Ревизор: возвращение в СССР 48

Глава 13

Москва, Лубянка

Председатель КГБ сидел у себя в кабинете, и в ожидании прихода Вавилова вспоминал о сделанном вчера докладе на Политбюро. Прикидывал, как все прошло, и все ли факторы он учел при долгой подготовке к нему.

Юрий Владимирович Андропов дураком отнюдь не был. Дурака на такую позицию, как председатель КГБ, точно бы не назначили – слишком чревато было бы для Советского Союза.

Поэтому он понимал, что доклад, в котором будет явно непопулярная идея, которая заведомо не встретит отклика у большинства членов Политбюро, необходимо закончить чем‑то ударным, что Политбюро понравится.

А то глупо – для того, чтобы в будущем получить какие‑то преимущества, заявив: «я же предупреждал», – сейчас снижать свой авторитет в Политбюро, говоря заведомо непопулярные вещи.

Так что доклад у него состоял из двух частей. В первой части он выступил с предостережением о недопустимости расходования инвалюты на банальное зерно и туалетную бумагу. А во второй изложил концепцию ядерной зимы, которую придумал один из сотрудников Вавилова. Начальник того самого отдела, где работал майор Румянцев, подполковник Кутенко. Лично он с ним еще не встречался, но подумывал над этим, уж больно хорошую тот придумал идею…

Андропову она очень понравилась, и он был уверен, что это как раз тот вопрос, который будет очень благожелательно встречен другими членами Политбюро.

Конечно, хотелось ему ещё и похвастаться тем, что резидентами КГБ приобретены акции, которые очень сильно выросли по своей цене. Что позволит комитету заработать неучтённые миллионы долларов на различные операции за рубежом.

Но ему хватало ума понять, что будет дальше. В следующий раз, когда он обратится за дополнительными фондами в валюте на операции за рубежом, ему это тут же припомнят и велят покупать побольше других прибыльных акций. Чтобы, делая хорошие деньги на них, самостоятельно финансировать свою деятельность.

Так что в докладе были только два этих важных вопроса. За исключением обычно небольшой сводки по количеству выявленных КГБ шпионов на территории СССР.

Повестка Политбюро, естественно, формировалась далеко не им. Так что его доклад шёл третьим – после докладов по линии Министерства обороны и доклада о состоянии сельского хозяйства.

Первый доклад делал Кириленко, ответственный как раз за военно‑промышленный комплекс. Андропов был уверен, что доклад, конечно, во многом был написан специалистами Гречко с привлечением лучших специалистов Косыгина. Но уж как есть, так есть.

Второй доклад делал Кулаков, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС.

Оба доклада были достаточно бравурными. Докладчики старательно избегали упоминания всякого негатива. Уж кому, как не Андропову, было об этом прекрасно знать. Ведь весь этот негатив был им старательно собран на всякий случай. Вдруг тот же самый Брежнев, нахмурив брови, спросит, есть ли у комитета что-то важное по этим направлениям, о чем ему нужно знать?

Но какой ему смысл самому об этом упоминать, если Кириленко и Кулаков очень влиятельны? В особенности Кириленко. А ведь любая критика в его адрес тут же заставит и Гречко возмутиться.

Да и понимал прекрасно Андропов, что уж вряд ли тот же Брежнев, да и любой из членов Политбюро, кто мало‑мальски этими вопросами интересовался, не имел возможности узнать про весь этот негатив, который имелся. Было бы желание, и помимо его офицеров нашлось бы кому нарыть его для генсека. Вот то же МВД из шкуры бы вылезло, но расстаралось бы… И без его специалистов у них для этого своих следователей вполне хватало. Но если на Политбюро эти вопросы не поднимают, значит, всех всё устраивает.

А решишь вдруг сам с критикой вылезти, то сразу приобретёшь репутацию неуживчивого человека, который постоянно ищет недостатки у других. Так можно запросто из Политбюро и вылететь. Тем более что он в него попал совсем недавно, в отличие от других его членов, многие из которых были настоящими старожилами. И естественно, в силу этого ожидали к себе определённого уважения с его стороны, как и со стороны других новичков.

