегулировал.

Честно говоря, такое начало разговора меня несколько ошарашило. Я даже не нашёлся, что и сказать. Интересно, что именно он урегулировал и когда? Но поскольку я человек вежливый и очень жаждал это узнать, надо было сыграть в игру – с моей стороны явно требовалась какая‑то благодарность.

«Ну что же, будем играть по правилам», – подумал я.

– Спасибо, Генрих Маркович, – ответил ему, – что позаботились обо мне.

Не удержался от небольшой шалости, поблагодарил его в корейской манере. Впрочем, откуда ему это знать? И жду с огромным интересом, что же он скажет дальше.

– Да ладно, Паша, что уж там, свои люди, – самодовольно махнул Ландер рукой. – Что же мне из такой ситуации молодого журналиста и не выручить? Ты же в моей команде в «Труде» работаешь. Я, кстати, уже и Межуеву сказал, как тебя выручил…

– А Межуев тоже в курсе? – искренне удивился я.

То есть он не только меня уверяет, что меня выручил, но и Межуеву это сказал, что ли? Как говорится, наглость города берет…

– Ну, конечно, в курсе. Мы с ним по этому поводу детальнейшим образом переговорили, – снисходительно пояснил Ландер. – Я тогда, кстати, с ним разговаривал вскоре после того, как кубинского посла к себе вызвал, и мы с ним долго беседовали. Не переживай, его я тоже уломал. Куба к тебе плохо относиться теперь не будет.

Лишь титаническим усилием воли я удержался от того, чтобы не рассмеяться. Нет, я понимал, конечно, что Ландер пьёт изрядно, но это уже какая‑то очень серьёзная галлюцинация.

«Кубинского посла он вызвал… Что‑то я сильно сомневаюсь, что даже главный редактор советской газеты может себе позволить заграничного посла вызвать. Пусть даже и кубинского. Ну и тем более – какой смысл кубинского посла уговаривать? Неужто он не знает, что у меня на Кубе с Фиделем и с Раулем полный порядок? Было бы иначе – не возили б меня по яхтам да по стрельбищам вплоть до самого отъезда… А с другой стороны, слушать Ландера было очень увлекательно. Белочка у него, что ли? Или невыносимый приступ наполеоновской болезни? Интересно, Бастилию тоже он захватил и снёс? Даже страшно спрашивать, а то вдруг и в этом тоже признается…».

Ландер между тем продолжил:

– В общем, и Лазоревича я тоже заверил, что всё в полном порядке. А то, понимаешь, тут Громыко чем-то недоволен… Пусть Громыко своей внешней политикой занимается, а не в журналистские наши дела лезет.

«О, вот это Остапа несёт», – подумал я. – «Трезвый человек явно так не будет высказываться пренебрежительно о члене Политбюро. Впрочем, надо было сразу сообразить по его блестящим глазкам, что принял он сегодня уже изрядно. Не знаю, какая у него обычная норма, но явно в этот раз он с ней серьёзно переборщил. И в целом похоже из-за алкоголя уже и мания величия появляется потихоньку… Капец просто…».

– Да, теперь следующий важный вопрос, – всё же сосредоточился Ландер после потоков самовосхваления и демонстрации того, какой он крутой. – Что я тебя вызвал‑то? Готова статья уже по интервью с Фиделем? Принёс с собой? Надеюсь, что да, а то я кубинскому послу пообещал, что ты как приедешь, мы сразу же её тиснем. Только, учитывая, сколько я во всё это дело усилий вложил, я думаю, ты согласишься, что будет справедливо, если она будет за нашим с тобой совместным авторством.

«О‑о, вот он и ответ на все мои размышления по поводу того, готовить ли статью на основе той беседы с Фиделем Кастро… И шикарный ответ, надо сказать. Не знаю, чего добивается Ландер, предложив поставить его фамилию тоже под этим интервью? Может, и в самом деле решился бросить вызов Громыко? Может, с кубинским послом задружившись, и сам себя уверил в своей исключительной роли по поводу умиротворения МИД? М-да. Боюсь, скоро у «Труда» будет новый главный редактор, и мои кубинские приключения будут абсолютно ни причем…».

Ну, лично для меня это прекрасный выход из той проблемы, что у меня возникла по поводу этой публикации. Печатать интервью под своей фамилией, чтобы порадовать Фиделя, – это шанс разозлить Громыко. Но в предложении Ландера всё выглядело для меня идеально: фамилия главного редактора газеты «Труд» перед моей – означает, что публикация санкционирована лично им. И для Громыко это будет ясный сигнал, что непосредственно Ивлев никакого участия в решении о публикации и не принимал. Кто он там? Обычный журналист. Ему сказали – он статью сделал. Так что перед МИД я после появления этой статьи буду в полном шоколаде. Статья точно не будет воспринята, как какая‑то невероятная наглость с моей стороны. Идеальное для меня решение достаточно сложного вопроса… Так что надо соглашаться, да еще и радуясь такому предложению…

– Генрих Маркович, спасибо за доверие. Приятно будет опубликовать статью под совместным авторством. Если вы не возражаете, я всё же её немножко доработаю и завтра, прямо с утра, лично вам её сюда и привезу. Или всё же Вере Ганиной её отдать?

– Нет, зачем Вере? К чему нам промежуточные инстанции? Привози прямо ко мне. Также грамотно оформи только, как ты обычно всё делаешь. Твои статьи постоянно на редколлегии хвалят все за то, что с ними никакой дополнительной работы проводить не надо. И, думаю, послезавтра мы её уже издадим на первой странице. Ну всё, Павел, давай до завтра. У меня тут ещё дела.