Андропов приступил к докладу. Всё у него было продумано: две минуты на предостережение о том, что нельзя расходовать полученную от продажи нефти за рубеж валюту ни на что, кроме строительства средств производства, да и то связанного главным образом с решением проблемы дефицита.

Три минуты на часть доклада про ядерную зиму, в котором всячески подчёркивалось, как распространение этой концепции на Западе позволит заставить миллионы лояльных правительству граждан западных стран перестать поддерживать агрессивные планы своих правительств в отношении Советского Союза и начать выходить на антивоенные демонстрации.

Ну и буквально полминуты в конце – про успехи КГБ на прошедшей неделе. Жаль, но особо похвалиться не было чем. Впрочем, всегда были способы подать информацию в выгодном свете, и он ими умело пользовался… Не было арестов шпионов? Ну так можно сказать, что ведется тщательная слежка за всеми выявленными резидентами вероятного противника на территории СССР. И отчитаться количеством завербованных за рубежом агентов, а их вербовали каждую неделю сотнями…

Андропов никогда не был сторонником длинных скучных докладов, от которых все зевают и практически уже ничего и не слушают. В его случае, правда, к счастью или к несчастью, когда выступает председатель КГБ, все же люди вынуждены внимательно слушать то, что он говорит. Уж больно специфическое у него ведомство, чтобы клевать носом, как на докладах по сельскому хозяйству.

Наконец словами «Доклад закончил, товарищи», он завершил выступление.

– У меня есть вопрос к товарищу Андропову, – тут же заговорил Косыгин. – Идея, что валюту надо расходовать тщательно, конечно, очень привлекательна. Но, учитывая, какие суммы мы планируем выручать от продажи нефти, я очень сомневаюсь, что нам удастся купить столько заводов за рубежом.

Капиталисты просто‑напросто не продадут нам их. Вы же знаете, как они тщательно контролируют любое оборудование, что идёт на продажу в Советский Союз. Каждая сделка по этому поводу серьёзно тормозится в столицах западных стран.

То есть мы, даже захотев потратить суммы такого объёма, что выручим от продажи нефти, на западные станки, не сможем это чисто физически сделать. Или, может быть, я не совсем понял выступление товарища Андропова на эту тему?

Такой вопрос Андропов предполагал. Поэтому и ответ на него тоже у него уже был готов. Он сразу же его и озвучил:

– Алексей Николаевич, конечно же, я в курсе тех проблем, что нам создаются при покупке новейших станков на Западе. В особенности учитывая тот факт, что Комитет государственной безопасности не раз и не два помогал Совмину закупить то, что необходимо промышленности Советского Союза, через различные обходные схемы, оформляя закупки формально на те страны, в которых их можно продавать, и доставляя потом окольными путями в СССР.

Но хотел бы вам напомнить, что очень хорошие станки имеются не только в странах Запада, но и в странах социалистического лагеря.

Простейший пример: на обувных предприятиях Чехословакии делают обувь, которую с удовольствием хотел бы купить практически каждый гражданин Советского Союза.

Если мы не в состоянии произвести обувь такого же качества, которая будет также популярна у нашего населения, и закупаем эту самую обувь, которая является страшным дефицитом в СССР, то надо выяснять, в чём конкретно проблема. Станки у нас плохие или работать просто не умеем? Может, станки хорошие, но мы просто принципиально не хотим делать на них такую же хорошую обувь? Но если дело всё же в станках, то давайте закупать их в социалистическом лагере.

Кстати говоря, я немножко ознакомился с вопросом и точно знаю, что сотни предприятий в Советском Союзе будут счастливы приобрести станки в Чехословакии, Венгрии или Польше, считая их намного более подходящими для изготовления качественной продукции, чем наши отечественные станки.

После такого жесткого ответа, других желающих критиковать это предложение Андропова не нашлось. Более того, Суслов неожиданно для председателя КГБ поддержал его предложение, сказав, что массовые закупки в странах соцлагеря за инвалюту укрепят дружбу народов в СЭВ.

И было также еще несколько выступлений, на которых все единодушно поддержали новую спецоперацию «ядерная зима». И тихо и спокойно проголосовали против того, чтобы запретить закупки бытовых товаров за инвалюту, вырученную от поставок нефти…

***

Москва

Естественно, что со звонком к режиссёру я тянуть не стал, тут же его и набрал.

Повезло – он был на месте. Сразу же с ним и переговорили. Едва услышав, что я тот самый Павел Тарасович Ивлев, которого так ждали на ЗиЛе, он тут же загорелся подлинным энтузиазмом. Никаких деталей по телефону обсуждать не захотел и попросил о немедленной встрече.

Да, это Советский Союз. Тут многие не привыкли, как в XXI-м веке, обсуждать важные вопросы по телефону. Работа спокойная, государственная, никто никуда не спешит. Темп жизни совершенно другой, чем в будущем.

Ну что же, тянуть я с этим не собирался, так что тут же и договорились, что встретимся через полчаса в кафе около его студии.

Кафе именно он предложил, извинившись, что своего кабинета у него нет. Сидит он с тремя коллегами, и в помещении часто бывает достаточно шумно.

Это для меня, конечно, стало определённым откровением. Обычно в Советском Союзе студиям кинофильмов выделяют огромные здания, тем более это столица. Тут всё по‑щедрому.

Сколько же у них этих режиссёров, что они их по четверо в одну комнату загоняют? Хотя вполне может быть, что там эта комната размером в сотню квадратных метров, и сделано это вполне целенаправленно. В рамках какой‑нибудь коммунистической теории организации рабочего пространства, сознательно избегали отдельных кабинетов для представителей творческих профессий. Может, считали, что они должны почаще друг с другом общаться, чтобы совершенствоваться… Ну как эти квартиры с кухоньками по пять метров, которые массово строили, исходя из концепции, что нормальный пролетарий на заводе в столовку ходить будет, к чему ему тогда дома нормальная кухня?

С моей точки зрения, так себе идея. Всё же творческая работа требует тишины. Не представляю, насколько дольше я писал бы эту пьесу для «Ромэна», если бы в одном помещении со мной ещё три человека своими делами занимались, нисколько не заботясь о том, что мне нужна тишина. Ну ладно, я нынешний с крепкими по молодости нервами мог бы и уйти в себя сейчас достаточно глубоко… А лет так в пятьдесят что делать?

Евгений Петрович оказался тощим и белобрысым. И хотя я сразу понял по его повадкам, что ему уже лет тридцать, выглядел он так, как будто ему не больше двадцати – гораздо больше студентом, чем я сам.

Возможно, этому способствовали его пухлые щёки и то, что волосы находились в творческом беспорядке на голове. И походка у него была такая забавная, прыгающая. Словно пацан резвится молодой, пародируя какого-то старика с артритом…

Я пришёл первым, так что на столе у меня уже был томатный сок. Он взял себе молочный коктейль с булочкой с маком.

Мы приступили к обсуждению. Я терпеливо изложил уже в четвёртый раз за это утро свою идею. Он молча слушал, кивал, а потом его глаза просияли:

– Павел Тарасович, а на самом деле это же великолепная идея! Мы же сможем показать технологию создания важного с точки зрения идеологии спектакля! От нас же как раз такое требуют, не обращая внимания на специфику нашей студии!

В общем, Востриков моей идеей полностью проникся. Одобрил её тут же, в блокнот записал вслед за мной основные моменты моего предложения по экранизации этого самого монтажа, который он принципиально именовал именно спектаклем. Признаться, меня тоже на заводе удивил этот «монтаж», когда мне поручили его продумать. Видимо, на студиях этот термин уже не в ходу.

Востриков записал себе также мой домашний телефон, пообещал держать меня в курсе. Залпом допив коктейль, до которого до этого практически не притронулся, он схватил так и не съеденную булочку, и убежал обратно на свою студию.

Одобрительно посмотрел ему вслед: явно человек находится на своём месте, он создан для творческой профессии, а не просто отбывает номер на своей студии. Ему реально интересно снимать фильмы. Приятно, что ему понравился мой замысел. Также он одобрил и предварительное название этого фильма, которое я тоже предложил: «За кулисами спектакля».