После этой фразы Ландер непроизвольно скосил глаза на шкаф, стоявший слева от его стола.

«Блин, похоже, что именно там он свои запасы алкоголя хранит», – подумал я. – «Но спивается он, конечно, по полной программе, надо признать. Его бы на самом деле на лечение срочно определить. Налицо уже определённая утеря связи с реальностью. А дальше что будет? Однажды с топором начнёт за секретаршей бегать?»

Но одно дело – думать о таком, другое дело – предложить это сейчас главному редактору.

«Нет, после такого моя статья по беседе с Фиделем конечно выйдет. Но вряд ли под ней останется моя фамилия… А следующих моих статей точно уже в «Труде» не будет. Очень редко когда алкоголик понимает, что ему действительно пора лечиться. В этом всё коварство этой болезни. Так что даже заикаться об этом в разговоре с Ландером я не собираюсь. Можно подумать, у него начальства нет, которое не получает сигналы о том, что главный редактор благополучно спивается. Чтоб не нашлось доброго человека, который не подал бы им сигнал… Ни в жизни не поверю. Значит, их сложившаяся ситуация полностью устраивает. Ну, алкоголик, и что? Главное, что не диссидент, видимо».

Сразу после Ландера пошёл к Вере. В том же магазине, где Ландеру я рома кубинского приобрёл, для неё целый рулет в кондитерском отделе купил. Решил немножко разыграть её. Вошёл с достаточно мрачной мордой, словно на похоронах, грустно поздоровался с ней, достал этот самый рулет. Он такое впечатление, примерно с килограмм весил.

Ну что Вера должна была подумать? То, что она сразу и сказала своей привычной скороговоркой:

– Ой, Паша, всё плохо, да? Какой огромный рулет принёс! Прощаться будем, да? Мне чайку нагреть? Ты бы знал, как жаль, что мы больше с тобой сотрудничать не будем. Всё же журналист ты такой талантливый, каких мало…

Ладно, решил, что надо заканчивать с этим представлением. Рассмеялся, смахнув с лица всякую мрачность, и сказал:

– Извини, Вера, дурацкая шутка. Всё у нас с Ландером в полном порядке. Завтра я ему должен статью принести по нашему разговору с Фиделем Кастро. Он её тиснет на главной странице в соавторстве со мной.

– Что, правда, что ли? – широко распахнула глаза Вера. – Ах ты, негодяй! Что ж ты мои нервы‑то мотаешь зря? – шутливо замахнулась она на меня рукой.

Я в шутку сделал вид, что испугался. Потом оба рассмеялись.

– Да, Паша, очень хорошо ты меня сейчас разыграл, – сказала Вера, улыбаясь. – Но, видимо, ты хочешь, чтобы я растолстела, как корова. Что ж ты мне такой огромный рулет‑то притащил?

– Ой, Вера, как будто я не знаю, как вы тут в редакции газеты работаете. Уйду я только, ты позовёшь ещё человек шесть. Посидите, чайку со сладким попьёте.

– Ладно, ладно, – замахала руками Вера. – Да, ты прав. Так всё оно и будет. Не тащить же его домой. Нехорошо будет выглядеть перед другими коллегами.

Посидели, поболтали. Конечно же, ей было очень интересно узнать мои впечатления о Кубе.

Рассказал я всё очень дозированно – из общения с Фиделем и Раулем сугубо про то, что будет потом в той статье, что завтра принесу Ландеру. Да про то еще, какие там пляжи шикарные, но есть серьёзная напряжёнка с фруктами, если не знаешь, у кого их можно приобрести.

В общем, нормально поболтали. Приятно было очень общаться с ней. Видно было, что Вера искренне расстраивалась в ожидании того, что меня вот‑вот выкинут из редакции «Труда».

Поговорили также о возможных темах для моих следующих статей. Вот одна за счёт этой совместной публикации с Ландером за декабрь уже будет, но надо мне ещё парочку подать в редакцию.

Собственно, Вера мне тут же предложила тему для одной из новых статей – к годовщине Конституции пятого декабря.

«Правда, не очень я люблю такого рода темы. Это только кажется, что набери побольше общих фраз про то, какие права и свободы гарантирует советская Конституция – и вот у тебя уже и статья готова. Так‑то оно так. Но не люблю я со штампами работать, это у меня всю душу выматывает. Мне хочется, чтобы в статье моя индивидуальность ярко чувствовалась, моё отношение ко всему этому».

А с другой стороны, подумал я, интересный вызов моему творческому потенциалу. Кто мешает мне попробовать вложить свою душу и в тот формальный текст, которого от меня ожидают по достаточно формальному для многих поводу?

«Сделаю акцент на тех положениях Конституции, которые мне самому глубоко по душе. Всё же, если право болтать всё, что хочешь, на площади перед Кремлём в Советском Союзе серьёзно ущемлено, то многие другие права, напротив, достаточно сильно развиты по сравнению с любой другой страной мира. Вот про это и напишу. И, по идее, тогда хорошая статья должна получиться – авторская, с чётко видимым моим почерком».

Поблагодарил Веру за идею, пообещал максимум в среду принести готовую статью на эту тему. Попрощался с ней, поблагодарив ещё раз за неравнодушное отношение к нашей совместной работе, и уехал из редакции «Труда».

Дочитали главу – порадуйте автора, поставьте книге лайк, если еще не сделали этого раньше! Вам несложно, а мне – приятно!!! https://author.today/work/511518