Ну а я сразу же поехал в нашу типографию. Эх, жаль, что Марьяна, нынешний директор, а когда-то еще и главбух типографии, специфический опыт работы имеет именно на небольшом предприятии. Хватка у нее железная оказалась, так что я с ней хотел бы поработать по той стезе, что с Захаровым предварительно согласовали. Но что она знает о бухгалтерии на большом заводе, со всеми ее особенностями? Придется все же уговаривать кого-то из тех, кого я уже присматриваю. Впрочем, если Ершова согласится, то на ней и остановлюсь…

Так что для меня эта поездка была необходима сугубо в рамках подготовки к очередному заседанию нашей группировки. Инспекция, так сказать…

Марьяна была на месте. Вообще на проходной случайно оказалась, когда я туда подошел. Эх, жаль, а то я хотел проверить, не удастся ли мне снова без пропуска пройти, как в прошлый раз.

Видно было, что удивилась, что я без звонка к ней пришел. Даже немного занервничала в первые моменты. Впрочем, долго это не продлилось, и как признак какой-то вины я это не воспринял – все же я начальство для нее, и замешательство вполне уместно в случае неожиданного визита. В прошлый раз она, кстати, еще больше моему неожиданному появлению напугалась. Впрочем, я тогда прямо к ней в кабинет зашел и выволочку устроил за то, что меня никто на проходной не остановил и не спросил, кто я такой и что тут делаю.

Прошлись вместе до ее кабинета, и я тут же спросил, есть ли уже подвижки по тому трехтомнику Майн Рида, что я ей в прошлый визит привез. Вместо ответа она полезла в шкаф и достала оттуда десять экземпляров первого тома.

– Уже вовсю печатаем, Павел Тарасович!

Вот у нее хватка железная, как я недавно и вспоминал! Был бы на ее месте по-прежнему Ганин, точно бы только еще готовился к тому, чтобы печатать начинать…

Попросил организовать мне экскурсию по производству, чтобы лично посмотреть, изменилось ли что-то с того раза, как я обход делал. Ну что сказать – стало чисто и уютно. Окна начисто вымыты, полы тоже, стены недавно видно, что заново покрашены. Люди работают в чистых халатах, перегаром ни от кого не несет.

Единственное, что пожалел только, что нельзя организовать при типографии магазин по реализации «бракованных товаров», как при заводах мы массово делаем. Увы, при тех официальных ценах, что выставлены на книги в СССР, это будет абсолютно нерентабельно…

От Марьяны тут же поехал на комбинат ЖБИ. Тоже без звонка. На проходной, правда, пришлось набрать приемную директора, тот был на месте и тут же велел меня пропустить. Дорогу я помнил, и с удовольствием увидел, пока шел к нему, что начали возводить новый цех. Видимо, для тротуарной плитки… Если так, то это очень быстро…

Баклашов, пока я к нему шел, уже и Пигарева успел к себе пригласить. Вдвоем с главным инженером стали мне рассказывать, что сделано с момента моего прежнего визита. Отчитались, что техника из ГДР придет уже через две недели, и к ее появлению усиленно, в две смены, новый цех строят. Да, то здание, что я увидел, им и оказалось.

– Успеете за эти две недели под крышу подвести и пол залить, чтобы сразу туда станки импортные занести? Главное же, чтобы под снегом не лежали и не ржавели…

– Вот этого у нас точно не будет, Павел Тарасович! – решительно сказал Пигарев, – мы их очень ждем. Так что если даже и не успеем, то на открытой местности валяться по-всякому не будут.

Отметил, что разговаривали со мной в этот раз очень уважительно. Совсем иначе, чем раньше. Весь тот скептицизм, что раньше присутствовал, хотя его тщательно и скрывали, куда-то взял и испарился… Ну да, пацан не только идею подал плитку делать тротуарную, пацан еще и щелкнув пальцами станки импортные раздобыл. Несколько месяцев для согласования поставок новеньких импортных станков и доставка их в СССР – это неслыханно мало по любым стандартным меркам. Они реально впечатлились возможностями нашей группировки, которые были запущены в ход сугубо по моему желанию. Баклашов, который в прошлый мой визит такой квелый был, что я предложил Захарову его с главным инженером местами поменять, и тот ожил. Или Захаров просто сделал ему последнее предупреждение, пока я на Кубе был, и он вспомнил, что тоже умеет работать? Это бы объяснило факт, что почему эти двое до сих пор не поменялись кабинетами…

Вряд ли это упущение Захарова, не мог он про те мои слова забыть. Скорее всего, он сделал ему предупреждение, потому что у Баклашова есть влиятельные покровители, которых он не хочет обидеть, понизив директора до главного инженера. Обычно такие вещи и ведут к тому, что на руководящих должностях сидят негодные к делу люди… И сами не работают толком, и другим мешают. Но мало ли, все же сумел добавить ему трудового энтузиазма… Это я точно пойму, когда в следующий раз приеду, и сопоставлю необычную его нынешнюю оживленность с тем, как он тогда будет на мое появление реагировать…

Показали мне документацию на новый цех, объяснили, где и что там стоять будет. Экскурсию по строящемуся цеху я, правда, не стал запрашивать. Рабочих там полно, сам видел, что работа достаточно энергично ведется. Нечего у них под ногами суетиться, когда станки через две недели уже приедут из ГДР…

Зашел перекусить в их же столовую, чтобы голодным не ехать лекцию читать по линии «Знания». Правда, Баклашов и Пигарев явно не поверили, что я просто решил у них пообедать, потому что пошли вслед за мной и сидели за столом со мной, пока я потреблял обед из трех блюд, компотик пили. Решили. похоже, что это тоже элемент проводимой мной инспекции… Чтобы порадовать их, сказал, что еда неплохая, но и без критики не обошелся. Спросил, почему окна изнутри не мыты, такое впечатление, с лета, а плакаты на стенах столовой уже так давно висят, что еще немного и их уже в музей можно передавать… Выцвели так, что уже трудно разобрать, что на них первоначально было изображено… Пообещали исправить к следующему моему визиту.

В Мослегавтотранс я позвонил еще с самого утра по телефону, что мне Ионов дал. Сказал, что у меня по времени получается так, что приехать могу на полчаса раньше, и спросил, будет ли у меня возможность посидеть где‑нибудь это время перед лекцией в тишине, чтобы не в машине снаружи завода ждать.

Профорг, с которым я разговаривал, сразу же оживился:

– Так зачем вам, товарищ Ивлев, вообще в машине сидеть? Мы всегда рады лекторам, приходящим к нам по линии общества «Знания». Давайте вас к директору нашему заведу, если у него время будет в это время свободное. Посидим там, пообщаемся, чайку попьём с конфетами.

Ну вот, легко и просто, как я и задумал, мой план переговорить с руководством Мослегавтотранса перед лекцией удался. Вот есть всё же в СССР большое очень уважение к лекторам по линии общества «Знания». Самое большое руководство считает для себя незазорным с ними пообщаться.

Приехал в Мослегавтотранс, как договорились с профоргом, на полчаса раньше. Тот меня даже и на проходной встретил. Хотя до этого просто номер кабинета называл, куда мне пройти нужно, видимо, в связи со сменой формата встречи.

Приди я минут за десять до лекции, мы бы с ним просто переговорили. Ну а теперь у меня уже официальный визит к его директору. Он, конечно же, тоже хочет присутствовать, чтобы снискать себе определённые бонусы от начальства за то, что его организовал.

Повёл меня в кабинет начальника. Правда, по дороге завёл к себе, чтобы пальто моё там оставить. У директора завязалась беседа о том, о сём. Я пока что и повода не нашёл для того, чтобы про пятый таксопарк словно невзначай спросить.

И тут вдруг начальник хлопает себя руками по ногам и говорит:

– Павел Ивлев, то‑то мне имя и фамилия знакомыми показались! Так это же ваша статья была в «Труде» по такси, вернее, даже фельетон, после которой нам как следует в исполкоме и в горкоме хвосты накрутили?